Я обещал вернуться: Клеймо Заклания

      Кимбли отвёл взгляд от светлой тени под ногами. Пасть Прайда была так близко, что волосы шевелились на затылке. Один неверный шаг мог спровоцировать гомункула, но бездействие тоже не выход. Прайд не будет ждать вечность, в конце концов, он здорово рискует попасться на глаза Хоэнхайму раньше, чем ударит сам.       — И всё-таки, он выжил, — равнодушно заметил Кимбли, наступая на чёрную тень. Под подошвой завозилось что-то округлое, и на губах подрывника возникла усмешка: за шероховатой поверхностью тени прятался глаз, который он благополучно придавил.       — Я предполагал, — вздохнул спутник.       Хоэнхайм скользнул взглядом по теням впереди, ни капли не изменившись в лице. Понял, что Прайд его окружил, или не придал значения теням, которые были ненамного чернее обычных?       Кимбли повернул голову, едва почуяв жжение в районе виска. Прайд мог сколько угодно молчать, но жажду крови не спрячешь, как ни старайся.       Лотос бросил взгляд на спутника.       — Я пойду вперёд, — в голосе легендарного алхимика сквозила тревога. — Мне нужно кое-что проверить в больнице.       Кимбли кивнул. Его такой расклад вполне устраивал, но Хоэнхайм не спешил следовать собственным словам.       Пронзительный взгляд легендарного алхимика упёрся ему в переносицу. Кимбли в ответ вопрошающе приподнял бровь, хотя уже догадывался, в чём дело.       — На чьей ты сейчас стороне?       Хоэнхайм стоял в нескольких шагах от него, сунув руки в карманы и нахохлившись, как ястреб.       И этот туда же.       — Я наблюдатель. Я не принимаю ничью сторону, — улыбнулся Лотос.       Наверное, стоило сказать это мягче. Дать Хоэнхайму полуправду, которая его бы успокоила, но у Лотоса не было никакого желания так изощряться. Его больше беспокоила дорога, которая покачивалась под ногами, подобно подвесному мосту, и колкий холод в ладонях.       — Я не трону вашего сына, если вы об этом, — вздохнув, добавил Кимбли.       — Я знаю. Мне нужно, чтобы ты защитил его от Прайда.       Эта простая формулировка вогнала на несколько секунд в ступор. Что можно ответить на практически приказ от человека, с которым он рассчитывал в скором времени расстаться и точно не рассчитывал когда-нибудь увидеться вновь? Отказываться нельзя, это ясно, но и прогибаться не хотелось бы. Не хватало на его голову ещё заботы о шумной затычке в каждой бочке и щели. Эдвард сам не рад будет, когда узнает и, наверное, впервые Кимбли будет полностью с ним солидарен.       Хоэнхайм не дал ему времени на раздумья. Оставив за собой последнее слово, старший алхимик направился к больнице чуть ли не бегом.       Кимбли медленно пошёл следом. Хоэнхайм уже был далеко впереди, но его это не волновало. Со сложившейся ситуацией можно разобраться в больнице и не с Хоэнхаймом, а с его сыном.       Тени вокруг рябили и шевелились — то ли зрение подводило, то ли к нему подбирался Прайд.       — Ха, а неплохо он тебя захомутал, — похожий на шелест голос слышался со всех сторон сразу. — Что ты теперь намерен делать?       «Тебя придушить», — мрачно подумал Лотос.       — А ты, Прайд? Полезешь даже после такого предупреждения?       — Это крайний вариант, — после недолгого молчания признался гомункул. — Здесь достаточно бледных кукол, чтобы восстановиться.       В тоне Прайда звучало недовольство. Видно, не всё так просто было с его нынешними жертвами. Плоти их, конечно, хватит, но философские камни у этих ребят — смех один. Чтобы восстановить силы, Прайду пришлось бы разобраться со всеми проснувшимися бойцами бессмертной армии.       Тени заколыхались вокруг, закрывая обзор. Издевается, зараза. Точно как мальчишки его возраста, когда те привязывают банки к хвостам бродячих кошек или ковыряют муравейник из обычного детского любопытства, граничащего с жестокостью.       Кимбли протянул руку к щупальцу справа, схватился за него, как за опору. Тень дёрнулась, точно хвост недовольной кошки. Запоздало подумалось, что Прайд в отместку может изрезать ладонь. На дне сознания колыхнулось слабое беспокойство.       