Мой любимый крысёныш

Том думал о господине каждую минуту и никак не мог смириться с холодностью; он часто путался, нервничал, окрик выводил его из задумчивого состояния, но он быстро погружался в точку обратно. Но Геллерт оставался несгибаемым: ему хотелось научить мальчика разделять личное и деловое и оставаться бесстрастным вне зависимости от внешних терзаний. Том, со своей стороны, совершенно сходил с ума и готов был уже на все. Утром Геллерт нагибался, вышвыривал его за шкирку или поднимал с коленей, иногда замахивался, иногда понимающе улыбался, с отрядом по настроению, но так и не менял расположения. И это заставляло Тома только сильнее льнуть к нему. — Ты меня огорчил, Том. — Так позвольте обрадовать вас. Руки Тома легли на его колени. Он приблизился к нему, низко кланяясь, из-под длинных волос сверкали огоньки глаз. Он смотрел, на удивление, не заискивающе, а будто выжидал чего-то: это показалось Геллерту странным. — Я, кажется, говорил, что ты не должен отлучаться из своей комнаты. — Мне жаль, что пришлось сделать это, господин. Гриндевальд был готов снова вышвырнуть его в две секунды, но вдруг почувствовал излишнюю слабость в теле, а потом травяную горечь на языке. — Ах ты маленькая дрянь. Добавил сонное зелье в мой чай? — Расслабляющее. "И слегка возбуждающее", — подумал про себя он. Темный маг замахнулся было рукой, но даже послать качественного "Круцио" не смог. Откинулся на постель и посмотрел на действия своего строптивого ученика полуприкрытыми глазами. — Мне было горько наблюдать за тем, как вы отталкиваете меня — бормотал он, попутно подбираясь ближе. Сперва сел на край постели, потом забрался на нее с ногами, скинув мантию и остался в одной тонкой, почти полупрозрачной рубашке. Навис над Геллертом, опираясь руками в постель по обе стороны от него. Слышалось взволнованное и неровное, хотя и легкое дыхание. Заметно было, что юноша нервничал. — Не оправдывайся, — одёрнул его Гриндевальд. — Продолжай... Он не решился в этот раз быть строгим: наказания явно не шли тому впрок. С ним стоило действовать иначе; мальчик жаждал одной ласки и одобрения, хотя не признался бы в этом сам. Язык облизал тонкие губы, увлажняя пересохшую кожу. Том нагнулся ниже, к шее своего господина, ткнулся сперва носом, а затем точно так же провел по коже языком, словно вампир, нащупывавший вену. Осторожно коснулся, прихватил зубами, прикусывая, совсем не больно, скорее, тревожно. "Я слишком сильно хочу этого несносного мальчишку, чтобы думать трезво", — вынужден был констатировать Геллерт, потому что сам ощущал теплое накатывавшее волной возбуждение. И Том, похоже, знал это. Он оседлал его, сел верхом и принялся снимать с него одежду — не быстро и торопливо, в порыве страсти, но медленно, гладя обнажающуюся постепенно кожу. Он согревал ее своим дыханием, целовал соски и постепенно спускался ниже, вдоль живота, к области паха. Тонкие пальцы расстегнули пряжку ремня. Вынув его, Том с поклоном протянул ремень Геллерту. — Вы вправе наказать меня. — Что, вытянуть тебя, что ли, пару-тройку раз, чтобы было впредь неповадно пробовать новые зелья на своем наставнике, — усмехнулся он, обнажая филейную часть своего мальчишки, сняв штаны. Стегнул пару раз, не слишком сильно, но Том, явно не ожидавший этого от него, обиделся: это было заметно по злому блеску в глазах. — Ты, кажется, хотел сделать мне приятное? Действуй, — и он указал ему вниз кивком, а потом добавил: — Я тебя прощаю. Том шумно вдохнул и нагнулся к его промежности. Пальцы коснулись нижнего белья, стягивая его, а затем Геллерт, прикрывший глаза, ощутил касание его рта к своему члену. На горячей коже губы казались прохладными, но быстро согрелись. Язык прошелся вдоль ствола, увлажняя, проник под крайнюю плоть, а потом вместе с губами начал медленно двигаться. Том вбирал его член всё глубже, плотно прихватывая, иногда чуть прикусывал зубами — но Геллерт был готов мириться и с этим, только не с выматывающим медленным темпом. Он опустил руку ему на затылок, перебирая локоны и не давая отстраниться дальше. Мальчик старался, раз за разом даря тянущее, болезненное, но приятное ощущение. Геллерт лежал, прикрыв глаза, ощущая расслабленность. Вместе с тем возбуждение становилось сильнее. Том пытался взять его глубже, но уже не мог заглотить глубже. — Мой маленький вампирёныш. — Я не дитя, — заметил Том, оторвавшись на секунду, после чего продолжил своё занятие. Это было правдой. Еще полгода назад, когда он только взял его из Хогвартса, Том был мальчишкой-пятикурсником, а теперь это был юноша, выучившийся многому в тёмной магии и управлении своими чувствами и способностями. Он задерживал его ладонь у губ, когда целовал, не смел поднять глаз, и все-таки было заметно, что он вырос и становится все самостоятельнее и взрослее с каждым днем, и это складывалось из сотни деталей одновременно, из ставших чуть шире плеч, более