Отпустить, не любить. Но как сердцу всё забыть? Ложь твоя, как в бездну шаг. Слёз моих не увидишь ты, Но эхом из пустоты мой крик!
Когда Смолов положил на стол Игнашевича две объёмные пачки денег, то мужчина даже отставил в сторону стакан, в котором было несколько граммов водки. — Что это? — спросил вахтёр, с осторожностью рассматривая купюры, лежащие стопками. — Ты зачем это сюда положил? — Это вам, Сергей Николаевич. Да, знаю, у нас с вами отношения не особенно складывались всё это время, но я не могу смотреть на то, как вы загоняете себя в могилу. Вы нужны этому общежитию, и я надеюсь, что мои вложения помогут. Мужчина поморгал глазами, пытаясь осознать слова парня. — Ты проспорил кому-то, что ли? — Почему? Я просто хочу помочь. — Себе лучше помоги, я не возьму. Неизвестно ещё, каким образом ты эти деньги достал. Я ваш криминальный бизнес знаю! — вахтёр отвернулся к окну, снова протягивая руку к стакану. Федя перегнулся через стол и резким движением опрокинул стакан на пол, разбив его. Игнашевич закусил губу, пробарабанив пальцами по подоконнику. — Сергей Николаевич, — уже с большим напором произнёс Смолов. — Я ведь не уйду отсюда, пока вы не возьмёте деньги. — Значит, помрёшь тут, — раздражённо хмыкнул мужчина, наклоняясь, чтобы собрать осколки. — Одним бизнесменом меньше, всё полегче стране будет. — Ладно, видимо, нормального диалога у нас не получится. На что я вообще надеялся? У вас же принципы важнее собственного здоровья! — А ты на меня не ори, не дорос ещё. И хлам этот свой отсюда забери, а то выкину к чёрту. Мне ваши кровавые деньги не нужны. — Да с чего вы взяли, что я из-за них кого-то убил? — Ну, не ты убил, так твой папаша. Слышал я про все эти ваши дела, в новостях иногда полезные вещи говорят. — Хорошо, за отца я ручаться не могу. Вы правы, деньги действительно ещё он в банк вносил. Но неужели вам не дорога жизнь? С каких пор вы решили заделаться местным алкашом? — А мне всё равно помирать скоро, отжил, как говорится. Федя закатил глаза, понимая, что, кажется, все его аргументы будут абсолютно бесполезны. Если Игнашевич решил помирать, значит, помрёт. Но вдруг к Смолову пришла одна интересная мысль. — Ладно, Сергей Николаевич, не хотите брать деньги — не берите. Ваше право, — парень сгрёб пачки в кучу. — Но общежитию я всё равно помогу. — Какой порыв альтруизма! И что же ты сделаешь? — Я куплю его. Если я буду хозяином общаги, то смогу её финансировать, следовательно, отремонтирую тут всё, перестрою, как захочется... Вы же всё равно помирать собрались, так и вахтёра нового найти придётся. — Слышь, ты даже не думай меня шантажировать... — Боже, Сергей Николаевич, какой шантаж! — всплеснул руками Федя. — Я абсолютно серьёзно говорю. Вахтёр вдруг положил руку поверх пачек с деньгами, сжав губы и произнеся: — Что ж, уговорил. А теперь пошёл отсюда, и чтобы я тебя ещё неделю не видел. — Хоть месяц, — улыбнулся Смолов. Это было семнадцатого октября, вечером которого Саша лежал на своей кровати, задумчиво смотря в потолок и не понимая, почему он до сих пор живёт в комнате с Денисом и Марио. Игнашевич обещал, что в комнату Кирилла ещё в конце августа заедет какой-то парень, только-только поступивший в университет. Однако ни в августе, ни первого сентября, ни двадцатого октября никто никуда не заехал. Если бы не дефолт и все эти тяжёлые дни, то Головин давно бы поинтересовался у вахтёра о причинах задержки, быть может, студент отказался, нашёл себе что-нибудь получше, и Саша давно уже мог спокойно переехать. — Ну да, он чуть-чуть позже приехал, — кивнул вахтёр. — Да, почти на два месяца позже... Но приехал же. — Когда он приехал? — возмущался парень. — Что-то комната пустая стоит. — Так сегодня же утром... — Игнашевич полез в ящик за какими-то списками, в которых указывалось, кто и когда въезжал в общежитие. — Вот смотри, роспись его тут стоит. Дмитрий Баринов. Вы же вроде знакомы должны