Ложка сахара.

Он делает глубокий вдох и напоминает себе о том, что сказала Лидия, когда он поднимается на лифте в квартиру Питера. Ему можно приходить, когда он хочет, Питер ясно дал это понять—он подозревает, что дело в запахе, потому что он часть стаи, но Стайлз не уточнял. Есть вещи, которые ему знать не обязательно. Он быстро стучит, прежде чем войти, не совсем веря, что может. Когда он написал о своем приезде, Питер сказал, что оставит дверь незапертой, но Стайлз все еще не ожидает, что сможет войти. Он чувствует, как сердце колотится в кончиках пальцев, поэтому не удивляется, когда глаза Питера сканируют его через секунду после того, как он входит. После визуального подтверждения, что нет опасной для жизни (или угрожающей жизни) травмы, он, кажется, немного расслабляется. — Стайлз. Как бы мне ни хотелось тебя увидеть, я хотел бы знать, что привело тебя в такое состояние. Его план разваливается по воле случая. —Может мы …хм. Может мы сядем? Питер кивает и показывает в сторону гостиной. Стайлз сидит на краю дивана, слишком взвинченный, чтобы успокоиться. Питер сидит на кофейном столике перед ним. —Итак, я понял, что слишком остро отреагировал, когда попросил гримуар, а ты ответил, чего хочешь взамен… Я не ожидал, что буду делать это с кем-то, кого знаю, кто знает меня, -все это правда, потому что лгать своему папочке-оборотню было бы невероятно глупо, но лгать Питеру Хейлу было бы еще хуже, -я надеялся, что твое предложение еще в силе. Питер наклоняет голову в сторону и кладет руки на колени. —Это не так, — прежде чем Стайлз успевает сделать хоть что-нибудь, кроме того, как улыбнуться, он продолжает, -но я выяснил, что тебе нужно. И, теперь, когда я знаю истинную ценность этого, и как много тебе надо работать, чтобы получить это, мои условия изменились. Стайлз сглатывает, страх пробирается холодом в живот. —Хорошо, — медленно говорит он. Питер слегка ухмыляется. —Не стоит беспокоиться об этом. Ты всегда можешь отказаться. За исключением того, что, на самом деле, он чувствует, что не может. Особенно сейчас, после того, как убедил себя, что он может это получить. —Каковы новые условия? Питер смотрит ему прямо в глаза и говорит: «Я хочу, чтобы ты мне отсосал», совершенно бесстыдно, и Стайлз забывает, как дышать. Он понятия не имеет, что с его лицом, но он чувствует, как его рот шевелится, когда он пытается ответить. Ещё немного и веселье на лице Питера заменяется чем-то, очень похожим на беспокойство. —Спокойно, детка. Дыши для меня. Стайлз закрывает глаза и опускает голову. Легкие не работают. Тихий стон ползет по горлу. Рука Питера опускается на затылок, большой палец касается чувствительной кожи за ухом. —Давай, солнышко. Ты можешь это сделать. Питер сжимает руку, и вдруг Стайлз начинает дышать. Даже когда дыхание под контролем, он не двигается. Он не знает, как к этому отнестись. Поэтому он делает то, что всегда делает, когда сталкивается с неприятной ситуации и незнанием чего-либо: задает вопросы. —Могут ли оборотни переносить болезни? Вообще-то, знаешь, что, неважно. Я хочу, чтобы в лаборатории подтвердили, что ты чист, или что на тебе был презерватив. —Конечно, дорогой. Питеру, кажется, нравится это, но сейчас у него нет на это времени. —Я знаю, насколько ты силен, и что ты можешь заставить меня делать все, что мне не нравится, но я надеюсь, что ты не пиздел, когда сказал, что у тебя сильная тяга к добровольным партнерам. —Это так, — твердо говорит Питер. Он кивает, не поднимая головы. То, что он должен сказать, легче выплюнуть при отсутствии зрительного контакта. —Чтобы все разъяснить: я не сосал много членов, поэтому не ожидай, что я смогу сделать глубокую глотку или что-нибудь в таком