Издержки профессии

      До штаб-квартиры пришлось ехать на метро. Аугусто, оставляющий мокрый след на полу, был не самым необычным посетителем парижской подземки — фриков там и без него хватало с лихвой — но зато точно самым запоминающимся. Он моментально врезался в память явным несоответствием внешности и прямо-таки неприличной сырости. Тонкие черты и длинные кудри, с которых капала вода, горящий взгляд, сосредоточенный на чём-то неотмирном — душераздирающее и любопытное зрелище. В кармане пальто теперь лежал ещё и мятый листок — свидетельство вопиющего предательства, которое он нашёл в кустах, когда добрался к месту расправы над напарником. Текст, несмотря на плачевное состояние документа, был неплохо виден, а беззаботная нахальная улыбка Рихарда нынче казалась откровенным издевательством. Под фотографией было довольно полное досье, приметы и список мест, которые напарники намеревались посетить: кто бы ни отправил некоей вампирше электронное письмо, он был осведомлён о Рихарде намного лучше самого Аугусто. Под фото стояла резолюция: следить в оба, способен на необдуманное геройство. Нелогичен. Самоуверен. Проще запереть, чем потом неизвестно где ловить. Проще пристрелить, чем переубедить. Шпарит на латинском лучше всех в Конгрегации, посему самый многообещающий экзорцист, советую лишний раз не нервировать. Да будет известно нашей милой девочке, экзорцизм не уничтожает вампира, но дезориентирует и доводит до нервного срыва. Впрочем, если его совершать над кем-то другим, а не над самим собой, результат может быть иным. Если Аугусто доведёт до мигрени нравоучениями, то Рихард – неуёмным жизнелюбием. Держать при себе.       Автор текста был виден невооруженным глазом: во-первых, сам стиль написанного выдавал составителя сотен монографий и статей, вошедших в учебники Папского института с самого его основания (а Аугусто, заново изучавший тексты после знакомства с трёхсотлетним монахом и искавший нюансы, указывающие на одного и того же автора, уже научился его узнавать под самыми разными именами), во-вторых, из всех известных ему вампиров только один мог додуматься совершать обряд экзорцизма над собственной персоной. Возможно, в чисто познавательных целях. «Волк в овечьей шкуре, — в ярости думал Аугусто. — Он хочет выдать нас этой нечисти по одному!» Хотя, в целом, ситуация была не слишком логичной: им доводилось путешествовать бок о бок, и, желай вампир разделаться с ним без вреда для собственной репутации или чужими руками, он уже упустил тысячу возможностей.       Следующая фраза тоже требовала осмысления: «Второго не описываю, ты его знаешь.» Аугусто сразу начал лихорадочно вспоминать, много ли вампирш видело его в Румынии и насчитал трёх с половиной. Одна осталась валяться на старом кладбище с колом в сердце и вряд ли умела получать электронную почту, потому что явно повредилась в уме. Вторая была приглашена на встречу, но на свидание так и не явилась. Третьей охотники хотели вырезать сердце, но тут вмешалась та самая половинка кровососа, а именно случайная участница событий, по ошибке принятая ими за вампира. Возможно, был кто-то ещё, но Аугусто предпочитал отсиживаться в машине и не быть прямым участником боевых действий. От мысли, что он вляпался в какую-нибудь вендетту и ненароком втянул туда напарника, начиналась настоящая паника. По пути домой Аугусто успел похоронить своего друга и оплакать его невероятно праведную, пусть и резковатую в суждениях о Гвоздях, душу.       Штаб встретил его божественными запахами лукового супа и рататуя. Аугусто, только что в печали дотащившийся до квартиры и с трудом справившийся с замком, застыл на пороге. Он в ужасе смотрел в приоткрытую дверь комнаты: там на диване разлёгся Рихард, замотанный в два покрывала (в одно просто так, второе же свисало с него на манер тоги), в обнимку с грелкой. Первое, о чём успел подумать юноша — это о том, что мертвецам грелки, вроде как, без надобности, и черт-те что творится в этом мире, если вампиры начинают заворачиваться в пледы.       