Ложка сахара.

Он не теряет времени, направляясь в квартиру Питера. Он говорит себе, что ему просто не терпится заполучить гримуар, что это не имеет никакого отношения к Питеру или к тому, что они сделали прошлой ночью. Но он не может убедить себя, и ненавидит себя за это. Вот почему он вежливо кивает, когда Питер открывает дверь, и ничего не говорит, когда снимает ботинки, прежде чем направиться к пакету на обеденном столе. Он немного удивляется, когда чувствует руку Питера на локте, останавливающую его, прежде чем он доберется до свертка. —Сначала о главном, Стайлз. Как ты себя чувствуешь? Он моргает, тупо глядя, потому что, что за дерьмо? Почему Питера волнует, как он себя чувствует? И с каких это пор Питер участвует в социальных ритуалах? Но Питер смотрит на него выжидающе, поэтому он в конце концов говорит: —Хорошо? Питер, кажется, не убежден. —Ты часть стаи, милый. Даже если бы мы не делали то, что мы делаем, близость с товарищем по стае может вызвать некоторый, — он останавливается на мгновение, -эмоциональный раздрай, — деликатно заканчивает он. И это, святая срань, объясняет некоторые вещи. —Так это, — Стайлз делает неопределенный жест рукой, -эти странности-это нормально? Питер закатывает глаза. —Конечно нормально. Ты был в измененном состоянии прошлой ночью, эмоциональный эквивалент пьянства. Чувство неустойчивости на следующий день является обычным явлением. Да. Ну, хорошо, это несколько обнадеживает, пока он не думает о последствиях. —Значит, все это само собой пройдет? Питер странно на него смотрит. Ему хочется спрятаться за чем-нибудь. —Не совсем. Если бы это была просто стайная связь, развивающаяся в новом направлении, то да, она бы, скорее всего, со временем осела сама собой. Но это не все, что было в программе прошлой ночью. —Конечно, блядь, не все, — бормочет Стайлз и закрывает лицо руками, удивляясь, как он оказался в такой ситуации, -ну, что бы это ни было, я не в состоянии справиться с этим прямо сейчас. Так что — либо исправь это, либо позволь мне взять мой гримуар и пойти подальше. Питер ухмыляется, и это плохой знак. —Как хочешь. А потом Стайлз вскрикивает, когда его обнимают. Он борется мгновение, прежде чем вспомнить, что с оборотнем сопротивление бесполезно. В тот самый момент, когда Стайлз решает, что лучшим выходом будет не реагировать на объятия, Питер рукой обхватывает его затылок. Стайлз сдаётся и расслабляется в чужих руках, почти не чувствуя собственного веса. Это здорово. Намного приятнее, чем любые объятия с Питером Хейлом, но у Стайлза нет блядских причин, чтобы заставить себя отстраниться. Не тогда, когда с Питером он чувствует себя в безопасности и в крепких объятьях, когда он чувствует себя спокойнее с каждой секундой. Он мычит, уткнувшись лицом в шею Питера, когда рука на затылке движется вниз, прикрывая шею, большой палец ритмично двигается взад и вперед. Питер — тот, кто облегчает ему возвращение, и он чувствует себя слабым, как будто он проснулся всего пару минут, и его мозг еще не работает. —В будущем, Стайлз, ты должен связаться со мной, если чувствуешь себя не в своей тарелке. Я могу помочь, и, кроме того, это моя обязанность. Понятно? —Да, -кивает он, не глядя на Питера. Он немного пришёл в себя, но не может собрать воедино саркастический отказ, который, по его мнению, должен последовать. Питер спрашивает, как он спал (отлично), и завтракал ли он (конечно, он завтракал), прежде чем позволить ему схватить свой пакет и уйти без каких-либо еще дерьмовых вопросов или слюнявых моментов. Он снова чувствует себя самим собой, когда возвращается в свою комнату в общежитии, и его немного беспокоит, что общение с Питером так изменило ситуацию. Тот факт, что это может произойти снова—потому что может быть что-то еще, что он захочет, почему он должен будет торговаться и это может привести к сексу и этому дерьмовому