Дождь за окном, сердце бьётся. Эта песня, что в ней поётся? Может быть, новый день не начнётся, Может, завтра тут выглянет солнце... Я так устал бороться... Жить — это непросто...
— Господи, Зобнин, из какого места твои руки?! — нервно воскликнул Далер, пытаясь оттолкнуть парня от магнитофона. Они собрались на кухне практически в полном составе, чтобы послушать новости. Сегодня, определённо, что-то случилось, раз Игнашевич уже целый час сидел за своим столом, постоянно буча себе под нос нечто непонятное, с горькими всхлипами заливаясь водкой. В таком состоянии его обнаружил Саша, поэтому тут же поднял панику. На самом деле, все заметили, что обстановка вокруг была напряжённой. Люди на улицах шли, словно не разбирая дороги, врезаясь друг в друга и останавливаясь посреди общего движения, рассеянно оглядываясь по сторонам. Около банков росли огромные очереди, а москвичи массово старались почему-то закупиться дешёвой гречей. А ещё было очень тихо, никто особо не разговаривал, будучи погружённым исключительно в какие-то свои личные переживания. Это было странно, поэтому Игорь, как новый главный по этажу, собрал всех для того, чтобы разобраться. Удивительно, но никто из парней никаких ужасных новостей не слышал. Жизнь текла в своём привычном темпе: Лёша съездил на работу, где ему вдруг дали выходной, Андрей весь день читал книгу Ильи, почти закончив, кстати, Далер перетряхивал свой гардероб, выкидывая заношенное и старое, Игорь с Артёмом гуляли в парке, Марио ходил на почту, чтобы отправить письмо домой, Денис что-то весь день делал в комнате, пока Саша вместе с Ромой были в библиотеке по просьбе Ильи, который, как проснулся, так сразу сел за своё писательство, строча несколько дополнительных глав к своей книге, на случай, если её всё же напечатают, а Антон вообще спал. — Я не понимаю, эти помехи когда-нибудь закончатся? — спросил Ваня. Его, разумеется, тоже пригласили, ведь он жил на этаже. — Может, спустимся к Игнашевичу и узнаем всё от него? — Ага, он тебе что-нибудь пьяное промычит и пошлёт подальше, — хмыкнул Антон. — А вообще... — Тихо! Заткнулись все! — крикнул Илья, когда услышал среди помех внятный голос ведущего новостей. — Одна из главных тем сегодняшнего дня — заявление правительства Российской Федерации, — спокойно произнёс мужчина в динамик и ненадолго замолчал. — Четырнадцатого августа Президент России, Борис Ельцин, сделал заявление, что дефолта в стране не будет. Однако сегодня правительство объявило дефолт... Остальные слова ведущего никто уже не слушал. На кухне воцарилось тяжёлое молчание, продолжающееся до самого конца программы новостей. Парни замерли в том положении, в котором их застало объявление дефолта. Дефолт... Страшный экономический термин, понятный лишь немногим. Это означало практически полный обвал курса рубля и взлёт доллара. Вся страна осталась без денег в один миг. В девяносто седьмом уже была подобная ситуация, названная ещё страшнее и непонятнее — деноминация. Тогда с купюр исчезли нули, и десять тысяч в считанные мгновения превратились в жалкие десять рублей. Зарплаты стали выплачиваться новыми деньгами, а товары продолжали стоить, как раньше. Однако деноминацию пережить было проще, тогда были хоть какие-то деньги, а теперь... Теперь у страны не осталось ничего. Всё рухнуло. На языке экономики это называлось кризисом. А потом из магнитофона вдруг раздалась песня Пугачёвой «Позови меня с собой», и парни вздрогнули, выйдя из собственных мыслей. Далер молча выключил звук, снова погружая кухню в тишину. В гнетущую тишину, наполненную безысходностью. — Что такое дефолт? — осторожно спросил Рома. Все удивлённо уставились на него, но продолжали молчать, заставляя Зобнина нервничать. — Дефолт — это край, смерть, если хочешь, — мрачно выговорил Илья, а Денис с шумным вздохом откинулся на