***
Джеймсу снился один и тот же сон. Простой до безобразия, оканчивающийся, правда, очень для него неожиданно. Он мог контролировать себя в этом сне, что никогда раньше не получалось. И сначала, когда все только началось, он в страхе просыпался, не совсем понимая, что стоит чувствовать. Ему снился Томас, всегда красиво одетый в свой лиловый пиджак, который гулял с ним по улицам, рассказывал интересные факты о достопримечательностях города, вел его в ресторан, где они всегда заказывали что-то наугад, тыкая в меню пальцем. В конце вечера они шли в квартиру Тома, и там он целовал Джеймса. Быстро и нервно, будто боялся неодобрения. Мэдисон просыпался в холодном поту, так и не ответив другу на поцелуй. Он проверял, не разбудил ли брата шумом, а после шагал в ванную, чтобы умыться холодной водой и постараться понять, что же происходит. Он помнил слова Долли. Но не могла же она понять все раньше него самого? Джеймс встает напротив раковины и зеркала, смотрит на свои мешки под глазами — а они-то стали только больше —, включает воду и брызгает прямо на лицо. Его руки упираются в столешницу, он открывает глаза, снова смотрит на отражение. Что такое любовь? Это коктейль из гормонов, сказал бы Алекс. Берр бы хитро улыбнулся. Долли посмеялась бы, что это когда ты чувствуешь, что этот человек подходит под твою сумочку, а Марта с вопросом во взгляде направила б глаза на ее сумку и осознала, что она одета в том же цвете. Анжелика поддержала Александра, Элайза отказалась бы говорить, а Герк с Джоном и Жильбером начали тупо шутить, совсем отходя от вопроса, но сами бы ощущали, что именно этот момент, когда они шутят вместе — проявление любви друг к другу. Мария бы улыбнулась, а затем правдиво для себя ответила, что это опьяняющая боль, которую хочешь терпеть до самого конца. А Томас… Джеймс подумал, что будь он в стельку пьян, точно сказал бы: « Разве ты не чувствуешь то же, что и я?». Ну, а трезвый Томас не говорит о таких «очевидных» вещах. Иногда Джеймс любил пьяного Тома больше трезвого, хоть и считал, что спиртное его скоро убьет. Джефферсону стоит хоть иногда быть откровенным, а не прятаться в поддельных эмоциях. Сам же Мэдисон считал любовью мелочи, которые остаются в памяти после этого человека. Ведь если человек для тебя не важен, ты не будешь искать в нем что-то, что обычно никто не замечает и узнавать его лучше. Например, его мама. Черт, почему именно сейчас нужно было ее вспоминать. Глаза на автомате начинают слезиться, а по телу пробегает неприятная дрожь. В ней было много приятных мелочей. Джеймс прерывисто вдыхает и прикрывает рот рукой, чтобы никто не услышал его. Она смешно хмурила брови, когда Сара не хотела есть курицу. А еще всегда танцевала на кухне, если готовила что-то. И когда отец злился, Роуз целовала его в висок, после чего он моментально остывал, целуя ее в ответ. Коленки тряслись, не способные выдержать вес собственного тела. Он набрал вес или просто нервы шалят? Если бы она сейчас была здесь, отец не стал пить так много. Вильям не молился каждую ночь. Сара перестала на автомате ждать женщину у двери, уходя в школу. А Френсис уделил внимание учебе, а не работе отца. Лучше бы это был он. Слезы капали на столешницу, катясь вниз по раковине. Джеймс смотрел на себя в отражении и ненавидел то, что видит. Руки сжались в кулаки, ногти больно впивались в ладони. Рациональное мышление постепенно покидало голову, эмоции превосходили логику. Где можно было бы найти лезвие? Может ему стоило закончить с собой еще в тот день? Какой прок, если родной брат его ненавидит, друг пропал хрен знает куда, а Рейнольдс все равно найдет его