Всегда одного дня не хватает

— Сколько мы с тобой дружим? — Лука водит кроссовком по воде, свесив ногу с мостика, и улыбается задумчиво-печально. Алые отблески заката пропадают где-то на дне его глаз, и Элиотт не может уловить его настроение. Сегодня Лука совсем другой, и у них впервые не клеится разговор. Раньше ведь часами болтали у реки, забывая о времени и о родителях, которые тревожно ждали их дома. Сколько им было? Семь, десять, тринадцать? Элиотту недавно исполнилось двадцать, а Лука младше его на три года. Молодые, воодушевленные, влюбленные в жизнь. Им незачем бояться взрослых трудностей, потому что всё ещё можно исправить, переиграть, остановить. Сейчас, завтра или когда-нибудь. Этот разговор… Почему Лука затеял его именно сегодня, когда у Элиотта важная новость для него? — Трудно сказать, — Элиотт поднимает глаза к небу, будто срывает с облаков кусочки воспоминаний. Он впервые встретил Луку здесь, у реки. Элиотт сбежал из дома в тот день, чтобы доказать родителям, что он взрослый и самостоятельный. Демори было всего десять, но жгучее желание родителей отправить его в музыкальную школу не вызывало у него ничего, кроме раздражения. Он мечтал о живописи, о ярких красках и о картинах, которые принесут ему славу по всему миру. Они проговорили до поздней ночи, и на следующий день Элиотт пошёл в музыкальную школу. Он был очарован рассказом Луки о музыке и о пианино. Лука говорил так, будто играл на нём всю свою жизнь, хотя ему было всего семь. — Мы дружим десять лет, — Элиотт случайно задевает мизинцем его ладонь. Ледяная, будто впитала холод осенней реки. Лука испуганно дергается, пряча руки под наброшенной на плечи ветровкой. Его руки холодные, вечер холодный и мысли сыростью в узел завязаны. Ему нравилось сидеть на мостике вместе с Элиоттом летними вечерами, рассматривая круги на воде от скачущих жуков. До тех пор, пока вместе с теплом из реки не испарилось кое-что ещё и не впиталось под кожу. — Только дружим? — у Луки едва слышно дрожит голос. Он кутается в ветровку, сдерживая всхлип. Ему так сильно хочется, чтобы Элиотт обнял его сейчас. Спрятал его от пронизывающего ветра в своих руках. Отгородил от неба, нависающего над головой свинцовым покрывалом. Защитил от вечерней грусти, с которой Луке не удается справиться так долго. Сколько? Два года, или больше? Старая история, в которой Элиотт стал одним из главных героев без его же ведома. Лука почти уверен, что его «друг» не догадывается ни о чём до сих пор (Лальман умеет притворяться так, как никто другой). Элиотт дружит с ним почти десять лет, а не знает о его сердце ровным счетом ничего. Они редко затрагивают личную жизнь друг друга. Лука может поименно перечислить девушек Демори, а для Элиотта всё под жирным знаком вопроса. То, что в сердце Луки. То, что в его голове. Под запретом, под замком, за рамками осязаемого. Обсуждать фильмы, музыку и погоду привычно легко, и прорывать дорогу к чужой душе не обязательно. — Странный вопрос, — Элиотт застегивает джинсовку, отворачиваясь от ветра. Он впервые за вечер смотрит Луке в глаза. Одна секунда, две. У него в голове тикает бомба, а Элиотт всё не отводит взгляда. Будто заметил что-то такое, чего раньше там не было. Может, страх. Может, боль. Наверное, всё вкупе, как разверзшаяся яма. Не всегда удаётся спрятать внутри то, что душит. — Я улетаю в Америку учиться, — отбивает быстро и сухо, и хлесткий ветер подхватывает в небо обрывки его слов. Они разлетаются крупинками пыли, капельками крови, оседая гарью на губах. Лука не может моргнуть, будто песком запорошило глаза. — Когда? Он выдавливает на последнем вздохе и прикрывает глаза. Ветер свистит угрожающе громко, и Лука не хочет слышать ответ. Каким бы он ни был, время назад не отмотать. Ему никак не изменить того, что он влюблен в своего лучшего друга. — Через неделю, — у Элиотта в глазах струится радость. Лука помнит, как он мечтал об этом. Только не сейчас, когда Лука хочет сказать. Он должен сделать это. Должен ведь? Элиотт прижимается плечом к его плечу, и Лука застывает. Останавливается всего на секунду, чтобы вдохнуть. Не сможет. Он не сможет ему признаться. Потому что любимого отпускать в стократ сложнее, чем лучшего друга. Потому что любимый вырвет сердце с корнем, не оставляя живого места. Он не сможет исцелиться. Лука не переиграет, не остановит время. Во взрослой жизни слишком много остановок, и ты можешь сбиться с пути уже в следующее мгновение. Сбиться или разбиться насмерть. Решаешь не ты, а твоё сердце. Элиотт принял решение за Луку. Отпусти. Люби. Не живи.