***
В их палату ворвалась мелкая чернявая девчонка. Она бросилась к Альфонсу, напрочь забыв о двери, и об косяк облокотился, загородив проём, ещё один гость — подтянутый и жилистый, длинноногий, как борзая. Он выглядел как ровесник Стального, но винно-красные глаза выдавали природу гомункула. Юноша усмехнулся, заметив, как пристально его разглядывают, а Кимбли гадал, Прайд это, разжившийся новым сосудом, или другой, неизвестный ему гомункул. — Простите, я не смогла прийти сразу, там эти куклы, и люди, и… — Мэй, — остановил поток слов Альфонс. — Давай на «ты», а? Я в конце концов не принц, как… Лин. — Поправочка, малой, — гомункул сдул с глаза чёлку. — Я Грид, воплощение жад… — Да понял я. Не про тебя речь шла, вообще-то. — Как это не про меня? — возмутился гость. — Этот сосуд мой, так что я тоже, хе-хе, принц. — Мэй, почему вы ещё здесь? — проигнорировав последнюю реплику гомункула, спросил Альфонс. Он волновался, по голосу было слышно. Непонятно только, что его тревожило больше: близость этой девчонки или возможная угроза со стороны Багрового Лотоса. — Ва… Твой папа попросил помочь с теми куклами. — Мы расхреначили всех, кто оставался в городе, — довольным тоном добавил Грид. — В катакомбах их, правда, дофига, но это уже не наша забота. — Гомункул на стороне людей? Как необычно. Кимбли говорил тихо, но его услышали. Мэй развернулась к нему с таким видом, словно только что увидела. Грид рассмеялся. Альфонс заметался взглядом по комнате, точно пытался вычислить, кто рискнёт влезть в ссору первым. — Знаешь, что реально необычно? Что ты остался жив. Я слышал, до тебя мой братец добрался. Не просветишь, как ты выбрался? Кимбли развёл руками. Альфонс сразу заслонил рукой девчонку, но спустя пару мгновений опомнился и с наигранным интересом стал изучать вид за окном. Мэй глянула на него, на Кимбли, сделала шажок вперёд. Её взгляд изменился, стал холодным и сосредоточенным. — Тише, тише, юная леди, — Лотос улыбнулся и вскинул руки в примирительном жесте. Чутьё подсказывало, что девчонка, несмотря на столь юный возраст, вполне достойный противник. Особенно в его состоянии. Мэй всё ещё хмурилась. Не верила. Забавная. Как будто ему есть резон нападать на кого-то в этой комнате. — Дай угадаю, ты преобразовал его философский камень? — как ни в чём не бывало продолжал Грид. — А ты быстро уловил суть. — Ну, это был бы самый безопасный для тебя вариант. Надеюсь, его твоя выходка добила во всех смыслах? — Увы, он бродит где-то в окрестностях. Хм, вы нападали на одни и те же мишени, разве вы не должны были пересечься? — А я-то думал, мне показалось, — тихо процедил гомункул, сжав кулак. Его рука покрылась налётом цвета асфальта. — Но хотя бы покоцал ты его прилично? — Полагаю, к вам он в ближайшее время цепляться не станет. Гомункул от его слов сразу повеселел. На юношеском лице снова появилась широкая улыбка. — Хотел бы я поболтать с вами ещё, но нам пора в путь. Мне ещё предстоит посадить эту тушку на императорский трон, — он хлопнул ладонью по груди. — Хочу посмотреть, как этот мальчишка преобразит нашу страну. Мэй глянула на него со смесью растерянности и укора. — А, точно, — спохватился Грид, — и поискать стальную мелочь, да. Мэй продолжала сверлить его взглядом. Встала, подбоченившись, тряхнула чёрными косами. — Да помню я про твой клан, мелкая! Кстати, не забудь заплатить моей телохранительнице за то, что она мотается по всему городу в поисках твоей пушистой