Былые дни

Хаотичный ураган в голове поутих, и она наконец смогла нормально дышать. Дышать, вцепившись в синюю форму Крии. Вдыхать стерильный запах идеально выстиранной одежды. Сладковатый аромат мыла, что выдают на Хале. И это в конечном итоге привело ее в себя. Заставило почувствовать стыд. Как тогда, полторы недели назад. Вернулась к жизни. Но дыхание все еще нестабильное. При встрече все выскажет. Да, обязательно выскажет. Прямо в лицо, все, что думает. Потому что она очень зла. Настолько зла, что лишь сильнее цепляется за ткань, не желая отстраняться. И он не отталкивает. Держит. Почему оставил? Что она должна была думать? Что она должна думать сейчас, после этого? Хотел поддержать. Потому что она снова дала волю эмоциям. Потому что… что бы это ни было с ней, от этого нужно избавляться. А в груди все разрывается. От этой близости, от контакта. От ритма сердца, бьющегося ускоренно уже совсем не из-за тревоги. И ей снова невыносимо страшно. Страшно от этой неизвестности. Она будто падает – с каждым днем все глубже и глубже. С каждым днем все больше сходит с ума. Как же это называется? Магия ночи? Он понял, что она успокоилась. Сколько они уже так стоят? Кажется, бесконечность. Недостаточно. — Что случилось? — тихий вопрос где-то над ухом. Много чего. — Ничего. Помолчи, пожалуйста. Одно неверное движение – и все разрушится. Рассыплется прахом у них под ногами, развеется в ночи. Как и всегда. Но пока этого не произошло, она чувствует. Чувствует себя собой, чувствует, что она здесь. Прорезает эту невероятную темноту. Держится за прямую спину. — На «ничего» так не реагируют. — но вечного не бывает, верно? — Скажи мне. — снова полуприказ. Выдергивает ее из этого самозабвенного омута. Она отстраняется, он сразу же позволяет. Вытирает тыльной стороной ладони высохшие дорожки на щеках. Поднимает голову и смотрит в желтые глаза. — Мне просто стало плохо. — как можно убедительнее. — Это из-за того, что случилось с Гален-Кором? — прищурился. Умопомрачительная проницательность. Перед глазами – окровавленный посох. Она сразу же сморгнула эту картинку. Не спорить. — Нет. — ложь. — Верс, Ронан… — он пропустил волосы сквозь пальцы, тяжело вздыхая, — Очень консервативных взглядов. Приверженец старой веры. Язычник. — Фанатик и террорист? — предложила она, вскидывая брови. — У него очень… специфическое представление о справедливости. — Больное на голову? Он сделал то, что ему никогда не простили бы в совете. Улыбнулся. Конечно, только слепой бы не заметил наклонностей Ронана. Тут уж, патриотизм и гражданственность, извините, и подвиньтесь. — У стен есть уши, Верс. — предупредил Йон-Рогг, заговорщически оглядываясь. — Ой. Точно. — кивнула она, — Так и что Его Величество предпочитает на завтрак? Останки врагов или мясо предателей? — Ритуальные жертвы, купание в крови и втирание измельченных костей поверженных противников в свой костюм. — его тон был настолько повседневен, что она не поняла даже, шутит он или нет. Замолчала, прикрывая рот. Он усмехнулся. — От этого его заставили отказаться некоторое время назад. Верс неуверенно посмеялась, все еще нахмурено смотря на него. И снова в молчание. Только какое-то уж слишком легкое. Давно у них такого не было. Хотелось посмеяться, но ни звука не выходило. Сейчас она могла бы снова начать кричать. Возмущаться по поводу того, что с случилось несколькими минутами ранее на первом. В отчаянном непонимании задавать вопросы, на которые он не ответит. Из-за этого становилось грустно. Они никогда не поймут друг друга по-настоящему. Но сейчас… сейчас казалось, что он видит. Всю ее растерянность. Понимает, как она себя чувствует. Ей некому было довериться. У нее нет единомышленников. У нее была лишь эта реальность и эти порядки, к которым она должна адаптироваться. Новые идеалы, в которые обязана поверить. Во имя Крии. И она поверит. Она сделает это. Ради... — Пошли. Уже поздно. — им обоим надо было вставать через несколько часов. Он сделал шаг к ней, и внутри все снова