Смеркалось

      Глеб не спеша протопал до станции метро Кузнецкий мост и очнулся уже у подъезда своей съемной квартиры на Павелецкой. Ноги сами привели его к когда-то столь облюбованному жилищу. Порывшись в карманах, ключей от входной двери он не обнаружил, а посему решил попасть внутрь излюбленным вампирским способом: через окно. А если точнее, то через балконную дверь. Достав из кармана разводной ключ и чуть разогнавшись, он прицелился и… ввалился в открытую дверь балкона на пятом этаже. Кубарем вкатившись в затемненное помещение, на ходу одергивая на себе свитер и высвобождая ноги из запутавшейся вокруг них шторы, Глеб выругался и вышел в подъезд через коридор. - Что это было, Люся? – спросил хриплый нетрезвый мужской голос. - Ой, Вась, спи уже! – отозвался усталый женский. - Люююсь, все это так возбуждает… Дальше Самойлов-младший не услышал. Он вернулся на улицу, чтобы разогнаться, прицелиться и… снова завалиться на пятый этаж. На этот раз картина была куда интереснее. Мужик, расположившись у своей зазнобы между ног, чем-то интенсивно орудовал у нее внутри при помощи рук. Та энергично пристанывала и подмахивала бедрами. - Ииизвините, я уже ухожу! Ввы продолжайте, продолжжжайте! – заикаясь, промямлил рокер и по уже знакомому маршруту направился в коридор. - Люся, так что все-таки это было? – уже не на шутку перепуганный мужик отвлекся от своего занятия и выпучился в темноту. - Вася, а я те говорила, меньше пить надо! А то вон уже и чудится всякое! Может, и член бы стоят тогда… - сказала Люся и, отобрав у Васи из натруженных рук пупырчатый огурец, с хрустом его надкусила. На сей раз Глеб отошел подальше и разогнался получше и, кажется, попал на свой балкон. Вот только дверь там была открыта на микропроветривание. Поковыряв разводным ключом и подцепив им какие-то механизмы, он легко снял пластиковую преграду с петель. Голодная и обезумевшая от одиночества Руся кинулась навстречу хозяину с жалобным мяуканьем. Глеб, подхватив ее на руки, прошел на кухню и, достав из холодильника несколько пакетиков мягкого кошачьего корма, выдавил их содержимое в кошачью миску. Пока вислоухая красавица утоляла голод, рокер обошел квартиру и увидел, что и Танины вещи и его инструменты на месте, но жилье пустует довольно давно. За окном уже светало, Глеб, не раздеваясь, плюхнулся на кровать, застеленную бельем с принтом в виде британского флага, закутался в одеяло и, поворочавшись немного, беспокойно уснул в обнимку с довольно урчащей Русей. **** Очнулся Глеб в незнакомом месте. Там было темно и сыро. Чуть оглядевшись, он увидел неподалеку гриб – большой, почти с него ростом. Он заглянул за него и под него, и по обе стороны от него. Тут ему пришло в голову, что, если уж на то пошло, можно посмотреть, нет ли у него чего-нибудь на шляпке? Он поднялся на цыпочки, заглянул наверх – и встретился глазами с огромной синей гусеницей. Та сидела, скрестив на груди руки, и томно курила, не обращая никакого внимания на то, что творится вокруг, и почему-то была очень похожа на Стасю. – Ты... кто... такой? – спросила Синяя Гусеница. – Сейчас, право, не знаю, сударыня, – ответил Глеб робко. – Я знаю, кем я был сегодня утром, когда проснулся, но с тех пор я уже несколько раз менялся. – Что это ты выдумываешь? – строго спросила Гусеница. – Да ты в своем уме? – Нe знаю, отвечал Глеб. – Должно быть, в чужом. Видите ли... – Значит, по-твоему, ты изменился? – Да, сударыня, – ответил Глеб, – и это очень грустно. Все время меняюсь и ничего не помню. Тут прямо в лицо ему, яростно хлопая крыльями, кинулась горлица. – Змея! – кричала Горлица. – Никакая я не змея! – возмутился Глеб. – Оставьте меня в покое! – А я говорю, змея! – повторила птица несколько сдержаннее. И Глеб разглядел, что у птицы