козявки. — Грид, ну ты… — возмутился было Альфонс, но гомункул не дал ему закончить. — Сама жадность, ага. — Это не жадность, это вымогательство! У тебя совести совсем нет?! — Совесть? — округлил глаза гомункул. — А что это? — Совесть — это когда ты не дерёшь деньги за помощь, — серьёзным тоном произнёс Альфонс. — Когда ты помогаешь не ради выгоды, а потому что не можешь пройти мимо, и… Мэй в открытую им любовалась и сияла от восторга, прижав руки к груди. Гриду его нравоучения были побоку: гомункул ухмылялся с бесстыдством уличного хулигана и смотрел не на него, а на Лотоса. Весь его вид выражал полную уверенность в том, что Багровый алхимик с ним того же мнения и точно не будет творить такую ерунду, как бесплатная услуга. — В общем, узнаю, что обижаешь Мэй, в нос дам, — подытожил свою речь Альфонс. — Ты ж тогда руку сломаешь, малой. Себя не жалко? — Не жалко, — тряхнул кудрями юный защитник. — Ну и балда. Ладно, покеда! Мэй уходить не хотела. Она несколько раз попрощалась с Альфонсом, уже подходила к двери, но потом снова оказывалась около его кровати. После пятой попытки окончательно распрощаться Кимбли прекратил считать и просто наблюдал за этим театром двух актёров. Впрочем, свои роли они отыгрывали вдохновенно. Хмуро наблюдавший за ними гомункул наконец не выдержал: схватил её за шкирку, как котёнка, и потащил к выходу. Альфонс махал им вслед, пока дверь не захлопнулась. — Правильную ты себе девчонку выбрал, — хмыкнул Лотос. — При случае она сможет тебя прикрыть. Вроде ничего такого не сказал, а у Альфонса всё лицо пошло красными пятнами, и взгляд забегал, как у пойманного врасплох кота. Всё-таки, наблюдать за ним в его настоящем теле было гораздо интересней, чем за доспехами, которые не могли передать и десятой доли его реакций. — Мы не… она не… Ты всё не так понял! — Сейчас ты скажешь, что вы просто друзья и всё такое, да? — Ну да, — с готовностью ухватился за это оправдание мальчишка. — Тогда я был доспехом, а теперь она вообще за пустыней будет… В его голосе сквозила лёгкая грусть. «Нашёл, из-за чего расстраиваться». Вслух Кимбли этого не сказал. С тех пор, как Альфонс вернулся в родное тело, он раздражался из-за любой ерунды. Так и не определишь, у него обострённая чувствительность с непривычки или он всегда таким был и до поры до времени лишь скрывался под маской спокойствия, чтобы не нарваться на неприятности. Если последнее, Кимбли его понимал. Разговор снова оборвался. Альфонс наскоро подвязал волосы и без особого аппетита сгрыз бутерброд, косясь на соседа по палате. — Слушай, за что ты офицеров в Ишваре взорвал? Кимбли неопределённо повёл плечами. Этот жест мог означать что угодно, от «я не знаю» до «мне так захотелось» — каждый понимал его по-своему, но реакция почти всегда была одна: после этого собеседники, как правило, отвязывались. — Они тебя обидели? Нагрузили лишней работой? Зарплату не выплатили? Подставили? — Богатое у тебя воображение… Про офицеров тебе Хоукай рассказала? — Нет, я по радио слышал. Ну, баловался с частотами и попал на один из каналов Централа… Мама тогда расстроилась, потому что нам с Эдом нельзя было слушать взрослые передачи. Я, правда, всё равно потом включал иногда. Там говорили, что тебя приговорили к расстрелу, но потом приговор вдруг изменили, — Альфонс отодвинул кружку в сторону и наклонился к нему. — Тогда ещё поползли слухи, что в высший состав командования пробрался предатель, и поэтому твоими руками всех