затрепетало. Улыбнулся, застегнул ее легкую куртку. И только когда он отошел, она заметила, как прохладно было в ночных коридорах. Верс как можно тише вздохнула. Разум, дай ей сил. Они прошли несколько коридоров молча. Все еще под этой магией, наверное. Он наблюдал за ней периферийным зрением. Она чувствовала, но встречать его взгляд не решалась. Остановились у ее комнаты, и он провел по сенсорной панели, отворяя дверь. — Ах. Да. — нахмурилась Верс, наблюдая за исчезающими в стене пластинами. Йон-Рогг лишь пожал плечами и улыбнулся. Надо же что-то сказать, верно? Она же не может просто юркнуть в комнату и спрятаться там, как можно скорее закрыв дверь? О, это очень хороший вариант. Просто сбежать поскорее, прежде чем они снова поссорятся. Или произойдет что-то еще. Просто оставить между ними все так. Недосказано и… Но она не успела ничего сделать, потому что в следующую же секунду он наклонился к ней, по-свойски взял за подбородок, и поцеловал. Легко. Медленно. Снова не так, как обычно. Нежно оттянул нижнюю губу, посасывая. Прямо как во сне. А когда она потянулась, следуя какому-то внутреннему порыву, его губы уже исчезли – она не успела. — Спокойной ночи, Верс. — склонил голову влево, улыбка не сходила с лица. Обошел ее, и через несколько секунд скрылся за поворотом. А она так и осталась стоять там, у двери. Проводя подушечками пальцев по нижней губе. *~* На следующий день на Хале ввели военное положение. Еще через несколько дней база перешла на комендантский час. Это было ожидаемо, совсем неудивительно. Проблема заключалась в том, что теперь ситуация, в которой Верс существует уже около двух месяцев, была еще ближе и ощутимее. Через несколько месяцев закончится ее подготовка. Еще позже (но необратимо скоро) она отправится на свою первую миссию. И что она будет делать? Так же убивать? Пробивать грудную клетку врагам? Так, чтобы сварить все органы. Так, чтобы живого места не осталось. Так, чтобы ее оставшееся самообладание сгорело вместе с ними. Она пыталась не думать об этом, когда ночью ее снова разбудили черные глаза и энергетический бластер. Все те же. Каждую ночь. Словно кричащее «давай, ненавидь меня, я отнял у тебя прошлую жизнь и хочу забрать новую – смотри мне в глаза, пока я это делаю». И все, что ей остается – ждать. Лишь смотреть на синюю кровь на песке и комкать темно-зеленую форму в дрожащих ладонях. Слушать ненормальный ритм собственного сердца. И после этого он не приходил. Он снился ей лишь единожды – спас от этого кошмара. Даже сейчас, всего лишь думая о том сне, все внутри нее начинает свой беспорядочный танец, а в голове набатом: она бы хотела, чтобы он был там. Верс пыталась не думать ни о чем. Не думать о скрулле, о котором Дестра не может заткнуться уже который раз. Не думать о том, что даже она, убежденная сторонница идеологии Крии, начинает задавать вопросы. — Он постоянно говорит. Иногда мне даже кажется, что он не говорит исключительно со мной. Я – просто приятное дополнение, — она увлеченно шкрябала металлическую поверхность стола ногтями, опустив взгляд вниз, — Элемент мебели. Сначала я не слушала. Потом попыталась поспорить. Но на каждый мой аргумент у него рождается двести ответов. — ее голос – приглушенный и осторожный. — Ага, и что ж он говорит? — насмешка в голосе Колда слишком резала слух. — Что нужно задавать вопросы миру вокруг, не взирая на то, насколько существующая правда восхвалена или нужна. Не взирая на то, сколько безопасности мы находим в этой правде. Ведь она может быть сплетена из лжи. — Вау, просто романтик какой-то. Он тоже из архивных, как ты, или просто не умеет язык за зубами держать? — Кто бы говорил. — Я хотя бы не толкаю спесивые проповеди наивным аспиранточкам. — И на что это ты намекаешь? — Меньше думаешь и знаешь – крепче спишь, Дес. «Меньше знаешь – крепче спишь» - гениальная фраза, сказанная Колдом, держащая ее на плаву последнюю неделю. Это все, что ей нужно, правда. Меньше знать. Отпустить прошлое. Крепче спать. Прокручивать раз за разом труп