духе. —Я буду иметь это в виду, — шепчет Питер, снова поглаживая Стайлза за ухом, — ты закончил? Он глубоко вздыхает, сглатывает и встречает взгляд Питера. —Ты хочешь, чтобы я встал на колени? Питер кивает, это ожидаемо, — тогда мне нужна подушка. Губы Питера искривились в чем-то похожем на его фирменную ухмылку, но не совсем. —Это можно устроить. Если ты подождешь, то я принесу документы, которые ты просил. Он кивает, чувствуя себя странно отстраненным. Все это кажется нереальным. Он будет сосать член Питера Хейла ради книги заклинаний. Это как какой-то странный фанфик по Гарри Поттеру, который он читал. Когда Питер возвращается, он протягивает Стайлзу лист бумаги. Пробегая его глазами, он видит, что это отрицательные результаты теста на ЗППП, датированные месяцем назад. Очень удобно. —Э-э, а почему, собственно, у тебя это валяется? — он слегка встряхивает листок для выразительности. Питер осуждающе поднимает брови. —Учитывая, что я искал такие отношения, как наши, и что мне нравится секс, я обязательно проверяюсь каждый год. Дает моим партнерам некоторое спокойствие. Это. . . более взросло, чем он ожидал. Он задается вопросом, был бы он менее удивлен, услышав, что это подделка. Он складывает бумаги и кладет их на кофейный столик. —Хорошо, теперь, когда это не мешает, давайте начнем шоу. Покажи мне, что у тебя есть, здоровяк. —Не так быстро. Подождите, что? Ему нужно сделать это, прежде чем он решит слиться и вести себя здраво. —Что теперь? —Не только у тебя есть предпочтения, солнышко. Он проглатывает раздражение. Потому что, к сожалению, чувак прав. —Хорошо, какие у тебя? Питер подходит ближе, пока не оказывается прямо перед Стайлзом, кончики пальцев скользят вверх по горлу, чтобы поднять подбородок, пока он не посмотрит на Питера. Он не может не заметить, что его горло обнажено, вот как. Символ покорности, даже если он его не выбирал. —Я предпочитаю какое-нибудь уважительное обращение, когда мы так близки. «Сэр» подходит, хотя слышать от тебя «папочка» или «альфа» нравится мне больше. Он пытается прогнать возбуждение, которое вспыхивает в животе, прежде чем сделает что-то глупое. —Понял, — шепчет он. Он не может быть громче. Большой палец Питера касается губ, и это не помогает в отрицании своего возбуждения. —Я буду уважать твои границы, Стайлз, но я хочу, чтобы ты отдал мне контроль. Я хочу, чтобы ты позволил мне вести. Я хочу вцепиться пальцами в твои волосы и хвалить тебя, когда ты доставляешь мне удовольствие. Я хочу научить тебя, как брать член в горло, и чувствовать, как ты задыхаешься, когда я кончаю. —Ёбаный в рот. Он не знает, что еще на это сказать. Не знает, что еще сказать. Тот факт, что его член твердеет под джинсами неловок потому, что не имеет ничего общего с неудобной одеждой. Он связан с тем, что Стайлз уверен, что не должен получать от этого удовольствие. А потом Питер уводит его с дивана, и он идет с ним, потому что это кажется легким. Целоваться с Питером еще проще, потому что Стайлз потерял контроль над собой? Это было ебаное преуменьшение—руки Питера гладят шею и плечи, обхватывают челюсть и держат так, чтобы собственнический язык проник внутрь его рта. Стайлз стонет в поцелуе, цепляясь Питеру за все, до чего может дотянуться, и временно не стыдится того факта, что его член неуклюже прижимается к бедру Питера. Это еще более невероятно, чем их поцелуй в машине, и в этом еще легче раствориться. Он задыхается, когда Питер отстраняется, чтобы прижаться носом и ртом к его губам. —Вот так, детка. Так мне нравится. —Хм? — сейчас он не может говорить ясно, но это не его вина. —Я хочу тебя, желаешь ты этого или нет, малыш. Но сейчас ты так восхитительно пахнешь возбуждением. Он краснеет