Тень разветвилась на конце в подобие ладони, вцепилась в ответ так крепко, будто гомункул вознамерился раскрошить ему кости.       Прайд раздумывал, что с ним делать — это читалось в плавном движении теневых отростков, в выражении багровых глаз, которые беспорядочно открывались и закрывались в подвластном гомункулу пространстве. Он взвешивал все «за» и «против» с беспристрастностью, как полагается высшему существу — наверняка Прайд сказал бы что-то такое. Лжец. За маской первого хищника скрывалось создание, которое недалеко ушло от обычных смертных в плане эмоций. Лотос на себе ощутил их силу, пока был частью гомункула.       Кимбли охватило ледяное спокойствие. Сейчас его жизнь зависела не от Прайда, а от мира, который смотрел на него сквозь глаза гомункула, принюхивался, приценивался, стоит оставлять подрывника в живых снова или столкнуть в бездну. Мир нельзя было назвать живым существом в обычном смысле этого слова, но за свою сравнительно недолгую жизнь Кимбли уяснил, что у мира есть своё мнение. Оно не подчинялось каким-либо закономерностям, и вычислить, на чью сторону теперь станет мир, было той ещё задачей. Иногда Кимбли удавалось это понять, иногда нет. С гомункулами, например, он просчитался, хотя цепь событий явно вела к их господству.       Время и пространство застыло, как янтарь. Кимбли терпеливо ждал. Немигающий и мёртвый взгляд гомункула навевал мысли о бездне, в которую, по преданиям, никак нельзя заглядывать.       — Забавный ты, Кимбли, — глаза гомункула сощурились все разом. — Вроде живой человек, а изнутри похож на ледяную статую. Как ты только с Энви сошёлся? Он же таких, как ты, не переваривает.       Тень скользнула выше локтя, тугой лентой добралась до горла.       — Видно, есть в тебе нечто, что я упускаю.       Тень сжала горло не крепче галстука, но по телу прошла дрожь. Мышцы закаменели. Горло сдавило клыками зверя, которого здесь не было, дыхание перехватило, скрутило в районе лёгких в едкий жгут.       Такими темпами Прайду даже душить его не придётся — эта мысль ввинтилась в мозг раскалённой иглой. Кимбли схватился за неё, вытягивая себя из холодной и липкой пучины боли с примесью нарастающей паники.       Он вдохнул слишком резко и сразу же закашлялся. Раны на горле резануло. Истина, лишь бы не открылись.       Тень разжала хватку, снова спустилась на руку, и сковавший время янтарь хрустко разлетелся вдребезги. Оно понеслось диким галопом, заставляя сердце биться быстрее и быстрее в попытках догнать уходящие мгновения.       Светлые двери больницы рябили впереди, как мираж, дразнились мнимой близостью, раскачивались туда-сюда, точно взбесившаяся карусель.       Кимбли понял, что не дойдёт. Эта мысль ударила в затылок, как камень, и ухнула в глубины сознания.       Тень выскользнула из-под руки. А может, просто он совсем потерял чувствительность?       Кимбли с трудом сфокусировал взгляд на ладони. Тени под ней не было. Прайда вообще нигде не было — скрылся в хаотическом танце вечного сумрака, затаился, ожидая развязки.       Хоэнхайм должен быть неподалёку, но он сейчас наверняка занят сыном. Проверяет, не напал ли на того Прайд. Незачем на него рассчитывать.       Кимбли не собирался здесь помирать. Нужно успокоить мысли, сосредоточиться на главном и двигаться вперёд. Он проговаривал это про себя, цепляясь словами-крючьями за воздух, пыльную дорогу в щербинах-ухмылках, за спасительную дверь. Они неумолимо покрывались солоновато-вязкими и тёплыми чернильными кляксами.       В голове мелькнуло, что никуда он на самом деле не ползёт. Так ведь бывает в полуобморочном состоянии, когда мерещится, чего нет.       Сквозь шум кровавого прибоя к нему пробивались отголоски человеческой речи. Спасли или трюк угасающего сознания?       Он рванулся сквозь мрак, тяжёлый и душный, как застарелое, изъеденное молью одеяло. Горло опять кольнуло.       