на ступенях, синие капли, держать под веками злой янтарный взгляд, чувствовать электрическую волну, скручивающую конечности, сдерживать силу… — Концентрируйся. — хлопок перед лицом заставил ее вздрогнуть. Она нахмурилась, поднимая на него взгляд. Вдруг она снова здесь. Посреди безжизненной тундры. Напротив мужчины, вокруг которого за последние два месяца фактически крутилась ее жизнь. Между ними все будто по-прежнему – легкие шутки и ироничные подколы. Аккуратные касания, практически невесомые, от которых сразу же поднимались мурашки. Он не сторонился и не избегал ее, но вел себя осторожно. Что-то в нем поменялось после той ночи. Ее устраивало. Так было легко. Сгорать от желания, когда он в очередной раз впечатывал ее в пол на ринге – легко. Прикусывать губу каждый раз, когда он оказывался слишком близко – легко. Убеждать себя, что это просто физиология, и ничего больше – легко. Трудно – это когда кожа к коже. Когда он настолько близко, что хочется умереть, провалиться сквозь землю от сокрушительного ощущения. Трудно – это ощущать вкус пухлых губ, чувствовать его твердость, и хотеть большего. — Верс. Трудно – это когда до него снова лишь шаг. — Прекрати. — Что? — она смахнула волосы со лба, убирая за уши мятежные пряди, развевающиеся по ветру. — Уходить в себя. — привычный упрек. — Я не ухожу в себя. — дежурный ответ. Он мягко усмехнулся. Снова никакой злости, никакой раздраженности. И от этого еще хуже, кажется. Во что он играет? — До демонстрации считанные дни. И тебе лучше показать себя. Ты же видела… — чуть притормозил, выбирая слова, — В каком Ронан состоянии. — Это запугивание должно в дальнейшем положительно сказаться на моей продуктивности? — нервно посмеялась Верс. — На это все надежды. Перед ней те же цели. За время их совместных тренировок становилось легче контролировать силу внутри. Она слишком эмоциональна; вот, что он постоянно твердил – и, казалось, это правда. Секрет правильного управления силами – концентрация и фокусировка. Теперь она без какого-либо усилия могла выпустить бластер в цель – вдох-выдох, прицел, бум. Главное – никакой злости. Еще один постулат, который он пытается ей внушить. Злость делает тебя глупой. Глупость убивает. Поэтому Верс не злится, когда сбивает металлические бочки одним точным ударом. Она ни о чем конкретном не думает, когда стальная балка падает с грохотом вниз, распиленная на две половины. Она не боится гудящей энергии, которая вырывается из ее рук. Она слышит лишь ее нарастающий шум в ушах. Она слышит лишь его слова. И цепляется за них, потому что ничего другого не остается. Вот, кто мы. Продукт войны. Это и ты, Верс. Поэтому Верс не думает. Она просто существует. Концентрируется, фокусируется, цепляется. Пока есть на чем. Пока есть за что. *~* Верс сталкивается с Дестрой в коридоре – первая опоздала, но по расписанию у обеих работа в архиве, и этот час они обычно проводили просыпая или разговаривая. Но она вылетела из лаборатории с широко распахнутыми глазами, крепко, до побелевших костяшек сжимая в руке свой голограф, не видя ничего впереди. — Ох, — ошалевший взгляд нашел ее лицо. Верс стояла напротив, прищурено глядя на Дестру. — Слушай… — она взволновано оглядывалась, — Поможешь мне? Я бежать должна, ничего не успеваю. — она всунула Верс голограф в руки, и той ничего не оставалось, как принять его. — До комендантского всего полчаса, — опешила Верс, держа девайс в руке. — Куда ты идешь? — Я успею. Брось мне на стол, когда закончишь. — она уже повернулась, для того чтобы убежать, но Верс остановила ее. — Да что мне делать-то?! — слегка прикрикнула, чтобы хоть как-то отрезвить ее. — Ааа… — она достала пропуск из кармана и передала его девушке, — Подключи к терминалу в А-3, в первой секции. Там ничего сложного. Просто подключи, а голограф сам скачает все. — протараторила она, повернулась на каблуках, и быстро зашагала в противоположном направлении. Верс посмотрела на лабораторию, в которой могла бы уже мирно дремать, и закатила глаза. Как там, друг