маяки и скалы

Арсений никогда не задаёт лишних вопросов, и это — качество, которое Антон в нём ценит, наверное, больше всего. Это звучит глупо и чересчур громко после всего пары недель знакомства, но является правдой. Эта мысль крутится у него в голове уже несколько дней, когда он, привычно и уже искренне улыбаясь, добавляет очередной сироп в кофе мужчине, или когда он смотрит на него, обнажённого будто даже внутренне, лежащего на кровати Шастуна. Антон думает, что подпускать к себе так близко нельзя. Особенно такому человеку, каким он является. «Такому человеку? Ты ебанулся, что даже не можешь называть вещи своими именами?» — он морщится и пытается бесшумно застегнуть куртку, неслышно ступая по плитке прихожей к двери. В квартире ценных вещей нет, а он должен вернуться к трём часам ночи, если не управится раньше. В городе даже подозрительно спокойно (если брать это «спокойно» в значении не обычных людей), а шаткое перемирие между двумя группировками будто начинает укрепляться. Это не успокаивает — это вызывает едкую тревогу где-то у горла, шепчущую, что это лишь затишье перед бурей. Но Антон повторяет, что ему вовсе не тревожно. Он готов. Пусть даже и не знает, к чему. Когда он выходит из подъезда и закуривает, перед закрытыми глазами всё ещё стоит образ бледного мужчины, смотрящего так проникновенно и тепло, что на секунду безопасность кажется реальной.

***

Но ровно до того момента, когда Антон открывает глаза, и реальность снова бьёт его по лицу наотмашь. — Эти долбоёбы, — Армян, кажется, едва сдерживается, чтобы не сплюнуть прямо в салон, но в своей машине он даже кашлять, мать его, запрещает, — Снова завалили какого-то дохляка из этих. Блять, я не понимаю, что за хуйня у них в башке творится. Но это, сука, не главное. Знаешь, где и как они его завалили? Он, блять, был там же, где мы работали. Схуяли? А хуй их, блять, знает. Антон садится в машину, рывком (снова будет орать) закрывая за собой дверь, Армян даёт по газам. и автомобиль резко трогается, сразу же выруливая на трассу, оживлённую даже сейчас. Он прикрывает глаза, позволяя себе расслабиться, но мозг, работающий беспрерывно, на автомате выуживает из бесконечного потока речи мужчины нужную информацию. Холодный пластик маски ложится на кожу, как влитой. Антон вдруг думает, что это забавно — Армян ведь один из немногих своих, кто видел его лицо, а имён до сих пор никто не знает. Да что про него, даже с Доком они поимённо не знакомы. И это хорошо. — Думаешь, крысы? — он приоткрывает один глаз, на автомате нащупывая в глубоком кармане пистолет. Оружие приятно холодит металлом ладонь. Сейчас не нужно. Не нужно. — Да хуй их знает, — водитель вдруг тихо вздохнул, видимо, пытаясь успокоиться, и резко вывернул руль влево, заворачивая в узкий двор, — Но, блять, а как ещё объяснить, что эти ебланоиды каждый раз, сука, в том месте и в то время? А потом, сука, будут предъявлять, хули мы творим. Ой, блять… Антон слабо усмехается, хотя смеяться тут, по сути, не над чем. Да и не видно этого из-под маски. — Разберёмся. Даже если они есть, то устранить несложно. И кто ожидал, что их не будет после ухода старого главы? Многие вообще к другим переметнулись, — он по привычке немного меняет голос, пусть сейчас это ещё не нужно. — Или вообще ушли, — тихо добавляет Армян, не показывая на лице ни единой эмоции. Шастун только тихо выдыхает и сжимает оружие в ладони крепче, прежде чем выйти из машины и нарочно уверенным шагом двинуться к входу в, казалось, заброшенный подвал.

***

— Ты поздно, — Арсений или совсем не укоряет, или же он слишком сонный, чтобы придать словам обвинительную интонацию. Но это вряд ли. Он никогда не задаёт лишних вопросов. — Извини, — Антон устал, как собака, и меньше всего ему сейчас хочется разговаривать о чём бы то ни было. Попов не глупый. Он понимает. — Спать будешь? — мужчина сонно моргает, садясь на кровати. Одеяло сползает с худых плеч, обнажая бледную грудь и тонкий шрам, её пересекающий. Антон не задаёт лишних вопросов тоже. Слишком многого стоит этот человек. …Не для него, разумеется, а вообще. — Скоро лягу. Они оба как-то вымученно улыбаются друг другу, и брюнет снова ложится на кровать спиной к стене. Впрочем, как и обычно, не собираясь спать до тех пор, пока Антон не ляжет рядом. Такое ребячество. Но об этом мужчина не думает, пока подходит к зеркалу в ванной и умывается холодной водой. У виска, засохнув и склеив пару коротких прядей, осталась кровь. Он морщится и смывает её водой, мысленно прося, чтобы Арсений ничего не заметил.

***

Арсений утыкается носом ему в висок и, кажется, не замечает явный запах металла.