было лицо Юры. – Нникакая я не змея! Змея - это вон, директор наш! К нему все вопросы по поводу организации! – отрезал рокер и двинулся по тропинке к небольшому домику. Около дома стоял накрытый стол, а за столом сидел Снейк в огромной шляпе и Валера с красными глазами и большими ушами как у кролика. «Кролик» постоянно поглядывал на часы и твердил: «Ах, боже мой! Я опаздываю!» Завидев Глеба, они закричали: – Занято! Занято! Мест нет! В Наиве и так дохуя народу! – Места сколько угодно! – возмутился Глеб и уселся в большое кресло во главе стола. – Выпей вискаря! – бодро предложил Валера. Глеб посмотрел на стол, но не увидел ни бутылки, ни рюмок. – Я что-то его не вижу, – сказал он. – Еще бы! Его здесь нет! – отвечал «Белый Кролик». – Зачем же вы мне его предлагаете! – рассердился Глеб. – А зачем ты уселся без приглашения? – ответил спящий на коленях у Снейка Чача. – Что-то ты слишком оброс! Не мешало бы постричься. – заговорил вдруг Снейк-Шляпник. – У меня есть отличный стилист… Тут Глеб заметил в одном дереве дверцу. – Как странно! – подумал он. – Впрочем, сегодня все странно. Войду-ка я в эту дверцу, – и двинулся туда, доставая разводной ключ. У входа в сад рос большой розовый куст. Розы на нем были белые, но подле стоял высокий садовник в очках и упорно красил их в красный цвет. – Костя? – пригляделся Самойлов. – Скажи, пожалуйста, а зачем ты красишь эти розы? – Понимаешь, нужно было посадить красные розы, а я, дурак, посадил белые. Если Королева узнает, мне отрубят голову… А ты... видал мои холмы? – загадочно начал Бекрев и погладил себя по бугру на штанах. – Разве ж это холм? Видал я такие холмы, рядом с которыми это — просто равнина, — безразлично выпалил Глеб, почему-то вспоминая Вадика. – Королева! – вдруг испуганно воскликнул Бекрев-садовник и пал ниц. Навстречу им двигалось масштабное шествие… Впереди выступали десять солдат с пиками в руках; они были плоские и четырехугольные, с руками и ногами по углам. За ними шагали десять придворных; их одежды были расшиты крестами, а шли они по двое, как солдаты. За придворными бежали королевские дети, на одеждах которых красовались вышитые червонным золотом сердечки; их было тоже десять; милые крошки держались за руки и весело подпрыгивали на ходу. За ними шествовали гости, все больше Короли и Королевы. А замыкали это великолепное шествие ЧЕРВОННЫЕ КОРОЛЬ И КОРОЛЕВА. Король был в темных круглых очках и очень напоминал Лепса, а у Королевы на руке красовалась татуировка: красное сердце, увитое розами. По ней рокер узнал свою бывшую возлюбленную. Когда шествие поравнялось с Глебом, все остановились и уставились на него. – Это еще кто? – сурово спросила Королева - Гай Германика. – Это же Глеб Самойлов, великий поэт декаданса! – восхищенно вымолвил Костя. – Ааа, мой кармический муж! – воскликнула Червонная Королева. – Ты все еще плачешь во время оргазма? Я вот ради тебя сегодня надела чулки. И вообще, все эти розы я приказала посадить для тебя! Ты моя половинка, мой единственный и главный муж! Костя, дай секатор, ему необходимо остричь лобок! И закодировать! – Пил, пью и буду пить! - ощущая дежавю, ответил Глеб. – Голову с плеч! – вдруг завопила «Королева», и Самойлов бросился прочь из сада. Вскоре он добежал до огромного дерева. На ветке сидел Чеширский Кот. Завидев музыканта, Кот широко улыбнулся пухлыми губами. Вид у него был добродушный, но когти длинные, а зубов так много, что Глеб сразу понял, что с ним шутки плохи. – Котик! Чешек! – робко начал он. – Вадик! – неожиданно отозвался кот голосом брата. – Скажите, пожалуйста, куда мне отсюда идти? – А куда ты хочешь попасть? – ответил Кот. – Мне все равно... – сказал Глеб. – Тогда возвращайся ко мне, Глебушка! Я люблю тебя! – вымолвил Вадик-кот и начал