Рихард, увидав вошедшего, мгновенно приподнялся и замахал руками, в предупреждающем жесте складывая их крест на крест, а потом указывая на кухню. К отчаянной повторяющейся жестикуляции добавилась не менее отчаянная мимика, когда вошедший аккуратно закрыл за собой дверь. Кажется, ему предлагали немедленно бежать. В небольшом коридоре явно присутствовало что-то лишнее, но что именно Аугусто понял не сразу. В полутёмной прихожей вечных холостяков (а он с интересом посмотрел бы на женатого охотника или нормальную женщину, рискнувшую присоединиться к отряду) заметно выделялись аккуратно поставленные в уголок ярко-розовые резиновые сапоги. Судя по размеру, у них гостила девочка-подросток. Рихард удвоил попытки что-то ему сказать, делая нелепые пассы, беззвучно ругаясь и явно требуя, чтобы напарник как можно быстрее ретировался. Сам Рихард к нему не выходил, явно не желая попасть в поле зрения кого-то ещё, причём этот кто-то был занят стряпнёй. Аугусто же с сомнением прислушивался к шуму из кухни: оттуда донёсся звук, очень похожий на падение крышки на пол, а чужой женский голос явно пробурчал неразборчивое ругательство. Последней версией, которая могла прийти в голову при данной ситуации, была бы идея о вампирше, охотившейся за напарником только для того, чтобы притащить его домой, сунуть под плед и грелку, а самой пойти готовить ужин, поэтому юноша сразу заподозрил Рихарда в неуместной любвеобильности. "Так, — подумал он. — Всё понятно. Притащил кого-то с собой, а теперь попал в неловкую ситуацию!" Он-то наверняка был уверен, что Аугусто засидится до ночи в своём соборе! Печаль по недавно почившему другу моментально уступила место негодованию.       — Совести у тебя нет!.. — на пол-октавы выше, чем обычно, начал свою гневную проповедь юноша, не снимая ботинок, вокруг которых натекла уже приличных размеров лужа. — Я бегаю под этим ливнем…       Рихард демонстративно закрыл ладонью глаза и упал обратно на диван. Примерно в это же мгновение самого Аугусто почти сбили с ног: какой-то ураган налетел на юношу, обнял, приподняв, пару раз сжал сильно и ощутимо, как тюбик пасты или плюшевого медвежонка, поставил обратно, а потом, похоже, повис на руке:       — Вот и ты, наконец! — Донеслось откуда-то из района подмышки. — Ну как же ты долго до нас добирался! Не думала, что мы увидимся так нескоро! О Боже, да ты промок до нитки! Какой кошмар, мы же не хотим потом лечить горлышко?!       На Аугусто с состраданием смотрели огромные глазищи в обрамлении длинных ресниц. Он мгновенно сравнил лицо с тем образом, что остался в воспоминаниях, и, кажется, застонал вслух.       — Я настаиваю на уточнении: я её не приглашал! — донёсся из комнаты чуть охрипший голос Рихарда. — А ещё намекаю, что сделал всё, чтобы ты убрался раньше, чем она заметит твоё присутствие!       Милая хрупкая мадемуазель не спешила выпускать Аугусто, обхватив его руку, как лемур ветку. Юноша невольно проассоциировал эти славные (и совсем не оставляющие выбора) обнимашки с питбулем, намертво сомкнувшим челюсти на ноге жертвы. Весь вид противника как будто говорил: "одно неверное движение, и ты останешься без важной части тебя". Гостья же кротко и ласково разглядывала юношу снизу вверх. Кажется, ради этих обнимашек она готова терпеть мокрые разводы на платье, которые оставило пальто Аугусто. Для сохранения собственной психики он не стал уточнять, как именно она собралась лечить его горлышко. Крупные неприятности Аугусто узнавал сразу, а невысокий рост вампирши эти неприятности не уменьшал, а концентрировал.       — Стоило нам уйти от Сены, как Сена пришла к нам, — запричитала она, отмерев и принявшись стаскивать с него мокрое пальто.       Аугусто пребывал в таком шоке, что даже перестал сопротивляться, позволяя себя раздевать. Бежать, вроде как, уже бессмысленно, да и не бросать же напарника в таких смертельно опасных лапах!       — Как ты вошла? — отмерев, в ярости спросил Аугусто.       — Это Рихард!       — Враки! — твёрдо донеслось из комнаты.       — Ну хорошо, не совсем он, — подумав, согласилась гостья, разматывая шарф на охотнике. За шарфом показался воротник рубашки, и вампирша замерла на полудвижении, открыв рот и хлопая глазами:       — Аугусто! Только не говори мне, что и ты!..       Аугусто с досадой высвободил шарф из чужих пальцев и стянул его с шеи, бросив прямо на пол.       — Что ты здесь делаешь, Милена?       — Ты обещал мне свидание, — кокетливо хлопнула ресницами та. — Ещё два месяца назад! Ну не мог же ты так беззастенчиво обманывать девушку!       Рихард развинул пальцы, прикрывающие глаза, и с интересом приподнялся, не желая пропустить всех нюансов мизансцены.       — Мог, — признал Аугусто, снимая ботинки. В каждом из них плескалось по мини-озеру. — Тем более что я на то свидание пришёл, в отличие от тебя.       — Да, явился с тем амбалом в серебряных заклёпках!       — Особенности профессии, знаешь ли. Инстинкт самосохранения опять же, — он раздраженно скинул холодные ладошки, снова обхватившие его предплечье, и прошёл в комнату к собственному чемодану.       — И что я вижу теперь?! Целибат! — Взывала Милена из коридора, не забывая, впрочем, поднять двумя пальчиками тяжёлую мокрую тряпку, в которую превратился кашемировый итальянский шарф, и унести его в ванную. Там же она принялась промакивать своё платье полотенцем, обеспокоенно разглядывая что-то в пустом зеркале. Со стороны Рихарда донеслось хрюканье, этакий полукашель-полусмех.       — Ты ей объяснишь…       — Нет!       — Между прочим, на ней тапочки, обрати на это особенное внимание, — Рихард поудобнее устроился, поёрзав на месте, и снова взял в руки грелку. — Опасный симптом, я считаю. Она пришла к нам с тапочками! Её сумка на кухне! Её пригласили ещё до нас. Представь моё недоумение: я захожу в дом, в надежде, что она не сможет пробраться следом, а по центру нашей прихожей стоит её сумка!       Аугусто прошёл в комнату. Выкатил свой чемодан из угла и начал копаться в нём в поисках сухой одежды. Милена подтирала его мокрые следы тряпочкой.       — И я, представь себе, Рихард, даже знаю, кто это был! В наших рядах предатели!       — В это трудно поверить, но я тоже знаю, — донеслось с дивана. — Когда в твоих архивах копаются два старейших кровососа, выводы напрашиваются сами собой.       Аугусто горестно вздохнул. Монсеньор, складывается ощущение, попал в зависимость от этого безусловно образованного, но непонятного монаха. Уильям Бассо — один из самых долгоживущих вампиров, известных Конгрегации — был милым, добрым, предупредительным и аккуратным (а значит, крайне подозрительным), знал наизусть все серьёзные католические труды последних лет, приятельствовал со многими известными богословами, жившими с начала восемнадцатого века. В распоряжении вампира была вечность в библиотеках, и Аугусто ему даже немного завидовал: это же сколько пользы можно принести! Сколько нового узнать! В полной тишине, под пристальными взглядами собеседников, он достал аккуратную стопку и гордо направился в ванную — единственное помещение в квартире, которое закрывалось изнутри.       — Тебе помочь? — Милена, оставшаяся в коридоре, как швейцар придержала юноше дверь и теперь не давала защёлкнуть замок, намертво вцепившись в ручку.       Аугусто потерял дар речи от возмущения, но всё-таки сумел гордо покачать головой. Покраснев. У Аугусто была своя спектральная градация ярости: если бледность означала её предельную концентрацию, то краска заливала лицо и уши только тогда, когда страдания казались невыносимыми: ещё немного, и он взорвётся самой рассерженной сверхновой в этой грешной Вселенной. Он ожидал самых разных препятствий на пути его ладной церковной карьеры, но никак не восьмидесятилетних синьор, желающих его переодевать. Особенно если эта синьора выглядит как крайне хорошенькая юная девушка.       Когда вампирша отпустила ручку и ему всё-таки удалось запереться в ванной, Аугусто привалился спиной к двери и позволил себе глубокий вдох — командировка намечается... Жаркая. Ещё страшнее оказался вид на полку у зеркала: кажется, туда переехал филиал косметического магазина. А может быть, даже флагман. Во всяком случае, та основательность, с которой баночки, пузырьки и тюбики были разложены, расставлены и развешаны вдоль стекла, недвусмысленно показывала, что оккупант планировал провести на его территории всю свою бессмертную жизнь. Аугусто понятия не имел, зачем и без того привлекательной девице нужны все эти женские штучки, но подозревал, что дело тут больше в процессе, чем в результате. Женщины — крайне непонятные создания, особенно для человека, проведшего самое познавательное время юности в стенах католического учебного заведения. Да, очень может быть, что сам процесс нанесения макияжа их успокаивает. Или, к примеру, бодрит. Аугусто попытался выкинуть из головы предательскую мысль про прочие процессы, любимые вампиршей, и понял, что окончательно запутался в эмоциях. В Румынии было проще и понятнее. Там тебя пытались убить, а не кормить, лечить и переодевать.       — Я напишу докладную монсеньору! — объявил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно.       — Конечно, пиши, дорогой, — с готовностью раздалось из-за двери. — А лучше сразу Ферреру. Я считаю, он должен быть в курсе, какие безобразия творятся в его Конгрегации!       — Безобразия?.. — немного ошарашенно переспросил Аугусто, пытаясь представить себе бесчинство большее, чем вампирша, варящая луковый суп охотнику.       — Ну разумеется! Эти командировочные! На них же просто невозможно существовать! Я потратила дневную норму, заглянув на двадцать минут в продуктовый магазин!       Аугусто застонал и опустился прямо на пол.       — Эй, ты там в порядке? — обеспокоенно донеслось снаружи.       — Нет! Но входить, разумеется, нельзя!       Когда переодетый и немного свыкшийся с обстановкой юноша заглянул на кухню, там уже мирно доедал ужин Рихард. Милена суетилась у плиты. На столе аппетитно дымилась вторая тарелка, возле неё лежали аккуратно порезанные багет и сыр. Кто-то даже открыл бутылку вина, и Аугусто догадывался, кто: его постоянный напарник был способен на базовый набор заботы — пнуть пяткой, чтобы разбудить, залить китайскую лапшу кипятком или купить чипсы к пиву. Последнее — только после нижайших просьб.       — А что, — с вызовом ответил Рихард на невысказанный вопрос вставшего в дверях Аугусто, — если уже приготовили, куда девать-то? К тому же, Милена потратила не только свои командировочные, но и мои! Я, как ты понимаешь, был не в состоянии воспротивиться. У меня, кстати, есть опасения, что скоро я привыкну к такой жизни! Ты умеешь варить супы?       — Рихард, — как можно мягче поинтересовался Аугусто, садясь рядом и внимательно заглянув напарнику в глаза. — Что с твоими вещами?       — А что с ними?..       — Я же жил с тобой в комнате во время учёбы. Как правило, твои вещи выглядят, как один большой комок всего подряд. А чемодан ты разбираешь по мере необходимости достать что-нибудь со дна, остальное просто запихивается обратно комком поменьше. Почему сейчас всё аккуратно сложено на полках? Даже бельё, Рихард!       — Знаешь, Аугусто, есть... существа... которым отказать просто невозможно, если ты меня правильно понимаешь. Да и кто, будучи в здравом уме, откажется от помощи в разборке чемодана?!       — Скажи мне, друг мой, что ты считаешь самым важным в работе охотника на вампиров? — торжественно спросил Аугусто.       — Тёплые носки и удобную обувь.       — Рихард!       — А ты попробуй, оспорь.       — Главное — конспирация!       — В нынешней ситуации тебе придётся пересмотреть свои принципы, Аугусто. Настоятельно рекомендую выбрать носки.       Милена поставила перед ними блюдо с рататуем и устроилась на стуле чуть поодаль. Аугусто только сейчас понял, как сильно проголодался, и молодой здоровый аппетит начал отчаянную борьбу с чувством собственного достоинства. Ну, если аккуратно присесть на самый краешек, что же в этом плохого, и никакая это не уступка. Может же он и устать в конце концов!       — Если ты не будешь, я съем за тебя, — потянулся к его тарелке Рихард, но тут же одёрнул руку, получив ощутимый шлепок бледной ладошкой.       Аугусто сел, крайне осторожно взял хлеб из симпатичной плетёной корзинки, от чего-то снова покраснев. В причинах он пока не очень разобрался - кажется, сейчас это всё-таки не злость. Суп оказался вполне съедобным. Очень может быть, что стоит ненавязчиво намекнуть о добавке.       Милена внимательно следила за его ложкой.       — Милый, — произнесла она голосом, от которого Аугусто испытал странное, малоизученное доныне беспокойство, — я, наверное, слегка тороплю события, но... Ты не хотел бы попросить у меня номер телефона?