***
Путь в итоге, после всех лечебных процедур занял всего около часа — не так уж и глубоко я в эти джунгли забраться успел за прошедшие дни. В «гнезде» за моё отсутствие успели снова поселиться крысы. Но не очень много — всего-то хвостов сорок-сорок пять. Перестрелять их удалось без особых проблем. А вот змею, чуть ли не близнеца убитой мной ранее, увидеть в коридоре, недалеко от заветного выхода, я встретить совсем не ожидал. И более того — рад этой встрече не был. Но отреагировать всё же успел первым. Правда, такой уж адекватной мою реакцию назвать было сложно: я взвизгнул и кинул в морду гадины одну из восьми порций кислоты того «лемурчика», которая всё ещё хранилась в моём «Инвентаре». Точнее ту самую «дозу», что «снял» со своего лица. Не знаю, почему так сделал. Наверное это что-то из подсознания, скрытых комплексов и «компенсаций». Мол, мне было больно, так пусть и тебе, тварь! И твари было больно. Очень больно. Очень-очень-очень больно! Правда, недолго. Буквально минуту змея бесновалась в узком коридоре, дёргаясь, извиваясь, шипя, дрожа и ударяясь об стены. А потом затихла и умерла. А я словил «Лэвел Ап». В этот раз один.***
Когда, я вернулся в свою квартиру и буквально расплылся в своём любимом кресле, выпуская накопленное за этот поход напряжение, до назначенного срока оставалось ещё больше шести часов. Как раз мне хватило времени вымыться, переодеться, сбегать в аптеку, сварганить «фуфырь» эликсира с небольшими изменениями (я добавил к изначальному составу ещё убойную дозу обезболивающих таблеток, что на качество продукта практически не повлияло… в цифрах. В описании добавилось: «лёгкий обезболивающий эффект»), забежать в магазин спортивного питания, да ещё и осталось на приготовление плотного ужина из двух блюд и десерта с компотом. Не забыл и парочку «крысбургеров» с бафом на Энергию изготовить.***
Дверь в квартиру Картер была не заперта. Но, прежде чем войти, я всё равно постучался. — Войдите! — послышалось из глубины квартиры. Я толкнул дверь и двинулся внутрь. — Привет, — поздоровался я, увидев сидящую в своей инвалидной коляске девушку. — Отлично выглядишь. — Здравствуй, Томас, — ответно улыбнулась она. — Я старалась. Хочу умереть «при параде», чтобы даже в гробу мой вид вызывал невольное восхищение. Начнём? — Ты торопишься? — удивлённо приподнял бровь я. — Ну… — замялась с ответом она. — Честно говоря, немного подустала… от боли и беспомощности… — Сначала поужинаем, — безапелляционно заявил я, выходя за дверь, а после вернувшись, катя перед собой маленький металлический столик на колёсиках, накрытый скатертью, поверх которой стояли кастрюли, сковородки, стопка тарелок, столовые приборы и графин с компотом. — Зачем? Томас, я… — Обижусь, и будет больно, — чуть нахмурился я, Шерон посмотрела на меня и вздрогнула. Все возражения разом застряли у неё в горле. Я, тем временем передвинул на центр комнаты стол, накрыл его припасённой белой скатертью, сервировал, поставил в центр вазу, опустил в неё красивый пурпурный цветок, найденный мной в Данже. Он не был «ингредиентом» или «материалом», он был просто очень красивый, именно поэтому я его с собой взял. Затем были красивые витые подсвечники из запасов дяди, соответственно и свечи на них (свечи были новые, купленные уже мной). Два подсвечника — по одному с каждой стороны стола, справа и слева от нас. После всего этого я зажёг свечи, разложил еду по тарелкам, разлил компот по бокалам и выключил свет в комнате. Подкатил коляску с девушкой поближе к столу, накрыл ей колени белым полотенчиком, вернулся на свой край стола, где уселся на принесённый из угла комнаты стул с высокой спинкой. — Приятного аппетита, Шерон, — пожелал я в слух и взялся столовые приборы. — Приятного аппетита и тебе, Томас, тоже, — улыбнулась девушка и мягко улыбнулась. — Где пропадал? — Тренировался, — пожал плечами я. — В