стену. — И как нам теперь жить? — поинтересовался Ваня. — Стипуху, кажется, выплачивать больше не будут... — А я только написал маме, что у меня всё хорошо, — вспомнил Марио. — Значит так, — Игорь, хоть и чувствовал себя не лучше других, пытался сохранять рассудительность. В конце концов, эмоции редко, когда исправляли положение. — У каждого из нас есть кое-какие деньги. Конечно, сейчас они станут копейками, но всё же. Предлагаю объединить их в один общий бюджет, чтобы тратить исключительно на необходимое. Другого выхода я пока не вижу. — И что будет считаться необходимым? — спросил Саша. — Еда, вода, спички, мыло... — Такое ощущение, что у нас не дефолт, а война! — мрачно усмехнулся Андрей. — Ладно, идея действительно здравая. Пойду тогда в банк, что ли, сниму свои миллионы. Вместе с ним кухню покинул Черышев, у которого некоторая часть денег также лежала под процентами. Конечно, Денис после смерти отца особенно не старался копить, ведь копить было незачем, но чисто для подстраховки всё равно решил сделать вклад. — Значит, теперь мою книгу вообще не напечатают, — Илья поджал губы. — Между прочим, они мне так и не заплатили за последний рассказ. — Можно я с тобой пойду? — спросил Рома. — Ты же сейчас пойдёшь за деньгами? — Нет, останусь здесь и через несколько недель сдохну от голода, — раздражённо ответил Кутепов. — Рома, хватит говорить чушь, прошу тебя. В это время Игорь полез в холодильник и шкафы, чтобы сделать список еды, которую теперь придётся экономить. Акинфеев понимал, что цены на продукты сейчас взлетят до небес, и они не смогут позволить себе даже самые дешёвые макароны, а любезные москвичи уже, наверное, снесли все полки в магазинах. Когда народ в панике, он действует согласно инстинктам. А сейчас всех беспокоит то, что они будут есть в ближайшее время. Далер сел на подоконник, сложив руки и смотря куда-то перед собой. Он ждал возвращения Андрея, ведь впервые не знал, что ему делать. Казалось бы, такой начитанный, всезнающий человек, как Кузяев, просто не мог паниковать, у него же на все случаи жизни было какое-то научное объяснение. Однако сейчас парень действительно растерялся. Буквально позавчера он отправил часть денег домой, а теперь жалел о своём поступке. Родители поняли бы его, они никогда не просили отчислять им суммы, но Далер, будучи примерным сыном, всё равно это делал. — Я столько времени работал в банке, — вдруг усмехнулся Лёша, — а не смог догадаться, что всё к этому идёт. Я же финансист, чёрт возьми, но ничего не понял! И как я буду работать потом? — Лёш, что ты несёшь? Скажи ещё, что это ты развалил всю экономику, — произнёс Антон. — Ты не понимаешь, я ведь слышал эти разговоры. Ну, от служащих. Они все говорили, что банку придётся закрыться. А я думал, что пронесёт. — Ты думал, как нормальный, здравомыслящий человек. Никто не знал, что так получится. — Тем более, три дня назад Ельцин говорил, как всё у нас хорошо, а дефолт придумали какие-то идиоты, — согласился Артём. — Я, наверное, в комнату пойду, — сообщил Марио. — Игорь, а мне обязательно принести деньги сегодня? — Чем быстрее, тем лучше, — сказал Акинфеев, пересчитывая пакетики чая в коробке. — Я постараюсь, просто... — но он не договорил, вдруг махнув рукой на свои слова. В дверях кухни Фернандес столкнулся с Федей, который только что вернулся то ли из ресторана, то ли ещё откуда-то. В общем, настроение у него было весьма приподнятым, а на лице блистала довольная полуулыбка, слово он выиграл в лотерею. — Привет, — радостно сказал он, доставая из холодильника бутылку воды. Парни посмотрели на него так, будто Смолов прямо при них убил человека. — Закрой и положи обратно, — жёстко произнёс Игорь. — Пожалуйста. — Что-то случилось? — Федя приподнял одну бровь, заметив-таки странное поведение своих товарищей. — Дефолт у нас случился, денег нет, еды тоже, скоро умрём, — констатировал Саша. Смолов аж сел на табуретку, не веря его словам. В отличие от того же Зобнина, он прекрасно себе представлял, что такое дефолт. — Поздравляю, кстати, — как-то особенно грустно произнёс Антон, поднимаясь. — Сказали, что доллар сейчас скакнёт процентов на десять, если не больше. Ты теперь миллиардер, Федя.***