от подтекста, но окей. Питер не ошибается. Все, что связано с интимным и близким с этим парнем, до сих пор было только приятным. Это круто. Но если он думает об этом слишком долго, у него начинает болеть мозг. Вот почему он спрашивает: —Так ты принесешь мне эту подушку? —Через минуту, — он шепчет ему в шею, и Стайлз дрожит от этого. Питер замечает, -Чувствительная? Он пожимает плечами. Да, но он не думает, что это имеет значение. Колени Стайлза подгибаются, когда Питер внезапно впивается зубами. Только рука, обхватившая его за талию, поддерживает его, и он слегка всхлипывает, когда вместо того, чтобы отпустить, Питер ставит засос на захваченной шее. Жар там говорит Стайлзу, что у него будет ужасный синяк, достаточно темный, чтобы продержаться несколько дней. —Что. . .? — он не знает, как закончить свой вопрос, что ему спросить. Питер ведет их обратно к дивану. Стайлз наполовину у него на коленях. —Я собственник. И твоя красивая кожа просто просит, чтобы ее пометили. Он игнорирует комплимент, осторожно касаясь кончиками пальцев пульсирующего укуса. —Тебе обязательно было ставить его где-то, где невозможно спрятать? —Считай это наказанием за то, что не ответил на мой вопрос. Тон Питера резкий, и Стайлз смотрит на него. В его выражении есть что-то неумолимое, и Стайлз внезапно понимает, что—при всем при том, что это просто засос - Питер серьезен. Это его способ сказать, что, если Стайлз не ответит ему, и не будет честен, будут последствия. Он кивает, наклоняя голову. —Я рад, что мы понимаем друг друга. Теперь встань на колени. Приказ согревает шею, и Стайлз неловко встает с дивана, когда Питер бросает подушку между раздвинутых бедер. Тот факт, что Питер рядом с ним, заставляет чувствовать себя комфортно, но он никак не может избежать того факта, что его глаза на уровне паха Питера. Он кладет руку Питеру на бедра. —Так, м… Что-нибудь, что я должен знать об этой части? Глаза Питера блестят, когда он ухмыляется, одной рукой трогая волосы Стайлза. —Ни о чем не беспокойся, солнышко. Ты просто должен быть хорошим мальчиком и делать то, что я тебе говорю. Он сглатывает, и слюна застывает в горле. Ничего из того, что только что сказал Питер, не должно быть обнадеживающим, но это стопроцентно так. В джинсах твердо как камень и он хотел бы, чтобы этого не было. Все было бы намного проще, если бы он не наслаждался этим. Вместо того, чтобы думать об этом, он прочищает горло. —Итак, что сначала? —Расстегни молнию, сладкий. Стайлз повинуется и делает вид, что пальцы неуклюжи, а не дрожат. Ничего нет, кроме голой кожи и темных волос, когда он расстегивает молнию. —Хороший мальчик. Теперь я встану, а ты снимешь с меня джинсы и приспустишь. Только немного, достаточно, чтобы убедиться, что я не чувствую молнию нигде, где не должен. Он кивает и осторожно расчищает себе достаточно места для работы, когда Питер поднимает бедра. —Что теперь? —Возьми меня, детка, вот и все. Стайлз покусывает нижнюю губу, глаза перебегают от лица Питера к члену в руке. Он необрезанный, видимо, из-за оборотничьих дел, и больше среднего. В руке жарко, он не струсит, но он действительно не так много делал этого и не уверен, чего хочет Питер. Должно быть, что-то отразилось на его лице, потому что Питер дергает его за волосы, заставляя встретиться с голубыми глазами. —Ты сдаешься? Питер спрашивает это, как честный вопрос, без насмешки или сарказма. Это успокаивает что-то за ребрами, беспокойство, о котором он не знал. —Нет, я просто… —О, — Питер понимающе улыбается, -я подумал, что ты захочешь немного побыть самостоятельным, но нет ничего плохого в том, что тебя нужно направлять, малыш. Я рад приказывать тебе. Это то, что тебе нужно? Он кивает, но