рано или поздно? Он начал открывать шкафы, в поисках чего-то острого, но руки предательски тряслись от стресса, глаза бегали кругом, а звук сломанной калитки бил по ушам, напоминая про то, что это наверное пришли за ним. Лучше он убьет себя, чем это сделает кто-то другой. В глубине шкафа Мэдисон отрыл новый бритвенный станок отца и попытался успокоить руки, чтобы вытащить лезвие. Стоило ли начать набирать ванную? Он же совсем не знает, что делать. Когда в дверь стали настойчиво стучаться, сердце ушло в пятки и Джеймс отключился от страха. Но спустя пару секунд он снова пришел в сознание, поспешил подняться с пола и забился в угол. Джеймс старший, которому пришлось открыть скважину ключом, припрятанным в ящике своего комода, был в ужасе от того зрелища, что ему пришлось видеть в ванной — его ребенок весь трясся, держа в руках его бритву, а широко раскрытые глаза говорили прямо — что-то из вне его напугало. Мужчина осторожно стал подходить к парню, держа руки раскрытыми ладонями перед сыном. — Джеймс, отдай мне бритву, все хорошо, — он подходил все ближе, сглаживая каждое движение. — Пап, я сделал это, я должен умереть, — полностью уверенный в своей правоте, шептал Джеймс. — Вам будет лучше, просто позволь мне умереть, тогда ты не будешь бить меня за плохие оценки и ненавидеть. — Нет, ты ничего не сделал, это просто несчастный случай, сынок — мужчина приблизился и обнял Джеймса, осторожно откинув от них бритву. Он гладил голову сына, который начал плакать навзрыд. — У тебя обострилась паранойя, у меня и в мыслях не было тебя бить или ненавидеть, Джеймс, — Он взял лицо сына в руки и старался сам не заплакать. — Не давай страху овладеть тобой, никто не настроен против тебя, Джеймс.***
Мэдисон проходил сквозь толпу, смотрел лишь вниз, на свою обувь, и надеялся не встретить никого знакомого на своем пути. Голова раскалывалась от гула школы, а тело, ватное из-за стресса, что пронизывал его полностью, нуждалось в отдыхе. Джеймс пытался изо всех сил забыть все, что произошло ночью, забыть испуганного отца, лезвие в своей руке, назначенное врачом время приема… Ему предстояло сегодня «весело» провести день. Еще и выборы, которые должны будут пройти прямо перед зимними каникулами, напрягали. Александра, конечно, исключили из кандидатов. Остался, как неожиданно, Берр, Томас и какие-то неизвестные, совсем неинтересные люди, которые не смогли бы собрать достаточно голосов даже учитывая свои кампании для продвижения и обещания в воздух. Он не знал за кого голосовать, с Томасом ведь они поссорились. Ну, а Берр не говорил о своих намерениях и будущих изменениях в школе, стань он президентом. Зато Гамильтон наконец появился в школе, даже начал общаться со своей бандой. А на истории при всех извинился перед Элайзой, игнорируя смешки одноклассников. И когда Скайлер подошла к нему, подняла глаза на лицо, полное сожаления, и с размаху зарядила ему пощечину, Мэдисон не чувствовал, что она поступила плохо. Ей было и есть куда больнее. Главное, что Элайза смогла поговорить с Марией на нейтральной территории и пожелать ей удачи в суде. Мария писала Джеймсу, она смогла получить кредит на образование и планировала начать свое обучение в университете в следующем году. Девушка была увлечена судебным делом, но признавалась, что никогда не была настолько рада заполнению бумажек. Она перевелась на домашнее обучение и наконец чувствовала себя в безопасности. Джеймс не думал, что они могли бы пересечься еще когда, ведь она в скором времени переезжала с родителями, поэтому точно понимал, что Мария и ее история останется с ним навсегда, в памяти. Застряв в