Неприкасаемые

Чонгук резким движением руки сорвал ненавистную перчатку и медленно поднес ладонь к обнаженной коже плеч застывшей девушки. Пальцы покалывало. — Вот заодно и проверим, — промурлыкал Чон, шумно втягивая носом воздух. Девчонка часто задышала, с ужасом глядя на оголённую руку, застывшую в опасной близости от ее тела. — Не смей, — вдруг рявкнула она. — Не смей! Гук словно очнулся. Медленно перевел взгляд на свои пальцы, на снятую перчатку в другой руке, потом опять на пальцы. Немного подумал, снова посмотрел на перчатку. Облизнул губы, выдохнул. — Это... Короче... — он осторожно сделал шаг от девушки, чувствуя, как кровь приливает к щекам. — В общем... — парень хотел извиниться, сказать, что не собирался делать ничего такого (ну, почти ничего), что это все болезнь, а девчонка сама подвернулась... Но вместо этого неожиданно для себя процедил: — Это всё ты виновата. Та возмущённо округлила глаза. — Я?! Чон с ужасом понял, что он только что натворил, и собирался исправить ситуацию, ведь девчонка могла действительно подать в суд, а ещё хуже того - рассказать обо всем одноклассникам, но... — Конечно ты. Пристала ко мне. Сначала сбиваешь, потом домогаешься, может, я тебе нравлюсь? — сделал шаг вперёд, снова вжимая ее в стену, и про себя молясь, чтобы этот приступ бэдбойства прошел как можно скорее. Девчонка повела себя максимально непредсказуемо. Ее губы задрожали, и она сжала их в тонкую линию. Потом метнула обиженный взгляд прямо в Гука, удачно попав ему прямо в правый глаз, и всхлипнула. — Придурок. Подскочила к двери и, немного замешкавшись с открыванием замка, распахнула ее и выбежала. Гуки непонимающе смотрел в стену, где пару секунд назад ещё была девушка. Теперь там были лишь облезшие обои. — Это я-то придурок? — спросил у обоев парень. — А сама, что, умная что-ли? А? Обои не отвечали. — Будет знать, как невинных людей сбивать, — с обидой проговорил Чон. — Я, значит, только вылечился, можно сказать, человеком стал, а тут какая-то девчонка со своими плечами! И вообще, что это за мода такая - в майках ходить?! Ей что, делать нечего, кроме как шляться по интернату, сверкая своими голыми плечами? Нашла развлечение! Да я... — Чон Чонгук? Гуки застыл на месте. Так, сейчас главное - не поворачиваться в сторону дверного проема. — Чон Чонгук, я советую вам объясниться, почему уже как пятнадцать минут идёт урок, а вы не в кабинете. — Вот ей что, лень было дверь за собой закрыть? — не поворачиваясь к завучу, прошипел парень. — В лифте родилась что-ли? — Чон... — Ладно, ладно, — проворчал Гук, разворачиваясь к полноватой женщине, являвшейся их завучем. — Моя сумка... Одноклассники забрали мою сумку и спрятали ее. Я искал ее всю перемену и не нашел, поэтому не явился на урок. Не явился на урок потому, что господин Ким не пускает в кабинет тех, кто не готов, а учебники у меня в сумке. — Но... — А так как учебники у меня в сумке, а сумка спрятана одноклассниками, я пошел искать её, — Чон сам до конца не понимал, что говорит, но отделаться от этой женщины можно было только так. — Так как мои одноклассники знают про это место, я подумал, что она в кладовке и пришел сюда. Здесь, после долгих поисков я нашел ее, как видите - она у меня в руках. А теперь, извините, я опаздываю на урок. Гук поклонился и пулей вылетел из подсобки. *** Чон со вздохом отложил учебник. Вчитываться в текст параграфа никак не получалось, отчасти из-за долбанных голых плеч, мельтешащих перед глазами, отчасти из-за гула одноклассников, не собиравшихся учиться. Действительно, зачем учиться, если можно пообсуждать Чон Чонгука, ненормального гаптофила. Прямо за его спиной, в полутора метрах. И не заботясь о том, парень слышит каждое слово. — Некоторые исследователи утверждают, что гаптофилия берет свое начало с древнейших времён, когда людям для размножения требовался телесный контакт, — театральным шепотом читала с экрана телефона блондинка своей соседке. Та сымитировала рвотные позывы, пытаясь показать, насколько это противно даже звучит для ее невинных ушей. Блондинка хихикнула над реакцией подруги и продолжила: — В те времена люди жили подобно животным, и касаться друг друга можно было фактически всем, даже незнакомцам! И вот, в не особо развитых индивидуумах современного общества мы и по сей день встречаем отзвуки того животного, отвратительного желания... Хватит. С Чона хватит. То, что он чувствует... Что видит, чего хочет - это не противоестественно. Это не отвратительно. Это... Красиво. Это приятно, так должно быть. Чонгук не ненормальный. — Не хочешь начать читать параграф? — парень резко развернулся к блондинистой, заставляя ту подпрыгнуть от неожиданности. — Он