зачистили, а тебя посадили, чтобы не болтал лишнего. — И ты веришь, что я позволил бы так себя использовать? — Кимбли одним глотком допил остывающий чай и поморщился, когда горло смыкнуло изнутри. — Всё было куда проще и куда банальней. Эти идиоты хотели отобрать у меня философский камень. Меня это, если честно, немного разозлило. Мальчик смотрел на него, приоткрыв рот. — Да-да, Альфонс. Никаких шпионских заговоров не было. Банальная борьба интересов за столь необычную вещь. Альфонс тяжело вздохнул, дёрнув длинную прядь. Хвост он собрать умудрился, но с непривычки у него получилось растрёпанное нечто. — Как видишь, гомункулы мне за это потом «спасибо» сказали, что избавил их от дурных пешек. — Засадив в тюрьму? А не легче им было списать всё на заговор среди офицеров и оставить тебя на посту? На несколько мгновений Кимбли растерялся. Не от самого предположения — он думал о том же, когда находился в камере, — но от того, что подобное ему говорил Альфонс. Мальчик, который превыше всего ценил чужие жизни, от которого скорее ожидаешь услышать, что он поступил ужасно, а господа офицеры были вовсе ни при чём. Альфонс ведь их самодовольные рожи не видел и как людей не знал. — Это же в духе гомункулов, вывернуть всё наизнанку. В Лиоре вот они так сделали. Что им мешало налепить на тебя ярлык героя и раскошелиться на охрану? Вряд ли они заботились о твоей жизни сильнее, чем о пользе, которую ты мог принести. Разве не было бы логичнее отправлять тебя в самые горячие точки и дальше? — Наверное, боялись, что я могу сорвать их планы. — А ты мог? — во взгляде мальчишки вспыхнула надежда. — Хм-м, теоретически. Если бы они стали мне досаждать. Мизерная вероятность, но она существовала. К концу войны в Ишваре я примерно представлял, чего они хотят. — И что ты рассчитывал делать в случае их успеха? Рано или поздно от тебя бы избавились. Лицо мальчишки скривилось в несвойственной ему гримасе. У кого он её подхватил, у старшего брата? — Я знаю. Но не мог же я отказать себе в удовольствии посмотреть на такое представление, — Кимбли смотрел ему в глаза, ожидая увидеть в них разочарование и злость. — Да и кто бы от кого избавился, тот ещё вопрос… Во взгляде Альфонса промелькнуло облегчение. Словно до того его мучила неразрешимая дилемма, а теперь он всё же сделал выбор. — Ты ужасный человек. Кимбли кивнул. Мальчишка отреагировал так, как он рассчитывал. — Но всё же человек, — с задумчивым видом добавил Альфонс. — Мне жаль, что так сложилось. Я не хотел тебя убивать. Но тогда я другого выхода не нашёл. — Зато ты победил. Разве это для тебя не важнее? Альфонс поджал губы. Его глаза сердито заблестели. — Важнее, но… ни одна цель не оправдывает такие средства. Я убийца, — тоскливо произнёс он и, подтянув к себе подушку, спрятал в неё лицо. — Так последний удар нанёс не ты, — ошеломлённо пробормотал подрывник. — Это был Хэйнкель. — Знаю, — Альфонс скрутил в пальцах край подушки. — Тогда я не понимаю твоих переживаний. Собеседник высунулся из-за подушки. Он смотрел удивлённо и с нарастающим раздражением. — Ну знаешь, я не могу спокойно вспоминать, как помог причинить кому-то боль! Особенно, когда этот человек перед глазами маячит! — Я предлагал тебе перевестись в другую палату. — Это не решение проблемы! — голос сорвался. Откашлявшись, он тихо добавил: — Я не хочу бегать, я хочу исправить то, что в моих силах. — Тебе нечего исправлять. Если тебя это так волнует, я на тебя не в обиде. Мы оба