Питер молчит. —Слова, Стайлз. Он кривится, ему не нравится, как Питер произносит его имя. —Утвердительный ответ. —Да, что? И, ох. Он должен был запомнить эту часть. Его щеки пылают. —Да, сэр. Питер выразительно смотрит на него. —То, что надо. Но мы оба знаем, что ты не хочешь меня так называть. Прежде чем он успел сделать что-то большее, чем почувствовать, как румянец ползет по горлу, Питер сжал его волосы достаточно сильно, до боли, и направил голову вперед. —Открывай, вот так. Нет, нет, не пытайся пока взять больше. Я хочу, чтобы ты пока сосредоточился на головке. Соси, пользуйся языком, знакомься. Он не думает, что это должно нравится больше, чем в другой раз, когда он был на коленях для кого-то другого, не думает, что Питер рассказывает, как сосать член для того, чтобы Стайлзу было более комфортно и спокойно. Ему нравится ублажать партнера, но это—другое. Наверное, неправильное. Это осознание не меняет того факта, что он течет прямо в джинсах. —А теперь я хочу, чтобы ты взял его как можно глубже. Не заставляй себя, не сейчас. Я просто хочу знать, где твоя зона комфорта, сладкий. Он не знает, что об этом думать. Он не должен доверять Питеру, но медовый тон плавит позвоночник и ему трудно понять почему. Это намного проще, чтобы двигать головой и пропускать ствол в рот настолько глубоко, как может. Он справляется примерно с половиной, и пальцы, направляющие его, чувствуются как награда. —Пока я хочу, чтобы ты продолжил так. Сожми эти красивые пальцы вокруг того, что ты не можешь поместить в рот. Он согласно мычит и думает, что, возможно, ему стоит беспокоиться об этом «пока», но он этого не делает. Даже немного. Во всяком случае, он с нетерпением ждет, что будет дальше. Он все еще течет. Если ему повезет, у него не будет видимого мокрого пятна на джинсах, когда они закончат. Его боксеры определенно пропали. Он теряет счет времени. Нет ничего, кроме ритма, который он установил для них обоих: вниз, сосать, выпускать, сосать, дразнить языком, нежно сжимать у основания. В этом легко заблудиться. Он чувствует себя почти одурманенным, когда Питер дергает его за волосы, чтобы остановить. Он немного скулит, когда член вынимают. Питер смеется, проводя пальцем по слюне, размазывая ее по нижней губе. — Ничего-ничего, сейчас. У тебя небольшой перерыв, потому что я готов кончить, и это значит, что я научу тебя, как брать в горло. Он кивает. Он этого хочет. Хочет заставить Питера кончить, хочет проглотить доказательство хорошо выполненной работы и знать, что он это сделал. Поэтому он позволяет Питеру обхватить себя сзади за шею и насаживать себя. Он обхватывает губами головку члена. Рот наполняется слюной, когда он чувствует вкус предэякулята на языке. Он делает глубокий вдох, когда ему говорят, и замирает, когда Питер начинает двигать бедрами. Сначала он неглубоко, помогает ему понять, когда дышать. —Я сейчас войду тебе в горло, детка, и ты мне позволишь, — он скулит, соглашаясь, и рука на затылке сжимается, -успокойся и расслабь горло, если знаешь, как. Как легко следовать приказу, позволить себе обмякнуть в объятиях Питера. Он слегка давится при первом же прикосновении к горлу, но Питер шикает на него и выходит, прежде чем снова двинуться вперед и вставить немного глубже. На этот раз он не давится, но глаза немного слезятся. —Ты такой хороший мальчик для меня, -выдыхает Питер. От этого у него внутри теплеет, он старается сильнее расслабиться, когда Питер толкается вперед, засаживая прямо в глотку в первый раз. Это страшно, и кажется, что он задыхается. Он благодарен за руку, сжимающую его затылок, за бормотание: «ты в порядке», и за неторопливый ритм, в котором Питер плавно двигается. Второй раз, когда