чувству беспокойства— эти мысли съедают его. Он решает, что уже достаточно отвлекся, и открывает пакет. Внутри он находит не только гримуар, который он заказал— и даже не хочет думать о том, сколько это могло стоить, ведь вещь была заказана из Европы— но и роскошные синие кружевные трусики. Он долго смотрит на них, прежде чем взять телефон, чтобы написать Питеру. Он не прикасается к ним. «Питер, почему в этой коробке нижнее белье? ЖЕНСКОЕ белье???» Ответ приходит подозрительно быстро. Они на самом деле созданы для мужчин. Если ты посмотришь, ты заметишь дополнительное пространство спереди. «Это не объясняет, почему они здесь, вообще-то» На этот раз, Питер отвечает гораздо медленнее, достаточно медленно, чтобы заставить Стайлза волноваться. Я хочу, чтобы ты надел их под брюки на вечеринку в офисе, куда я отвезу тебя на следующей неделе. Прежде чем он смог напечатать «нет», появляется другое сообщение. Если ты будешь хорошим мальчиком и будешь хорошо себя вести на вечеринке, я сниму их позже. Зубами. Он не знает, что на это ответить, поэтому он просто не отвечает. *** Когда Стайлз, наконец, вспоминает, что у него все еще есть профиль на сайте для поиска спонсоров, он входит в систему, чтобы закрыть его. Это была плохая идея. Но когда он попадает на главный экран, он видит, что его почтовый ящик переполнен сообщениями. Он просматривает заголовки и отправителей, и, хотя некоторые из них от потенциальных папочек, большинство из них от других деток. Милашка, в частности, пыталась связаться с ним около двенадцати раз, и он чувствует себя виноватым из-за того, что заставил ее беспокоиться, и именно поэтому она заставляет его встретиться с ней за кофе после работы. Он едет в кофейню, которую она выбрала, гадая, злится ли она на него. Он не прочитал все сообщения, которые она отправила, но некоторые из заголовков были одинаковым, и по крайней мере одно из слов было «ебать». Вот почему он удивлен, что она обнимает его, когда он заходит в кафе. —А? —Обними меня, урод. Это меньшее, что ты мне должен после того, как исчез из поля зрения. Он знает. Это приятно, даже с мертвой хваткой, с которой она сжимает его. Когда она, наконец, отпускает его, они садятся, и Стайлз считает, что извинение — лучшее начало. —Прости, что заставил тебя волноваться. Мне запретили приходить на встречи после сцены с Питером, и когда я пытался что-то придумать с остальными… прошло не очень хорошо. Она медленно выдыхает. —Я имею в виду, я понимаю, что все может пойти наперекосяк, но я же говорила тебе, что одно из первых правил безопасности для нас — это сказать кому-то, когда мы встречаемся с партнерами, а потом связаться с этим человеком. Ты просто исчез. Хуже того, ты пропал с лица земли после того, как участвовал в большом скандале с одним из лучших папочек. Ему нужно время, чтобы обдумать это. Прежде чем он успевает, она срывается с места. —И вот я здесь, слышу о тебе, но не от тебя, и все, что я слышу, не имеет никакого смысла. Итак, я хочу, чтобы ты сначала рассказал мне, откуда ты знаешь Питера, и почему ты так ужасно обращался с ним на встрече. Он смотрит на Милашку, пытаясь придумать, как ответить на этот вопрос. Он не может сказать ей, что Питер терроризировал свой родной город как зверь-убийца, прежде чем его самого убили, и он определенно не может упомянуть всю эпопею с Лидией и чуваком, воскресающим себя. Он смотрит вниз. —Что ты знаешь о Питере? Она странно смотрит, глаза сузились. —Я знаю, что он какой-то крупный адвокат, и что все были очень удивлены, что он снова появился. Очевидно, он исчез с радаров на несколько лет. Почему? Он делает глубокий вдох и кладет руки на стол между ними. Он будет так близок к правде, как только осмелится, что на самом деле не так уж близко. —Ладно, дело в том, что Питер и его семья из моего родного города. И с ними случилось что-то ужасное, и Питер на