быть. — Баринов? — удивился Саша. — Так он же на четвёртый курс перешёл, а вы сказали, только поступил... — Значит, наврал этот ваш Дима. Ну всё, разобрались. Иди давай, у меня ещё дел много. Баринов действительно переехал в комнату Кирилла, причём, при абсолютно неясных обстоятельствах. Он уже кучу лет был прописан в коммуналке в Мытищах, где он родился и вырос, поэтому комната в общежитии ему по определению не полагалась. Однако каким-то немыслимым образом Дима умудрился отхапать себе дополнительное жильё, в которое приехал чуть ли не с рассветом, перетащив весь свой скарб, накопленный в течение жизни. — Ты что, всё это время присматривался? — спросил Артём. — Ну, можно и так сказать, — кивнул Дима, пытаясь втиснуть в кухонный шкаф жестяную коробку с какими-то опилками, громко называемыми чаем. — А если серьёзно? — Антон стоял у двери, скрестив руки на груди и не давая другу выйти в коридор. — Что-то ты странный какой-то. То не появляешься месяцами, неизвестно, жив ли вообще, а то вдруг сюда переехать вздумал. У тебя же отличная комната, соседи-алкаши классные, вы там самогоном занимаетесь. — Знаешь, всё в жизни меняется, — развёл руками парень, как-то странно улыбнувшись. — Вот надоело мне с родаками комнату делить. Деньги были, взял и съехал от них. — Откуда же у тебя деньги после дефолта? — поинтересовался Денис, сощурив глаза. — Так я копил... Торговля много приносит... — А на звонки наши почему не отвечал? — тут же включился в допрос Лёша. — Может, мы волновались. — У меня телефон украли... — Домашний телефон, который у вас один на семь комнат? — усмехнулся Антон. — Бара, заканчивай хрень нести, какие проблемы ты собираешься нам подкинуть? Дима бегал взглядом по лицам парней, не находя защиты ни в одном из них. Разве что Марио, стоящий около окна, просто ничего не понимал, поэтому не мог как-то определённо выразить свою позицию по отношению к происходящему. Но надеяться на Фернандеса, всё равно что довериться табуретке. — Ладно, — Баринов поднял руки, как бы сдаваясь. — Да, у меня сейчас есть кое-какие проблемы, которые привели меня сюда. Дело в том, что из-за этого сраного дефолта моя компания, продукцию которой я продавал, обанкротилась, а я, как и все работники, согласно договору, должен был возместить им некий ущерб. В общем, мне надо вернуть им деньги равные стоимости не проданного мной товара. Но из-за этого дефолта моя семья и я также потеряли практически все свои сбережения, и, понятное дело, ничего и никому я вернуть не могу. Тогда мне стали названивать непонятные люди с угрозами, мол, если я не верну долг, то они его из меня выбьют. Потом нам расписали дверь краской, потом эту дверь подожгли... В конце сентября нам в окно кинули камень с запиской... Понимаете, я же хочу обезопасить своих родных, поэтому планирую какое-то время пересидеть здесь, скрыться от этих людей. Они же точно не знают про общагу... — Ты, блять, совсем больной или как?! — воскликнул Антон. — Ты хоть понимаешь, что с нами из-за тебя может случиться?! — Ой, Тох, да всё будет нормально. Я же говорю, про вас никто не знает... — Пиздец ты тупой! Долбаёб, ой, долбаёб... Это же сраные коллекторы, они же всеми способами долги из людей достают. — Я, кстати, слышал, что могут даже какого-нибудь человека похитить, — кивнул головой Денис. — Вроде бы, случай один был, когда какой-то мужик деньги не вернул, а у него дочь украли и говорили, что отрежут ей пальцы, если денег не будет. И отрезали, знаешь. Потом в конверте ему прислали, а он от сердечного приступа умер. — Да чушь полная, — отмахнулся Баринов, нервно усмехнувшись. — Напридумывают, конечно... — Выметайся отсюда! — крикнул на него Антон, хватая друга за плечи и толкая к выходу. — Вали нахер! Я не хочу, чтобы из-за тебя, дебила, меня или кого-либо ещё грохнули! — Тоха, хорош паниковать. Можно подумать, ты прямо что-то в этом всём смыслишь. — Поверь мне, смыслю, блять! Мне однажды