Неприкасаемые

Джису почему-то семенила за Чонгуком, все ещё уговаривая ее на прогулку. Почему такая настырная? Чон же сказал, что у него дела. — Послушай, Джису, я же сказал, что занят, — недовольно проворчал парень, пытаясь ускориться и оторваться от надоедливой девушки. Он не хотел, чтобы она присутствовала во время прослушивания им кабинета директора. — Давай поговорим позже. Например, завтра. Чонгук интуитивно знал, что после разговора с мамой не будет готов к беззаботной прогулке. Скорее всего он будет плакать, как тогда, в пятнадцать лет. Но осознание того, что он не услышит ничего хорошего, никак не тормозило его. Скорее наоборот. Джису вдруг оглянулась на безлюдный коридор и толкнула парня к стене. Чонгук гулко ударился спиной и сощурил глаза, собираясь уже задать вопрос, но Пак встала на цыпочки и замерла в паре сантиметров от его лица. Чон почувствовал ее дыхание на своих губах и сглотнул. Знакомые ощущения мурашками пробежали по его шее. Поцелуй. Он снова вспомнил это слово. Их губы были так близко, что кожу Гука покалывало. Джису не двигалась, неуверенно топчась на месте. Чонгук прикрыл глаза, неожиданно чувствуя сильнейшую потребность податься вперёд. Новый вид прикосновений. Как новый уровень в игре. Совсем другие ощущения. Намного сильнее. Намного. Чонгук просто физически не мог противостоять. Слегка наклонился вперёд, упираясь своим лбом в её. Поцелуй. Он хочет сделать это. Прямо сейчас. Выгнуть шею и прижаться к чужому рту. А потом стереть все границы между ними. — Ты так думаешь?.. — голос мамы подействовал как ушат ледяной воды. Чонгук резко открыл глаза, а Джису отпрыгнула от парня на добрую пару метров. Голоса мамы и Намджуна приближались, их эхо гулко гуляли по коридору. Они вот-вот должны были выйти из-за поворота. — Пойдем, — хрипло позвала Пак, поправляя волосы. Чонгук сделал за ней пару шагов, но заметил, что голоса затихли. Раздался короткий женский смешок посреди гробовой тишины. Шагов тоже не стало слышно. — Иди без меня, — шепотом попросил Чон. Джису замотала головой, но Гук угрожающе нахмурился и жестами показал ей на выход. Ей больше ничего не оставалось. За поворотом по-прежнему была тишина, и Чонгук начал уже прикидывать, куда могли деться взрослые. Вроде свернуть там было некуда. Когда Джису скрылась из виду, парень начал тихо пробираться к повороту. Ему нужно было проверить. Гук прижался к стене и осторожно выглянул из-за угла, изо всех сил напрягая зрение - в коридоре царил полумрак. Он ничего не увидел. Ему даже показалось, что в коридоре действительно пусто, но потом до его ушей снова донёсся сдавленный смешок, а потом странный звук. Чонгук недоуменно нахмурился, думая, на что этот звук может быть похож, и спустя несколько секунд ему пришло на ум удачное сравнение. Чавканье. Неожиданно его охватил страх. Ничего не осознавая, Чон двинулся вперёд, выходя из-за угла и дрожащим голосом зовя маму. Темный клубок у стены, который он не заметил раньше, распался и перед парнем оказалась слегка растрёпанная женщина. Ее губы блестели в полутемноте. Директор неловко поправлял свой пиджак. — Мама?... — почти плача повторил Гуки. Он впервые за все это время встретил ее, но ее глаза смотрели на сына со смесью удивления и ужаса. Она точно не хотела, чтобы он оказался здесь. Мама не должна была быть такой. Он ее помнил не такой. Чон сделал шаг назад, чувствуя, как глаза наполняются слезами против его воли. — Чон... Чонгук, — с усилием выговорил Ким Намджун. — Послушай... Но Гук продолжал смотреть только на мать. Все это время он думал, что у нее есть причина не приходить. Что она не забыла о нем, что страдает из-за разлуки так же, как и он. Но это было не так. Все эти годы она была рядом. Приходила в школу. Просто шла в соседний кабинет. К директору. Где они... С ресниц Чона сорвалась слеза, и он с остервенением вытер ее. Где они... Занимались... гаптофилией. Гук не знал, как это можно назвать по-другому. И он также не знал, какие у него должны быть чувства по поводу того, что его гаптофилия - наследственная. И по поводу того, что директор его школы - такой же гаптофил. Чонгуку захотелось смеяться. И этот человек хотел его исключить? Заливал ему про исключение каждый раз, когда Чонгук делал что-то не так, заставлял его трястись от страха и не спать ночами, а потом радостно шел к его маме, которая... Которая изменяет с этим директором его отцу. Отец... Чонгук не выдержал и бросился по коридору. Вместе с бегом хлынули слезы, которые парень даже не собирался вытирать. Пошло оно все. Пошло оно все далеко и надолго. Пошло. Оно. Все. Эти двое даже не думали его догонять. Поняв, что его никто не преследует, парень остановился и взвыл в голос. Ему было плевать, что он уже взрослый. Что он мужчина. Ему было плевать. Сейчас он был как никогда одинок. Сглатывая горькие слезы, Чон вдруг почувствовал на языке вкус клюквы. Ноги сами понесли его в столовую. Там было пусто благодаря уроку, хотя Чонгуку было плевать. Подойдя к буфету, он заплаканным голосом попросил два пирожка с клюквой и направился в свою любимую каморку. Пирожки были отвратительными на вкус. Скулы сводило от кислой ягоды, а сахар не компенсировал горечь. Гук давился, но ел. Ел и плакал. Ему на мгновение даже стало смешно от всей этой ситуации, но молчащий телефон вновь напомнил парню, что произошло. Мама даже не пыталась позвонить ему. Во всех драмах у героя куча пропущенных, но он гордо не берет трубку. А Чон был уверен. Если мама ему позвонит - он возьмёт трубку. Мгновенно. Несмотря ни на что. Но мама не звонила. Зато прозвенел звонок с урока. За дверью каморки началось движение. Сначала кто-то пробежал, потом послышались голоса и смех. Ученики выходили на перемену. Такие веселые и беззаботные. Джису тоже там... Нет, нет. Чонгук больше к ней не подойдёт. Подавится, захлебнется этими недопирожками, но больше не подойдёт. Он сам ушел от неё, незачем сводить на нет все усилия. Дверь каморки скрипнула и отворилась, ослепляя парня ярко-белым светом. — Джису... — жалобно простонал парень. Это действительно была Джису. Причем не просто Джису. Это была ТА Джису, принесшая в помещение, и так пропахшее клюквой, ещё порцию кислоты. Чонгук с силой втянул в себя воздух и засеменил ногами, отодвигаясь в самый дальний угол. Подальше от неё. Джису удивлённо подняла брови, видимо, не ожидая увидеть здесь Чона (тем более, зарыданного Чона, давящегося кислыми пирожками). Но не ушла. Тоже опустилась на пол, не нарушая дистанцию между ними, вздохнула и поджала губы. Гук осторожно высвободил из пакета второй пирожок (почти не надкусанный) и молча протянул его девушке. Та медленно взяла его, не касаясь пальцами руки Чонгука, и принялась есть. Чон вдруг почувствовал, как его пирожок с клюквой становится слаще.