собственных мыслях, он случайно врезался в Томаса, который нес в своих руках красивый темно-зеленый пакет. Джеймс, как только увидел, с кем он столкнулся, попытался убежать, но его взяли за руку. — В туалете около химии после этого урока, я хочу кое-что сказать, — произнес парень еле слышно для всех в школьном коридоре. Но Мэдисон слышал их так, будто они звучали из громкоговорителя. Его руку отпустили, а человек, что только что был совсем рядом, исчез из виду. Джеймс прижал к себе ладонь, нагретую чужим теплом и на мгновение подумал, что сердце начало биться чаще. Подскочило давление?***
— Прямо здесь? — сквозь смех, тихо сказала Феодосия, когда Аарон провел рукой вверх по ее бедру. Бартоу завлекла парня в поцелуй, нежно покусывая его тонкие губы. В чем он был хорош — так это в поцелуях и точных науках. Ее руки, как и она сама, опирались о холодную стену из белой плитки, в то время как его ладони во всю продвигались по ней. Она была выше, но совсем не чувствовала этой разницы. — Ну, мы можем поехать ко мне, — парень поцеловал ее ключицу, расстегивая пуговицы небрежно поглаженной рубашки. — Как тебе такой вариант развития событий? — Это лучше, чем в туалете, но мне нужно на урок. Девушка мягко оттолкнула Берра, после чего начала застегивать рубашку, смотря ему в глаза, дразня его. Аарон ухмыльнулся, когда понял, что она делает, но тут же поменялся в лице, ведь что-то его осенило. Быстро, как разряд тока. Кольцо. Он отошел от своей девушки и с легкой задумчивостью поднял голову на потолок. А стоит ли? И сделать это сегодня? А почему не позже? Фео смогла расторгнуть помолвку, но ее родители были на нее безумно злы, поэтому если бы Берр вот так, ни с того ни с сего, пришел с ней просить у них благословения… он не думал, что это хорошо закончится. К тому же разве не рано думать о свадьбе, они же даже не выпустились из школы. Хотя, кому это когда-либо мешало. Ему же не помешало это летом так предаться мечтам, что он купил кольцо, которое стоит больше его старой, но любимой кофеварки. Феодосия вышла первой, шагая вперед непривычно быстро, а спустя пять минут вышел Берр, который не знал, что ему чувствовать. Парень обернулся посмотреть на туалет, откуда он вышел и увидел Джеймса, а после Томаса, которые вошли и закрыли дверь внутрь. Спустя столько времени их размолвки, видеть их рядом стало крайне непривычно. И Аарон готовился к худшему, хотел после отыскать Мэдисона, но решил пока что не вмешиваться. Джеймс, что вошел раньше Тома, сразу занял место около окна с мыслью, что сможет отвлечься от плохих мыслей, когда начнет рассматривать что-то вдалеке. Он не знал, чего стоит ожидать, что должно произойти, что могут ему сказать. И незнание пугало больше всего. Джефферсон подошел чуть ли не вплотную, но Мэдисон не поднимал на него глаз, он просто терпеливо ждал. Тогда Том взял свой пакет, который везде таскал с собой и положил рядом с Джеймсом, после чего сел на пол. Парень с недоверием принялся доставать содержимое пакета — с каждой вещью, что он доставал, его глаза все больше округлялись от непонимания и приятного удивления. Зеленый шарф, мороженое, которое он никак не мог найти в универмагах, блокнот на спирали с разными отсеками для заметок, ручка с невидимыми чернилами… На губах появилась широкая улыбка, заметив которую, Томас облегченно вздохнул. — Здесь все, что ты любишь. Камни, чтобы начать твою коллекцию минералов, мороженое с устрицами, много всяких безделушек, — начал пояснять Джефферсон, спрятав лицо в своих коленях. — Там в самом низу фотка Гамильтона и дротики, это если захочешь выпустить пар. Том никогда не делал ему таких