Питер толкается в горло, это все еще страшно, но меньше. Теперь он знает, чего ожидать. Питер говорит ему, когда дышать, бедра рвано двигаются, когда губы Стайлза медленно обхватывают основание члена. Его руки сжимают сильные бедра, и это единственное, почему он знает, как влияет на Питера, —он может чувствовать, как дрожат мышцы. —Я скоро кончу, детка, — хрипит Питер, и доказательство того, что он влияет на Питера, пьянящее. Он мычит в знак признательности, и от этого бедра Питера дрожат еще больше. —Я собираюсь вставить тебе в глотку, и ты примешь это как хороший мальчик. Он снова стонет, потому что с ним серьезно что-то не так, он не должен находить это горячим, но он давится, когда Питер входит в горло и останавливается. Сначала он думает, что Питер снова вынет, продолжит в том же ритме, что и раньше, но он не двигается. Он просто остается там, член пульсирует в горле Стайлза, бедра дрожат. Он задыхается и начинает паниковать. Он пытается отодвинуться, но рука Питера на затылке удерживает его на месте. —Не двигайся, детка. Ты в порядке. Он издает приглушенный звук, настолько панический и злой, насколько способен, но Питер не отпускает его. —Ты не можешь торопить меня, милый мальчик. Ты получишь мою сперму, когда я буду готов. Как только он собирается поддаться панике, Питер отскакивает назад, кончая. Стайлз кашляет, и какие-то капли стекают по его лицу, но он глотает все, что может. После того, как он делает несколько глубоких вдохов, он плюет: —Что это было? Питер посмеивается: —Я же говорил, что ты отдашь мне контроль. Что я хочу чувствовать, как твое нежное горло сжимается вокруг моего члена. Он собирается спорить—потому что Питер, возможно, сказал это, но небольшое предупреждение было бы кстати, не говоря уже о вежливости—но его прерывают. —Ты можешь либо жаловаться на меня, либо залезть ко мне на колени и позволить заставить тебя кончить. Твой выбор. Он замолкает. Он не знает, что ему делать. Потому что да, у него так стоит, что больно, но он знает, что облажался. Его сверхъестественно сильный папочка держал его голову и заставлял задыхаться из-за члена в глотке, и Стайлз остался твердым даже через панику, даже когда не мог вздохнуть. Прежде чем он может решить, Питер приподнимает его подбородок и мягко целует припухшие губы. —Ты можешь наслаждаться жизнью, детка. Скажи это. Он краснеет. —Что? Питер слизывает часть остывшей спермы с лица. —Я хочу услышать, как ты говоришь, что тебе позволено наслаждаться, и я хочу, чтобы твое сердцебиение оставалось устойчивым, пока ты это делаешь. Он сглатывает, слова прилипают к глотке. —Окей. —Хорошо, что, Стайлз? Ему надо перестать забывать, что он должен называть Питера «сэр», потому что, если Питер ещё раз произнесёт его имя таким тоном, он не выдержит. —Да, сэр. —Мм, я думаю нет. Сердце начинает стучать, когда Питер снова сжимает его волосы, тянет, пока он больше не сидит, опираясь на пятки, а стоит вертикально, все еще на коленях. Его голое горло на уровне глаз Питера, и, конечно же, он чувствует, как щетина раздражает кожу на метке, которую Питер поставил раньше, заставляя пульсировать ее снова и снова. Он пытается увернуться, но ему некуда идти, он зажат между бедрами Питера и рукой на затылке. —Мы оба знаем, что ты не хочешь меня так называть. Будь хорошим мальчиком для меня, милый. Ты можешь это сделать. Он издает несогласный звук. Он не говорит, потому что не доверяет тому, что может сказать, и не рискует солгать. Питер агрессивно прижимается к нему, пока Стайлз не начинает хныкать от раздражения и начинает трястись. Ему нужно кончить, его бедра сводит судорогой, а он не может, он хочет— —Просто скажи это, детка. Скажи мне то, что я хочу услышать. Это