общем-то, как и всегда. — А что с причёской? — С причёской? — не понял я и потрогал свои волосы. — А что с причёской? — У тебя проплешина на полголовы с неровным краем, — всё так же с мягкой улыбкой сказала она. — По-моему, ещё и бровей нет… и ресниц? — Эм, — задумался я, встав со стула и подойдя к зеркалу. Всё было именно так, как девушка и сказала. — Что ж, понятно теперь, чего на меня в магазинах все так косились… — То есть ты не знал? — Ну, догадывался, конечно, но как-то не придал значения… прям так ужасно выглядит? — Не столько ужасно, сколько смешно, — попыталась скрыть улыбку Картер, но у неё это не получилось. — Надо будет до конца тогда на лысо побриться, — решил я, проводя по остаткам волос ладонью, мысленно с ними прощаясь. — Могу помочь, — вдруг предложила она. — Машинка для стрижки у меня есть. Хочешь? — Пожалуй, что не откажусь, — решил я, возвращаясь за стол. — Но сначала ужин! — Уговорил, — рассмеялась девушка. Не громко, не очень весело и не очень долго. Но всё же это был прогресс по сравнению с тем торжественно-похоронным настроением, которое царило в этой квартире, когда я только вошёл. Какое-то время мы кушали молча. Затем с супом было покончено, я убрал освободившиеся тарелки и подал жаркое с гарниром из зелени и картофеля. — Ум! Вкусно! — воскликнула Картер, удивлённо вскидывая оставшуюся целой бровь. — Что это за мясо? Такое необычное… — Ящерица в винно-томатном соусе, — пожал плечами я, в свою очередь отрезая кусочек жаркого и укладывая его в рот. — Ящерица? — ещё сильнее удивилась она. — Ну не стану же я тебя крысятиной кормить, — пожал плечами и ответил я, когда прожевал свой кусочек. — Крысятину ты для Старка оставишь? — лукаво улыбнулась девушка. — Для него самого. Думаю, ради хорошего, сочного «крысбургера» он не поленится сделать крюк и заехать по пути из офиса Пеппер в свой особняк. Когда узнает, что я вернулся. — Так значит «ящерица»? — вернулась к теме Шерон, накалывая на вилку следующий кусочек. — Да. — Как-то не очень похоже, — заметила она, рассматривая структуру куска мяса. — Большая ящерица, — пояснил я. — А если поподробнее? Что за ящерица такая? — улыбнулась девушка и положила в рот новый кусочек. — Хамелеон. — Понятно… размером с корову? — улыбка её стала заговорщицкой. — А что, похоже на говядину? — ответно улыбнулся я. — Похоже на курятину, но не совсем… Но, может быть дело просто в соусе? — Может быть, — не стал отрицать я. — А с головой что? С причёской и бровями? — Шампунь новый купил. Бракованный. — Настолько мощный? — Более чем. — А почему тогда не вся голова? — Только начал намыливать, как защипало, стало жечь. Вот и поспешил смыть. Похоже, вместе с волосами и смыл, — пожал плечами я. — А шампунь этот ещё остался? — Нет, конечно. Выбросил я его. А зачем тебе? — Просто, гляжу, какая гладенькая кожа у тебя на голове, и даже завидно немного становится — это же идеальное средство для эпиляции! — Жестковатое средство, — содрогнулся от воспоминаний о том плевке я. А ещё перед мысленным взором тут же встала сцена быстрой и мучительной смерти гигантской змеи. — Ну, ты явно не пробовал «классические» способы, если так говоришь. — Возможно, — легко согласился я. — Всё же не отношусь к столь модным сейчас «меньшинствам». — «Меньшинствам»? — Ну, «сексуальные меньшинства»… геи и лесбиянки… пидарасы и ковырялки, как ещё понятнее? — Томас! Как можно быть таким грубым и неполиткорректным?! — Неполиткорректным? — удивился я. — То есть, если кучу говна изящно обозвать фекалиями, от этого куча поменяет свой запах? Или перестанет быть кучей говна? — Ты невозможен, Томас… — вздохнула Картер. — Может быть ты ещё и расист? — С чего бы? Совершенно ничего против нигеров не имею, пока они из своих районов к нам не лезут. — Томас! — возмутилась она. — Ну а что? Я что ли виноват в том, что они распространяют наркотики, СПИД и