Лука сонно потягивается и протирает глаза. Пустая кровать обдаёт холодом плечи, и он крепко зажмуривается. Волей судьбы или случая его ночи и дни повторяются, и в их схожести чрезвычайно много противоречий. Только одно неизменно остаётся важным и утешающим — Элиотт рядом с ним. Но то, что они спят в одной кровати и завтракают за одним столом, не связывает их ничем.
Ни отношениями, когда «вместе» — это серьёзно, а не пустой звук.
Ни любовью, когда дышать одним воздухом уже привычно.
Ни симпатией, когда нравится целовать его губы и тело.
Лука крадется на кухню, завернувшись в одеяло, и беспокойно оглядывается по сторонам. Он готов молиться всем богам, лишь бы не застать дома Мику и Лизу. Манон, как примерная ученица, умчалась на первый урок, но её рвения в учебе никто не оценит по достоинству. Особенно Шарль, с которым давно не всё так гладко и который остался в другой стране.
— Так странно, будто мы в другой вселенной, — Лука щурится от яркого солнца, опускаясь на стул. На кухне приятно пахнет жареным беконом и яичницей, и желудок протестующее урчит, щекочет. Такое ощущение, будто Лука не ел целую неделю.
На самом деле он даже не помнит, когда ел в последний раз. Когда Элиотт приходит к нему домой, не остаётся времени думать о еде. Лука всё чаще не может избавиться от мерзкого ощущения внутри, которое гарью растекается по стенкам грудной клетки — его используют, не ценят, разрушают. Это чувство не покидало его ни дня, с тех пор, как помирился с Элиоттом.
— Почему? — Элиотт с одухотворенной улыбкой переворачивает полоски бекона, даже не поворачиваясь в его сторону.
Весеннее солнце слепит глаза, а Лука замерзает. Покрывается толстой коркой льда и холодеет, будто цветок на заснеженной земле. Однажды он исчезнет, замерзнув навсегда. Его не спасёт Элиотт. Его не спасут Ян, Базиль и Артур. Он просто исчезнет. Мысли об этом пугают.
— Ты готовишь для меня завтрак, и на тебе одни боксеры, — Лука обводит его внимательным взглядом, и тонкие искорки возбуждения вспыхивают в глазах. Он пресекает их, плотнее закутываясь в кокон одеяла. Элиотт всегда возбуждён рядом с ним, и это, несомненно, льстит. Но только не сейчас.
Он хочет видеть его глаза. Он хочет сосредоточиться. Он хочет говорить про них «вместе».
— Этот завтрак скоро станет обедом, — у Элиотта теплый заразительный смех, и Лука представляет, как сорвет с него эту черную толстовку. Как они снова пойдут в спальню и не вылезут из дома до вечера. Как он будет осыпать поцелуями его спину.
Нет, этого не будет. Всё не по плану и не по правилам. У них с Элиоттом есть только горячая ночь в объятиях друг друга и утро, прохладное и равнодушное, как встреча двух чужих людей. Иногда от этого липкого ощущения удаётся сбежать. Но иногда оно забирается так глубоко, что хочется выть от боли.
— Ты не слушаешь меня, — Лука обреченно качает головой и закрывает ладонями лицо.
Элиотт чувствует его напряжение на любом расстоянии. Осторожно подходит со спины и обнимает Луку за шею, сдергивая одеяло вниз. Телом к телу привычно, уютно, близко, потому что сердце сделало свой выбор. Оно знает, чего хочет, как и Элиотт.
— Лука, послушай меня, — его взлохмаченные волосы щекочут ухо и щеку. — Я знаю, тебе трудно в это поверить, но мы вместе. Я хочу проводить с тобой каждый день и каждую ночь. Целовать тебя и держать за руку. Слушать, как ты играешь на пианино, и гулять по ночному городу до рассвета.
Лука едва сдерживает себя, чтобы не скривиться от горечи. Слишком приторно даже для сказки, которая никогда не пересечется с реальностью. Лука никогда и не мечтал о тех романтичных мелочах, от которых писаются все девчонки. Ему просто хотелось любви, с долей опасности и остроты.
Без боли. Без той изнуряющей боли, с которой он живет.
— Ты не со мной, — выдавливает он, и руки Элиотта на шее сжимаются ещё крепче. Нет, если бы хотел убить, ему бы и пытаться не пришлось. Он хочет совсем другого, но Луке так трудно поверить в это.