Первое, что он почувствовал, был пронизывающий до костей холод. Это он уже проходил, когда попал в чрево Прайда. И голоса были — такой же тихий неразборчивый скулёж существ, давно потерявших себя. Стоило обратить на них мало-мальское внимание, как лёгкий шум перерастал в штормовой рокот, от которого закладывало уши, и по всему его существу проходила сладкая дрожь. Эти вопли не давали ему отчаяться. Чужая боль пробуждала в нём воспоминания о раскалённых песках, сухом, как пыль, воздухе, и напоминала о силе, которая выплескивалась вместе со страданиями потерянных душ.       Мрак потерял плотность, но не рассеялся до конца. К холоду прибавился резкий запах лекарств. Горло сдавливало что-то неживое.       Непослушные пальцы наткнулись на шершавую и грубую ткань, и подрывник выдохнул с невольным облегчением.       Слева от него послышался лёгкий шорох. Оттуда на него кто-то пялился. Разглядывал в упор, даже не пытаясь скрываться. Хотя от взгляда незнакомца зудело в груди, угрозы от него не исходило.       Кимбли повернул к нему голову — и комната поехала вбок. Подрывник прищурился, пытаясь разглядеть соседа. Сначала он различал только сидящий с ногами на кровати силуэт, затем глаза привыкли к темноте, а комната наконец прекратила вертеться и притихла.       Мальчик. На вид не меньше двенадцати, вряд ли больше четырнадцати. Кожа такая тонкая, словно вот-вот порвётся под напором выпирающих костей. Большие глаза, мягкие черты лица. Растрёпанные волосы цвета ночной пустыни облегали худые плечи и прятались за спиной так, что и не разглядишь, какой они длины.       Мальчик таращился на него в ответ с видом напуганного совёнка. Надо бы его как-то успокоить, чтобы истерики не случилось.       Лотос с усилием улыбнулся:       — Привык к одиночеству, да?       Сосед продолжал оторопело пялиться. Явно привык к совсем другому обращению, а если он знает, что перед ним государственный алхимик…       — Я тоже. Но раз уж мы теперь соседи, недурно бы познакомиться, а? Зольф Джей Кимбли, — отсалютовал ему рукой Лотос.       Раны заныли под повязками. Мальчик прикоснулся рукой к шее, словно ему тоже что-то мешало нормально разговаривать. Немой, что ли?       Кимбли не успел озвучить эту мысль.       — Как ты выжил?       Голос мальчика походил на шорох песка и казался смутно знакомым, хотя Кимбли видел его впервые в жизни. Может, раньше его сосед ходил замаскированный?       — Ты… тебя ведь загрызли, — потерянным голосом продолжал мальчик. — Как… ты даже двигаться не мог!       Бледное лицо мальчишки приобрело творожистый оттенок. Лотоса кольнула досада, а вслед за этим пришло недоумение. С Того Дня прошло всего ничего, откуда этому оборванцу знать такие подробности?       Ах да, Альфонс Элрик. Если его брат где-то здесь, это чудо в доспехах нужно искать неподалёку. Дети его возраста любят ведь хвастаться своими подвигами, тем более, было чем: не всякий способен сражаться на равных с почти бессмертным гомункулом и ветераном Ишвара.       — Тебя Тари вылечил?       — Я сам себя… — хотел сказать «вылечил», но осёкся на полуслове. Откуда этому тощему недоразумению знать имя, которое было известно только Отцу и с недавнего времени Прайду?       — За счёт душ камня? — шипящим шёпотом добавил мальчик, сузив глаза до едва различимых щёлок. — Не знал, что ты и так умеешь.       Да, он определённо слышал этот голос. Только тогда, искажённый эхом доспехов, тот звучал выше и звенел, как медные бубенчики на двери.       — Так Хоэнхайм про тебя говорил? — вырвалось у подрывника. — Какого чёрта, Альфонс? Где твой брат?       Лицо мальчишки болезненно скривилось. Шмыгнув носом, Альфонс потёр глаза.       — Пропал.       — Насовсем?       Мальчик неопределённо пожал плечами. Похоже, сам не знал точного ответа.       — Его забрали Врата, — едва слышно ответил Альфонс. — Не знаю куда.       Эдвард вроде был разумным мальчишкой и помирать не собирался. Неужто на фоне всего происходящего передумал?       — Не он их открыл, — Альфонс бросил на подрывника косой взгляд, словно тот обвинял старшего брата в самодурстве, хотя он и слова не сказал.       Кимбли чуть не спросил, кто же виновник всего веселья, но осёкся: наверняка это сделал пришлый гомункул.       