другие венерические заболевания? А ещё ведут себя, как полуразумные агрессивные животные? Жили они себе в своей Африке, сношались с обезьянами, мазались буйволиной мочой вперемешку с пылью, сосали коровью кровь и дохли тыщами от антисанитарии… и жили бы дальше. На хрена их переселенцы с собой тащили? Толку-то от этих вонючих, ленивых тварей, которых надо одевать, лечить, заставлять мыться, бороться с их эпидемиями и строить для них жильё? Да ещё и бунты их постоянные подавлять? Совершенно экономически не выгодно! — Томас Бланк! Это переходит все разумные границы! Я не намерена больше это слушать! — И что сделаешь? — приподнял одну бровь я. — Прогонишь? Своего убийцу? — Шерон наткнулась своим взглядом на мои глаза и тут же потухла. Иссяк её боевой запал. — Извини, — отведя свой единственный глаз в сторону, сказала она. — Ты имеешь право на своё мнение, но постарайся его не высказывать вслух — такие разговоры сейчас в нашей стране уголовно наказуемы. — Заметь, я говорю это наедине с тобой, без свидетелей и записывающей аппаратуры. — Всё равно, твоё личное мнение противоречит моим убеждениям. И опыту общения с афроамериканцами. Между прочим, мой начальник — темнокожий. — И, хочешь сказать, тебе не противен его запах? — В каком это смысле? — не поняла девушка. — У негров кожа выделяет с потом вещества, дающие достаточно специфичный чуть кисловатый запах. Вещества слабо-токсичны для белокожих европеоидов, поэтому этот запах нам подсознательно неприятен. Это чистая физиология. — Боже, Томас! Даже не подозревала, что ты такой радикальный расист! — Не такой уж и радикальный. Я же не призываю отстреливать их на улицах, как бродячих собак. Каждая Божья тварь имеет право на жизнь не меньше, чем я или ты. Да и в политику лезть не собираюсь. Просто считаю, что было бы гораздо правильнее, да и комфортнее и им, и нам, если бы у нас с ними были разные государства и места проживания. Взаимовыгодная торговля, обмен знаниями, изучение культур друг друга, дипломатические отношения, все дела… но раздельно. У них своё общество, у нас своё. И никакой тебе сегрегации, притеснений, дискриминации, ущемлений прав. Просто разные государства и гражданство по расовому признаку. — Странный взгляд на проблему, — задумалась Шерон. — Не хуже и не лучше, чем другие, — пожал плечами я. — А с ЛГБТ тогда как? — Легко: пусть живут. Но никаких им усыновлений и родительских прав. А также полный запрет на работу с детьми и подростками. А в остальном — граждане, как граждане, не хуже многих. — Но почему? — Если их отклонение противоречит нормальному инстинкту размножения, то логично запретить им размножаться. Пусть живут для себя. И не распространяют свою «заразу» на подрастающее поколение. Но вообще это вопрос слишком сложный и неоднозначный. За историю человечества его как только не пытались решить… бесполезно. Вот только те народы и государства, где эта «зараза» приобретала официальный статус или проникало в господствующую идеалогию, долго на плаву не удерживались: Содом, Гоморра, Вавилон, Греция, Спарта, Рим… через какое-то время приходили толпы совершенно неполиткорректных, крайне плодовитых дикарей и хоронили эти культуры вместе с их идеологией и всеми достижениями. — Да уж… А сам ты к ним как относишься? — С брезгливостью, — поморщился я. — Ладно, хорош обо всяких неграх и хуесосах с жопотрахами и пиздолизками, ты меня подстричь обещала? — Хорошо, — поморщилась она опять от грубости моего выражения. Ну а что такого? Просто называю вещи своими именами. Разве же они на самом деле не делают тех вещей, что я использовал в их определении? Или они перестанут таким заниматься, если назвать их геями и лесбиянками? Или же у негра цвет кожи поменяется, если его афроамериканцем назвать?***