будет стоить того, обещаю. Он закрывает глаза от чувства стыда и шепчет: — Пожалуйста, папочка? Питер рычит «да» на ухо, и следующее, что Стайлз понимает, что лежит на спине на диване, и Питер дергает его джинсы и боксеры вниз, позволяя члену свободно прижаться к животу. Когда Стайлз смотрит вниз, то видит, что он темный, ярко-красный, и прилип к рубашке из-за предэякулята. Питер, не колеблясь, начинает дрочить, быстро и крепко. Стайлз благодарен—он не думает, что сможет пережить поддразнивание. Он толкается бедрами, но потом рука Питера ложится на живот, удерживая его, когда он бьется. —Папочка! Рука по члену двигается быстрее, сжимает сильнее. —Ты великолепен, когда в отчаянии, детка. Но все в порядке, папочка здесь. Кончи для меня. Он издает нечеловеческий звук и, когда кончает, царапает что-то, за что держится: спинку дивана и предплечья Питера. Дыхание прерывается, захватывая легкие, когда мышцы сжимаются, но это происходит только после того, как Питер шепчет: —Кончи вслед за папочкой. Он слепнет. На несколько секунд он становится чистым ощущением. Когда это проходит, он понимает, что Питер все еще гладит его длинными, твердыми движениями, вытягивая оргазм как можно дольше. Он скулит, когда перестает чувствовать себя удивительно и прикосновений становится слишком много. Питер останавливается, но не отпускает. —Прекрасно, детка. Ты так мне подходишь. Стайлз действительно не понимает, почему его хвалят за то, что он кончил. Не похоже, чтобы он мог сделать что-то еще, когда был в сознании с Питером, дрочащим так беспощадно. Но приятно слышать, что он идеален. Последним, кто сказал ему это, была мама. Прежде чем он успеет понять эту мысль, Питер целует его в лоб. —Посиди здесь, малыш. Когда я вернусь, мы тебя приведем в порядок. И, ну, окей. С одной стороны, он еще не восстановил достаточно контроля над телом, чтобы куда-то идти. С другой стороны, какого хрена? Он хмурится, кожу тянет, чувствует зуд. Он чешется, и пленка забивается под ногти. Поэтому он решил, что, да, убрать это перед тем, как идти куда-то, довольно умно. Но это не значит, что он готов к тому, что Питер вернется с мочалкой и начнет тереть его щеки и горло. —М? Я могу сделать это сам. Питер не останавливается. —Это мой беспорядок. Стайлз как бы ударяется об стену. Потому что технически, да, это правда, но это не делает это менее странным. —Ты ведь не сдвинешься с места, правда? —Нет. Он вздыхает и позволяет Питеру закончить. Влажный жар кажется довольно приятным, как будто Питер засунул мочалку под горячую воду. Но лежа там с закрытыми глазами, невозможно игнорировать холодные брызги на футболке. Это будет отстойно, ехать домой вот так, но у него есть клетчатая рубашка, потому что, по крайней мере, никто не сможет это увидеть. Джеку не понравится, что он будет выглядеть и пахнуть сексом, но это колледж. Никто не будет осуждать. Будем надеяться. —Тебе нужно сесть. Его глаза распахиваются, боль появляется в груди. Он ничего не понимает. Почему Питер вдруг стал засранцем? Но он все равно садится. Нет смысла злить парня, покупающего талмуды заклинаний. Но голос Питера нежный, поэтому ничего не имеет смысла. —Ч-то? Глаза Питера скользят по лицу Стайлза, и, как ни странно, выражение его лица смягчается. —Я не сержусь на тебя, детка, и не выгоняю тебя. Я просто хочу вытащить тебя из твоей влажной, липкой рубашки, и переодеть во что-нибудь сухое. Он кивает, горло пересыхает. Он понятия не имеет, что с ним, черт возьми, не так, почему он вдруг хочет плакать и умолять Питера обнять его. Поэтому он не говорит, просто неловко снимает рубашку и пытается не подпрыгнуть от прикосновения прохладной ткани, скользящей по прессу. Он поворачивает