познается в беде? Верс усмехнулась. А-3, обычно закрытый отдел, сейчас был заброшен. Она опустила голову как можно ниже, держалась как можно сдержаннее – но все эти предусмотрительности в итоге оказались не нужны. Никаких сентриев, мимо которых в прошлый раз проскакивали Дестра с Верс. Только огромная металлическая дверь и знакомая панель идентификации. Девушка осторожно оглядела пустой коридор. Как только она переступила порог отдела, где-то внутри зашевелилось неприятное чувство. Что-то было не так. Она хлопнула в ладоши – система не отреагировала, голограмма не появилась. Разветвленный коридор и сервера освещались слегка подрагивающим светом, который не зажегся даже при ее появлении. А-3 был ощутимо опустошен. Еще больше, чем она помнит. Неужто перенесли все данные? Она дошла до поворота, где они с Дестрой когда-то пытались найти ее файлы. Когда-то. Сто лет назад, кажется. Сам процесс не занял много времени – пока полоска загрузки добиралась от одного конца до другого, она успела рассмотреть поврежденные сервера, из которых, казалось, с силой выдирали провода и составные части. Чистка прошла не только в армии. Разруха вокруг угнетала еще больше. Она отсоединила голограф и направилась к выходу, счастлива с этим покончить, крутя металлический девайс в руках. Ей было не интересно, что там. Очередной анализ победы космического флота, которая произошла несколько сотен лет назад. Или очередные данные о каком-нибудь великом Крии, которых Дестра так обожает. «Просьба всем сотрудникам базы вернуться в свои жилые помещения. После комендантского часа каждый, находящийся вне закрепленного за собой помещения, будет задержан». От стального неэмоционального голоса неприятное чувство внутри еще больше дало о себе знать. Верс поторопилась к лабораториям. Голограф уже начинал неприятно жечь руку. Старуха, руководитель Дестры, которую та упорно отказывалась называть по имени, собирала свои вещи. — Вы не видели Дестру? — до комендантского всего пять минут. Ей придется поторопиться, если она хочет добраться до комнаты вовремя. — Она должна была быть в палате с зеленым, но сейчас уже наверняка не работает. — ответила женщина, не отрываясь от сенсорной панели. Она выключала всю лабораторию. — Но… она сказала… — Верс протянула ей пропуск, и женщина отвлеклась. Увидев пластиковую карточку, она тут же выхватила ее из рук, так резко, что девушка даже и не успела толком отреагировать. — Откуда это у Вас?! — шикнула женщина, заглядывая ей за спину, проверяя, нет ли кого рядом. Она закинула пропуск в верхний ящик, прикрывая его какими-то старыми фолиантами. — Глупая девчонка, никак не может успокоиться. — Верс медленно завела руки за спину, наблюдая за лихорадочными движениями женщины, которая прочесывала рабочее место Дестры. — Что происходит? — аккуратный вопрос сразу же заставил ее повернуться. — Всем научным сотрудникам доступ в А-3 запрещен, вот что. — ее стресс, казалось, можно было потрогать. Она потерла лоб тыльной стороной ладони. — Вас кто-нибудь видел? — Верс отрицательно покачала головой. — Хорошо. — она отошла от места Дестры, возвращаясь к своим вещам. — Что Вы там делали? — ожидаемый вопрос. Верс сильнее сжала голограф. — Ничего. Она попросила кое-что забрать. — как можно невозмутимее. Женщина повернулась к Верс лицом. Прищуренный взгляд светло-голубых глаз говорил за себя, но девушка была непоколебима. Неприятное сдавливающее чувство все еще не оставляло ее. Но что-то ей подсказывало, что сейчас нельзя поддаваться. Она сама завтра все выяснит. Их игра в гляделки продолжалась еще несколько секунд. В конечном итоге она сдалась, качая головой. Верс расслабилась. — Идите, и побыстрее. Постарайтесь не попадаться никому на глаза. — махнула рукой, отворачиваясь. Девушка попятилась назад, все еще держа руки за спиной. Как только оказалась за порогом, позволила себе выдохнуть. Она в непонимании уставилась на устройство. Покачала головой, отбрасывая ненужные мысли. На ее часах уже восемь. Уже опаздывает. В коридорах – ни души. Она сжала устройство в ладони. Дестра завтра получит. О, как она получит. Заставила ее пройти сквозь все это ради каких-то отчетных выписок для ее нелепого исследования? Просто невероятно. Она была на своем этаже, быстрым шагом направлялась к комнате, со злостью сжимая в руке голограф, когда увидела их. Брон-Чар и Йон-Рогг, идущие ей на встречу. Их взгляды были прикованы к голограмме, которая проецировалась с запястья Брона. Они что-то негромко обсуждали. Верс остановилась в ту же секунду, как завидела их. Одним быстрым движением развернулась. — Стоять. Коридор впереди – длинный и прямой. Она лихорадочно оценила свои шансы. Он быстрее ее; так что не убежать. У нее в шее чип, так что никакого дебоша. Поэтому она будет делать то, что у нее получается лучше всего. Верс развернулась и с улыбкой посмотрела на них. Ее ухмылка забавляла его, как и всегда. Но внутри снова привычное раздражение. Снова не может усидеть на месте. Уже вышла за комендантский час, фактически нарушает закон. Сейчас снова начнет ломать комедию. — Доброго вечера. А что это вы тут делаете? — поинтересовалась она, держа руки за спиной. — На базе, вообще-то, комендантский час. — серьезно сказала девушка. — И тебя это касается в первую очередь. — он вскинул одну бровь. Брон-Чар свернул проекцию Ксандра, понимая, что обсудить у них уже ничего не получится. Верс замолчала. Снова комичное каменное лицо. В последнее время у нее часто было такое выражение лица; отстраненное, как будто далекое. Он выдохнул и скрестил руки на груди, встав напротив нее. Это надолго. — Я задержалась в лаборатории и уже возвращаюсь. — Я точно знаю, во сколько ты заканчиваешь. Где ты была на самом деле? — Я правда обязана отчитываться? — Ты действительно спрашиваешь у меня это? Верс прыснула, чуть подкатывая глаза. Мерзкая привычка – всегда бросается в глаза. И часто выдает ее целиком. Легкий поворот головы по направлению к ее же комнате, что располагается всего в нескольких шагах. Чуть прикушенная нижняя губа. Слегка сдвинутые брови. Скрещенные за спиной руки. Она поворачивает к нему голову, и русые волосы подрагивают в такт движению. У меня проблемы? — У меня проблемы? Он наблюдает за ней, а внутри – тысячи вопросов. Когда он научился читать ее? — Зависит от того, скажешь ли ты мне сейчас правду. — Я и Дестра просто… — Твоя Дестра была только что с нами в палате скрулла, отвечала за очередную промывку мозгов. — его напористый тон заставил ее опешить. Она сглотнула, и он взглядом проследил за сокращением мышц. Мать твою, не сейчас. — Так, ладно. Я просто пойду, хорошо? Если сейчас на нас наткнется сентрий, нам обоим не поздоровится, верно? — включила строптивую, уже почти обошла его, но его пальцы сомкнулись на тонком локте прежде, чем она успела сделать хоть шаг. — Даже не думай браться за старое. Мне казалось, ты все поняла. — он не понял, что увидел в ее взгляде. Секундный страх, мимолетная растерянность. Но, вот она. Снова горделиво поднимает голову. — Может, не при?.. — она посмотрела ему за спину, но в коридоре они были одни. И когда он успел?.. — Черт, отпусти меня. — дернулась Верс, пытаясь вырвать руку у него из хватки. И тут он увидел. Сжимала что-то в кулаке – кажется, миниатюрный голограф. Она тоже заметила. Их взгляды встретились, но лишь на секунду. В тот же момент он потянулся второй рукой к стиснутой ладони, но был прерван; она выкрутилась, и ее локоть угодил куда-то ему под ребра. Пара попыток боковых захватов – она уклонялась корпусом, не задействовала правую руку. Хлопок по плечевому суставу обезоружил бы ее, если бы секундой ранее голограф не был бы отправлен ею же в воздух – и пойман левой рукой. Он усмехнулся. — Что там? — потребовал Йон-Рогг. Верс медленно отходила назад по коридору. Снова это преследование, как тогда, в кабинете. В прошлый раз убежать у нее не получилось – что придавало уверенности сейчас? — Это не мое. — быстрый ответ. Ее взгляд – куда-то ему за спину. К комнате. Стремительный выпад вперед – его рука