Они старались жить, как и раньше, не обращая внимания на всё, что творилось вокруг. Подумаешь, дефолт, придумают ещё... Даже шутили на эту тему. Правда, после каждой шутки оставался какой-то неприятный осадок, будто что-то недосказали. Повисало молчание, и все отводили взгляды, стараясь найти какую-нибудь нейтральную тему, не касающуюся экономических проблем. Оказалось, что вся наша жизнь крутится вокруг экономики. — А я даже рад, что есть нечего, — сказал Артём, размазывая по тарелке гречу, чтобы казалось, будто её очень много. — Вот я столько жрал в своё время, аж толстеть начал. Правда, это же я после детдома был... Ну, не суть. Смысл в том, что сейчас я уже несколько кило сбросил. Это хорошо. Наверное... — он облизнул губы. — Или вот, например, Черышев. Денег на сигареты у него теперь нет, поэтому приходится отвыкать. А что, скажете, плохо? Зато здоровье поправляет. Напротив сидел Лёша, согласно кивнувший. Он, кстати, стал выглядеть значительно хуже, и о его здоровье беспокоились многие. Парень утверждал, что всё нормально, это бывает, просто организм ещё не привык себя ограничивать. — Братик, слушай, я что-то есть совсем не хочу, возьми, — Антон пододвинул к нему свою тарелку. — Нет, правда. Совсем не хочу. — Но ты не завтракал... — А я до сих пор есть не хочу. Далер мне на днях что-то про энергию рассказывал... А, вспомнил! В общем, из-за того, что я сегодня ничего не делал, то энергия, полученная с пищей, ещё не успела израсходоваться. — Слушай, Миранчук, мне всё интересно, — вдруг подал голос Ваня, стоящий у подоконника. — Ты же мутишь со Смоловым, а у него дохрена бабок, почему ты жрёшь со всеми и издеваешься тут над собой? — Потому что я не хочу видеть ваши страдания, — серьёзно ответил парень. — Если уж все в таком положении, то все и будем недоедать. В конце концов, как говорил Кирилл, мы — коллектив. — Что-то Федя от нас как-то откололся, — заметил Саша. Антон пожал плечами. Ему не хотелось говорить о деньгах Смолова, от которых он наотрез отказался. Миранчук вдруг посчитал это неправильным по отношению к другим парням. — Кстати, никто не знает, как зашивать носки? — поинтересовался он, переводя взгляд на каждого по очереди. — Так это же легко, — сказал Далер. — Ну, знаешь, я никогда в жизни этого не делал. Да, прикинь. Между прочим, я вообще был уверен, что благодаря отношениям с Федей я буду просто каждый раз покупать себе новые. А тут вот это... — Помните, мне Кирюха из Житомира носки привозил? — поддержал тему Артём. — Представляете, до сих пор целые! Умеют же делать. — Слушайте, у меня тут идея одна дурацкая появилась, — сказал Рома. — Я же вам всем кипятильники дарил. Вы ими хоть раз пользовались? — Представляешь, никогда! — усмехнулся Антон. — Абсолютно бесполезная вещь, жрущая электричество. — Тогда давайте их продадим, а? Ну, всё какие-никакие деньги прибавятся. — Это тебе с такими мыслями к Баринову, — подсказал Лёша. — Кстати, давно о нём слышно не было. Не разорился ли часом? Так они и жили, учась экономить еду и мыло, бросать вредные привычки, вроде курения, зашивать носки, думали о продаже какого-нибудь бесполезного хлама. А ещё часто вспоминали что-то из прошлого, желательно весёлое и забавное. Это казалось таким странным поначалу. Каждый год парни мечтали, чтобы поскорее наступил новый, а старый можно было бы забыть, как страшный сон. Кому хочется вспоминать о смерти отца, убийстве друга, любовных страданиях и прочем? Правильно, никому. Но