Смеркалось

Улетели звезды далеко Их уже рукою не достать На душе томительно легко Хочется кого-нибудь порвать…*

***

      Глеб так и не дождался брата. Он около часа просидел на отчаянном солнцепеке, в итоге, почувствовав, что его светлую кожу начало щипать, вернулся в бунгало. Светлокожий мужчина лег на мягкую, словно воздушную, кровать и, свернувшись в позе эмбриорна, уснул. Какой-то шум заставил Глеба пошевелиться, а ударивший в нос запах чего-то почти живого, вкусного и теплого окончательно пробудил его ото сна. — Гле-еб! Не прячься, я знаю, что ты здесь! — раздался знакомый голос из холла. Глеб быстро поднялся с кровати и направился навстречу брату. Выйдя в светлый коридор, музыкант и по совместительству хладнокровный вампир замер от удивления и резкого чувства голода, что вдруг овладело им. Причина этому была проста: Вадим тащил по полу за огромные ветвистые рога здоровенного оленя, которому охотник предварительно без шума и пыли, почти безболезненно, свернул шею. — На! Ужин тебе, с доставкой! Получите —распишитесь! — сказал человек-волк и, пройдя в гостиную, закинул добычу на красивый стеклянный стол. — Ого! А что это за олень? Он съедобен? -обонятельные рецепторы и желудок Глеба говорили, что это очень даже аппетитный зверь, но вампир все-таки уточнил, на всякий случай. — Я те удивляюсь, Глебс! Разве мог я предложить даме отраву?! Чистый гривистый замбар**! — усмехнулся Вадим, доставая из старинного сундука, служившего винным погребом, бутылку дорогого красного вина. — Да олень это обычный! Жри давай, пока не остыл! — видя замешательство брата, сказал добытчик. Не заставляя себя долго упрашивать, голодный рокер бросился к умерщвленному животному и, не садясь за стол, впился ему в шею острыми как бритва клыками. Открыв бутылку вина и разлив его по бокалам, Вадим с удовольствием наблюдал за трапезой младшего. Зрелище было одновременно и отталкивающее, и эротическое. Оборотень видел, как его брат жадно прокусил шкуру животного, как его руки обхватили шею несчастного оленя, а затем красивые пальцы с серебристыми ноготочками, погрузившись в темно-коричневую шерсть парнокопытного, впились в его кожу. Уверенно высасывая еще теплую кровь Гривистого замбара, младший так сладко причмокивал губами, что по телу Вадима прокатилась раскаленная волна желания, и он, проведя ладонью по вспотевшему лбу, слегка прикрыл ей свои горящие похотью глаза. — А ты, разве не ешь такое? — спросил вампир, досыта насосавшись питательной жидкости. — Хм, — откашлялся оборотень, немного придя в себя от увиденного, — Я уже поел, спасибо! — А, понятно, а то я думал, оборотни только чужими песнями питаются. А на луну ты воешь? — поинтересовался Глеб, облизывая окровавленные губы. — Не знаю на счет всего остального, но вампирами оборотни точно питаются! — спокойно сказал Вадим, делая глоток вина и неотрывно глядя на длинный язычок брата, скользящий по пунцового цвета губам. — Ты только это и умеешь! Вот и альбом девять лет пишешь, потому что всех сожрал! — Глебу не хотелось задевать брата, но что-то резко поменялось: мерзкий запах псины почти перестал ощущаться в воздухе, и вампир всеми рецепторами уловил такой знакомый и манящий аромат Вадима. Младший слышал как сильнее забилось мощное сердце в груди волка, и как кровь словно цунами запульсировала у того в жилах. Глебу захотелось наброситься на это родное «чучело» и сделать то, что давно хотел, однако сдерживая себя, он заставил язык говорить совсем не то, что хотел. — Это ты считаешь себя автором, вот и пишешь. И выпускаешь альбомы каждый год. У меня несколько другой принцип: если мне есть, что сказать, я говорю, а покуда у меня нет желания самовыражаться, я не буду делать это искусственно ради того, чтобы шлепнуть очередной альбом! — уверенно сказал Вадим. — Автором не только я себя считаю! Я и есть автор, и ты сам это знаешь! В Агате чьи песни исполнялись, а?! — взбесился младший, грозно лязгая зубами. — Молчи про Агату! Я пол жизни провел с этим проектом: я его родил, поддерживал, пествовал и лелеял! — грустно и зло прорычал Вадим. — Родил ты! Это я все родил, а не ты! Ты так, мимо с гитарой проходил! — не унимался хладнокровный, которого вид и запах брата возбуждал и бесил одновременно. — Ты?! Ха! В тебе была безуминка, веселая и недобрая, как в каком-нибудь трикстере.*** Сейчас безуминка сильно разрослась и превратилась в безумие! — все так же грустно проговорил человек-волк. Встав из-за стола, он подошел вплотную к брату и, наклонившись, провел по его губам и подбородку языком, слизывая уже засохшую кровь оленя с его раскрытого от удивления рта. Глеб хотел ответить на этот невинный поцелуй, но, скользнув по острым как ножи клыкам младшего, Вадим вдруг резко отстранился и бросил: — Спокойной ночи! Самойлов-младший с сожалением посмотрел вслед полуобнаженному брату и, вздохнув, дотронулся подушечками пальцев до своих губ, все еще ощущая жар его прикосновений на холодной коже.