полезнее будет. Класс затих. Мгновенно. Так тихо, что слышно жалкое трепыхание сердца Чона. Зачем он это сделал? — А то что? — блондинка сощурилась, приподнимаясь со стула. — Облапаешь меня? Всё. Конец. Фиаско. Жизнь Чонгука уже никогда не будет прежней. — Эй, там, на среднем ряду, уже все изучили? — послышался недовольный окрик учителя. — Могу и облапать, если понадобится, — прошипел и сам ужаснулся от своих слов. Но обратно не возьмёшь. Девка действительно испугалась. Осела на стул, позеленела. Поняла. Он и правда болен. — Господин Чон! — гневный трескучий голос уже над самым ухом, разорвал ушные перегородки. — Вон из класса! Чонгук сделал вид, что не понял. Сел, зарылся носом в учебник, молясь, чтобы это сработало. Отчисление равносильно смерти. А срыв урока равносилен отчислению. — Чон Чонгук! Я что-то непонятно сказал? Поздно. Слишком поздно пытаться все исправить. Чонгук встал, взял в одну руку учебники, в другую портфель. Кинул ненавидящий взгляд на торжествующую блондинку и, под ликующий вой класса, прошествовал к выходу. Вышел за дверь и столкнулся с хрупким женским телом. Снова. И что она тут делает во время урока? — Тебя перед собой смотреть не учили? — сделала вид, что ничего не было. Словно не дышала часто и хрипло, видя обнаженные пальцы совсем рядом со своей кожей. Словно не хотела этого. Касаться. Неправильно? Противоестественно? Ха! Они смеются над ним? Чонгук никогда не чувствовал ничего более правильного. Так должно быть. И даже если так делают только животные. Даже если это пережитки древних людей. Чонгук готов взять в руки каменный топор, лишь бы ему не запрещали. Касаться. — Что ты...? — выдохнула девчонка, когда Чон схватил ее за запястье и потащил в кладовку. Кладовка была близко, дыхание срывалось от покалывающего кончики пальцев чувства. Ощущение тепла. Ее руки под перчатками были настолько теплыми, что парень чуть ли не застонал. А ведь прошло всего два урока с того момента, как они были здесь в последний раз. Девчонка неожиданно перестала вырываться, покорно следуя за Чоном. Слегка споткнулась, но вовремя схватилась за ладонь Гука, сильнее сжимая ее пальцами. А ведь он до сих пор не знает ее имени. — Как зовут?... — прохрипел Чон, завидев кладовку. И вдруг почувствовал резкий рывок назад - это девчонка остановилась и вырвала ладонь из его пальцев. Гуки удивлённо воззрился на разъяренную девушку. — А что, есть разница? — зло сощурилась она, поправляя сползшую перчатку. — Ты ведь просто используешь меня для удовлетворения своих мерзких потребностей! Чонгук затих, понимая, что она отчасти права. Та, верно истолковав его молчание, горько усмехнулась. — Я ведь тебе даже не нравлюсь, не так ли? Чон продолжал молчать. Он об этом не подумал. Он вообще ни о чем не думал. Нравится ли она ему? Плечи - да, ключицы - да, тонкая нежная шея - о, да. Но сама девчонка... — Знаешь, что, Чон Чонгук из двенадцатого класса, живущий в комнате под номером двадцать три и каждое утро выходящий из нее ровно в восемь ноль семь, именно за это я тебя и ненавижу. Проговорила, развернулась и побрела обратно, в сторону классов, волоча ноги. А Чонгук понял. Понял, почему не заявила. Почему не сразу оттолкнула. Потому что каждый день просыпалась пораньше, чтобы успеть прихорошиться. Потому что каждый день бежала ко входу в его общежитие и садилась на скамейку неподалеку, делая вид, что читает книгу. Потому что каждый раз, когда он проходил мимо, провожала взглядом широкую спину с осознанием того, что он не заметил ее жалкие попытки привлечь его внимание. Снова. Снова. Потому что, вконец отчаявшись, решилась влететь в него на полном ходу, пожертвовав личным пространством и неприкосновенностью, и изо всех сил надеясь, что он наконец увидит, посмотрит, заметит. И он заметил. Но не так, как мечтала девушка. Ее избранный оказался больным извращенцем. Однако даже тогда не выдала его, приняла таким, какой есть, все ещё ожидая взаимности. А он... Боже... "Пристала ко мне. Сначала сбиваешь, потом домогаешься, может, я тебе нравлюсь?" Прям по больному. Конечно нравился. Почему он не заметил раньше? Почему не чувствовал взгляда влюбленных глаз? Она знает, во сколько Чонгук выходит из общежития, а Гук даже не догадывается о ее имени. Единственное, что он знает о ней - это мягкость ее кожи. — Подожди!... Я... — Чон бросился вперёд, но та лишь подняла руку, не оборачиваясь. — Пожалуйста, не подходи ко мне больше. Голос дрогнул. Все, что он хотел от нее - это прикосновения. Она его не интересует. Чонгук стоял и смотрел, как девушка скрывается за поворотом, и понимал, что, похоже, он потерял единственного человека, кому был дорог. Какой же он идиот.