уже плечо прострелили, второй раз как-то не хочется! — А что происходит? — в коридоре стоял Ваня, и именно в него влетел Дима. — Этот ебанат хочет к нам коллекторов привести! — крикнул Антон. — Да к вам ещё попасть надо, — хмыкнул Баринов. — У вас на вахте такой авторитет сидит, я бы вообще лишний раз сюда не совался. С тех пор прошла неделя, коллекторов не было, Дима, разумеется, не съехал. В знак протеста Миранчук с ним перестал разговаривать, чтобы друг знал, как в стресс вводить. На всякий случай, уговорили Игнашевича сменить замки на дверях общежития, а то мало ли. Баринов каждый день звонил домой, узнавая, всё ли хорошо. Семья успокаивала, что никто к ним не ломился, ничего больше не поджигали, окна не разбивали. Понемногу парни стали успокаиваться и даже за пределы комнат перестали выходить с опаской. — Я же говорил, всё обойдётся, — сказал Дима. — А вы тут панику развели! — Рот свой закрой, — огрызнулся Антон. — Федя, нам надо переехать. Смолов в этот момент чуть ложку не проглотил. Слова Миранчука звучали настолько твёрдо и уверенно, что сомнений в его решении не появлялось. Федя пока никуда переезжать не собирался, это как-то не вписывалось в его планы, которые только-только стали выстраиваться. Это раньше парень жил буквально одним днём, а тут, с началом работы над фирмой, стал понемногу расписывать свою жизнь, хотя бы на ближайшие месяцы. Переезд сейчас ему был абсолютно не нужен. — Тош, может, как-то... — начал Смолов. — Два дня, или я съезжаю сам. — Куда? — Отсюда подальше, хоть на вокзал, — и громко поставил кружку на стол, как бы заканчивая этот разговор. Понять Антона можно было. Не каждый хоть раз ощущал на себе истинную силу людей с деньгами. Миранчук беспокоился за себя, за Федю, за всех остальных, но объективно понимал, что шанс спастись есть только у него и Смолова, может быть, у Лёши, если тот, конечно, поедет с ними. Остальным придётся выкручиваться самостоятельно. И парень был настроен решительно, прекрасно осознавая все возможные риски и последствия. Однако Федя собрался действовать по-другому. Перед ним стояли его планы, отступать от которых сейчас нельзя ни в коем случае, поэтому Смолов поинтересовался у Баринова, в какой фирме тот работал, дабы иметь хоть малейшее представление о коллекторах, разыскивающих парня. Выяснилось, что это был один из филиалов бывшего обширного бизнеса Константина Мамаева, который потом, разумеется, отошёл к Паше после смерти родителя, но, так как и младший Мамаев был мёртв, то фирма должна была закрыться, а все остатки бизнеса отойти государству или кому-нибудь, кто был прописан в несуществующем завещании. По сути, Дима всё это время работал нелегально, но какая теперь разница, если люди, нарушившие закон, угрожают ему? Правильно, никакой. Поэтому Федя при посильной помощи своих людей заставил московские органы безопасности заняться поиском коллекторов и тех, кто ими управляет, чтобы отправить их за решётку. — То есть они меня больше не тронут? — удивлённо спросил Баринов. — Без понятия, но их уже ищут. Я сделал всё, что мог. — Слушай, это, конечно, немного странный вопрос, — Дима почесал затылок. — Но зачем ты это делаешь? Ты же бизнесмен, вроде как, корыстный человек, да и Тоха, пока вы мутить не начали, говорил, что ты чуть ли не мразь последняя. — Ну да, так и есть, — пожал плечами Федя. — В принципе, ничего не изменилось с тех пор. Просто у меня друга лучшего несправедливо посадили на приличный срок, вот я и мщу всем подряд. Ну, вернее, я только начал. Надеюсь, в будущем ещё нескольких таких тварей посадят, может быть, даже при моей помощи. — То есть ты типа благородный и честный? — Я за справедливость. Её в нашем мире не хватает.***