делали, что могли, и получили закономерный результат. — Мне от этого не легче, — неожиданно спокойно возразил Альфонс. — Ты жалеешь? Меня?.. Мальчишка склонил голову набок, словно прислушивался. — Это не жалость. М-м-м, как бы тебе объяснить… До этого я не видел в тебе человека. А теперь увидел, и… Мне кажется, мы могли бы хотя бы попытаться поладить. — М-м? Прости, но… — окинув его взглядом, Лотос не удержался от холодной улыбки, — у тебя что, других проблем нет? — Мы не враги, но и союзниками не назовёшь. Это… неправильно как-то. — Не вижу в этом ничего дурного, — усмехнулся Лотос. — По крайней мере, мы знаем, чего друг от друга ждать. Мальчишка обиженно выпятил нижнюю губу, схватил кружку, чуть не расплескав содержимое, и уткнулся в неё взглядом. Руки у него слегка дрожали. Он больше не пытался возражать и сидел, ссутулив плечи. Хмыкнув, подрывник бросил взгляд на окно. Оно выходило в небольшой, но аккуратный парк с фигурно подстриженными кустами и скамейками на витых ножках. На одной из них как раз устроилась компания подростков. — Что там? — забыв про обиду, спросил Альфонс. Он вытянул шею, но со своего места не видел того, что происходило за окном. — Люди, — потеряв интерес, Лотос отвернулся от залитого солнцем стекла. — По парку гуляют. — Там, наверное, хорошо, — Альфонс подполз к окну и, вытянувшись на руках, прилип носом к стеклу. — Ой, там кошка на крыльце! В его голосе было столько неподдельного восторга, словно он увидел ценнейший трактат по алхимии, а не меховой комок. — Зольф, у неё котята! Жаль, я не могу туда выйти…Глава 13. Мания
28 февраля 2022 г. в 12:39
Примечания:
Мания является не только одержимостью чем-либо, но также богиней безумцев и умерших.
Альфонс проснулся, когда время подошло к завтраку. Ему снова снилась изнанка Врат и, вырвавшись из кошмара, он ещё несколько минут не мог отдышаться. Залитая солнцем палата казалась хрупкой льдинкой, с которой его вот-вот снесёт в бездну за Вратами.
— Хм, на этот раз ты не кричал.
Альфонс повернулся на голос. Кимбли сидел на кровати, дотрагиваясь пальцами до свежих бинтов на шее. Пахло лекарствами, свежим чаем, хлебом и немного цветами — видно, чьи-то духи.
Взгляд против воли задержался на его шее. Перехватив этот взгляд, подрывник усмехнулся.
— Я хочу узнать о тебе больше, — вырвалось у Альфонса.
Лотос выразительно изогнул брови:
— Зачем?
— Ну, раз мы теперь союзники…
— Позволь тебя просветить: мы не союзники. Впрочем, врагами мы тоже друг другу не являемся, поскольку источник наших разногласий канул за Врата.
— Мы лежим в одной палате.
— Я заметил, — Лотос состроил снисходительно-насмешливую мину и взял в руки кружку. — Ещё причины?
Альфонс сам не знал, на что рассчитывал, когда начал этот разговор. Вызвать Кимбли на откровенность? Лишний раз убедиться, что перед ним — убийца, которому плевать на всё, кроме взрывов? Успокоить себя, что тогда, на каменном пустыре, он поступил правильно? Последнее он и так знал, но это соображение не заглушало тяжёлого, давящего на грудь чувства. Пусть он поступил правильно, он помог убить человека. Хоть он сделал бы это ещё раз, если бы понадобилось спасти дорогих ему людей, Альфонс не мог отделаться от гадкого шепотка, что твердил и твердил без остановки о том, как он прикончил живое существо. Не своими руками, но это дела не меняло.
Кимбли одарил его холодным взглядом поверх кружки.
— Подойди к Огненному. Уверен, он с охотой расскажет всё, что пожелаешь.
