Tears

Лафайет был неуклюжим, достаточно чтобы за это его начали высмеивать. В американской школе любое твое отличие может стать для тебя билетом в ад. Самым страшным было то, что нельзя полностью совпадать с какими-то стандартами. Билет в ад был у каждого, но кто-то решил, что ему легче будет приносить, чем терпеть вред. Из-за всяких прозвищ с ним никто не хотел дружить. Для него было обычным делом уронить поднос с обедом, замечтавшись, ничего необычного не было в том, чтобы споткнуться на ровном месте или наступить девочке на ногу, третий раз за день. Все думали, что он так же неловок в общении, и, от части, были правы. Иногда он восхищался тому, как откровенный буллинг игнорировали некоторые ученики, их своеобразным стратегиям. Знакомство с ними, теми, кто выделялся из основной массы, помогло ему раскрыть собственный лидерский потенциал и особую харизму, что крылась за иностранным акцентом. Геркулес всегда говорил не сдаваться, обещая набить морду любому, кто скажет плохое слово, Джон кивал в ответ на каждое слово Маллигана, а Томас любил шутить «Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую»*. Но это, черт возьми, работало. Джеймс всегда был просто тенью Томаса, но Жильбер знал, что эта позиция не означала его слабости. Иногда это было похоже на теневое правительство. Но еще до учеников, к парню проявил сострадание его учитель. Вашингтон тоже был так добр, мудр и терпелив, что Жильбер стал вскоре чувствовать особые чувства к своему учителю. Ему хотелось быть рядом, слушать, созидать, утопать в его голосе. Он знал, что Вашингтон женат и любит свою жену. Но парню ничего не нужно было от него. Просто возможность быть рядом. Маллиган был интересен ему совсем не так, как он относился к тому же Джону, немного по-отцовски. Его распирало от особых чувств. И Геркулес никогда не говорил того, что чувствует сам. А Жильберу хватало просто быть рядом. Стереотип о влюбчивых французах был правдой для Лафайета. Он часто влюблялся, не важно кто это был. Папина знакомая, случайная девушка на улице, доставщик пиццы, учитель матери по танцам, человек, чей пол он не смог определить, но что носил большую ковбойскую шляпу… Он хотел отдавать любовь, а вот получит ли он что-то в ответ, было не важно. Только при поступлении в старшую школу в нем наконец признали красавца, актерский кружок звал играть Ланселота в постановке, а девушки правда были без ума. Но на вечеринке в честь начала еще одного года в их школе, организатором которой был сам француз, он стал жертвой злой шутки. Кто-то разболтал все, о чем он молчал так долго, ведь знал, что в американских школах ты можешь стать посмешищем из-за любого проступка. Круг подозреваемых был небольшим — Томас, Джон, Геркулес и Анжелика. Больше никто не мог даже и догадываться о том, что происходит в жизни обычного парня-иммигранта. Но кто-то узнал. И в следующую секунду имя француза кричали не как приятную подростковую похвалу, а скорее как нарицательное легкодоступного парня. И все смеялись над ним, передавая между собой информацию. И его не спасло даже то, что он позвал на вечер ограниченный круг людей, которых он считал своими друзьями и друзьями его друзей. Едкий хохот парней и девушек смешался в его голове, он видел, что все смотрят на него. Сначала подумалось, что смеются вместе с ним. Но это было не так. Квотербеки ржали как кони, резко реагируя на детали чем-то вроде «Иу». Девушки не могли поверить словам, которые им только что сказали, поэтому хихикали меж собой, прикрывая рот. Жильбер чувствовал себя одиноким в толпе, которая поглощала его. Он перестал слышать музыку и их смех, а глаза стали плыть. Он не понимал, что произошло не так, где он мог проколоться. Почему он? Алекс, который был все это время под рукой, отвел его на улицу, где было поменьше людей. Он брал в ладони хлорированную воду из бассейна и протирал лицо друга, пытаясь привести его в чувства. — Что случилось, почему эти кретины?.. — Гамильтон ничего не мог понять. — Quoi? — Жильбер слегка отошел от шока. — Ah, ça. Je vais te le dire, mais n'écoute pas les ragots. * — И не подумал бы слушать стадо, Лаф, мы разберемся!