Ноябрь, наверное, самый отвратительный месяц, какой только можно придумать, и те, кому он нравится, сумасшедшие, абсолютно невменяемые люди. С неба идёт то дождь, то снег, под ногами мерзко хлюпает каша из гниющих листьев, луж и, чёрт знает, чего ещё. Просыпаешься в темноте, уходишь из универа опять же в темноте, а на улице до сих пор не могут поставить яркие фонари, и ты буквально на ощупь добираешься до своего дома, надеясь, что по пути тебе не дадут по роже, не заберут деньги и не убьют. А ещё жутко холодно, и отопление никак не могут вовремя включить, поэтому приходится заливаться горячим чаем, денег на который, вообще-то, нет. Такие мысли посещали Сашу, пока он стоял на остановке и ждал автобус. Этот ужасный автобус, в салоне которого воняет бензином, что хочется блевать, вечно нет мест, люди давят друг друга и матерятся, когда кто-нибудь наступит им на ногу или заденет их плечо. А за эту пытку ещё и платить надо! Кондуктор этот, жирный, вечно злой, ходит по проходам, заставляя вжиматься во все поверхности, и орёт: «Молодой человек, что вы здесь встали, проходы для кондукторов! Для вас придумали площадки! Вы за проезд заплатили?! Где ваш билет?! Немедленно покажите билет!» И ты начинаешь копаться в карманах, заново доставая билет, купленный пару остановок назад. Неужели эти тупые кондукторы не могут запомнить лица тех, кто уже вошёл? Повезло Денису, у которого сегодня пары закончились раньше начала часа пик. Однако Черышев добрался до общаги только к семи вечера, потому что пришлось заскочить в ателье, поговорить с начальником, который опять орал, что фотографии должны были быть у него ещё три дня назад, и убедить его, что печать снова задерживают. Но да, разумеется, этот человек выкрикнул своё любимое: «Меня это не касается, заказчик ждёт, сроки горят! Сиди и печатай сам!» А Денису только и оставалось, что головой кивнуть, да удалиться побыстрее, не зля начальника своим присутствием ещё больше. Парень с испорченным донельзя настроением зашёл в комнату, тут же кидая сумку у двери вместе с курткой и обувью. Вот на аккуратность и порядок он точно сейчас плевал с высокой колокольни. — Привет, Марио, — бросил Денис Фернандесу, копошащемуся в шкафу, и упал лицом в подушку. — Отвратительный день, хочется всех убить или самому умереть. — Бывает, — пожал плечами сосед, доставая свитер и складывая его в чемодан. — Ты чем занимаешься? — Черышев сел на кровати, удивлённо смотря на действия парня. — Я... — Марио растерянно оглянулся. — Я вещи свои собираю. — Нафига? — Я уезжаю. Сердце Дениса пропустило удар. Казалось бы, куда ещё хуже, но нет предела совершенству. Он, не медля ни секунды, подорвался со своего места и устремил взгляд на почти заполненный чемодан. Только этого не хватало! — Ты нашёл себе другое общежитие? Тебе комнату дали? — предположил Денис. — Нет, — Марио отложил свитер на стол, как-то виновато опуская глаза в пол. — Я уезжаю домой, в Бразилию. Навсегда... — Почему? — Я не знаю, как тебе это объяснить, — он провёл рукой по спинке стула, тяжело вздыхая. — Я просто устал. — Устал от чего? — ох, чёрт, по такой интонации Черышев прекрасно догадывался, в чём причина этой усталости. — От жизни, Дени. От России. Я больше не могу тут жить, я... ошибся. Мой папа и ты... вы были правы. Здесь тяжело, и я ничего не понимаю. Когда произошёл этот ваш дефолт, когда я увидел, что случилось с Лёшей, когда пришёл Дима с коллекторами... — Марио явно волновался, поэтому очень медленно произносил слова, постоянно запинаясь и начиная шептать что-то на португальском. — Я не могу так. Я в детстве часто голодал, я работал с десяти лет, я мечтал уехать сюда, потому что мне казалось, что у вас всё по-другому, у вас лучше, у вас спокойней. Я ошибся. Тут тоже самое, только я уже отвык и больше не могу. Я устал не есть, устал смотреть, как Игорь пересчитывает деньги, чтобы купить гречи, устал слушать ругань Антона и Димы... Я хочу безопасности, уверенности в завтрашнем дне. Меня убивает неизвестность, Дени! Марио закрыл лицо ладонями в бессилии. Денис его понимал, и он знал, что ничего сделать не может, нельзя же изменить жизнь. Ему