растворяться в воздухе. Первым исчез кончик его хвоста, а последней – улыбка; она долго парила в воздухе, когда все остальное уже пропало. Глеб попытался ее поцеловать и… проснулся. **** – Это не работа, это просиживание штанов! – весь трясясь от возмущения, кричал средних лет мужчина в майке-алкоголичке и растянутых трениках на здоровенную женщину-консьержку, стоящую в дверях своей коморки. – Этот злополучный подъезд, самый проходной! И я буду первый выступать за защиту заднего выхода! Вы не имеете право его закрывать! Это пожарный выход! И многие пользуются им, как единственным. Я неделями не выхожу со двора. И из-за лени вашей не обязан носить тяжести вокруг дома. Ни разу за это время вы не спросили, кто я и куда иду. Обходы, говорите совершаете? Тогда почему же лично я хожу в тихий час, выискиваю шумных соседей. И в час ночи почему у нас сверлят и стучат? Ага, и работу осветительных приборов проверяете? Как бы не так! Хочу спросить, знаете ли вы, на каких этажах не горят лампы? Знаете ли, кто вчера нассал в лифте? И кто спиздил пожарные рукава? А сегодня ко мне в квартиру вломился какой-то мужик с разводным ключом в руках! Это как по-вашему?! Ответьте мне, для чего вы тут сидите?! Для красоты?! Так мы тогда кого посимпатичнее посадим! В любом случае, не убирайте далеко свои чемоданы, недолго сидеть осталось! – Василий эмм Петро... эй мужчина, Вы куда!? – крикнула консьержка на беззаботно продефилировавщего мимо нее Вадима. – Пропуск давай! – Вот! Вот видите! Я же говорю, проходной двор! А это, видимо, сообщник того козла, что ко мне домой ввалился! – тыча пальцем в сторону Самойлова-старшего, агрессировал Василий. – Тут целая шайка орудует! Ууу бандюган! – сложив ладонь в кулак, зашипел мужчина. – Мое лицо – мой пропуск! – не обращая внимание на беспочвенные обвинения, ответил Вадим и шагнул к лифту. – Не пущу! – преградил путь рокеру мужчина в трениках. **** – Глебас, спустись вниз, дам конфетку! – сказал оборотень, смеясь в трубку. – Чего? – не понял младший спросонок. – Да тут один, выступающий за защиту заднего прохода, меня к тебе не пускает. Спускайся, говорю, мелкий бэтмен! – не желая вступать в ненужный конфликт с соседями, ответил старший Рудольфович. – Ааа, вот, вот это он! Тот тип, что пытался меня ограбить! Только без ключа, – завопил Василий, показывая на вышедшего из лифта, взъерошенного словно выпавший из гнезда вороненок, Глеба. – Гаврила Р....Равшанович, что-то давненько вас не видела. Вы знаете этого человека? – приблизительно вспомнив имя жильца, серьезно поинтересовалась консьержка. – Угу, знаю, Вероника Маврикиевна, – подтвердил Глеб, отродясь не ведавший, как звали женщину. – Нет, вы только полюбуйтесь! Они тут уже преступную группировку сколотили, а вам и дела нет! – продолжал возмущаться Вася, провожая братьев, зашедших в лифт, недобрым взглядом – Я этого так не оставлю, я это вам еще припомню! – злобно прокричал мужчина, грозя консьержке кулаком. **** – Как ты узнал, что я здесь? – протирая сонные глаза, удивленно заморгал младший. – Ну как, я же волк и нюх у меня волчий! – усмехнулся Вадим. – Я сразу с аэропорта, сел в машину и прямиком сюда. – Через всю Москву что ли почуял?! Да ну, так не бывает! – не поверил младший. – Еще как бывает! – соврал оборотень, ведь в айфоне брата он давно уже установил программу GPS для слежения. – А ты вчера выступал где–то или дома опять бордель устроили? – Да, выступал, всем понравилось, кстати. "На бис" кричали – кивнул вампир, в тайне радуясь тому, что брат не поехал домой и не увидел последствий взрыва. – Талант, самородок – просто хватай и беги! – оказавшись в лифте почти вплотную, Вадим не сдержался и поцеловал сонного еще брата. В квартиру они вошли в состоянии блаженства от тех мимолетных