угодила куда-то в угол ее губы, так, что голова запрокинулась. Он схватил ее за руки, впечатывая в металлическую стену. Тяжелый удар отозвался глухим стуком по коридору. — Там ничего важного. — приглушенно сказала она. — Отпускай. — хриплый голос. На разбитой губе уже начала скапливаться синяя кровь. Упорный взгляд карих глаз был устремлен прямо на него. Вызов, раздражение, и что-то еще. Очень горячее. То, что заставило его отвести взгляд, сильнее сжимая ее левое запястье. Нашел правильное место, прямо между суставов – боль такая, что она пыталась вывернуться, но он прижал ее к стене, отрезая всякие пути к отступлению. — Верс. — она снова не слышит его. Опустила взгляд на его губы, и от этого снова сносило крышу. Не пыталась вырваться – лишь тяжело дышала, пока он прижимал ее к холодной стене. Он посмотрел на голограф, все еще сжатый в руке, надеясь, что это хоть как-нибудь приведет его в чувство, а затем поднял на нее глаза. Ее губы были слишком близко, чтобы не думать о них. Поэтому он позволил себе. Лишь на секунду. И она воспользовалась, чертова бестия, ты ждала этого, провела горячим язычком по нижней губе, слизывая синюю кровь. Его кровь. Как бы это было? Просто отпустить ее запястья, хоть на секунду, ослабить хватку. Что бы она сделала? В голове – снова бешеные мысли. И ему будто не сбежать от них. Стоило дать ей хоть малейшую свободу – и она уже бы прижималась к нему, сама, ощущала бы твердый член, уже топорщивший ткань штанов. Лишь от этой близости. От этого огня в глазах. И он бы все ей простил. — Отпусти. — она тяжело дышала. Чуть дернулась. Он не ответил. — Отпусти. — на этот раз настойчивее. На этот раз послушал. Она высвободила левую руку, но правая все еще осталась в его хватке. Протянула ему голограф. Он с недоверием посмотрел на нее. Неужто сдалась? Взял девайс, отошел от нее, моля хоть о дуновении холодного ветра. Но в идеально спроектированных коридорах базы исключалась возможность любого сквозняка. Он положил голограф на сенсорную панель на запястье – голограмма показала, что началась обработка устройства. Он почувствовал, как она подошла сзади, выглядывая из-за его плеча. — Я же говорю, что там ничего важного. — почти обиженно сказала Верс. — Раз ничего важного, зачем сопротивлялась? — фыркнул он, наблюдая за индикатором загрузки. — Это не мое, — повторила так, словно объясняла что-то очевидное несмышленому ребенку. Он уже собирался ответить, как голограмма вдруг окрасилась красным; закодировано. Файрвол, мешающий даже посмотреть данные, не говоря уже о том, чтобы узнать, что за информация на голографе. Но вдруг. — А-3? — он резко развернулся, так, что голограф выпал из запястья, покатываясь по идеально наполированному металлическому полу куда-то в сторону. — А-3, Верс? И тут. Срыв миссии. Вторжение в архивы. Взлом кабинета. А-3. События. Одно за другим, прокручивались молниеносной серией картинок. Как она вообще туда пробралась? Откуда взяла пропуск? Что собиралась делать с голографом? Что успела бы сделать, если бы он не наткнулся на нее в коридоре? — Какого хера ты творишь? — он не понимал. Правда, не понимал. Она же человек. Совершенно чужая. Она ничего не знает про Крии. Это не может повториться снова. Внутри – настоящая паника. Что, если она все помнит? Играла все это время? Кто на базе скомпрометирован? Неужто ты на нее работаешь, Верс? — Какого хера ты, твою мать, натворила? — на этот раз тише. А она уставилась на него во все глаза. Зрачки все еще немного расширены, дыхание сбито. Но в омуте карих глаз – непонимание и растерянность. Он уже видел этот взгляд. Оставила на самом видном месте – хотела, чтобы он увидел? Он вернулся домой раньше, чем ожидалось – из-за орегонских пожаров всех распустили по домам и приказали включить радио на случай экстренных ситуаций. На улице было сухо и жарко. Если желание спалить это место дотла было совсем крошечным, когда он шел домой по мощеным улочкам, то сейчас оно увеличилось до гигантских размеров – от царящей суматохи внутри он и