какое-то время потерял себя. —Как именно? Стайлз облизывает губы и наклоняет голову. Общение с оборотнями сделало его хорошим лжецом, но он знает, как важно, чтобы она поверила в это. —Что-то из этого было не моим делом, а что-то я узнал позже, но, -он поднимает глаза и видит, как она ловит каждое его слово, -у меня есть родственник в правоохранительных органах, и Питер, ну… Он совершал ужасные поступки, -, слабо сказано, таких еще поискать, —но в силу обстоятельств это не было направлено против него, -во всяком случае, юридически, — сейчас он намного лучше, чем был, но первые впечатления имеют большой вес, и он напугал меня, когда я встретил его. -Я знаю, он может быть пугающим, — признается она. Это был бы чрезвычайно мягкий способ поддержать его. —То есть, он много сделал, чтобы попытаться все исправить, но. Ну, я был очень удивлен, увидев его там, и не в хорошем смысле. Милашка медленно кивает. —Да, я могу это понять. Мне все еще трудно поверить, учитывая, как я знаю Питера и что он был со мной. Это привлекает внимание. —Подожди. Ты была одной из деток Питера? Милашка ухмыляется ему, кивает. Он чувствует себя глупо, не говоря о мысли, что эвфемизмы полезны, когда они говорят об этом публично. —Да, была. К сожалению, у нас не срослось, потому что я бы хотела, чтобы он меня не отпускал. —Почему? Он не может сдержать возмущенный тон. К счастью, она не имеет ничего против него. —Я знаю, что ты вел с ним переговоры, был с ним на нескольких вечеринках, поэтому я думаю, что он уже обсудил с тобой основные правила. Что и делает его таким привлекательным, честно. Он прямо и откровенно говорит о том, чего хочет, и не раздвигает границы позже, как это делают многие из них. Стайлз кивает, думая, что все это не похоже на Питера, которого он знает—хотя она права, Питер ведёт себя так, как ни странно. —А что насчет остального… мы не сошлись потому, что он имеет. . . особое предпочтение, и это не мое дело. Я пыталась притвориться для него, но… — Она пожимает плечами. —Он знал. —Да, знал. Я не в курсе, как он это сделал, но он не заинтересован, если другой человек тоже не хочет. Она смотрит на него, а он смотрит на стол. Он точно знает, о каком предпочтении она говорит, и чувствует, как его лицо пылает от стыда. Тишина затягивается, и он сглатывает. —Теперь, когда ты знаешь, что я жив, наверное, стоит, — он жестом указывает на дверь, вместо того чтобы сказать: «Возьми то, что осталось от моего достоинства, и беги с ним». Он все еще не смотрит на нее, поэтому удивляется, когда ее пальцы обхватывают его запястье. —Тебе действительно нормально с тем, что нравится Питеру? Это не для всех, и это в порядке вещей. Иметь папочку уже достаточно, чтобы заставить некоторых людей слинять подальше, но доминирование тоже вещь довольно специфическая. Он тупо смотрит, не понимая. Он прокручивает ее слова в голове. —Доминирование? Ее глаза сканируют его лицо в поисках чего-то. Он не знает, что они находят. —Хорошо, хотя я хочу задать тебе много вопросов, я понимаю, что это личное. Так что я буду придерживаться того, что имеет значение: вы с Питером были близки? Воспоминание о члене Питера во рту и руке в волосах мелькает у него в голове, и он сглатывает. Милашка кивает, как будто он ответил на ее вопрос. —Окей. Ты пойдешь домой и прочитаешь статьи, которые я тебе пришлю. И потом, если у тебя есть еще вопросы, ты будешь исследовать, или спросишь меня, хорошо? —А? Он не знает, что здесь происходит. Она закатывает глаза, но это скорее просто игра на публику. —Называй это компенсацией за то, что ты пропал с лица планеты, как идиот, и остался без поддержки. Он кивает, потому что с ней легко согласиться. И кроме того—больше информации-это всегда хорошо. Информация, которую она ему посылает, не выглядит как «хорошо» . Да, ладно, это может объяснить некоторую странную питерность Питера, и