ласк, что подарили друг другу в лифте. Старший тут уже прижал Глеба к стене и не отпускал его минут десять, исследуя пальцами самые чувственные уголки его тела. Но вампир и не думал вырываться, полностью поддержав порыв Вадима. – Я окружу тебя теплом и заботой, ты будешь ходить в маленьких аккуратных шерстяных штучках таких, ты будешь сидеть в кресле, вокруг будет пахнуть хорошим кофе, – прошептал оборотень младшему на ухо, сжимая его набухший, словно готовый распуститься розовый бутон, член через джинсы, – а потом я излюблю тебя как суку! – Вадик, ты солдафон! – запустив холодные пальцы под футболку старшего, простонал Глеб, впившись губами в его пульсирующую горячей кровью артерию на шее. – Но очень страстный, эта страсть в твоей физической природе, а не в душевной как у людей! – Тогда я в душ! – и старший исчез за рельефной матовой дверью. Когда Вадим вышел, в квартире пахло свежеприготовленным кофе, а Глеб стоял на кухне, смотрел в окно и курил. На нем были лишь его любимые черные боксеры. – Что же ты не наливаешь себе кофе? – старший подошел сзади и обнял соблазнительного вампира. – Я для тебя сварил. Как же давно он не ощущал такого покоя. – Глеб прижался к брату и положил руки поверх его. Мужчины простояли так какое-то время, вглядываясь в наступившее хмурое утро и одновременно внутрь самих себя. – Кофе остынет, – вдруг встрепенулся хладнокровный, но не сделал ни одной попытки освободиться из теплых объятий Вадима. Любовники присели на край кровати, Самойлов-старший неотрывно смотрел на брата своими жгучими глазами, допивая уже негорячий напиток. – У меня всегда была к тебе слабость, – вздохнув, сказал Глеб. – А у меня всегда к тебе какая-то твердость! – засмеялся старший, и вдруг спавшая на подушке кошка вдруг зашипела, почуяв запах волка и вскочив с постели, выбежала в коридор. – Всем кискам пис, всем пискам кис! – заявил Вадим. – Не бойся, кис–кис! – сделав последний глоток, он отставил чашку и, наклонившись чуть вперед, настойчиво провел по губам младшего языком. Некая сдержанность встречи постепенно улетучилась. Обиды и недосказанности были забыты. Их захватила взаимная страсть и зов плоти. Войдя с осторожностью, уже через минуту Вадим брал брата со звериным ожесточением, целовал его плечи, старался дотянуться до шеи и губ. Им обоим было по душе такое неистовое совокупление. Вампир стонал снизу, а Вадим заколачивал свою истосковавшуюся плоть в полностью распластавшегося под ним любовника. Глеб комкал в руках простыню, судорожно сжимая свои тонкие пальцы. Старшему захотелось видеть глаза брата, морщинки, выражение лица. Он быстро перевернул податливое тело и вновь оказался внутри. Теперь Глеб смотрел на него. Взгляд, полный похоти, удовольствия, и секундной боли, когда член Вадима словно раскаленное железо входил в него целиком, и яички с хлопком ударялись о ягодицы. На длинных ресницах Глеба блестели слезинки, и старший попробовал слизать их. Вампир сощурился от прикосновения кончика языка к радужке, но не стал протестовать против действий брата. – Какое же это наслаждение: входить в тебя и видеть твое выражение лица, гримасы, – захлебываясь страстью, срывающимся голосом шептал Вадим. – Тут нет фальши, все эмоции на поверхности! Удовлетворенно улыбаясь, любовники откинулись на подушки, и Глеб, повернувшись к лежавшему рядом оборотню, поцеловал его. Ладони младшего блуждали по горячему телу Вадима, забираясь в самые потаенные уголки: то пытались зарыться в волоски на груди, то гладили опавший член и как бы непроизвольно коснулись его ануса. Старший вздрогнул от приятного, возбуждающего ощущения. – Это что еще за шалость?! – удивленно поднял брови кареглазый рокер. – Шалость удалась! – улыбаясь, ответил Глеб и, засмущавшись, убрал руку.