вдруг выяснилось, что в те годы, помимо этого, происходило ещё много чего хорошего... А потом сломался Лёша. Для всех это было, как гром среди ясного неба, и только Антон знал, что рано или поздно, но они придут к этому. Лёша просто не мог физически так жить, его угнетало их положение, которое никак не исправлялось, а с каждым днём становилось лишь хуже. Лёша никогда не был сильным человеком. Он сам прекрасно понимал это. С самого детства парень не переносил никакого давления, тут же впадая в состояние, пограничное депрессии. Поэтому он не выносил ссор Антона и Феди, поэтому, когда брат злился на него, то никогда не повышал голос, прекрасно зная, к чему это может привести. Лёшина нервная система была слишком слабой, а окружающая обстановка только больше уничтожала её. Мало еды, мало света, душно, никаких радостных новостей, а парни, старающиеся всё сводить к шуткам, сами не слишком-то верили в светлое будущее. А ещё был Игнашевич, который теперь беспробудно пил, видимо, решив посадить печень и умереть, дабы не мучиться. Лёша постоянно видел его с бутылкой, и сердце парня сжималось, когда эта картина повторялась изо дня в день. Вокруг была лишь безысходность, полный мрак и никакой надежды, пусть и призрачной. В один из дней Лёша пришёл на работу, но там его встретило пустое помещение, всё перевёрнутое, с разбросанными по грязному полу вещами. На двери висела табличка о закрытии. Оказалось, банк объявил себя банкротом, оставив кучу людей безработными и нищими. Никаких компенсаций, разумеется, не предвиделось. И тогда Лёша понял, что это край и он больше не может. Сначала Антон испугался, ведь последний раз в таком состоянии брат был ещё в школьные годы. Тогда их отец начал пить, и у них постоянно случались ссоры с матерью, доходившие порой до битья посуды и уходов из дома. Лёша тогда очень сильно беспокоился, не мог думать ни о чём, кроме проблем в семье, поэтому стал плохо учиться, прогуливать школу, уходя на работу к отцу, чтобы уговорить его вернуться домой. Миранчук всегда верил, что слова могут исправить любую ситуацию. В те годы его убеждениям пришлось рухнуть, ведь ни одно из них не оказалось верным. У Лёши даже истерики были какими-то неестественно тихими, поэтому сразу догадаться о том, что что-то не так, было практически невозможно. Но Антон, проживший с братом целую жизнь, сразу всё понял. Он не отходил от него ни на секунду, всеми силами стараясь убедить, что всё не настолько плохо и даже намечаются какие-то улучшения. Миранчук безбожно врал, но он верил, что это была ложь во благо, ведь главное сейчас вернуть брата. Остальные парни старались ему всячески помогать, разыгрывая каждый день весёлый театр для Лёши, где показывали, насколько сильны изменения. Федя смотрел на всё это безумство, но не вмешивался, прекрасно зная, что только испортит представление. Ему было больно смотреть, как Игорь, скрепя сердце, отдавал чуть ли не половину общего бюджета, чтобы Артём сходил в магазин и купил чего-нибудь недорогого для ужина. Дзюба должен был постараться потратить поменьше денег и взять продуктов побольше, а то Лёша мог догадаться, что всё на самом деле очень и очень плохо. Далер каждое утро бодро передавал новые вести из газет, с улыбкой сообщая, что предприятия уже так массово не закрываются, а Денис вообще не давал Миранчуку включать на магнитофоне что-либо, кроме музыки. И Лёша чувствовал, что все эти перемены были странными и немного неожиданными, но сам себя уговаривал верить, и самовнушение давало плоды. А вот Черышев уже несколько дней подряд порывался наплевать на нехватку денег и пойти в ближайший ларёк за сигаретами. Бросать курить оказалось очень сложно, а парень не думал, что делать это придётся так скоро. Зато Марио ежедневно хвалил его и говорил, насколько это верный поступок. Помимо