Movement

You make a weekend feel like a year С тобой неделя ощущается как целый год Baby, you got me changing Милый, ты вынуждаешь меня меняться 24/7, I want you here 24 на 7, я хочу тебя рядом со мной I hope you feel the same thing Надеюсь, что ты чувствуешь тоже самое I want you to be the one that’s on my mind, on my mind, on my mind Я хочу, чтобы ты был одним-единственным в моих мыслях, в моих мыслях I want you to be there on a Monday night, Tuesday night, every night Я хочу, чтобы ты был рядом в понедельник ночью, во вторник ночью, каждую ночь Are you gonna be the one that’s on my mind? 365, all the time Ты будешь тем единственным в моих мыслях? 365 дней в году, всё время I want you to be the one to stay Я хочу, чтобы остался один-единственный ты You give me the night and day Ты даришь мне ночь и день       Три года как Верс встает вместе с красным солнцем Халы. Сидит на постели, пытаясь выветрить остатки сна. Забавно, но сегодня ей не снились обрывки прошлой жизни, и улыбка играла на лице. Собственными руками девушка вырывала глаза Минн-Эрве. Медленно, болезненно, чтобы снайпер могла прочувствовать всю гамму происходящего с ней. Верс взглянула на свои руки, и красном свете они казались залитыми кровью. Жаль, что это просто сон. А ведь хотела называть ее своей подругой. За три года Хала так и не стала ей домом. Ничего не поменялось с того момента, как она открыла глаза в лазарете. Кроме одного — ее любимым цветом стал янтарный.       Дома на Хале были похожи на большой муравейник: один этаж вмещал в себя до 50 квартир, а последний этаж обычно находился в стратосфере. Столица Крии страдала от перенаселения, причем показатели смертности и рождаемости всегда были высоки. И если первый показатель объяснялся постоянными войнами, то последний — рождаемости — пропагандой. Квартира Йон-Рогга была на том же этаже, что и ее.       В обычной семье Крии рождалось минимум три ребенка. Минн-Эрва родилась в семье с еще восьмью детьми, к примеру. И девочки, и мальчики — военнообязанные. Поэтому девушку всегда удивляло, что никто не смог найти ее родственников. Хотя бы одного. Йон-Рогг просил об этом меньше думать.       Чисто головой Верс понимала, что много, очень много женщин из Звездной силы имели виды на полковника. А почему нет? Ему пророчили дорасти до генерала. Но вот делить внимание Йон-Рогга ни с кем не хотелось. За три года Верс никто не стал так сильно необходим как он. Только он мог измотать ее настолько, чтоб уже не было сил соображать, просто лечь и спать. И все никак не удавалось вспомнить, в прошлом жизни был ли нужен ей кто-то также сильно, как и Йон-Рогг сейчас.       Их тренировки — именно то, что держало в ней дух. И возможно даже Верховному разуму не понять сколько сил уходит, дабы не впадать в уныние. Одиночество стало ее самым пугающим товарищем. У нее был только один человек, и того отбирали. Нагло и прилюдно. «Он никогда не выберет убогую»       И, кажется, Минн-Эрва была права.       Стыдно было идти к Йон-Роггу по тускло освещенному коридору из дверей в чужие квартиры. Что она ему скажет? «-Видел, как меня вчера уделали? Теперь понимаешь, как сильно мне нужны дополнительные занятия» «Ты мне нужен, Йон-Рогг»       Она бы занималась 24/7. Если б мужчина мог согласиться на такое, то она присвоила бы его себе навечно, лишь бы продолжать чувствовать удары на своем теле. Замерев возле знакомой до боли двери, Верс медленно подняла руку, чтобы постучаться, и так же медленно опустила. Йон-Рогг вчера ушел с Минн-Эрвой. Что если они все еще вместе? Лежат в его одноместной постели, счастливые.       Если б она только могла, то отобрала бы у него и дни, и ночи. Каждую мысль в голове заменила бы на себя. Он нужен ей каждый день все больше, лишь бы не тонуть в одиночестве.       Предатель, предатель, предатель.       За завтраком сидит одна. Команда недолюбливает ее. Возможно за характер, возможно просто так. В любом случае, девушку не покидает мысль, что все здесь хранят секрет, который ей забыли сказать. Обидно.       Может он целует ее прямо сейчас. И она не ревнует. И она не влюблена. Верс и не помнила, как это — любить. Просто не может выкинуть его из головы. В ее чертовой глупой головке отмечается только тупая боль где-то в грудине.       Этот суровый взгляд — смешит. Складка на лбу — он часто морщится — умиляет. Так и хочется провести по ней большим пальцем, разгладить.       А еще хочется врезать со всей силы, так чтоб он стенку собой прошиб, корчился на полу от боли. Выжечь эти янтарные глаза, чтобы больше никогда не смотрел на других, чтобы в памяти осталась только она. Оторвать руки, что касались не ее, вырезать сердце наживую.       Она не влюблена, ей просто одиноко, поймите же.       Поднос с едой приземлился с грохотом прямо рядом с ее локтем на столе. — Скажи, ты вообще не учишься? Что за позор я вчера наблюдал? — его голос — затишье перед бурей, бархат на броне.       Йон-Рогг садится к ней за стол в оживленном зале. — Я жду ответа, Верс. После этого у тебя хватило наглости пропустить тренировку. Что вообще происходит? Думал, ты как минимум разбудишь меня сегодня, но нет. — Не хотела мешать, — подперев щеку рукой, спокойно ответила она. Даже улыбку выдавила. — Раньше тебя это не останавливало, — полковник скрестил руки на груди. — Раньше ты был свободен. — Нет, я люблю спать долго.       Недопонимание перешло в высшую стадию кретинизма, как показалось Верс. Он либо шутит, либо реально не понимает. — Минн-Эрва, — все, что выдала из себя она. — А что с ней? — Не хотела мешать, — повторила девушка.       Йон-Рогг приподнял бровь. Осознание пришло вместе с удивлением и приятным чувством облюбленного Эго, потому что оказывается Верс действительно не было все равно вчера. — Сходи в лазарет. Ты не в себе. Я не вожу романы с подчинёнными, — с недовольством ответил Йон-Рогг и принялся за завтрак.       Верс рассмеялась, легко и звонко. Никто не отбирает командира у нее. И все как раньше.       Только одна досада — она тоже его подчиненная.