***
Ксантия не умеет правильно любить. Она ни разу не переживала конфетно-букетный период. Не получала достойные подарки, да и сама не очень раздумывала на тему сюрпризов. Но полгода нежностей с Шестым в Академии становятся лучшим ее воспоминанием. Они видятся два раза в неделю, разговаривают ни о чем, пока он вытаскивает из-под половиц спрятанные конфеты. Они пьют фруктовый чай, пялятся в дырявый потолок и одновременно думают о том, как предложить перейти на новый уровень отношений. Ксантия в этих делах оказывается более смелая, чем Шестой, потому предложить поцеловаться предлагает первая, а Бэна будто застают врасплох: он заикается, ищет отговорки, понимая, что не достаточно хорош для неё, даже ненароком сравнивает себя с Лютером. И Ксантия устало вздыхает: — Я бы никогда не влюбилась в Номер Один. Шестой ставит галочку в памятном календарике, с улыбкой замечая, что она наконец призналась ему в чувствах. И то, что происходит с ними спустя семнадцать лет, ломает всю юную романтику к чертям собачьим. Потому что Ксантия отыскивает в плаще у Клауса таблетки и под давлением алкоголя принимает их без разрешения и каких-либо вопросов. Четвёртый теряет ее в огромном особняке, и внезапно осознает, что ему достанется от всей семьи. Он посылает Бэна на второй этаж, пока сам бредёт на первом, в сердцах проклиная отца, который приобрел такие хоромы. Шестой застает Ксантию в собственной ванной, она купается под душем прямо в одежде, подвывает фразы из знакомой песни и улыбается, уставившись на него красными белками глаз. — Бэн, — вздыхает она, раскрывает руки шире, будто приглашает в свои объятья, хочет вылезти из ванной, но внезапно поскальзывается с визгом и разбивает себе коленку. Шестой подлетает к ней, как заяц в одном прыжке, ударяет по крану, не совсем понимая, как ему удалось до него дотронуться, и цепляется за мокрые руки. От тела Восьмой исходит пар, она бубнит что-то, валится на него, и он вздыхает, хватая ее рывком на руки. — Бэн, — она кладёт пятерню ему на лицо, трясёт туда-сюда, и тот роняет её на кровать, так что пружины противно скрипят, а сестра подскакивает на матрасе. — О, — выдыхает чуть устало Номер Восемь, — Ты совсем не изменился, — она пьяная и под наркотой ползёт к краю кровати, скидывает ноги на пол и хватает Шестого за бёдра, неуклюже потянув за собой в постель. Бэн вовремя выставляет руку вперёд и уперевшись в изголовье, остаётся стоять на том же месте, а огорчённая сестра падает на спину. — Я позову Клауса, — предупреждает он, а Ксантия ловко хватает его ногами, окольцовывает чуть ниже колен и улыбается пьяно, махая головой, как болванчик, только в разные стороны. — Останься, — Бэн не может ей грубить, потому что не приспособлен обижать сестру, которую любит и с горечью понимает, что выполнит ее просьбу, потому что на самом деле она так невинна в образе пьяной и легкомысленной девчонки, что он чудом забывает, какой видел ее раньше: бешеную, в слезах, рвущую диплом с выпуском из кулинарной Академии. Потому что своим откровением в книге, Ваня угробила ее мечту в два счета. Шестой садится аккуратно на край кровати, касается ее лба, и ощущает себя всемогущим, ведь наконец может чувствовать хоть что-то, кроме пустоты. — Я достану вещи, переоденься, иначе заболеешь, — Бэн внезапно отдёрнув себя от лишних мыслей, поднимается на ноги, поправляя куртку на плечах, и удивленно восклицает, когда сестра хватает его за край толстовки. Ксантия дергает брата, поднимая мутный взгляд на него, перед тем, как пальцы без единого кольца — что странно для неё — ложатся на пряжку ремня. Шестой вдыхает полной грудью, а выдохнуть словно забывает. Не станет же она?.. — Нет-нет, — его трясёт изнутри от одной только мысли, приходится ответно вцепиться в ремень обеими руками. — Ты не будешь этого делать, — он шумно сглатывает, потому что в голову яркой вспышкой бьет мысль о том, как сестра ублажает его. Это неправильно. Так нельзя. Он не станет ее использовать. — Расслабься, Бэн, это как поцелуй, — она подмигивает ему, но выходит это так неумело и смешно, что невольно вылетает усмешка. — Я не кусаюсь, — и в доказательство, девушка суёт палец себе в