***

— А вы уверены, что я смогу донести столько пакетов? Вы видели эти худощавые руки? — Лоуренс знал, что сможет донести еще больше, но то, что Лафайет и Геркулес останутся тет-а-тет, безумно его волновало. — С тобой пойдет Гамильтон, вместе вы справитесь, — Маллиган придал своей речи тон, которым разговаривают с маленькими детьми. Джон показал ему средний палец. — Валите и не забудьте купить сыр как в прошлый раз, иначе я вас сковородкой по башке стукну. Алекс радовался. Искренне радовался, что все вернулось к своему изначальному положению. Все эти шуточные перепалки Джона и Герка, сожительство, походы за покупками… Да, ему пришлось рассказать обо всем ребятам, приходится подходить к Элайзе и извиняться каждый день, пришлось отказаться от президентства, но это ничто по сравнению с тем, что было бы, не вразумив его Томас. Он видел, что они с Джеймсом вновь общаются, видел их на лестничной клетке, как они пили какую-то газировку одну на двоих и перешептывались насчет каких-то своих дел. И Мэдисон тогда пришел в зеленом свитере, даже выглядел на порядок здоровее, чем обычно. Берр как-то заикнулся о том, что может скоро появится новая «звездная пара», и Гамильтон понял, о ком он. Александр считал, что так и должно быть. Лафайет наконец выпроводил их из квартиры и плюхнулся на диван в гостинной, который слегка отпружинил ему навстречу. Геркулес, наблюдавший за этим из дверного проема, улыбнулся собственным мыслям, после чего взял вышивку и присел рядом. — Я говорил, что он вернется, паникер, — произнес квотербек самым самоуверенным тоном, что Жильбер когда-либо слышал. — Тебе лишь бы понервничать. — А тебе лишь бы надо мной поиздеваться, — съязвил он в ответ, переняв эту привычку от Джона. — Je partirai dès que les garçons apporteront de la nourriture.*** Маллиган не был силен в французском, но сделал вид, будто понял все, что сказал его друг. Он покивал в ответ на слова, паралельно продевая иголку в ткань, на которой он вышивал. Лоуренс попросил вышить ему на кармане рубашки «стремную и пугающую хрень» и Герк не смог придумать ничего оригинальнее черепа, лежащего предположительно в розах. Он не слишком разбирался в цветах, но Пегги сказала, что так будет очень даже устрашающе. Лафайет копался в сотовом, раздраженно тыкая на сенсорный экран, а после стал переписываться с кем-то, иногда издавая что-то похожее на смешки. Маллиган не знал, с кем он болтает, о чем. Он знал, что точно не с ним. После той сцены, что произошла между ними, юноша постоянно игнорирует его. — Лаф, почему ты думаешь, что это я рассказал? — Потому что до меня вдруг дошло, что ты единственный из всех, кто знал, будто отвернулся от меня, Маллиган. Ты постоянно со своими квотерами, постоянно с девчонками, которые просто подходят вечно трогать твой пресс. Не заметил, как после этого случая ты вдруг стал тем самым крутым футболистом из фильмов нулевых? Постоянно окружен черлидершами, спиртным, гоняешь на модной тачке своего друга. — Ты, кстати, тоже, Жильбер. Твое имя на слуху, но не потому что считают тебя мальчиком для богатых дядь, как это было в начале года, а потому что ты вечно с Джефферсоном. Почему же ты не думаешь на него? — Потому что он написал мне, что уходит, задолго до того, как начался весь этот… этот… théâtre forain(балаган)! — Разве не подозрительно? — Геркулес взял нитку в зубы и прокусил ее, отмерив нужную длину. — Чувак, я уверен на двести процентов, что все рассказал он. Жильбер отложил свой телефон в сторону, сел напротив парня и скрестил руки на груди, впервые за весь их разговор смотря собеседнику в глаза. — Хорошо, я тебе поверю и поговорю с Томасом, но только если ты при всех поздороваешься со мной и обнимешь. Маллиган сначала посмеялся над заявлением парня как над шуткой, а после, когда он увидел раздраженное лицо друга, до него дошло, что Лафайет вовсе не шутит. Он слегка покашлял, будто это должно было заглушить его недавний смех. — Зачем тебе это? — в голосе слышалось замешательство, а вышивка уже лежала где-то в стороне. — В этом нет смысла, и я уже говорил… — Думаешь, что я сплю со взрослыми? — Нет, я не… — Тогда в чем твоя проблема?! Мы друзья, Геркулес, ты не должен стыдиться меня перед своей чертовой командой. Почему ты пытаешься быть как они?! — Да потому что не хочу пережить то, что пережил ты! Чувак, меня либо загнобят, потому что я недостаточно «мужик» в их глазах, либо я стану как они, и сразу как закончу школу, избавлюсь от этого образа. Лаф, пойми, ты мой лучший друг, но мне нужно держать репутацию. Мы с тобой можем нормально общаться вне школы, но в школе нам лучше держаться друг от друга подальше.

