Всегда одного дня не хватает

— Куда-то собираешься? — Ян заходит к Луке в обед со стаканчиком его любимого американо. У Луки плотный гастрольный график, и они чаще всего видятся по выходным. Раньше Яну редко удавалось застать Луку дома. Его лучший друг каждую свободную минуту проводил с Элиоттом, три раза в неделю сбегая на репетиции. Они начали жить вместе сразу, как только Элиотт закончил лицей. Его родители купили для них квартиру в спальном районе Парижа, и с того дня всё изменилось. Ян перестал узнавать Луку. Сияющий, возбужденный, неугомонный. Он слезно извинялся за каждую пропущенную вечеринку, за посиделки в баре, на которых не побывал. Но друзья не сердились на него. Лука был по-настоящему счастливым. Невозможно было винить его за это. — На фотовыставку, — Лука складывает вещи, разбросанные по квартире, в корзину и Яна словно не замечает. — Хлоя достала пригласительные. За последний год в жизни Луки ничего не меняется. Беспорядок в квартире, мусор в голове и темно-сизые круги под глазами. Последний год, с тех пор, как Элиотт его бросил. Базиль и Артур до сих пор боятся произносить это вслух в присутствии Луки, но правда больно режет глаза. Элиотт оставил Луку одного ради контракта, который предложило Лондонское модельное агентство. Он выбрал карьеру, отказавшись от всего, что было ему дорого. Хлоя по какой-то необъяснимой причине контактировала с Лукой чаще всех, и это Яну не нравилось. Что у них могло быть общего после того, как с ней поступил Лука? Ян не раз заставал их вместе вечерами, за бутылкой вина. Их близость вызывала много подозрений. — Между вами что-то есть? — Ян подходит вплотную к Луке. — С чего ты взял? — он только кривится в ответ, сжимая в руках рубашку. Он спал в ней каждую ночь, потому что она напоминала ему об Элиотте. Его запах выветрился после первой же стирки, но эта синяя фланелевая рубашка всё ещё связывала их. Будто не было двенадцати месяцев порознь. Будто не было никакого контракта. Будто не было их расставания. Лука с болезненной ухмылкой бросает рубашку в корзину. Не было ведь расставания. Элиотт не потрудился и несколько строчек написать. Только позвонил и сухо объявил, что улетает на неизвестное количество времени. — Вы часто общаетесь, и мне кажется, ты используешь её, — Ян обводит его внимательным взглядом. Лука по-прежнему уставший, бледный и чужой. Он никого к себе не подпускает, кроме Хлои. — Не давай ей надежду во второй раз. Лука опускается на диван, скрестив пальцы в замок. Смотрит куда-то перед собой, взвешивая свои мысли, и прислушивается к своему сердцу. Оно не реагирует на его жалкие попытки почувствовать. Почувствовать что-то, кроме злости и тяжелой обиды. Он загоняет себя в клетку день за днём, и впереди ни единого проблеска света. Густая непроглядная тьма, в которой Лука коротает дни. — Ты прекрасно знаешь, что девушки меня не интересуют, — хмуро протягивает он, прикрыв глаза. До сих пор видит его образ под веками, верит, что увидит его снова. Элиотт не возвращается целый год. — Хлоя тоже это знает, поэтому мы можем быть друзьями. Лука на самом деле благодарен Хлое. Она единственная не задаёт лишних вопросов. Не пытается залезть ему в душу, как Ян. Не пытается советовать и сыпать жизненной мудростью, как Базиль. Не пытается вытягивать воспоминания, как Артур. Лука знает, что они переживают за него. Он устал быть для них обузой и вечной проблемой. — От Элиотта ничего не слышно? — Ян задаёт этот вопрос стабильно два раза в неделю, и Лука заебался считать. Считать дни до этого проклятого разговора, когда внутри снова завоет тоска. Когда его крепость, слабо напоминающая спокойствие, снова оборвется вниз. Он хочет забыть. Он хочет двигаться дальше. Он хочет без н е г о. — В Лондоне ему лучше, — Лука кисло улыбается, стиснув губы. Он больше не заплачет, не расклеится. «Без меня ему лучше», — в голове просвистит короткий выстрел, и Лука снова мертв. А если завтра он уже не воскреснет?