— Ага, и много я нового узнаю? — Альфонс сам не понял, почему вдруг разозлился. — С чего мне вообще терзать полковника? Ишвар для него больная тема. Всё, что связано с тобой — тоже.
Последнее сорвалось с языка раньше, чем Альфонс сообразил, что сказанул. Спохватившись, прикрыл рот рукой, но поздно.
Лотос наблюдал за ним, склонив голову набок.
— Хм, забавно. Меня, значит, терзать можно, — интонация у него была мягкая, но от этого голоса по спине пробегали мурашки.
— Сомневаюсь, что тебя может что-то сильно мучить. Иначе ты бы не поступал так в Ишваре.
— В Ишваре я выполнял приказ, только и всего, — пожал плечами Кимбли. — Извини, но солдатами разве не для этого становятся?
— Но ты же охотился за ишваритами! — разговор ушёл совсем не в то русло, и это раздражало. От нахлынувших чувств у него даже голос зазвенел, как раньше. — Взрывал целые кварталы, потому что поддался своей мании!
«Боже, что я несу… — обречённо подумал Альфонс. — Я же хотел поговорить, а не поссориться?»
— М-м-м, больше нормы я не выполнял. Сказали зачистить квартал, значит квартал, два — значит, два. Так что своей, как ты выражаешься, мании, я не поддавался. Я её использовал, чтобы делать свою работу качественно.
— Работу? — разъярённой кошкой зашипел Альфонс.
Лотос кивнул с таким невозмутимым видом, словно они вели светскую беседу. В очередной раз кольнула мысль: этот человек хоть что-то чувствует? Ответ напрашивался сам собой, но Альфонс отказывался верить.
— Это всё, что тебя интересует в жизни? — упавшим голосом спросил он.
Взгляд Лотоса стал задумчивым. Альфонс подобрался, почуяв, что подрывник колеблется, открыться или свернуть на другую тему.
— Кофе, — вдруг обронил Кимбли. — Хороший зерновой кофе. Чёрт, как мне его не хватало в тюрьме…
Лотос резко замолчал. Глянул удивлённо, а потом усмехнулся:
— Да, пожалуй всё.
— Кофе? — растерянно повторил за ним Альфонс. — Ты сейчас что, серьёзно?
— По-твоему, у меня не может быть предпочтений в более, скажем так, приземлённых сферах? — Кимбли снова непринуждённо улыбался, сцепив пальцы под подбородком.
Альфонс помотал головой, чтобы не сорваться и не ляпнуть «да».
— Замечательно… Не хочу показаться грубым, но притворяться ты не умеешь.
Кимбли откровенно наслаждался его попытками оправдаться, которые обрывались на полуслове, потому что достойный ответ в голову не приходил. Если подрывник хотел разжечь в нём чувства стыда, он в этом преуспел.
— Впрочем, глупо было бы ожидать другого. Недавно мы были врагами, а люди склонны демонизировать своих недругов.
Альфонс тяжело вздохнул. Он был прав, и возразить на это нечего.
В палате стало тихо. Лотос сосредоточенно цедил чай и не собирался продолжать разговор.
Альфонс перевёл взгляд на дверь. Он смотрел на светлую панель, мысленно умоляя, чтобы кто-то зашёл и нарушил эту нехорошую, липкую на ощупь паутину тишины.
Когда за стеной послышались торопливые шаги, Альфонс встрепенулся. Он слушал, почти не дыша. Вот кто-то приблизился к их двери и… проскочил мимо.
Тихо застонав, он откинулся на подушку.
— Ты куда рванула, мелкая? — произнёс за дверью грубый мужской голос.
Альфонс рывком сел. Голова закружилась, пришлось обеими руками опереться на кровать, чтобы не свалиться.
За миг до того, как дверь распахнулась от мощного пинка, его лицо озарилось счастливой улыбкой.