сильного тела, более здравых и рассудительных мыслей, умелых действий... Додумать это размышление Геллерт не успел и ахнул, когда Том снова прижался к чувствительной обнажившейся головке его члена глубоким поцелуем. Тома явно воодушевил возбужденный стон господина, и он принялся двигаться активнее. — Не давись, — отстранил его Геллерт вдруг. — Покажись мне. Том стоял на коленях рядом с ним: лицо его порозовело от возбуждения. — Хочу увидеть, как ты готовишь себя для меня, — пояснил Геллерт. — Давай. Но Том отчего-то медлил, будто смущался. Тогда Геллерт сам перехватил его руку, заставив облизать собственные пальцы, направил ему в щель между ягодиц и развел ноги. Сам лёг рядом, любуясь стеснением своего мальчика и тем, как он пытается удовлетворить себя. В такой позе явно виднелся узкий сжавшийся анус, который впускал в себя два смоченных слюной пальца, и напряженно выгнутое тело юноши. — Попробуй с этим теперь. Геллерт заставил его теперь смазывать себя маслом, обильно, невзирая на протесты. — Ты настолько нетерпелив, что тебе это просто необходимо. Юноша изгибался, подтягивая ноги ближе, чтобы задеть себя и найти источник большего удовольствия. Геллерт одергивал его, не давая второй ладонью обхватить собственный член, и он вцепился ею в простыню, комкая тонкую ткань. Пальцы были явно слишком короткими и узкими, чтобы доставить ему желаемое ощущение. — Помогите мне, господин. Он опустил ресницы. Уткнуться в подушку Геллерт ему не дал, усадил на колени лицом к себе и, приготовив собственный член, дал опуститься на него медленно и не торопясь. Сжал его крепко за талию, не давая ни вырваться, ни опуститься сразу. — Такой горячий, такой узкий... — разгоряченно прошептал он ему на ухо и продолжил продвигаться мелкими толчками вперед. Том ахал, запрокинув голову, держался сперва отстраненно, а когда Геллерт вошел до конца, замер напряженно и вскрикнул, словно от боли. Геллерт держал его бережно, давая перетерпеть первую боль, и негромко утешал. Постепенно привыкнув, Том сам принялся двигаться, упираясь ему в плечи, то сжимаясь, обхватывая его член совсем туго, то чуть расслаблялся, давая трахать себя до упора глубоко. Через минуту он уже сам насаживался на него, иногда вскрикивая, но снова и снова стремясь за этим мучительным и приятным ощущением вновь и вновь. — Больно... — шептал он, но не отстранялся. — Попробуем иначе. В этот раз Геллерт дал ему встать на колени; и более традиционная поза помогала ему выгнуться так, чтобы он раз за разом проезжался по чувствительному месту внутри. Том тихо стонал. — Я... Сейчас не выдержу... — виновато прошептал он. Геллерт и сам мог заметить это по тому, как тот был разгорячен. Член его стоял безо всяких прикосновений к нему и готов был к разрядке. Он не хотел его мучить. — Сделай это для меня, мой хороший. Том выдохнул и выплеснулся себе на живот и на простыни. Он вмиг ослаб и уже не мог двигаться так же активно, а опустился на их ложе. Но всё же он покорно позволял Геллерту докончить начатое и кончить самому, даже сжался снова, будто поддразнивая даже сейчас. Геллерт, кончив вслед за ним, опустился рядом и притянул Тома к себе, целуя в висок, к которому прилипли влажные прядки тонких волос. Похоже, запреты были не лучшим путем, чтобы воспитать его. Геллерт теперь готов был признать, что любой запрет на охоту за магами-отступниками вызовет прямо противоположное, и Том следующим же вечером отправится на охоту за ними вместе с Виндой. — Стоило бы тебя наказать за это своеволие. — Но господин! — вскинулся Том. — Вы же только что... Геллерт усмехнулся снова, но промолчал, и Том, чуть не рыдая, продолжил уговаривать: — Я схожу с ума в этих четырех стенах. Господин, на что я буду годен потом, когда даже забуду, как выглядит солнечный свет? Я не смогу защитить вас, не смогу постоять за себя... — Не драматизируй. С тобой занимается Винда и я сам. — Но практика! Геллерт помолчал, как будто размышляя, хотя на самом деле давно решил всё для себя. — Что ж... Скажи, могу я всецело на тебя положиться? Мне нужны твои силы. Твой гнев. Твоя готовность служить мне. Ты знаешь, что я властвую над умами лучших магов Европы. но за мной до сих пор охотятся маги из МАКУСа, тайного магического правительства Северной Америки... Загоревшийся огонь энтузиазма в глазах Тома дал понять, что Геллерт может не сомневаться в нём. Он, конечно, разумно промолчал о том, что помимо расправы над преследователями ему требовался эффектный выход и демонстрация собственного могущества, которым бы и помог обскур, таящийся внутри Тома. Именно теперь он, полностью преданный ему и ненавидящий его врагов, не смог бы перейти на другую строну, и ничьи доводы не убедили бы его в том, что Геллерт лишь использует его власть в своих интересах. И надо думать, даже то, что выпущенный наружу таким образом обскур будет опасен ему самому, Томаса бы не остановило.