* * *

Лука ни за что не пошел бы на эту фотовыставку, если бы знал, о чём она. Он вежливо отказал бы Хлое, которая так усердно пытается поставить его на ноги. Он бы пошел домой и снова залез бы под одеяло с головой, чтобы побыть в тишине. Тишина возвращает его в прошлое, но в нём Лука был счастлив вместе с Элиоттом. Проще быть конченым мазохистом, чем не жить вообще. Фотовыставка «Нарисуй любовь». Её организовал брат Хлои, и Лука не мог позорно сбежать. Фотографии на стенах рассказывали любовные истории разных людей. Двух подростков, которые вместе ели сладкую вату. Двух студентов, которые познакомились на вечеринке. Двух врачей, которые вместе спасали людей от болезней. Здесь не важен был возраст, пол, социальный статус или уровень интеллекта. На фото показывали людей, которые любили всем сердцем. Одна фотография особенно привлекла внимание Луки. — Какого хрена здесь висит это фото? — вспыхивает он, размахивая руками. Та самая фотография, четырехлетней давности. Первая серьезная съемка Элиотта, и Лука рядом с ним. Идея разукрасить друг друга красками пришла спонтанно, но редактору журнала она понравилась. Тогда Элиотту и Луке не нужно было стараться — им достаточно было оставаться собой. Дурачиться, обниматься и целовать друг друга. Несколько фотографий до сих пор висят у Луки над кроватью. — Это ты с Элиоттом? — Хлоя удивленно хмурит брови, коснувшись фотографии на стене. — Похоже на то, — Лука тяжело вздыхает, опустив глаза. — Мы вместе снимались для одного журнала, когда Элиотт делал своё портфолио. Ему приятно вспоминать те времена, когда Элиотт делился с ним каждой деталью своей жизни. Они вместе радовались каждому его показу, праздновали его успехи, появлялись вместе на публике. Модельная карьера Элиотта только начиналась, но он не стеснялся показывать своего парня. — Сколько лет вы были вместе? — Хлоя мягко дотрагивается до его плеча. — Неважно, — Лука нервно ерошит волосы и отступает назад. В груди едким дымом клубится тревога, от которой снова не удалось спрятаться. Ему нужно сосредоточиться на игре. — Я не хочу о нём говорить. Лука Лаллемэнт — одинокий пианист, который сыграет свою историю любви. Кто-то пишет о любви, кто-то её снимает или рисует, а Лука сыграет её мелодию. Печальную, трогательную, незабытую. Ту мелодию, с которой всё началось. Наверное, на ней всё должно закончиться.

* * *

Лука допивает второй бокал шампанского и нигде не находит Хлои. Когда он играл, её не было рядом. В последний раз он видел её рядом с братом. В зале не осталось никого, кроме девочек-подростков, которые пищали над каждой фотографией. Хлоя не могла его бросить. Бросить. Слово-табу, которое Лука не произносит даже в голове. Чтобы не свихнуться окончательно. Он быстрыми глотками пьёт сладкое шампанское и вспоминает свою игру. Лука выгорал изнутри с каждой нотой, выворачивал наизнанку старые раны. Рядом не было никого, кто мог бы выслушать его историю, пережить её и почувствовать то, что чувствовал он. Он любил по-настоящему, и в его музыке нет ни крупинки фальши — только отголоски прошлого, связанного с Элиоттом. Пианист, который лишился своего муза, — никудышный пианист. — Ты красиво сыграл, — кто-то чокается с Лукой бокалом шампанского. Он нерешительно поднимает глаза, прижавшись спиной к стене. Элиотт так же солнечно улыбается и крутит между пальцев бокал. Словно их не разделяют двенадцать месяцев беспробудной тоски. Он выглядит бодрым и уверенным. Значит, приступов в последнее время не было. Лука ощущает легкое облегчение. Лука не видел его целый год, а Элиотт почти не изменился. — Что ты здесь делаешь? — цедит он, зло стиснув зубы. Но глаза слезятся не от злости. Сердце барабанит так громко, что Лука не может расслышать голоса Элиотта. Он отвык от него. Отвык от его улыбки, от его смеха и пронзительных глаз. Сотню раз ставил точку, отчаянно стирая ластиком уже через мгновение, и не верил, что они вернутся друг к другу. — Пришёл на выставку своего друга, — Элиотт подмигивает брату Хлои, и Лука наконец вспоминает. Они с Элиоттом учились в одном классе. Странно, что Лука не додумался расспросить его об Элиотте. Виной всему не гордость, а боль, которая отобрала у него способность жить. Лаллемэнт смотрит на него сверху вниз, не двигаясь с места. Может, это мираж. Может, плод его фантазий. Стоит коснуться, и всё развеется, как туман. Элиотт исчезнет уже навсегда, и Лука не сможет простить себе того, что потерял его. Он до сих пор винит во всём себя. — Так вот откуда ноги растут, — Лука опустошает бокал с шампанским и ставит его на стол. — Я не знал, что ты вернулся в Париж. Ты надолго? — Навсегда, если позволишь, — Элиотт произносит серьёзно, без тени улыбки. — Я хочу остаться с тобой. Лука оглядывается по сторонам, чувствуя, как Элиотт берет его за руку. Он обнаруживает за дальним столиком Хлою, которая поднимает бокал вместе со своим братом. У неё выразительно-нежная улыбка, и Лука уверен, что она рада за него. Наверное, Элиотт нашёл его не без её помощи. Сегодня он не хочет думать об этом. Он обнимает Элиотта за шею, замечая внизу фотографии подпись: «Я буду любить тебя до конца».