этого, Денис ещё чувствовал себя предателем, ведь не внёс в общий бюджет практически ни копейки. Когда он пошёл в банк, то ему сообщили, что все деньги будут выдаваться в порядке очереди, а Черышев чуть ли не последний в списке из-за своей фамилии. Парень отстаивал в этой очереди длиной в километр по нескольку часов каждый день, а потом банк объявил себя банкротом. Всё пропало, и Денис остался с пустыми карманами. Игорь нисколько не злился на него, он всё прекрасно понимал, но это не спасло Черышева от бесконечного самокопания. Рома пытался продать кипятильники на блошином рынке, где стоял вместе с Ильёй, выкрикивая какие-то глупые зазывательные стишки, придуманные Кутеповым накануне. Парень был удивлён, когда Илья согласился пойти вместе с ним, ведь тот всегда считал себя выше этого. Но сейчас они стояли вместе посреди площади, отмораживая себе руки на холодном октябрьском ветру и срывая голоса в попытках привлечь покупателей. Но никто не подходил, ведь люди сами стремились что-нибудь продать и хоть немного заработать. — Ничего, Ром, может, завтра повезёт? — успокаивал его Кутепов, пытаясь растереть замёрзшие пальцы парня между ладонями. — Ничего у нас уже не получится! Ничего! — устало сипел тот сквозь слёзы отчаяния. Артём же занялся продажей своей машины, но и она никому была не нужна. Во-первых, старые «Жигули» в принципе не могли привлечь много желающих. Во-вторых, сейчас все думали о том, хватит ли им денег хоть на хлеб, какая уж тут машина! Но Дзюба сдаваться не привык и до последнего пытался сдать её хотя бы на металлолом. Конечно, он делал это сквозь слёзы и боль, ведь «Жигули» напоминали о Саше, о том времени, когда всё было хорошо и спокойно. Наконец, объявился какой-то мужичок, который обещал «позаботиться» о машине. Заплатил он немного, довольно сильно снизив изначальную цену, предлагаемую Артёмом, но это тоже были деньги. Сейчас приходилось радоваться любой копейке. — Тём, зачем? Оставил бы её, если так дорога, — говорил Игорь, гладя его по плечам. Дзюба молчал, закрыв лицо ладонями и чувствуя странную пустоту на душе. Для него продажа машины равнялась предательству Кокорина. Артём столько раз защищал его от пацанов в детдоме, но не смог уберечь от различных проступков, от тюрьмы, а теперь ещё и память о нём уничтожил. Когда о произошедшем узнал Смолов, как всегда последним, то его терпение окончательно подошло к концу. Федя решил действовать, ведь у него были возможности и деньги.***
Семнадцатого октября надо было отметить день рождения Лёши и Антона, потому что замять этот праздник невозможно, иначе Лёшу всё-таки не спасут. Артём отказался от собственного дня рождения, и даже Марио пожертвовал торжеством ради братьев, вернее, ради одного из них. Антону и самому сейчас праздник был не нужен. — Я мог бы приготовить торт, — рассуждал Игорь. — Но у нас нет денег на ингредиенты. Тем более, на крем. Нет, есть вариант тупо сварить сгущёнку, например, но и её надо купить. — Значит, пойдём и купим, — решительно сказал Денис. Весь день Акинфеев занимался праздничным столом, в чём ему помогали остальные, пока Лёша гулял где-то с братом. Игорь успокаивал себя мыслью, что это необходимые жертвы, ведь пусть лучше Миранчук придёт в норму, а они чуть-чуть потом не поедят. Человек всегда дороже. — Далер, последи за сгущёнкой, пожалуйста, я отойду ненадолго, — попросил парень. Кузяев кивнул головой, перелистывая страницу учебника. Поскольку во внимательности Далера Игорь был не уверен, то к нему в компанию он оставил Рому. Зобнин включил какую-то музыку на магнитофоне, пытаясь подпевать под неё, ведь так следить за сгущёнкой, определённо, веселее. — Рома, ты почему ещё не собрался? — спросил Илья, стоя в дверях с пакетом, в котором лежали до сих пор не проданные кипятильники. — Ты забыл, что мы сегодня опять идём на