Under My Skin

      — Хорошо. Давайте посмотрим.       Квинзель и Брюс после сеанса с Джокером удалились в её кабинет; пространство небольшое, но не такое, как камеры в лечебнице. Стол стоит перед окном, выходящим во двор Аркхэма, на нём лежит ноутбук Квинзель, несколько стопок файлов и книг, а также записи Брюса о сеансе.       Квинзель откидывает волосы в сторону. Брюс указывает концом ручки на начало страницы.       — Обычно я не обращаю внимания на язык тела, — начинает он, — но мне кажется, что он чувствовал себя непринужденно или, возможно, вообще не реагировал. Вы говорили, что это был его первый раз на терапии один на один?       — Да.       — Я думал, он будет чувствовать беспокойство или гнев, но он был каким-то вялым. Понимаете? — Брюс опускает плечи и откидывается на спинку стула, подражая позе Джокера. — Он либо не следил за ситуацией, либо тщательно скрывал свои эмоции и реакции.       Квинзель скрещивает руки на столе.       — Он рассматривает это как сцену. Его поведение — умышленно. Каждое взаимодействие — часть спектакля, который, вероятно, проводится здесь.       — Он получил другое качество в лечебнице, — Брюс медленно ведёт ручкой к концу страницы. — Он был намного более безумным — лихорадочным, я думаю, когда знал, что за ним наблюдает толпа, держа пистолет в руке и имея полный контроль над ситуацией. — образы появлялись в его голове: Джокер, одетый в безвкусный пурпурный костюм, с макияжем на лице, держащий в руке пистолет.       — Это могут быть наркотики, которые подавляют аспекты его личности; он принимает несколько анти-психозных лекарств. — Квинзель открывает свой ноутбук и вводит краткую сводку сеанса в базу данных Аркхэма.       — Скорее всего, я знаю столько же, сколько и вы.       — Не врите, — усмехается Квинзель. — Я прочитала предварительный отчет об вашем исследовании, а также составленный вами профиль, и я уверена, что это еще не все. Вы, наверное, знаете о нем больше, чем кто-либо здесь.       Брюс слегка улыбается, он не из тех, кто говорит о своих достижениях, и ему становилось неловко всякий раз, когда люди упоминали о его достижениях, особенно когда это связано с его исследованиями о Джокере. Необузданная одержимость — вот что это есть на самом деле.       — У него есть какие-то всплески в поведении?       — Да, они довольно часты. Он может молчать неделями, играть в карты с самим собой или долго спать. Или может ходить кругами. Вначале мы не следили за ним во время этих эпизодов, затем он сделал маленькую заточку из пружин матраса и убил трех охранников, прежде чем мы добрались до него. Он иногда говорит без остановки, что очень жутко.       — Значит, сильные волны депрессии и мании, часто сопровождавшиеся вспышками ярости?       — Верно.       — Ну, мы могли бы продолжать наблюдать за ним. Он казался более уравновешенным, когда мы его поймали. Я пока не профессионал, но длительное его держание может быть хорошим шансом увидеть, проявляет ли он ещё больше признаков биполярного расстройства.       — Могу предположить, что их очень много, так как у него быстро меняется настроение. — Квинзель включает эту идею в отчет.       — Сможет ли он сотрудничать настолько, чтобы согласиться на тестирование личности?       — Маловероятно. Нам просто нужно наблюдать и ставить диагнозы после сеансов. Это всё?       — Да. Пока что. — Брюс кивает, убирая бумаги обратно в папку.       Он поднимается и подходит к картотеке возле стола Квинзель. Девушка не отрывает взгляд от ноутбука, когда он убирает папку. Квинзель вздыхает.       — Что?       — Это ведь видно, да? Я знаю, что это неудобно упоминать, но можно с уверенностью сказать, что клоун хочет что-то с вами делать. — она отводит взгляд от ноутбука, нахмурив брови и сняв очки.       — Что вы имеете в виду? — спрашивает Брюс, по какой-то причине его сердце бьётся немного быстрее. Он пытается изобразить невинность.       — Флирт — единственное, что я могу сказать.       — Верно… да. — Брюс поправляет галстук.       Он не хочет признавать отношение Джокера к нему, не то чтобы это было неожиданным. Основываясь на полицейских отчетах, он понял, как обычно ведёт себя этот человек. Он не думал о том, что станет объектом привязанности Джокера, и не знает, что об этом думать.       — Иногда он так действует в основном с охранниками и с другими заключенными строгого режима. Они все ненавидят это, и он, вероятно, знает об этом.       — Тогда, возможно, он думает, что сможет таким образом попасть под мою кожу, — пожимает плечами Брюс, повторяя в голове сцену их сеанса. Фраза: «Позвони мне» было тем, что он запомнил наиболее четко. Он задумчиво стучит указательным пальцем по губам. — Он идентифицировал себя только как гетеросексуала?       Квинзель слегка качает головой:       — Мы уже спрашивали, говорит, что предпочитает «держать это в тайне». Вы думаете, это имеет отношение?       — Нет, по крайней мере, пока. Вероятно, он действует таким образом, чтобы привлечь больше внимания.       — Он — словно учебник нарциссизма. Возможно, даже немного театрального. — Квинзель вздыхает, выключая ноутбук.       — Верно. — Брюс засовывает руки в карман; перед глазами всё ещё ясно стоит лицо Джокера в темноте той комнаты.       — В понедельник будет наш следующий сеанс?       — Да… — Брюс отгоняет от себя образ. — С кем?       — Вашим знакомым — Крейном.