сам был готов вспыхнуть, что ваша каминная спичка. Глифы Крии вперемешку с кривоватыми письменами скруллов – все на умело начерченных эскизах. Что-то про двигатель, новый дом. Указания Талосу, напоминания. Документы брошены в спешке, на один из бумажных рисунков пролился кофе. Схватить винтовку. Схватить винтовку и прострелить в ней аккуратную дыру, как только она войдет за порог этого чертового дома. Или прямо сейчас взять зажигалку, которую она прятала в верхнем ящике кухонной тумбы, и поджечь тут все. И все равно на леса вокруг. И все равно на нее. Он возьмет корабль и улетит отсюда. Тут же. И он почти сделал это, если бы не трясущиеся руки. В голове сразу ненавистный голос. Думать головой. Контролировать. Прислушиваться к себе. Поэтому он постарался как можно спокойнее выдернуть стул из-за стола. Поставил его напротив двери, и сел. Принялся ждать. Это какая-то ошибка. Она точно все объяснит. Она не могла так поступить; не после того, что он сделал для нее. Он поверил. Он и сейчас верит. А в глазах Верс – немой вопрос. Она стоит на месте, словно примерзла, словно все ее силы внутри, которым она не давала воли, которые до дрожи в коленках сдерживала, когда он прижимал ее к стене, наконец покрылись холодной коркой. Что она сделала? — Что ты здесь делаешь? — Неправильный вопрос. Правильный: какого хрена я вижу? — в его руках – ее чертежи, и хрупкая бумага хрустит из-за твердой хватки. — Йон, я… — она смягчилась. — Пора бы тебе рассказать. — Из-за этого в венах все начало закипать. Расслабилась, успокоилась. Сейчас примется снова промывать ему мозги своей ложью. Наглой, бесчестной, неправильной. Извращающей. Вот, зачем они здесь. Она – предатель. И он вместе с ней. Чертов соучастник. — Заткнись и скажи мне, что это. — его слова слишком резки; она нахмурилась, но решила не отвечать на его дерзость. Видела его состояние. — О чем бы ты не думал, я делаю это во благо. — она аккуратно вынула из рук бумаги, и он позволил. Все еще не сдвигался с места – смотрел на нее, словно решая, что ему делать. — Во благо кого? — Всех нас. — она подошла еще ближе. Тактический расчет. Смотрит ему прямо в глаза – просчитывает каждое свое движение. Успокаивает дикого зверя. А он приоткрывает рот, но не выходит ни звука. И, вот оно. Осознание, которое прибивает его к земле, водопадом опускается на голову. — Ты работаешь на них. На скруллов. — последнее слово сочится ядом. Быть не может. Объясни. Пожалуйста. — Как ты могла? — в его словах такое искреннее непонимание, что она останавливается. Наверное, его сейчас можно прочитать, как открытую книгу. Но его это совершенно не волнует. — Я думал, ты занимаешься сбором данных для Халы. Но ты… — злость вперемешку с чем-то неприятным, горьким. — Как ты могла? — обида. Вот, что это. Ты обещала. Непонимание и растерянность. Она была уверена, что он поймет. Когда-то же должен был. Но он молчит, ожидает от нее чего-то. Неужели время, проведенное на Земле, не пошло ему на пользу? Слепец. Идеалист. Неисправимый. Эта категоричность подведет его. Когда-нибудь подведет. — Нет. Ты все не так понял. — поэтому, она говорит. Потому что она слишком много в него вложила, чтобы сейчас просто взять и потерять. Рано. Она просчиталась. Ему просто рано. — Это задание. От Ронана. Что-то в его взгляде заставило ее вздрогнуть. В нем что-то необратимо менялось. И Верс понимала, что ей надо что-то сделать. Быстро. Это началось с малого. Что подвело его на самом деле? Наивность. Вера. Привязанность. Эмоции. Он не увидел. Или не захотел увидеть. Но Йон-Рогг не злится. Больше нет. Йон-Рогг не злится, потому что он не глупый. Он закрывает глаза и притворяется, что все хорошо. Пока. Ее рука – теплая и ласковая. Почему-то невыносимо мягкая, даже несмотря на их многочисленные тренировки. Подушечки пальцев еле-еле касаются линии челюсти, через мгновение смелеют, пробираются к щеке. Он растворяется в этом. Лишь на секунду. Все начинается с малого, правда, Верс? — Назови мне хоть одну причину, почему я сейчас же