рынок? — Ой, прости. Тут Игорь попросил Далера посмотреть за сгущёнкой, а я ему помогаю... — Далер и сам справится, да? — Кузяев снова кивнул. — Всё, пойдём. Нам же ещё не поздно вернуться надо. В компании учебника Далер просидел около получаса. А потом пришёл Андрей, сообщающий, что парню звонят из дома, и Игнашевич просит подойти. Кузяев пулей вылетел с кухни. Конечно же, проклятая сгущёнка решила незамедлительно перевариться и взорваться, забрызгав всю кухню. Все парни тут же повыскакивали из комнат на звуки, и, ко всему прочему, именно в этот момент вернулись Лёша с Антоном. — Да, со стен я ещё не ел, — окинув кухню взглядом, произнёс Артём. — Так-то вкусно, — пожал плечами Саша, слизнув с пальца сгущёнку, которая только что была на столе. — Как это произошло? — поинтересовался Ваня. — Да пропади оно всё! — вдруг выкрикнул Игорь, не выдержав. Он со злости пнул табуретку, продолжая что-то кричать про то, как раньше всё было хорошо. Поскольку Акинфеев сейчас себя совсем не мог контролировать, то высказался и по поводу Лёши, из-за которого пришлось идти на такие жертвы. Миранчук прислонился плечом к стене, не веря своим ушам. Конечно, он предполагал, что парни ему врали, но не до такой же степени. По щекам парня медленно катились слёзы. — Зачем? — спрашивал он, вытирая их ладонью. — Почему вы занимались этим? — Чтобы ты в депрессию не впал, — развёл руками Денис. — Это, знаешь ли, не очень хорошо. — Но какое вам дело до меня? — Да, блять! — снова воскликнул Игорь. — Потому что мы — коллектив, мать твою. Нам не плевать ни на одного из нас. Даже на Ваню! Думаешь, мы могли бы оставить тебя в таком состоянии? Да я лучше удавлюсь, чем позволю кому-либо здесь впасть в депрессию или сдохнуть от, скажем, голода, блять. Лёша заплакал ещё сильнее, потому что слова Игоря всегда были такими... такими... такими проницательными, достигали буквально до самых глубин души. Миранчук вдруг осознал, сколько проблем он доставил другим своими загонами, но парни всё равно его не бросили. За это он был готов отдать свою жизнь за каждого. — Что тут произошло? — в коридоре стоял Федя с сумкой через плечо, которая была набита чем-то под завязку. — У нас сгущёнка взорвалась, — сказал Саша. — Прекрасно, — Смолов прошёл вглубь кухни, посмотрел на испачканный стол и начал тщательно вытирать его салфеткой, чтобы поставить на него сумку. — В общем, я не могу спокойно смотреть на всё это. Знаете, я, может, и мудак конкретный, но у меня тоже есть чувство сострадания. И вообще мы друзья, вроде бы. Поэтому вот, — он расстегнул молнию и начал доставать из сумки пачки денег. — Так, это вам, — Федя передал несколько пачек Артёму, Игорю и Саше. — Это для Марио. Черышев, держи, — Денис нехотя взял деньги. — И рожу проще сделай, я тут тебе ещё сигарет достал. Антон, это твоё. Лёша, — он положил объёмную пачку рядом с Миранчуком. — Ой, чёрт, чуть не забыл! Артём, ключи от твоего ведра. — Откуда? — удивился Дзюба. — Я нашёл того мужика, которому ты машину сплавил. Он её чуть на запчасти не отдал, прикинь? В общем, я твой жигуль обратно купил. Там, во дворе стоит. Что ещё? А! Не забудьте передать оставшееся Илье с Ромой и Далеру с Андреем. Сейчас я к Игнашевичу схожу, ему тоже надо деньги передать. Не дай бог, сопьётся... Жалко всё-таки. И у меня в машине ещё продукты были, занесу потом. — Федя, где ты всё это взял? Банки же закрываются, да и очереди там по нескольку дней стоят, — спросил Антон. — А у меня свой банк. Можно сказать, личный, — и ушёл к Игнашевичу с двумя пачками. Лёша громко шмыгнул носом и вытащил одну купюру из своей доли. Он покрутил её в руках, задумчиво разглядывая, будто впервые видел деньги, а потом вдруг громко рассмеялся, продолжая сжимать бумажку в ладони. — Ты чего? — с опаской спросил Антон, кладя руку на плечо брата. — Они даже настоящие!