********

            Пациент 107             Имя: Доктор Джонатан Р. Крейн             Возраст: 37             Внешность: Пациент довольно высокий, около 6'0», с недостатком веса, меньше 140 фунтов. Лицо пациента худое, без щетины, каких-либо отметин или татуировок. При поступлении в лечебницу у него была небольшая, грубо изготовленная маска, и он заявил, что она принадлежит «Пугало».             Выявленные расстройства: Шизотипическая личность, легкая шизофрения как симптом длительного воздействия искусственного «токсина страха».             Причина лечения: Четыре случая умышленного насилия, два из которых в крупном масштабе, выполнены в состоянии душевного расстройства.             Примечательная история: Пациент сообщил, что с юных лет над ним издевались сверстники; он рос с чрезвычайно религиозной бабушкой. Это подтверждается полицейским участком по месту жительства пациента № 107.             Это привело к двум убийствам, которые оставались нераскрытыми в течение двух десятилетий. В возрасте пятнадцати лет пациент 107 убил мальчика из средней школы, который был одним из его основных нападавших. Тело было найдено в десяти милях от города, в другом округе, и пациент 107 не был задержан. Затем, в семнадцать лет он убил свою бабушку. Он признался в этих преступлениях после того, как приехал в лечебницу.             Пациент проявил интерес к биохимии и психологии в средней школе и стал опытным нейрохимиком. Во время экспериментов с концентратом адреналина, полученного из миндалины свиней, эксперимент не удался, и пациент 107 был погружен в то, что представляло собой по сути жидкий террор, и, как сообщается, испытал свой «худший страх». Затем у пациента был нервный срыв.             107 продолжил свои эксперименты с миндалинами его учеников из факультета психологии, взятых без согласия, используя свои объединенные знания химии и нейробиологии — 107 удалось создать мощный «токсин страха», который заставляет жертву испытывать свои худшие страхи.             Затем пациент 107 начал продавать этот токсин торговцам наркотиков в городе, выдавая его за закись азота. 78 человек пострадали от газа, 10 были парализованы и 3 погибли. 107 был задержан GCPD и признан невменяемым. 107 в настоящее время размещен в отделе максимальной безопасности.                     Брюс закрывает папку, чувствуя тяжелый вес на плечах. Он знает историю Крейна — все в отделении психологии знают. Там он сидел, читал и изучал, но сейчас это было слишком личное. Одно дело — наблюдать за новостями о нем, а другое — видеть всё это в живую. Он хотел протестовать и предложить кому-то другому заняться этим делом, но у него было любопытство к ситуации Крейна, которая помешала ему что-либо сказать.       — Я позволю вам поговорить, — говорит Квинзель, заглянув в кабинет максимальной безопасности. — Наедине.       — Что? — ошеломленно спрашивает Брюс.       — Ну, Крейн очень хотел говорить, когда мы впервые приняли его, а теперь он стал немного сопротивляться, и, возможно, если он увидит знакомое лицо, то станет более охотно сотрудничать. Кроме того, у вас был некоторый успех с 81, поэтому я хотела, чтобы вы попробовали и здесь. — Квинзель забирает папку у Брюса. — Мы до сих пор не знаем всё о его бабушке — или о том времени, когда он продавал токсин страха. Кроме того, я хочу посмотреть, как вы проведёте сеанс один на один — возможно, вы сможете организовать терапевтическую группу на втором этаже.       Брюс кивает, забирая папку обратно и открывая её еще раз:       — Участвует ли он в какой-либо групповой терапии?       — Да, раз в две недели. Притворяется, что ненавидит Нигму, но они своего рода друзья. Он отлично ладит с Кобблпотом, обычно довольно тих, никаких нарушений после гостопилизации. Ему не нравится 81, но кому он нравится?       Брюс кивает и берётся за ручку двери.       — Удачи. — Квинзель кивает.       Крейн сидит на стуле; рядом с ним нет охранников. Его голова повёрнута к окну; взгляд устремлён на внутренний двор. Брюс замечает, что он грызёт ногти. Брюс вспоминает, что его волосы были гораздо более растрёпанными, когда он преподавал, а здесь они подстрижены и уложены, серый комбинезон, который на нём, настолько отличается от его обычного костюма: брюки большого размера и свитер с рисунком аргайл, что сейчас он выглядит более собранным.       — Брюс? — он кажется искренне удивленным, увидев своего бывшего ученика, опуская руку.       — Профессор Кр… — Брюс останавливается. — Крейн.       — Приятно видеть тебя. — удивление всё ещё не покинуло его голос.       — Мне тоже. — это не ложь.       Брюсу нравилось, что Крейн когда-то преподавал у него, это была одна из причин, по которой он остался в Готэмской школе. Его список достижений был длинным: многократные гранты, признанные работы, революционные прорывы в изучении фобии. Он был эксцентричным мужчиной, одетым в грязную одежду и время от времени бормочущим что-то под нос; никогда не был женат, но это не делало его менее блестящим. Хотя он не мог найти в себе сочувствия, Крейн убивал людей, заманивал студентов и заставлял их участвовать в своих экспериментах, держал город в заложниках своим токсином страха. Тем не менее Брюсу показалось, что он выглядит очень робким, сидя на стуле, одетым в серый комбинезон Аркхэма.       — Итак, ты прошёл стажировку, — говорит Крейн, ерзая на стуле; в его голосе не было и намека на гордость.       — Да. Я все еще ценю твою помощь с моей работой. — Брюс кивает, доставая ручку из кармана.       — Ты сделал большую часть работы, я просто подтолкнул. — отмахивается от комментария Крейн.       — С чего бы ты хотел начать? — спрашивает Брюс, поднося ручку к блокноту.       — Ты проводишь сеанс? — Крейн поднимает бровь.       — У меня максимальный допуск.       — Разве доктор Квинзель не должна быть здесь? — Крейн смотрит за плечо Брюса, на дверь.       — Она не смогла.       — Разве это не конфликт интересов? Мне очень не хотелось бы говорить с моим бывшим учеником о моей… — Крейн вздыхает и проводит рукой по волосам. — Ошибке.       — Начальник сказал, что людей не хватает, я ничего не могу с этим поделать.       — Тогда, ладно. Мне просто нечего сказать.       — Было бы полезно, если бы мы смогли использовать это время продуктивно, — говорит Брюс.       — О, не говори так — я это изобрел. Ты здесь, потому что они думают, что ты сможешь узнать больше. — Крейн машет рукой.       Мгновение он молчит, подперев рукой подбородок и отвернувшись от Брюса. Во дворе, прямо за стеклом, порхает маленький зяблик. Брюс наблюдает, как тусклые, голубые глаза Крейна следуют за птицей.       — Нам не нужно говорить о твоей ошибке, — признается Брюс. — Может, ты мог бы поделиться своими мыслями о других пациентах? Я здесь недавно.       Крейн все еще ничего не говорит.       — Нигма? — спрашивает Брюс, пытаясь привлечь внимание Крейна.       — Должен был выбрать себе прозвище «Мигрень», — бормочет Крейн. — Загадочник — глуп.       — Тебе он не нравится?       — Он действует мне на нервы. Но делает хорошие кроссворды.       — В самом деле?       — Да. Освальд слишком занят, прихорашиваясь, а Дент скорее будет кричать, чем говорить, поэтому вполне естественно, что Эдва — Нигма — это компания, которую я могу стерпеть.       — Это что-то вроде дружбы?       — Нет. — отвечает Крейн, скрестив руки на груди.       ДРУЖИТ С НИГМОЙ. — записывает Брюс в своём блокноте.       — А что насчёт 81?       — Джокер?       — Я назначен на его дело. Мне просто любопытно узнать твоё мнение о нем.       — Его место здесь, безусловно. Ты уже знаешь это, со всеми исследованиями на эту тему. Я признаю, тоже был заинтригован. Я имел… удовольствие… встретиться с ним до того, как приехал сюда.       Брюс отрывает взгляд от блокнота:       — До…?       — Перед своим трюком.       — Правда? — Брюс сопротивляется искушению кричать; никто, ни одна душа в Готэме не знала о существовании Джокера до того, как он взял в заложники GCPD. Сам Брюс пытался найти тропу, ведущую куда-то, натыкаясь на старые склады, кварталы красных фонарей, клубы и оперные театры, и ничего не обнаружив о Джокере. Просто его псевдоним, засохшие пятна крови и игральные карты.       — Да. — Крейн кивает, ерзая, пододвигаясь к Брюсу и складывая руки на коленях. — Я говорю тебе это только потому, что думаю, что ты можешь что-то сделать с этой информацией.       — Ну, что там? — спрашивает Брюс, осторожно скрывая волнение в голосе, готовый записать ответ Крейна.       — Обстоятельства, связанные с моим решением продать токсин страха, были, по меньшей мере, сложными. — поведение Крейна изменилось: он откинулся на стуле, его рука бесцельно касается щетины на щеках. Краткие эмоции показались на его лице: сожаление и вина. — Я был сломлен. Никакой грант или зарплата не смогли вытащить меня из этого. Мои эксперименты и то, что я сделал, чтобы скрыть их, стоили мне моей морали и моей зарплаты. Я скрыл более ужасные аспекты моего исследования, но все еще использовал ресурсы университета. Они перестали платить мне, я стал злобным. Длительное воздействие токсина сделало меня параноиком. — Крейн проводит рукой по волосам и завязывает их в узел на затылке; его взгляд устремлён в пустоту. Брюс чувствует острую симпатию к этому человеку и быстро делает заметки о его истории. — Поэтому я начал продавать токсин — и платить, чтобы производить больше, навязывать его людям, которые, как я думал, придут за мной. Наркоманы скупали его дюжиной, думали, что это закись азота. Они говорили, что это затронуло почти сотню человек, возможно, еще больше. — Крейн глубоко вздыхает, опуская руку. — Они были моими подопытными — я собирался использовать токсин на своих начальствах, как только я настрою его.       — В любом случае, он — Джокер — был единственным клиентом, которого я видел не раз. — Крейн хмурится. Как и единственный человек, которому, похоже, понравилось действие токсина, я подозревал, что будет несколько выбросов, но для него это консервативное описание.       — Он выглядел так же? Действовал так же? Что за выброс? — спрашивает Брюс, пытаясь записать все слово в слово.       — Внешность не отличалась, ужасно бледный, ужасно худой. Глупая улыбка. Раздражающий и немного встревоженный, но я не верил, что он жестокий, он был просто наркоманом. — Крейн пожимает плечами. — В то время его уже звали Джокером; у меня была строгая политика — не использовать имена — я даже носил маску, но он настоял, чтобы я знал его имя.       — Зачем?       Крейн усмехается.       — Зачем? Он самовлюбленный, зачем же еще? — мужчина делает паузу. — Когда он пришёл в третий раз, мне стало любопытно. Возможно, токсин не работает на него, или производит другой эффект, действуя как психостимулятор. Как бы там ни было, я последовал за ним после того, как он купил небольшую партию; вниз по переулку, спрятавшись в тени. Он вдохнул один раз и тут же рухнул на землю. Этого следовало ожидать — мозги некоторых людей не могут справиться с токсином — поэтому я повернулся, чтобы уйти. Затем он начал смеяться, одну руку прижав к груди, а другой закрыв лицо. — Крейн прикасается к щеке, иллюстрируя свою мысль. — Ничего страшного, просто очень, очень необычно. Это была тревожная картина, не из тех которую легко забыть.       — Известно, что токсин вызывает галлюцинации, может быть, смех был реакцией на страх, который он испытывал?       — Я не могу сказать наверняка. — Крейн пожимает плечами. — Мне нужен доступ к нему и токсину для проведения исследований, а этого не произойдет в ближайшее время.       — Ну, в любом случае, спасибо. — Брюс кивает, подчеркнув слово «смеяться». — Ты бы хотел поговорить о чём-то ещё?       — Нет.       — Хорошо, я должен задать следующие несколько вопросов. — Брюс открывает первую страницу блокнота. — У тебя есть мысли о самоубийстве?       — Нет.       — У тебя бывают мысли или фантазии о причинении кому-либо вреда?       — Нет.       — У тебя проявляются побочные эффекты от…       — Нет, это все?       — Да. — Брюс поднимается, поправляет медицинский халат и останавливается на мгновение. — Было приятно снова увидеться, профессор.       Крейн поднимается со стула, выражение его лица было нейтральным.       — Мне тоже.       Брюс кивает и подходит к двери, чтобы позвать охранников.       — Брюс…       — Да? — он поворачивается к Крейну.       — Пусть они принесут мне несколько кроссвордов Эдварда, в камере ужасно скучно.       — Да, без проблем. — Брюс кивает и слегка улыбается, когда двое охранников входят в комнату и заводят руки Крейна за спину. Нечто, похожее на небольшую улыбку, появляется на лице мужчины.