— Глупенький маленький ёжик, — Элиотт целует его в макушку и возвращается к шкварчащей сковородке.
Им не нужен испорченный завтрак и испорченное настроение.
* * *
Следующее утро встречает Луку чашкой крепкого кофе и мучительным желанием закурить. Трава, которую раздобыл Артур, закончилась ещё две недели назад, а новую порцию не одобрил бы Элиотт. Безвыходное положение. Он пьёт горячий кофе мелкими глотками и задумчиво смотрит в окно, разглядывая прохожих. Наверное, среди них есть парочка по-настоящему счастливых.
Как ни странно, Элиотт появляется на кухне в свободных спортивных штанах, и это прибавляет Луке смелости. Смелости снова поднять тот разговор, который болтается между ними сырой паутиной целую неделю.
— Она пишет тебе, — Лука буркает себе под нос, утопив глаза в кофе. Смельчаком сроду не был и не станет никогда, особенно рядом с Элиоттом. Смотреть ему в глаза с претензией невозможно.
— Кто? — Элиотт наливает себе кофе и присаживается рядом.
— Люсиль, — Лука продолжает решительно, подняв взгляд. — Она пишет и звонит тебе каждый день.
Элиотт не одаривает привычной солнечной улыбкой, и это настораживает. Тихо сидит за столом, теребя ручку чашки, и слишком долго раздумывает над ответом. У него в глазах ни капельки злости и обиды. Немое согласие, темное и сырое, как грозовое небо. Лука видел всего лишь один пропущенный от Люсись, но правда оказалась ещё жестче и больнее. Элиотт до сих пор поддерживает с ней связь.
Лука слазит со стула, хлопая по полу босыми пятками.
— Стой-стой-стой, — Элиотт перехватывает его локоть, не позволяя сдвинуться с места. — Не убегай от меня.
Лука противится, вырывая руку. Сердце загнанно бьется в горле, и горячие ладони Элиотта оставляют ожоги. На коже, на сердце, в мыслях. Зависимость не проходит, не лечится, и у него никогда не хватит сил остановиться. Просто поставить на паузу их отношения и разобраться.
— Если ты снова поступишь так со мной… — Лука безуспешно пытается скрыть дрожь в голосе.
— Мы с Люсиль были вместе много лет, и она знает меня наизусть, — Элиотт прижимает его к груди, приглаживая торчащие волосы. — Я не могу ей запретить быть частью моей жизни.
«Я не могу делить тебя с ней» — больно полосует по сердцу.
— Не подпускай её слишком близко, — слетает с губ прежде, чем Лука чувствует терпкий вкус поцелуя.
Их поцелуи, их ночи и завтраки под слепящим солнцем — это все, что есть у Луки. Наверное, глупо ждать чего-то другого. Нужно просто ценить то, что есть, пока не потеряешь.
Не потеряй, пожалуйста.
* * *
Следующее утро должно было удивить Луку. Эллиотт нарушает все принципы и приносит завтрак в постель. Круассаны с шоколадом и обожаемый Лукой черный чай. Улыбка у Элиотта по-утреннему яркая и слишком много голого тела. Возбуждение раздавливает жгучее разочарование, и Лука почти что спрыгивает с кровати, натягивая серую футболку.
— Что на этот раз? — Элиотт едва не сталкивается лбом с дверью.
— Ничего, — цедит Лука, заходя в ванную.
Элиотт с тяжким вздохом читает очередное сообщение от Люсиль. Три пропущенных звонка, которые наверняка видел Лука, и сообщение, которое пришло минуту назад.
«Расскажи ему правду. Дальше ему будет ещё больнее. Ты убьёшь его, как меня?»
Элиотту чертовски хочется разбить телефон о стену. Он проглатывает подступающий ком и с привычной улыбкой уходит на кухню. Он не может разрушить всё, что у них есть. Он не может потерять Луку снова.
Туманная пелена в голове скручивается в узел и надавливает со всей силы. Элиотт борется с ней каждый день, и у него почти получается. Если не считать черных раздумий перед сном, которые притупляет только горячее тело Луки.
Каждый день похож на предыдущий, потому что ценность в нем одна — Элиотт и Лука вместе. И в каждом дне будет жить их любовь.
