Всегда одного дня не хватает

Сколько свинца может принять тело, прежде чем человек умрёт? Одна пуля, две или десять? Имеет значение место, куда попали. Как много тканей задели и какие жизненно важные органы ранили. Где осталась пуля и сколько крови потеряно. Когда жизнь человека висит на волоске, каждая деталь играет важную роль. Лука никогда ещё не был так близок к смерти. Он чувствует, как холодок проходит по спине. Как замерзают руки и отказывает сердце. Как мозг превращается в кровавое месиво. И это в стократ больнее, чем если бы тебе одним махом переломали все ребра. Ты теряешь себя, как человека — выходишь за грани сознания и смотришь на себя со стороны. Жизнь уплывает у тебя из рук, но тебе не хватает силы её остановить. Всё кончено, и остаются считанные минуты до крушения. Первый выстрел приходит точно в голову. — Он биполярен, Лука! — у Люсиль слезы в уголках глаз и голос, как расплавленный металл. — Ты понимаешь это? Элиотт был для Луки парнем со странностями в момент их первой встречи. Тогда, когда они разговаривали на остановке после собрания студии. Он говорил так много и одновременно ничего важного. Ничего личного. Они были незнакомцами, которые встретились волей случая или под присмотром высших сил. У них не было ничего общего, кроме улётной студии, такой странной, как и сам Элиотт. Второй выстрел нацелен в гортань. — Он болен, Лука. Болен! — Люсиль кричит, срывая голос, но не позволяет себе заплакать перед Лукой. — Ты понимаешь? Лука не понимает, как мог не заметить. Того, что под ширмой странностей и загадок скрывается кое-что серьёзное. Того, что Элиотт слишком часто меняет решения и поддаётся влиянию. Того, что между ними больше безумия, чем любви. Лука судорожно сжимает шею в попытке остановить кровь или задушить самого себя. Он не чувствует ничего, кроме захлестывающей боли. Третий выстрел поражает плечо. — С этого момента ты оставишь его в покое, — Люсиль чеканит резко и громко, приказывает, ломает. Она смотрит так сердито и неистово, будто схватит Луку за шиворот и выбросит его с этой проклятой лодки. Лука отмахивается от ядовитого взгляда, глотая слезы. У него не осталось ничего от Элиотта, кроме слез. Солёных, тяжелых, обжигающих. Он будет держать их в кулаке, как память о прекрасных днях. Он будет держаться в стороне, чтобы Элиотт мог заново вернуться к жизни. Потому что с Лукой он не жил. Сходил с ума, предавал себя, сбегал от коварной болезни, но не жил. Лука должен его отпустить. Четвертый выстрел бьёт по ногам. — Ты думаешь, что он любит тебя, но это не так, — Люсиль убеждает Луку и себя, что Элиотт любит только её. Так было всегда, и никто не сможет разрушить их любви. Лука отрицательно качает головой, отступая назад. Ложь. Люсиль говорит неправду. Они были счастливыми, и если это всё была не любовь, то, наверное, Лука тоже сходит с ума. Он сходит с ума с того самого дня, когда увидел Элиотта в студии. Когда впервые поцеловал его под дождём. Когда впервые назвал его своим парнем. Когда впервые пошёл с ним на свидание. Неужели это было всего лишь отголосками болезни, которая прочно засела у Элиотта в голове? Пятый выстрел шарахает в живот. — Он не может любить тебя, — Люсиль рычит, стирая слезы со щеки. Лука видит, как у неё дрожат руки. Ей больно. Может, даже больнее, чем самому Луке. — Это просто его очередной каприз, ясно? Она хочет, чтобы Лука поверил. Если у неё получилось убедить в этом себя, то и его сможет. В стеклянных глазах Луки ни грамма доверия и сочувствия. Он всё ещё не понимает, всё ещё отказывается верить в то, что это происходит с ним. В то, что они с Элиоттом — только больная идея в её голове, обтесанная со всех сторон темными мыслями. Лука должен был заметить, что всё не так. Шестой выстрел последний — прицельно в сердце. — Ты ничто для него, — Люсиль выплевывает с желчью, горчащей на языке. Её глаза застланы дымкой страха и боли. — Лишь гребаная навязчивая идея. Она уходит, громко цокая каблуками. Оставляет Луку в одиночестве. На пустынной лодке, которая была чем угодно — точкой преступления, вершиной безумия или кошмарным сном — но не местом свидания. Лука опускается на ступеньки, закрывая лицо ладони. Он воёт громко и надрывно, кусая костяшки от боли. Внутри вздымается пожар, и Лука горит в нём заживо. Это неизбежно, как и приближение утра. Завтра не будет Элиотта рядом, его нежных поцелуев и улыбок со вкусом счастья. Завтра не будет ничего, кроме боли, которую невозможно утопить в себе. Перед глазами всё ещё мерцают фонари, которые украшают лодку. Речка тихо хлюпает, сверкая в лунном свете, и Лука засматривается на её зеркальную поверхность. Подходит к краю и опускается на колени. Тянется рукой к прохладной воде и смаргивает слёзы. Может, всё ещё можно изменить? Может, всё ещё можно исправить ошибки прошлого? Может, самая большая ошибка — это его неумение выбирать людей? Проблемы начинаются с тебя, и если ты не в силах их решить, измени что-нибудь в себе. Перестань оглядываться вокруг и искать спасения. Любовь — это спасение, которое не всегда освобождает от боли. И если поставить точку — это единственный выход, сделай это. Лука прыгает в воду, крепко зажмурив глаза.