голову, краснея без всякой причины. Он задается вопросом, что он чувствует, это вина за отсасывание Питеру, за то, что наслаждался этим, или стыд, что он занимался сексом с членом стаи? Ни один из предположений не подходит, но при мысли об этом ему становится хуже. Питер цокает. —Ты слишком много думаешь. А потом тянется поцеловать его. Это мило, просто губы, скользящие по его губам, пока пальцы расчесывают волосы. Питер отступает и помогает Стайлзу просунуть голову сквозь горло футболки. —Надень это для меня, милый. Стайлз просовывает руки в рукава и расправляет, понимая, почему Питер смог так легко надеть её — у нее V-образный вырез. Глубокий. Он тянется за пледом, но Питер успевает раньше. —Они оба грязные. Я положу все вещи в стирку, а ты можешь прийти за ними позже на этой неделе. —Окей. А что еще он может сказать? Он не хочет носить рубашку Питера, не хочет чувствовать себя незащищенным, — не говоря уже о холоде, — но носить влажную одежду тоже плохая идея. —Так, думаю, мне пора идти. Питер наклоняет голову в сторону. —Ты можешь, если действительно хочешь. Но, учитывая, как ты сейчас пахнешь, может, лучше остаться ненадолго. Он корчит рожу. —Слушай, если я воняю, я уверен, что это твоя вина, приятель. Питер наклоняется вперед, сидя на кофейном столике, и обеими руками опирается на колени Стайлза. —Я имел в виду твое эмоциональное расстройство. Меня нисколько не беспокоит запах нашей деятельности. Он не реагирует на это. Он не знает, как хочет и как не хочет. Однако Питер, похоже, не заинтересован в том, чтобы позволить ему встать и направиться к двери. —Я в порядке. —Тогда порадуй меня. Он открывает рот, чтобы спросить, что это значит, когда Питер внезапно поднимает его на ноги, только чтобы усадить их обоих на диван, со Стайлзом, прижатым к его груди. —Как именно порадовать тебя? Питер драматично вздыхает, но подталкивает, пока Стайлз не устраивается по своему вкусу. —Оборотни — стайные существа . Мы тактильны. Ты всегда так стараешься испортить оргазм? Потому что, если так, это многое объясняет. Он щиплет Питера за бок, тот резко дергает за волосы. В итоге Стайлз позволяет себе раствориться в Питере и погрузиться в утешительное тепло. Он уйдет через несколько минут. Но может и останется, совсем ненадолго. Если у Питера есть хорошие книги. *** На следующий день он просыпается отдохнувшим и смущенным. Он принимает душ и завтракает на автопилоте, пытаясь понять, что вчера случилось и почему. Он не придумывает никаких ответов, но через пару невероятно отвлеченных часов он точно знает три вещи: Первое: что это дерьмо с Питером намного сложнее, чем то, на что он подписался. Это должно было быть просто; предоставить услугу, получить оплату. Вместо этого Питер ведет себя странно и тянет историю, которую лучше похоронить в Бейкон Хиллс. Второе: он должен перестать забывать, что Питер опасен. Он король тайных замыслов, и последнее, что нужно Стайлзу, это помогать ему. Как всё это «папочкино» дерьмо. Три: он понятия не имеет, почему он позволил перешагнуть свой порог безопасности, позволил Питеру вывести его, но это не должно случиться снова. Неважно, насколько хорошо это было. Он хочет, чтобы решимость не ослабевала, чтобы все просто шло вперед, заставляя его чувствовать себя лучше. Вместо этого он чувствует тошноту в животе. Прежде чем он соображает, что с этим делать, телефон гудит. Это сообщение от Питера. Там написано: «У меня есть кое-что для тебя». Там прикреплена фотография, и когда он открывает ее, видит картонную коробку с этикеткой. Ему требуется минута, чтобы прищуриться, но он понимает, что это гримуар. Прежде чем он ответит, приходит еще одно сообщение: «Если хочешь, приходи и забирай.»