melindor

В зле страшна секретность. В добре страшно стремление быть на виду. Поэтому вред, причиненный видимым злом, поверхностен, а причиненный злом скрытым — глубок. Когда добро очевидно, польза от него мала, а когда оно скрыто — велика.

       Когда Гермиона раскрыла глаза, ей сперва показалось, что она всё ещё без сознания. Во-первых, она буквально утопала в мягкой, как облако, постели. Во-вторых, на той же постели сидел незнакомый ей мужчина, обладавший длинными блёкло-рыжеватыми волосами. Смотрел внимательно, совсем не мигая — невольно девушке показалось, что он сидит так уже вечность, подобно изваянию, лишив себя даже сна. Впечатление это усиливалось тем, что под глазами незнакомца пролегли серые тени. В-третьих, комната или маленькая зала, где она очнулась, была… Жутковатой. Чёрный отполированный камень стен, потолка и пола — его девушка разглядела, сев, — словно сам источал холод и мрак, вселяя жгучее желание забиться под меховое одеяло, которым она оказалась накрыта.        Мисс Грейнджер опять обратила взгляд на мужчину, которого определила для себя как владельца этих покоев. Тот не поменялся ни в лице, ни в положении ни капли, так и сидел, сцепив пальцы в замок, положив руки на колени, немного сутулился… И смотрел на неё. Ведьма вздрогнула, подметив ещё одну деталь внешности незнакомца, которая вдруг напомнила ей Сами-Знаете-Кого: радужка молчаливого хозяина мерцала и переливалась от пламенно-оранжевого к алому. Танец огня в этих глазах так завораживал, что казалось, будто буйная стихия готова вот-вот вырваться наружу и уничтожить ледяные камни. И чудилось, что эти пугающие и чарующие в одно время глаза совсем близко. Близко настолько, что более ничего очнувшаяся и не видела.        С некоторым трудом разорвав через томительно долгие несколько минут зрительный контакт, Гермиона смогла полностью разглядеть лицо человека — всё ещё хранившего пустое, тяготившее камнем воздух вокруг молчание. Он, пожалуй, не был классически красив — слишком явными были тени под глазами и слишком резким был своенравный изгиб красиво очерченного рта, — но был привлекателен, это она признала без колебаний. На коже его не было ни единой морщинки, отчего создавалось ощущение, будто таинственному мужчине не были доступны лицевые мышцы. Глаза его были полуприкрыты будто в лени или глубокой усталости, но всё равно сияли, хотя и будучи в тени длинных, чёрных, сильно изогнутых ресниц, которым позавидовала бы любая красавица. Высокий красивый лоб, увенчанный странным обручем из чёрного металла, поразительно почему-то не подходил к его лицу, которое и само по себе тоже было очень длинным. Острые скулы, острый же подбородок: казалось, будто этого человека схватили и насильно вытянули вверх. Хоть он и не хранил осанку, девушка всё равно видела, как он высок. Нос у него был очень прямой, с нервно очерченными крыльями, заметный шрам белой тонкой линией тянулся от переносицы до правого уголка рта, задевая последний. Видимо, зажившее ранение стягивало кожу и потому губы были чуть вздёрнуты в этом месте, создавая впечатление неприятной усмешки.        Однако молчание своим весом вскоре стало уж слишком сильно угнетать и без того напуганную и совершенно не понимающую ситуацию девушку. Но стоило ей открыть рот, чтобы сказать что-то, как резким жестом мужчина поднёс палец к своим губам: указал молчать. И Гермиона, в обычной ситуации никогда бы не позволившая указывать себе неизвестному, весьма сомнительному типу, повиновалась этому приказу неожиданно для самой себя. Человек развернулся торсом к ней — до этого он сидел боком, — заставив зашуршать складки своей тёмной мантии из странной ткани. Оперся ладонью в меховое одеяло, подаваясь вперёд и цепко, даже больно ухватил её пальцами свободной руки за подбородок. Ведьма успела заметить явно дорогие перстни, унизывавшие все, кроме безымянного, пальцы, а потом снова оказалась в плену огнистого взгляда. — Я знаю, кто ты такая. — спустя минуту долгого молчания сказал, наконец, незнакомый мужчина. — Гермиона Грейнджер из Англии. Чародейка-adanet. Не поняв значения последнего слова, Гермиона всё равно не нашлась, что же ответить. Но это и не потребовалось: мужчина заговорил вновь. — Можешь считать себя моей… Гм, пленницей. — усмешка на его лице после этих слов сделалась уже не лишь следствием шрама. — Моё имя — Тар-Майрон, но ты будешь называть меня «господин».        