рот, облизывает языком и обхватывает губами, так же неожиданно и резко выдернув наружу. — Тебе понравится, — голос ее звучит сипло, как во время болезни, и Ксантия переходит в главное наступление, стягивая с себя сетчатую кофту, оставаясь в прозрачном топе. Бэн резко поднимает глаза к потолку, называет себя уродом, просит мысленно хоть кого-то зайти в эту комнату, чтобы прервать сие безумие, но ни через секунду, ни через две никто не является. И он сдаётся. Наклоняются к ней за поцелуем, скинув капюшон с головы, Ксантия удивленно моргает несколько мгновений, а потом хватается за плечи брата, и кожанка спадает на пол. Она активно толкается языком с таким напором, что Бэн изумляется ее желанию. Восьмая отлипает от его губ, смотрит точно в глаза, залезая прямо под кожу, как игла с дозой, которую раньше принимал Клаус, и усмехается. Она тянет его на кровать, заставляя лечь, а сама с грохотом падает на пол. — Ты как? — с волнением спрашивает Бэн, моментально вскочив, и та снова толкает его в грудь, сажая на койку. — Это, — язык заплетается, она сплевывает слова, улыбается с закрытыми глазами и резко опускает голову ему на бёдра, хохоча от притока новых ощущений. — Это будет первый минет в моей жизни, — она задирает голову, качает указательным пальцем перед своим лицом, и убедившись, что до него дошло, достигает руками до ширинки, снова утопая в смехе. От волнения у Бэна мурашки по коже ощущается вдвойне сильнее, и он прерывает это ужасное чувство новым поцелуем. Идея получить минет от девушки, которая этого ни разу не делала, не кажется такой заманчивой, и он пытается ее отговорить, пока в бреду, не смыслящая ничего Номер Восемь пытается поймать собачку на ширинке. Он конечно ей доверяет, но такое чувство, что под воздействием наркотиков и алкоголя, сестра точно ему что-то откусит. Ее костлявые кисти рук мелькают перед глазами, когда она настойчиво просит не помогать. И действительно, совсем справляется сама. Морщится от боли в коленной чашечки, но не отступает. Видел бы их сейчас отец — усадил бы на месяц в одиночные камеры, чтобы выбили из головы всю дурь, но Реджинальд мертв, а Ксантия наконец стаскивает штаны с Шестого. Бэну неловко, его колотит то ли от волнения, то ли от возбуждения, не ясно, но когда тёплый язык касается кожи, весь воздух остаётся в груди. Он выдыхает в ладонь, и сестра наощупь кладёт вторую руку ему на грудь, просит слегка откинуться. Ему стыдно. Хоть кнутами бей — не признается, что хорошо. Так блаженно от ее движений, что в глубинах подсознания все проклятья в собственный адрес просто испаряются. Он любит Восьмую, но ещё больше ее способность дарить удовольствие, а ведь ещё недавно они играли в города, лежа на полу в пыльном чердаке, и целовались, как дети, впервые пробуя нечто новое. Шестой шепчет сдавленное «Господи», и возбуждение будоражит его, вычищает голову от всех лишних мыслей, оставляя лишь одну цель — закончить сладкие пытки. Бэн невольно хватается за влажную макушку девушки, по привычке проводит по короткому хвостику, хватает за затылок и толкает сильнее. Один Бог знает, как сильно он ненавидит себя за происходящее, за слабость, проявленную к сестре. — Ксана, — это имя всегда звучащее от него с особой нежностью, сейчас слетает с языка в виде мольбы. И голос хрипнет, руки дрожат, когда он тянется приложить их к горящему лбу. Кожа изнутри словно покрывается иголками, и Бэн болезненно прикусывает губу, ни черта не смысля, как они до такого докатились.***
На следующий день Ксантия просыпается в мокрой постели, с опухшими и красными глазами, пытается собрать волосы в пучок, пока каменные ноги перебирают по пути в кухню. Там она застает Клауса, вливающего в себя джин тоник из рюмки, громко раскашлявшись и встрепенувшись пару раз плечами, он решает поинтересоваться ее состоянием. Восьмая недоуменно морщится, боится даже думать о том, что могло случится. Она заглядывает в зеркало, висящее как раз над шкафчиками и громко стонет, вызывая усмешку Четвёртого. — В следующий раз не лезь под душ сразу после дозы. Она трёт опухший и фиолетовый синяк в области лба и спрашивает: — Как долго я была в отключке? — Всю ночь.