подарков. Его подарки всегда отличались пафосом, красивой оберткой, дороговизной — всем тем, что может быть понравилось бы кому угодно, но только не Мэдисону… то, что находилось в пакете совсем не было похоже на его подарок. — И ты все это запомнил? — Джеймс поднял глаза на своего друга и встретился с ним взглядом. — Да…и еще, извини, я был не прав, ты сам должен решать, с кем общаться, — Том сглотнул, когда Мэдисон сел рядом и обнял его, прижался щекой к его щеке. Хотелось, очень хотелось поцеловать его. — Я рад, что до твоей кудрявой головы это наконец дошло, — Мэдисон шутливо постучал по голове Томаса, улыбаясь во весь рот. Ему было так приятно. Когда они были так близко, сердце стучало быстро, вернее, быстрее, чем обычно. Щеки обдало сильным жаром. А темные зрачки Тома ярко блестели из-за света, что шел из окна, но чувствовалось в них сильное сомнение. Все было как во сне. И Мэдисон закусил губу, не зная как поступить. Он до сих пор не проснулся, а тепло так правдоподобно разливалось по телу, стук собственного сердца в ушах отдавался слишком реально, не как в просто сне. Но каждое движение Джефферсона так отличалось от правды. Они не могли перестать смотреть друг на друга. Джеймс пытался понять, что с ним. А Томас ждал, когда же он сможет хоть что-то предпринять, искал в грустных глазах хоть частичку одобрения. Неожиданно Джефферсон поднялся с пола, оттряхнул свои брюки, и даже казалось, что он усмехнулся чему-то. — Я пойду, рад, что мы друг друга поняли. — Томас, что такое любовь? — дабы убедиться в том, что все происходящее реально, крикнул вслед Мэдисон. Парень вышел, не ответив на вопрос Джеймса. Значит, это не сон. Стук захлопнувшейся от сквозняка двери сопровождался громким сообщением мессенджера. Парень открыл его и понял, что писал ему Берр.Я видел вас с Томасом, поговорим? 13:17
Под деревом Вашингтона после этого урока. Я запутался. 13:17***
«Дерево Вашингтона» было обыкновенным деревом, растущим в прилегающей к школе территории. Но было оно известно тем, что под ним, во время футбольного матча их школы со школой усиленного изучения английского, в которой, кстати, все ученики были с британским акцентом, Лафайет заснул, лежа на плече Джорджа, который тоже повалился в дрему. Никто не знал, о чем они говорили, что там делали, но точно знали, что это стало одной из ситуаций, после которой, и Геркулес, и Жильбер, стали себя очень странно вести по отношению к учителю и друг другу. Томас рассказывал, что Маллиган тогда очень сильно обиделся на Жильбера, ведь тот в шутку обещал смотреть всю игру, хоть и ненавидел такой спорт. И что только для того, чтобы ему не было так скучно, Геркулес чуть ли из штанов не выпрыгивал, но выиграл матч. И когда он начал смотреть по сторонам, в поисках ликующего француза, увидел, что тот мирно дремал, облокотившись на плечо любимого учителя. Мария видела, как Герк после швырнул пойманный мяч так далеко, что он улетел за пределы школьных ворот. Аарон уже сидел под деревом, когда Мэдисон подошел. И Берр выглядел явно «на взводе», но Джеймс знал, что спрашивать его об этом просто бесполезно, поэтому просто поздоровался с ним и плюхнулся рядом. — Я слушаю, — среагировав на жалобный стон друга, сказал Берр. — Обещай не смеяться, — получив кивок в ответ, Мэдс продолжил. — Мне на протяжении нескольких дней снится Том. И в конце сна мы целуемся с ним, вернее, он меня целует, а я не отвечаю, я сразу просыпаюсь. А сегодня он мне подарил это в знак примирения, — он показательно поднял пакет, чтобы Аарон понял, о чем речь. — Мне кажется, он мне нравится. Аарон вспомнил ночь в доме Томаса. Его выражение