это определенно объясняет, почему чувак так любит быть папочкой («Мне нравится динамика власти, присущая такого рода договоренности»), но это не объясняет, почему Стайлз отреагировал так, как отреагировал. У него был секс раньше, и никогда такого не было. Он никогда не чувствовал себя эмоционально уязвимым после этого, и он определенно никогда не хотел называть своего партнера «папочкой». Он проходит только половину списка статей, которые прислала Хани, прежде чем написать Питеру. Ты пытаешься доминировать надо мной? Конечно нет. Облегчение и разочарование скрутили его желудок, и прежде чем он смог понять, что из этого преобладает, появилось еще одно сообщение. Мне не нужно было—ты прекрасно справляешься, милый. Почему ты мне не сказал? Проходит несколько минут, прежде чем Питер отвечает на это, и ожидание затягивается, будто становясь дольше. Честно говоря, я ожидал, что ты будешь немного осведомлен о БДСМ, ведь ты всегда был таким любопытным. И, если ты помнишь, я с самого начала был предельно откровенен: какими будут правила, чего можно ожидать, чего я хочу, и как уйти из этого. Ты расстроен тем, что мы делаем, или тем, что ты узнал о себе? И это вопрос, о котором он не хочет думать, потому что хочет злиться на Питера за то, что он манипулирующий придурок, как Стайлз и ожидал. Вот почему он печатает: Это не то, кем я являюсь Хотя он благодарен, что Питер не здесь, чтобы почувствовать запах эмоций, бурлящих под его кожей. Конечно, даже из-за сообщения, мудак не может оставить его в покое. Правда? После всего, через что ты прошел, ты хочешь, чтобы я поверил, что ты не хочешь, чтобы кто-то заставил тебя чувствовать себя в безопасности, заботился о тебе для разнообразия? Чтобы тебе было хорошо? Его руки дрожат, потому что он дрожит. Он знает, и он ненавидит Питера, хоть немного, за то, что увидел это. Как и любой, да? В какой-то степени, да. Не так, как ты это делаешь. Он не знает, как это опровергнуть, и отчаянно хочет доказать Питеру, что он неправ. Это просто секс. Это действительно не так, но я сказал тебе с самого начала, детка: я хочу, чтобы все было добровольно. Поэтому тебе нужно время, чтобы обдумать это, поискать ответы, и если ты хочешь быть папиным мальчиком—со всеми вытекающими правилами и наградами—надень трусики под брюки для меня в пятницу. Он смотрит на экран своего телефона невидяще. У него есть четыре дня, чтобы понять это, и сердце бьется в бешеном ритме под рёбрами, потому что во вселенной нет такой возможности, где этого времени достаточно. *** Он проводит три дня, попеременно паникуя и исследуя, слишком быстро меняя решения о том, что делать. Он набирает номер Лидии, не нажимая на кнопку вызова четырнадцать раз, потому что он не может сказать ей, что его папочка Питер, он не может, один кризис за один раз, большое спасибо, а это значит, что она просто расскажет ему, что уже говорила. Она скажет ему, что он может получать удовольствие, сказать «нет», если ему что-то не нравится, и что нет причин не заниматься сексом, потому что он уже сказал ей, что их нет. Он не может говорить с Милашкой, потому что она не знает правду о Питере. Он не может просить никого другого — на этот раз он сам по себе, и это пугает его, потому что он чувствует, что это ловушка. Как будто, что бы он ни выбрал, это будет стоить ему чего-то, что он не может позволить себе потерять. Либо он дает Питеру пугающую власть над ним—финансовую, и он даже не хочет думать об этом мысленно— — либо он отступает и пытается понять, как выжить без финансовой поддержки папочки, потому что, как бы он ни ненавидел это признавать, единственные варианты на этом фронте — «Питер» или «никто». Странным образом, знание, что он облажается в любом случае, немного успокаивает. Он просыпается в пятницу спокойнее, чем с тех пор, как Питер объявил крайний срок. Что насчёт еще одной плохой идеи?