Movement

Love, love is a verb Люблю, люблю — это глагол Love is a doing word Люблю — это действенное слово Fearless on my breath Бесстрашие в моем дыхании Gentle impulsion Нежный импульс Shakes me makes me lighter Встряхивает меня, делает легче Fearless on my breath Бесстрашие в моем дыхании       Черный цветок Ако, наконец, распустился. Два года стоял стебель с бутоном, и даже не думал цвести, но недавно начал потихоньку раскрываться длинными спадающими лепестками, закрученными вокруг себя. Его сладкое благоухание разносилось по квартире терпким ароматом лилового дерева, какие растут только в садах верховных жрецов Суверена. Он любил этот запах, ассоциирующийся с чем-то теплым и приятным, мягким и уютным. Впервые хотелось вернуться домой не за сном или едой, а просто побыть в родных стенах. С тех пор как Ако зацвел, Йон-Рогг заметил пустоту в квартире. Раньше он называл это минимализмом, но теперь место казалось малообжитым. Все было таким неполноценным. Даже он сам.       Ранним утром он уже не спал. Просто лежал в постели, бездумно глядя в окно на то, как небо зиждется на кроваво-красном восходящем солнце. Йон-Рогг не знает страха. По крайней мере, то чувство, что мешает ему спать — тревожное беспокойство, раздирающее все внутри — не хотел идентифицировать как страх.       Он не боится ни одной битвы, ни ярости Верховного разума, ни гнева Опустошителей на свою тушу. Ничего.       Раздался стук. Нервная дробь ударов костяшек по поверхности двери.       И уж тем более он не боится растерянного взгляда Верс, когда она снова приходит к нему.Чего бояться, если это просто его подопечная со своими снами снова пришла не пойми для чего.       Когда он открыл дверь, девушка спешно пролезла внутрь, не сказав ни слова. Огляделась в маленькой гостиной и встала напротив стола с цветком. — Что случилось в такой ранний час, Верс? — деликатно спросил Йон-Рогг, подходя к ней со спины.       Она молчит, изучает цветок. — Ты разбудила меня, чтобы просто постоять? — Мне почему-то показалось, что не будешь против, — обернувшись к нему с нахальной ухмылкой, наконец, заговорила. — Я дал повод так думать? Выкинь эту мысль из головы, — приказным тоном ответил он. — Мне снились кошмары. Снова.       Повисло молчание. Йон-Рогг повторил про себя, для себя, что не знает страха. — Что ты видела? — выдавил мужчина через силу. — Я летала в чужом небе. Кто-то кричал мне, но я никак не могла расслышать что. Все было в огне. И я тоже. Было больно, так больно.       Верс уронила лицо в свои руки. Ей очень хотелось плакать, но она бы в жизни не позволила себе рыдать при других людях, тем более перед наставником, тем более перед Йон-Роггом.       В полумраке предрассветного часа стены окрашивались красными лучами. Словно мир сгорал снова и снова, и снова. И особенно ярко горели янтарные глаза, устремленные на женскую спину. Когда она здесь, дом больше не кажется пустым. И запах Ако нравится даже больше. И ее силуэт в кровавом свете — самое прекрасное из увиденного Йон-Роггом.       И он в жизни не признает даже самому себе, что хотел бы оставить ее рядом с собой навечно. Ни за что не признает. — Я все думаю о жизни до потери памяти. Сколько я могла потерять… Семью, друзей, возлюбленного. Я ничего не помню, Йон-Рогг. Ничего.       Это злит его и напоминает о том, что она на самом деле; о том, как он провалился. О том, что у нее действительно была жизнь до него. С семьей, друзьями. С возлюбленным. Жизнь, в которой его не было и не могло быть по определению. Мужчина тяжело вздыхает. Он бы дошел до любой подлости, лишь бы она никогда не вспомнила правды. Верс не поймет ее, не оценит то, что он сделал для нее. То, что делает прямо сейчас — спасает от самой себя. — Иногда я даже не уверена, звали ли меня «Верс», — вырывается у нее срывающимся голосом.       Он не видит ее лица. Славно. Ведь он не увидит случайно проступившую слезу. Она даже хихикает от облегчения. — Прости, что говорю это все тебе. У меня нет никого ближе тебя сейчас.       Она скрестила руки на груди. Вся ее поза — вытянутое по струнке напряжение.       Йон-Рогг подходит сзади и перехватывает руки девушки и опускает их вниз, сплетая их пальцы вместе. Его голова по-доброму ложится ей на макушку. — Мы искали, Верс, — врет он тихим успокаивающим голосом. — Ты точно Крии, как и я. Тебя точно зовут Верс. — с удовольствием произносит имя, которым сам ее нарек — А все остальное больше не важно. Не живи прошлым. Не живи жизнью, которой больше нет. Ты не можешь отмотать время назад. Так что просто будь где ты сейчас. Со мной.       Она позволяет себе показать слабость перед ним — прильнула спиной к торсу.       На языке вертится знакомый глагол. Он не произносил его годами и, кажется, забыл, как он звучит на родном языке.       В предрассветный час тревожное беспокойство, наконец, отпускает его.