И всё же, как мальчишка выбрался?       Кимбли задал вопрос вслух. Мальчик съёжился на кровати и опустил голову, пытаясь скрыть глаза за длинными прядями.       — Тари, — он произнёс имя гомункула таким тоном, словно озвучивал смертный приговор самому себе. — Он решил, что я там затерялся. Предложил вывести, а я не успел отказаться.       Нетрудно догадаться, какую цену заплатил Альфонс за своё возвращение. Точнее, заплатили за него.       — Люди при этом не пострадали, но она, он... Истина поставила условие. Эд не сможет вернуться сам, как бы ни хотел. Вернуть его должен я. Если… если смогу.       Кимбли только сейчас заметил, что мальчик вертел в руках треугольную пластину — то ли экзотический музыкальный инструмент, то ли диковинное женское украшение.       Поймав его взгляд, Альфонс развернул пластину одной стороной к нему. На серебре темнела гравировка, в полумраке не разобрать, что за узор.       — Ой. Тебе не видно, да? — Альфонс потянулся к ночнику на прикроватной тумбочке, и комнату затопило мягким перламутровым сиянием. Пластина вспыхнула, как начищенная монета.       Кимбли ненадолго прикрыл глаза, заставляя вновь поплывшую комнату застыть, как положено.       Чёрные провалы гравировки сложились в подобие прихотливо изогнутого языка пламени, похожего на змею. Кажется, он уже видел подобное. Давно-давно, когда только переехал в Централ, где готовился к экзамену на государственного алхимика. Он тогда столько книг перерыл, что и не сосчитать. Не обошёл вниманием даже мифологию — это уже по собственному интересу. Настолько зыбкие материи, применимые разве что при изучении древнего города, вроде Ксеркса, экзаменаторов интересовали не больше, чем дохлая муха на подоконнике.       — Тари обронил перед тем, как его затянуло, — с грустью произнёс Альфонс. — Оно ему дорого, наверное. Иначе бы не обронил там.       Серебристый треугольник отправился обратно под подушку. Альфонс щёлкнул выключателем, и комната снова погрузилась в лиловый полумрак, в котором двумя смоляными огоньками горели глаза мальчишки, пережившего знакомство с Истиной.       Взгляд у него был нездешний. Он словно выпал из реальности, выпорхнул из тела, оставив его сидеть неподвижной куклой.       Потерял сознание от слабости и переживаний? Связь с телом у него ещё не укрепилась, тоже могло повлиять.       Альфонс вдруг встрепенулся и устремил на подрывника виноватый взгляд.       — Прости, долго я так?..       Кимбли пожал плечами. Мальчишка окончательно скис. Он набрал воздуха в грудь, словно собирался что-то сказать, но в последний момент передумал. Сипло вздохнув, Альфонс привалился к подушке, натянул одеяло до подбородка и притих.       Расценив это как завершение разговора, Кимбли отвернулся. Он постепенно согревался, но сон не шёл. В голову настырно лезла мысль, что накануне Того Дня они с Альфонсом бились насмерть, и лежать в одной палате с ним — не самая безопасная затея. Смешно, мальчишка не собирался ему вредить. Напротив, был до того миролюбив, что у кого другого впору было заподозрить корыстные помышления. Вынашивал ли подобные планы Альфонс, было пока неясно. Лотос подозревал, что рано или поздно мальчишка всё-таки подкатится к нему с просьбой. Искать брата самому даже окрепшему Альфонсу будет нелегко, плюс ему нужен щит от Прайда, если гомункул вдруг сочтёт его подходящим сосудом.       Под эти мысли Кимбли погрузился в подобие дрёмы, когда его разбудил тихий вскрик. Дёрнувшись, он рывком сел, чуть не свалился набок, но вовремя подставил руку. Взгляд заметался по комнате, выискивая источник опасности.       С другой кровати донёсся слабый всхлип, а вслед за этим — глухой стук, словно Альфонс впечатал кулак в подушку.       — Прайд? — едва слышно прошипел Кимбли, всматриваясь в темноту.       — Нет, нет, нет, не забирай меня! — взвыл неожиданно громко Альфонс.       Кимбли сложил ладони, но, опомнившись, разъединил вспыхнувшую было гексаграмму. Сейчас он не мог утверждать наверняка, стоял за криком мальчишки Прайд или Альфонс находился во власти кошмара.       