не должен сдать тебя под трибунал. — глухой рык заставил ее отшатнуться. Он схватил ее за запястье, убирая руку в сторону. Нет. Она больше не коснется его. — Я не понимаю… — она покачала головой, глядя ему в глаза. И он почти поверил, если бы не проходил все это. Стоило подпустить хоть кого-то близко, ослабить защиту, на толику довериться – вот, что ожидает. Никаких объяснений на этот раз. Никаких. Гребаных. Объяснений. — Кто это, Верс? Она, да? Сказала тебе, что делать? Ты связываешься с ней? — он подошел ближе, и ей снова пришлось упереться в стену. — Где она? — в вопросе столько злости и требования, что она слегка сжалась. — О чем… с кем? Кто? — единственное, что у нее получалось сказать. — Отвечай мне. — он с силой отпустил запястье, но она не двинулась с места. Так и осталась стоять там, перед ним. Смотрела своими невероятными, огромными глазами. Заставляя его теряться. Отвлекая. Как она делает это? — Черт тебя дери, Верс, ты понятия не имеешь, во что ввязалась. Как ты вообще посмела… — зачем он это говорит? По-другому просто не может. Пытается хоть что-то выжать из нее. Бессмысленные слова, которые даже не достигают ее. Разбиваются где-то на полпути, хотя между ними всего несколько сантиметров. Что-то в ней было, что заставило его заткнуться. Наверное, этот взгляд. Объясни, Верс, пожалуйста. Знал ли он, насколько сейчас открыт? Верс, должно быть, показалось. Она впервые видит на нем это. То, что он сам презирает. Не выносит. За этими словами. Что-то совсем крошечное, почти неуловимое. Уязвимость. Сухая и очевидная. Неужели из-за нее? Что она сделала? Вопрос почти сорвался с приоткрытых губ. Но он смотрит прямо в глаза – и от этого снова под кожей шевелится каждая клетка, замерзшая минутой ранее. Он смотрит в глаза, и она оттаивает. Хочется стереть с него все это. — Что… — даже не успевает закончить; фраза обрывается, как только он хватает ее за подбородок, до хруста распахивая рот. Губы впиваются в губы. Невероятно сильно. Отчаянно. Словно извиняясь. Словно обвиняя. И она отвечает, сразу же, хватая его за запястье. Снова теряясь в нем. А он не понимает, что чувствует. Какое-то всепоглощающее замешательство, разрывающее его на кусочки. Заставляющее каждую отдельную часть стремиться к ней, лишь бы навстречу, лишь бы ближе. В немой молитве. В прошении. Объясни, ладно? Она отвечает, и влажный язык скользит по языку Йона. Тянется, пробует на вкус. Верс сильнее тянет за запястье, и он поддается. Позволяет ей зарыться кончиками слегка искрящихся пальцев в волосы, оттягивая их. Он попытался прижать ее к стене, но она не далась; слегка толкнула его, разрывая поцелуй с мокрым звуком. Не сейчас, Верс. Смотрит ему в глаза – взгляд бегает по лицу. Что ищет? Снова пытается что-то сказать, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, но он не дает. Ему сейчас до охерения плевать на оправдания. До охерения плевать на то, что происходит вокруг. Потому что она так нужна. Снова тяжело дышащая. С израненными губами и растрепанными русыми волосами. Только такая. Поэтому он просто притягивает ее к себе, и ладони уже забираются под футболку. Позволяет себе полностью потеряться в этом, отдаваясь инстинктам, слушаясь лишь шума крови в ушах, чувствуя учащающуюся пульсацию в штанах. Ее руки скользят по напряженной спине, а он сжимает ее бедра, поднимая легкое тело, заставляя обхватить ногами за талию. Прижимая к напряженному члену. Мягкий стон куда-то в ухо – и он чуть не сдох, прямо там. Прижимая ее к металлической стене, впиваясь зубами в шею, так сильно, что наверняка останутся следы. И она прижимается к нему, трется, как ненормальная, тянется к краю его футболки, намереваясь стянуть. — Нарушители. — металлический голос откуда-то сбоку заставил обоих застыть на месте. — Нарушители. Просьба пройти до правоохранного дока для выяснения обстоятельств. В случае сопротивления вы будете арестованы. — неестественный тон эхом прошелся по коридору. Она прикрыла глаза, прижимаясь к нему лбом. Они тяжело вздохнули.