***

Джон нервничал, Алекс заметил это по тому, как парень сжимал в руках ручку шоппера и бегал глазами по продуктам, вместо того, чтобы сразу брать необходимое. Он даже пару раз уронил консервы, постоянно витая в своих мыслях. Гамильтон понимал, что это связанно с Герком и Жильбером, Лоуренс словно был ребенком в семье, где родители постоянно ссорятся или не говорят друг с другом. Парень старался не нагружать его в таком состоянии, сам смотрел на список и искал все, что попросили купить, подсчитывая каждый цент на калькуляторе. Ему и в другой любой ситуации не нужна была бы помощь, но сейчас Алекс делал все это с огромным желанием, думая, что это как-то спасет Джона. Как только они расплатились и уже собрались уходить, случилось ужасное — Анжелика, мать вашу, Скайлер начала идти к ним навстречу. Ее и без того серьезное лицо выглядело как самое страшное, что Александр видел в своей жизни. Парень попытался развернуться к кассам, взяв под локоть только оклемавшегося друга, но Анжелика начала бежать, стуча красными каблуками по кафелю. — А ну стой, Гамильтон! — крикнула она, казалось, на весь супермаркет. Дети, мимо которых она прошла, начали плакать. — О нет-нет-нет, только попробуй от меня скрываться снова. — Мне п*здец, — прошептал Алекс чуть ли не через слезы. Он повернулся обратно к девушке и наигранно улыбнулся, точно копируя ненавистную им гримасу Томаса. — Анж! Давно не виделись! Я сейчас немного занят… — Ничего, я зайду к вам на чай, Джон, ты не против? — Джон не успел ничего сказать, как его молчание уже засчитали за согласие. И вот, они втроем шли в квартиру Маллигана, не говоря друг с другом. Лоуренс, хоть и понимал, что ничего не сделал, чувствовал ужасное давление на себя, отчего не мог даже спокойно вдохнуть, старался дышать так тихо, как это было возможно. А Гамильтон знал, какой разговор его ждет сразу, как они с Анжеликой останутся наедине. Пара домов — и они уже в квартире. Лоуренс сразу взял пакеты и пошел разбирать их вместе с Лафайетом, полушепотом спрашивая как все прошло, и не сильно ли Маллиган в этот раз его обидел. Геркулес в это время заканчивал свою работу над рубашкой Джона, но увидев в дверях старшую Скайлер чуть не перекрестился. Алекс и Анжелика ушли в самую дальнюю комнату в квартире, и, как только девушка в красивом красном костюме села на кровать Джона, громко выдохнула носом и поправила прическу, начала свой монолог: — Алекс, честно, я тобой восхищалась. Ты был примером умного человека для меня. Я постоянно думала, боже, он меня точно понимает. Он знает, что такое быть одиноким. Но чего я не знала, так это то, что ты можешь изобрести новый вид тупости. Ты буквально взял и рассказал всем про интрижку, в которой тебя никто не обвинял. Никто, даже Джефферсон молчал! Ты слышишь?! — Я должен был, это принципиально. — А разбить сердце Элайзе? Тоже принципиально? — она рассмеялась, но не потому, что было смешно, а скорее от иронии судьбы. — Знаешь какое между тобой и Томасом отличие? Ты честный до мозга и костей. Я думала, что это хорошо, но теперь поняла, что ты не умеешь распоряжаться правдой. — Я, черт возьми, защищал себя и свое наследие! — Гамильтон вдруг закричал. Оглушительно, чуть ли не визжа. Он тут же приложил пальцы к вискам и начал массировать их, пытаясь остановить нарастающую головную боль. — Ты похоронил себя вместе со своим наследием, — не скрывая презрения, произнесла Скайлер. Выходя, она добавила. — Элайза лучшее, что с тобой случалось, так будь ее достоин. Она закрыла дверь, смотря на пол. Ей хотелось расплакаться, ведь она потеряла того Гамильтона, каким помнила его полгода назад. Для нее это была величайшая потеря, потеря родственной души, а к тому же потеря собственной сестры. Анжелика сделала шаг вперед и увидела на своем пути дорогие туфли от известного бренда. Сначала подумала, что Томас приехал, а после вспомнила, что он такие не носит. — Будешь чай? — Жильбер сделал шаг навстречу, предлагая поднос с двумя кружками и пиалой с печеньем. — Мне уже нужно ехать, скоро мой рейс, спасибо. Парень положил поднос на пол, подошел к Скайлер и обнял ее, прижимая к своей груди. Она тоже обняла его, но не могла позволить себе расплакаться прямо сейчас, думая, что это покажет ее слабость, поэтому проморгалась и отстранилась от друга. — Он очень сожалеет, Анжелика. Но я понимаю, что это полный… Théâtre forain. — «Балаган» на английском. Но да, ты прав, — улыбнулась ему девушка. — Полный théâtre forain!