оставалось лишь смотреть, как полностью разбитый и уничтоженный Фернандес собирает вещи, дрожащими руками кладя их в чемодан. Но и Черышев устал. Устал стоять в стороне, когда страдают дорогие ему люди. Он слишком долго был на обочине этих проблем. — Когда ты уезжаешь? — Через пять часов, — Марио собрал со стола свои тетради. — Я написал маме ещё вчера, что возвращаюсь. Наверное, письмо не дошло. У вас ужасно медленная почта. — Да... так и есть, — Денис вдруг накрыл его ладонь своей, не давая сложить тетради в чемодан. — Ты говоришь, что я был прав тогда, на кухне. Но ты же не знаешь, почему я тогда так думал. Я нёс полную чушь, Марио. Тот разговор многое изменил, кстати. Если бы не твои слова, то я бы никогда не рискнул посмотреть на мир твоим взглядом. — Разве ты рискнул? — Буквально на день... И мне понравилось, — улыбнулся Денис. — А ещё благодаря тебе я по-другому стал оценивать людей. Они действительно могут думать не только о себе, они могут быть хорошими. — Я рад, что помог тебе, — Марио хотел отдёрнуть руку, но Денис снова перехватил её. — А ещё на свадьбе Кирилла я хотел поговорить с тобой кое-о-чём. Но тогда пришёл Саша, а потом его забрали, и ничего не получилось... — Дени, у меня самолёт скоро, мне надо спешить. — Да-да, я понимаю... Просто, если ты сейчас уедешь, то я никогда больше не смогу с тобой поговорить, — Черышев тянул время, как мог, стараясь успеть подобрать слова и задержать Фернандеса всеми силами. — Марио, я знаю, что ты сейчас чувствуешь, я сам был в таком же состоянии два года назад. У меня тогда отец умер. Я тоже ненавидел эту страну, эту жизнь, это время... Я просто понял, что ничего не смогу изменить, и сдался... А потом я встретил тебя... Ты другой, Марио, как будто пришёл из совершенно противоположного мира. Ты постоянно твердил о хорошем, о том, как ты любишь жить, даже пожар в общежитии тебя не сломал! Я был удивлён, ведь никогда не встречал такого человека, как ты. Марио, прошу, не уезжай. Я не смогу без тебя, ты — моя последняя надежда на то, что ещё не всё потеряно. Фернандес растерянно переводил взгляд с глаз Дениса на его руку, которая до сих пор сжимала ладонь. Он тоже не хотел уезжать от Черышева, не хотел бросать его здесь, в этой странной и непостижимой стране, среди бесконечного потока проблем. Но он же не мог взять его с собой. — Прости, но... — начал было парень. — Я тебя люблю, Марио, — вдруг выпалил Денис, кажется, сам от себя не ожидая такого. — Что? — Я тебя люблю. Невозможно описать все эмоции, которые сейчас промелькнули на лице Фернандеса, уж слишком их было много. Начиная с удивления и заканчивая самым искренним непониманием. — Я тебя, кажется, тоже, — неуверенно ответил парень. — Правда? — Ага... — Марио чуть подался вперёд, аккуратно касаясь губ Дениса своими. — Что вы дверь не закрываете? — на пороге застыл Саша, которого никто не заметил. Головин медленно вышел из комнаты, чувствуя, как ноги постепенно слабеют. Он облокотился на стену и сполз по ней на пол, смотря в одну точку и всё ещё не веря своим глазам. Картина поцелуя Дениса и Марио до сих пор была перед ним, словно он никуда не уходил, а продолжал смотреть на них. Парень почувствовал нечто странное, будто внутри него что-то сломалось, раскололось, разбилось... Он не знал, как описать это ощущение. Словно мир только что исчез, наступил конец света. Конец света в Сашиной жизни, пожалуй. Головин был готов отпустить Дениса после их разрыва, но не так, не к Марио. Пусть бы тот нашёл себе кого-то другого, только за пределами общежития и, тем более, их комнаты. Фернандес... Так вот из-за кого Денис бросил Сашу. Осознание накрыло так резко, будто парня огрели по голове арматурой. Мог бы и догадаться. — Мне показалось, или кто-то заходил? — спросил Черышев. — Я не заметил, — пожал плечами Марио. В коридоре сидел Саша, по щекам которого текли слёзы. Внутри стояла какая-то необъяснимая тупая боль.