Смеркалось

…Мой бедный разум дошел не сразу До странной мысли: «Я человек!» Колдун был пьяный, весьма упрямый — Его не видеть бы, да, не вовек!..*

***

      Вадим уверенно шагал вперед, не смотря на то, что алкоголь в его крови уже сделал его походку немного развязной, и Глеб, который нехотя плелся за ним следом, с удовольствием рассматривал его круглую, обтянутую джинсовыми шортами, задницу и то, как призывно брат виляет бедрами. «Небольшой флирт с темной стороной, неплохо!» — думал вампир, проводя языком по своим острым клыкам. С заходом солнца балийцы только начинали шевелиться и выходить из своих забавных домиков на улицу, эта знаменитая балийская лень обуславливалась жарким климатом острова. Но если мыслить шире, все шло от их веры: они просто никуда не спешили, зная, что все равно переродятся. К тому же, жители острова были немного небрежны или, скорее, неряшливы в одежде. — Глебс, да ты истинный балиец, оказывается! Посмотри на них: такие же ленивые и одеваются как безумные бомжи! — смеялся Вадим, глядя на местных аборигенов. Проходя мимо своеобразных статуй, одетых в черно-белые юбки и шапки, которые по приданиям имеют магические способности и оживают по ночам, Глеб увидел на зеленой клумбе немецкую свастику в золотых лучах солнца и, попросив брата его сфотографировать на ее фоне, тут же отправил фото Сиятельному, директору The Matrixx. Они подошли к массивному белому забору из камня. Посередине высились резные своды в виде прямоугольных треугольников, между которыми был проем. — А, я читал, это — «Расколотые ворота». Они символизируют космические знания, расколотые на две части: добра и зла. На Бали верят, что эти ворота поддерживают вселенский баланс и гармонию земного мира. Называются «Чанди Бентар», — с видом заправского гида рассказывал старший. — Пиздар, Вадик! Нахера мы сюда приперлись? — заплетающимся языком произнес Глеб — кстати, интересно, почему так домики расположены? — Учись пока я добрый! Балийцы считают дом живым созданием, головой является семейный храм, руки — жилые постройки, ноги — амбар, кухня, — вещал довольный собой старший, — домашний храм обязательно должен смотреть на вулкан Агунг. Домик шамана находился на горе у самого подножья вулкана. Глеб сразу же заявил, что ни на какие горы не полезет, так как уже устал и к тому же пьян. Не долго думая, Вадим закинул его себе на плечо и, чуть пошатываясь, пошел в гору. Пьяному вампиру было скучно висеть вниз головой и, достав айфон, он принялся сочинять музыку. Но выскользнув из непослушных пальцев, смартфон разбился вдребезги. Следом полетела бы драгоценная бутылка, но уж ее-то смерти музыкант допустить никак не мог и крепко схватился за нее двумя руками. — Бляяядь! Все, мне надо в Москву!!! — завопил Глеб и задергал ногами. — В дурку тебе надо, или в вытрезвиловку! Не дергайся! — шлепнул Вадим брата по попе. — Ааа, помогите! Люди! Меня похитили! — орал во все горло нетрезвый вампир. — Не дергайся я сказал! — рявкнул волк. — Дабыро пажалавать на Пулау Кахьянган! ** — с экзотическим акцентом произнес старичок, чем-то отдаленно напоминавший азиатскую версию старика Хоттабыча. — Пулау Кхуям, Вадик, пошли домой, а! — протестовал младший, слегка покачиваясь. — Тихо! — рыкнул на него брат. — Вы записивалься на пирием-ка мине па интернет на дивацать часов? Парахадите в мой бале! *** — пристально посмотрел шаман на Глеба и, вежливо улыбнувшись старшему, продолжил. — Ваш Чананг****, пашалиста! — протянул он руки ладонями вверх. — Какой к ебеням кочан? — пытался шутить уже сильно захмелевший вампир. — Вадик мы сюда салат жрать пришли что ли? — Чананг! Блядь, я совсем забыл! Сюда ж с подарком