От такого обращения со своей ведьма чуть было не задохнулась возмущением. Её взгляд опасно полыхнул, девушка напряглась и вцепилась в чужое запястье, намереваясь отстранить от себя руку наглеца. И поразилась тому, какой силой обладал мужчина: не причиняя ей существенной боли, держал хваткой поистине железной. — Ты не сбежишь и не отвертишься, adanet. Ты пленница и ты полностью в моей власти, прими это как единственную данность. Владыка и господин на много лиг вокруг — я один. То, что ты из другого мира, не отменит сказанного мною: теперь я и твой хозяин. Ты в моём доме уже неделю и у меня было достаточно времени, чтобы узнать о тебе всё, что мне нужно. Либо ты смиришься и станешь сотрудничать, либо я сгною тебя в темнице. Вопросы? — Что значит… Другого… Мира? — пересохшими вмиг губами едва и смогла прошептать Гермиона. — Как «неделю»?.. — Мои люди нашли тебя прямо посреди долины Моргула, ведьма. — не двинув ни единым мускулом на лице, ответствовал человек. — Они приняли тебя за шпионку, по неосторожности испившую из отравленного источника и принесли ко мне. Тому минул седьмой день. Маленький ушастый уродец рассказал, что ты не отсюда. Бормотал что-то про побег и каких-то пожирателей, не понял сначала, что он имел ввиду… Южане приняли его за орчонка. Я прочёл помыслы этого существа и тогда понял, что же произошло. Вы двое порвали ткань мироздания, прошли сквозь грани вселенных… И попали прямиком в мои руки.       Двое.       Значит, Гарри и Рон не попали к этому странному и пугающему типу.       Значит, если он говорит правду, они могли и вовсе не попасть в новый мир. Могли остаться там, в Британии, гадать, что же произошло с их подругой.       И значит, она действительно совсем беспомощна перед этим легилементом, который, как он сам сказал, читает людей, словно она книги на ночь.       Девушка почти с мольбой взглянула на светловолосого. — Больно. Уберите руку. — Ты забыла что-то. — усмехнулся мужчина. — Уберите руку… Господин. Неприятно. Пожалуйста. — отведя в сторону взгляд, едва смогла произнести ведьма. И дрогнула, когда её собственные губы оказались в плену чужих. Опустила ресницы, стыдливо жмурясь и попыталась вырваться. Перед глазами заплясали тёмные круги и вдруг она представила, что бы сказали Гарри и Рон, увидев, как она целуется с совсем незнакомым мужчиной. И что бы сказали её родители? И, поражаясь собственной нахлынувшей решимости, девушка со всей силы укусила «Тар-Майрона» за губу. Он зло зашипел и резко отстранился, глядя на неё так, что вся её смелость улетучилась к чёрту так же быстро, как пришла. — Skai!* Я же сссказал, что тебе лучше подчинитьссся, дурная ведьма! — сверкая глазами, мужчина одним пальцем стёр единственную проступившую на прокушенной губе капельку крови. — Человеческая шваль!        Его рука метнулась в воздухе столь быстро, что Гермиона и разглядеть этого движения не успела толком. А в следующий момент ее левую щёку обожгло сильным ударом, сильным настолько, что даже голова девушки в сторону мотнулась. На глаза навернулись слёзы. Мужчина же вскочил с постели, метнулся, как раненный зверь в западне из стороны в сторону по комнате, а потом подошёл к массивной тёмного дерева двери, распахнул её и крикнул шипяще что-то в повеявшую холодом пустоту. Обернулся, и взгляд его раскрывшихся полностью глаз опалил огнём уже совсем не обворожительным. — Посиди пару дней в темнице, может, станешь сговорчивее. — ядовито изрёк он. Двоим вошедшим людям приказал что-то на наречии, которое Гермиона не узнала. Те подошли и, вытащив даже не имевшую сил и желания сопротивляться ведьму из постели — она, кстати, обнаружила себя в странной тёмно-серой одежде, — провели её мимо хозяина этого места. Повиснув в нежелании двигаться на руках стражников, едва шевеля ногами только для того, чтобы её волоком не потащили эти люди, ведьма на десятом повороте перестала пытаться запоминать одинаковые проходы и коридоры, лестницы и двери, а к двадцатому уже потеряла и всякий интерес к очень похожим друг на друга своим сопроводителям. К моменту, когда один из мужчин втолкнул ее в небольшую камеру и повернул в замке ключ, она уже даже перестала бороться с назойливо стучавшейся мыслишкой о том, что лучше было бы позволить этому Тар-Майрону делать с собой то, что ему было нужно — чем бы это ни было. Привалившись спиной к каменной стене в углу и кутаясь в просторную, грубоватую, но довольно тёплую серую мантию, Гермиона подумала, что в его комнате было много теплее, нежели тут — и, к тому же, намного комфортабельнее. Устало вздохнула и прикрыла глаза: ей, недавно очнувшейся, но пережившей эмоциональное напряжение, ужасно захотелось спать.