Альфонс вскинул голову. Дикий взгляд упёрся в подрывника.       Не безумие — уж его-то Кимбли навидался в Ишваре, — но бездна ужаса, который скручивал худосочное тельце судорогами.       Тяжёлое, хриплое дыхание мальчишки отчего-то напоминало звериное. Глаза по-прежнему смоляные, значит, здесь вины Прайда нет.       Кимбли не удержался от полного досады вздоха. Зачем пацан его только разбудил?       — П-прости, я не х-хотел… — зубы у соседа стучали так, что за стенкой наверняка слышали.       На язык так и просилась брань, но Кимбли сдержался, только негромко хмыкнул.       — П-поговори со мной о чём-нибудь. Не х-хочу снова у-ускользнуть… туда.       — Тебе лучше не пренебрегать сном, — безжалостно ответил Кимбли.       — Я не засну, — сорванным голосом возразил он.       Мальчишка смотрел на него с надеждой. Да ему-то какая разница, сколько Альфонс будет сидеть без сна? Рано или поздно силы всё равно его оставят, и сознание выключится.       — Извини, из меня никудышный собеседник.       Мальчишка эту ложь не проглотил, только недоверчиво приподнял бровь, а потом опустил голову, словно устыдился своего эгоистического порыва.       Сплавить бы его отсюда.       — Не хочешь вызвать медсестру и попросить перевести тебя в другую палату?       — Сейчас же ночь, — прошептал Альфонс, скручивая в пальцах конец светлой пряди.       — Хм, речь ведь идёт о твоей жизни. Соседство со мной — достаточный повод.       Альфонс тряхнул светлой гривой, отказываясь.       — Если тебе неловко беспокоить других, это сделаю я.       Раны под повязкой протестующе запульсировали. В предстоящем разговоре приятного будет мало, но это не самая плохая цена за спокойствие. Пусть с этим чудом Огненный мается или к кому его там определят.       — Тебе неприятно со мной находиться, да? Я понимаю, я не вправе просить тебя об этом, но ты один можешь вычислить Прайда на расстоянии. И ты сможешь убить меня, если он… — запнувшись, Альфонс дёрнул накрученный на тонкий палец локон. — Он знает. Поэтому не полезет.       Замечательно. Такому впору похлопать.       — И ты полагаешь, я подставлю себя под удар? — вкрадчиво спросил Кимбли. — Хоэнхайм меня на куски преобразует, если я тебе как-то наврежу. Я ведь не смогу доказать, что добивал гомункула, а не его сыночка. Если хочешь быть в безопасности, переведись к Огненному.       — Но он же… — Альфонс умолк так резко, словно ему закрыли рот. Кимбли невольно наклонился к нему, подбодрив лёгким кивком. — Он не видит. Совсем. С того самого дня.       Лотос имел представление о том, что тогда произошло, спасибо глазам первого гомункула. Паршивец Прайд открыл Врата прямо под Мустангом, перед этим сожрав доктора-алхимика из своих и впитав его знания. Не сказать, чтобы Кимбли сочувствовал Мустангу, он сам тогда замер в предвкушении развязки. Когда выяснилось, что у Огненного отобрали зрение, Кимбли эта ирония даже понравилась. Не понравилось ему поведение Прайда. Гомункул положил глаз на Эдварда, едва осознал, что преобразование нарушило целостность его сосуда, и решил перебраться в мальчишку без колебаний. У Лотоса тогда мелькнула мысль, что Прайд подобное уже проворачивал, иначе откуда ему знать, как и что делать?       А после накатило разочарование: сильнейшее из творений Отца оказалось всего лишь паразитом.       — Кроме него и Хоукай нет никого толкового — это ты хочешь сказать?       Альфонс кивнул с самым несчастным видом.       — Врёшь ведь. И ты же сам понимаешь, что Прайд к тебе сейчас не сунется. Ему нужен крепкий сосуд.       — Палаты переполнены, — пробормотал мальчишка. — Тебе всё равно кого-нибудь подселят вместо меня.       Кимбли недовольно сощурился, представив, как сюда вваливается армейский щенок или того хуже — другой государственный алхимик. Убереги его Истина от такого, лучше чудаковатый после возвращения Альфонс, чем кто-то из этих.       — Тогда не будем никого тревожить, — согласился Лотос и, завалившись на подушку, с наслаждением вытянул длинные ноги.