надо! Все ты со своим говнокофе! — потер переносицу Вадим. — О, у тебя ж там еще одна бутылка вискаря! Невскрытая! Давай сюда! — С хера ли я ему свой вискарь должен отдавать? Я его СЕБЕ брал, сам и выпью! — младший сделал шаг назад, защищая свое имущество. — Да не жмись ты! Я тебе завтра еще куплю! Давай! — обхватив за талию и достав бутылку, шепнул ему оборотень. — Вот, наш Чананг! Пожалуйста! — Ааа! Эта оченя хароший Чананг! Фсе желанья испалняета! Парахадите-Парахадите! — глаза «Хоттабыча» загорелись, и он, принимая дар из рук музыканта, сделал жест ладонью, указывая на проход в помещение. Мужчины вместе с шаманом зашли в похожий на маленький храм домик, украшенный старуэтками, листьями пальм и ракушками. Самойловы сели на пол вокруг здоровенного плоского булыжника служившего столом и приготовились к чуду. — Наша Созидатель вылепиль фигурки иза глины, а патома обижигаль их в печи, — поставив на «стол» несколько старых кружек с чем-то мутным и разлив по маленьким стаканчикам коньяк, подаренный Вадимом, начал речь шаман. — Перафая паратия палучилася нидажонай, челавечики вышили белими. Фатарая и фофасе палючилься перешонай — чернай. И толика ф таретий рас Созидателю уталёсь палутить такие фикурыки, какие нушина — салатистые. Ат них и пашили палийцы. — И Глебы! — кивнул Самойлов-младший. — А чито ти-та такой шолтый? Куриша мнока? — ехидно спросил шаман. — Я не желтый! Я ЗОЛОТОЙ! — возразил ему Глеб. Шаман сделал вид, что не заметил острот мужчины, дал братьям по кружке с мутной жидкостью в руки и, выпив рюмку Джека, сказал: — Я фишу ф фас СИЛЮ, ничиляфечискую СИЛЮ, а фот чито именна, ни фишу! Какие у фас талянты? — В чем твоя сила, брат? — усмехнулся младший, отпивая что-то противно-вязкое из кружки. — Сила — в стальных яйцах! — ответил Вадим, делая большой глоток из своего сосуда. — А я вот думал, что сила — в правде… — разочарованно улыбнулся вампир. — Ну и чего ты добился своей правдой, а Глеб? Где я, и где ты! сила — в стальных яйцах и чутком сердце, я тебе говорю! — настаивал оборотень. — Фишу я, ф чем пета фаша. У нашефа нарота есть атна таратиционая серимония — сапиливания субоф. Ее самысл ф укарачифании калыкоф, даля таво, шатобы чилафек пыл лишон теманичесакай сущнасти, и усымирению шесети клаваных крехоф: жаданасть, похать, ганеф, рефанасть, пиянства, фысакамерие, — заговорил колдун, опрокинув вторую рюмку Джека. — Переталагаю и фам парайти эту цеаримонию! — сказал шаман и достал из-под «стола» рашпиль. — Хуй на! Не буду я ничего пилить! — выкрикнул ошарашенный Глеб. — Я те башку щас просто оторву и пилку твою в жопу тебе засуну! — взбесился Вадим, уже ощущая, как в нем пробуждается зверь. — Така чифо фы хатите? Кхакие шелания? — делая вид, что не заметил агрессии гостей, спросил обиженный шаман. — Альбом хочу чтоб родился! Такой, чтобы ух! Чтоб все заткнулись! — выпалил одурманенный пойлом шамана волк. — А я миллион долларов хочу! — засмеялся Глеб, к алкогольному опьянению которого прибавилось еще и наркотическое. — Альб… родить… И долляры… — задумчиво сказал шаман. — Путет! Пейте! — старик сделал жест, предлагающий братьям пригубить из пиал, и сам залпом заглотил рюмку коньяка. Они смотрели на проплывающие сквозь них облака. Вернее сказать, не проплывающие, а проносящиеся. Невесомые хлопья неслись как дикие кони. Ветер гнал их на всей скорости и показывал братьям завораживающие картинки: то грозы, то солнца, то еле видимые сквозь белесую пелену перламутровые шапки гор и раскидистые пальмы цветущих ароматными цветами оттенка слоновой кости пальм. Духи природы, духи гор, духи земли словно сошлись воедино и в одно мгновение перевернули законы мироздания.