— Спасибо, Шерон, — улыбнулся я, разглядывая свой полысевший череп в зеркале. Затем повернулся к ней и вручил красивый белый цветок. Она с удивлением приняла его. — Что это за прелесть?! — спросила девушка с любопытством рассматривая лепестки и бутон. — Никогда такого не видела… — Понятия не имею, — пожал плечами я, глядя на то, как она быстро и неотвратимо засыпает, и забрал цветок обратно в «Инвентарь», опуская от лица респиратор. Этот цветок я сорвал с одного из деревьев в Данже. Того, земля под которым была особенно рыхлой и «жирной». Цветок был очень красив, потрясающе приятно пах и обладал мощнейшим снотворным эффектом. При этом сам являлся «ингредиентом». Наведённый им сон был безопасен, о чём однозначно говорило «Познание». Опасность же… представляли его гибкие, подвижные, хищные корни, которые оплетали спящую жертву и утаскивали её под землю… делали они это довольно медленно, поэтому дерево в целом представляло собой не слишком большую опасность… если у тебя есть высокое сопротивление ядам или прокачанная Воля. В противном случае — каюк. Полный и окончательный. Но для моих целей этот цветочек подходил, как нельзя лучше. Быстрый и мягкий, снотворный и болеутоляющий эффект — идеальный наркоз. Дальше я перенёс спящую Картер на кровать, закинул в Инвентарь всю её одежду, все катетеры, бандажи и повязки, после чего принялся фиксировать её тело на этой кровати ремнями. Откуда ремни? Из секс-шопа. Поход в него достоин отдельного описания в поэме или хорроре. Скажу только, что за этот поход мне перепало целых ДВЕ единицы Воли… и я очень хочу туда вернуться! Дальше я влил в горло Шерон свой эликсир и поспешил вставить ей между зубов специальную сексшоповскую резиновую палочку с ремешками по краям. И вовремя: тело агента Картер выгнуло дугой, глаза распахнулись… да, именно, что не глаз, а глаза. Раздался душераздирающий вой, девушка бешено забилась в фиксирующих её ремнях. Я поспешил перехватить и зафиксировать быстро отросшие руку и ногу, чтобы она в этом состоянии не нанесла ими себе повреждений. Вой в какой-то момент стал особенно сильным, а потом тело обмякло. Я бросился к нему. Пульса не было. Сердце не билось. Система выдала какое-то сообщение, меня накрыл мощнейший «Левел Ап», но я заставил себя преодолеть его и не потерять ни секунды. Искусственное дыхание, непрямой массаж сердца. Ещё раз. Ещё и ещё раз. Не получается… Ещё раз! Нет результата… Нет! Врёшь, не умрёшь! Я не дам тебе умереть! Удар в район сердца шокером! Выскочило какое-то Системное сообщение. Пофиг, потом прочту… Есть пульс! Есть дыхание!.. Я в изнеможении сполз на пол рядом с кроватью девушки. Боже! Это было страшно! Я чуть было не убил её. На самом деле чуть не убил! Две минуты её сердце не билось! Но, не время расслабляться. Я через специальную медицинскую трубку влил девушке в пищевод заранее приготовленный коктейль из спортивного питания с витаминами. Извлёк трубку, достал шприц. Я сделал ей в вену инъекцию специального зелья с бонусом на скорость восстановления Энергии. Всё. Теперь отстегнуть и накрыть одеялом. Оставить на столе побольше готовой еды и можно уходить. Эликсир нейтрализовал действие снотворного-наркоза, так что Шерон вскоре очнётся и будет голодная, как волк. Жизни её больше ничто не угрожает, а ставить её в неудобное положение при пробуждении не хочется. Эм… нет, не всё! Осталось ещё одно дело! Я убрал все следы своих приспособлений и медикаментов, зато достал полупустую баночку мази «Звёздочка», смазал этой мазью лицо и тело девушки в тех местах, где раньше были страшные ожоги (к глазу не стал приближаться — всё же мазь разогревающая, нефиг), достал пузырёк зелёнки, ватную палочку и принялся разрисовывать то место, где под кожей и мышцами раньше было повреждение позвоночника. А! Точно! Ещё голову перебинтовать обязательно! Это же классика: «Звёздочка», зелёнка и бинты — панацея советских и российских армейских медпунктов. Пусть Наташа поржёт. Она должна оценить юмор…