лица, горький запах дыма сигареты, а так же блестящие от тусклого света лампочки слезы. То, с какой искренностью Джефферсон рассказал ему обо всем, не зная, кому выговориться. То, насколько неожиданно сложились карты, ввело парня в ступор. Если бы он мог, то точно уже рассказал Джеймсу обо всем, но его держало то, что возможно Мэдисон мог и вправду запутаться. Странно, конечно, думать так о человеке, который питал симпатию только к Долли и парочке литературных персонажей, но ему не нужны были проблемы с Томасом. По крайней мере, сейчас. — О мой бог… — Я постоянно думал о нем последние дни, он просто не вылезал из головы. И если я еще мог списать все на ту пропасть, что образовалась, то я не знаю чем оправдать учащенное сердцебиение и волнение при встрече с ним. Мне так не нравится идти на поводу эмоций, Аарон! Парень раздосадованно схватился за голову и промычал, не зная куда деть свои эмоции. Он вновь посмотрел на руку, которую взял Джефферсон, чтобы сказать ему, что ждет его в туалете. — Будем честны, Джеймс, твоя влюбленность была лишь вопросом времени. Берр не знал чему он больше удивляется — тому, что он в курсе об их взаимной симпатии или тому, что они только недавно к этому пришли, хотя выглядели и вели себя как пара всю свою дружбу. — Серьезно? — Мэдисон не понимал. — Вы были очень близки на протяжении пяти лет, мне кажется этого вполне достаточно, чтобы почувствовать влечение, — прежде чем Джеймс бы сказал что-то в духе «мы все еще могли бы быть друзьями», Берр добавил. — Конечно, люди и двадцать лет дружат без этого. Но серьезно, вы целовались больше раз, чем я с Фео. — Ну не в губы же! — Это не так работает, Джеймс. Я уверен, что если Томас решил подойти к вашему примирению настолько не в его стиле, а больше так, как нравится тебе, то твои слова для него не пустой звук, как и ты сам. Мэдисон поднял голову так, чтобы видеть крону дерева и вспомнил, как лежал здесь на коленях Томаса и считал его по-настоящему красивым, как смущался от его комплиментов и радовался инициативе с фотографиями. Слова его друга помогли вдруг отрезветь. У Джеймса настолько замылился глаз, что он не видел кокетливого поведения Джефферсона, хоть тот и совсем его не скрывал. Он думал все это время, что эта дружба просто другая. Но когда он осмысливал все, что происходило с ними после приезда Тома, он понял, он осознал, он полностью прозрел. Все эти вопросы, намеки, комплименты… — Берр, — разобравшись, все стало предельно просто. Голос парня дрожал. — Ты мой чертов спаситель. — Да я знаю, — закатил глаза парень, после начиная смеяться. — А еще я очень скромный.***
В обычно уставшем от жизни взгляде точно виднелась решительность. Томас слегка непонимающе взглянул на Джеймса, он был и рад такой перемене, и опасался ее, не зная чего ожидать. — Теперь я знаю, что мне делать, — Мэдисон уверенно, без намека на испуг, притянул того за джинсовку, не дав сказать и слова. Их губы столкнулись, и они оба прикрыли глаза, содрогаясь от смятения. Мэдисон чувствовал это — потрясение, что он смог сделать это. Радость. Волнение. И приятная дрожь его пальцев на лице Томаса, когда он стал ощущать, что Джефферсон обхватил его руки своими. Том не остановился на одних его губах и принялся целовать все его лицо с такой заботой и нежностью, что совсем не было свойственно ему до этого. И эта нежность сводила с ума. Его ладони аккуратно очерчивали плотную фигуру, останавливаясь в задних карманах объемных джинс, они притягивали Джеймса еще ближе, чем он был до этого. И, впервые за все ночи, что он видел Томаса в своем сне, Джеймс не проснулся. Он хотел досмотреть сон до конца.