Смеркалось

У Вовы черный пудель, Красавец пудель есть Ему в цветной посуде Приносит Вовка есть. Считает он за честь, Что в доме пудель есть.*

***

— Вова не открывай! — выкрикнула Стася из ванной, услышав настойчиво трезвонящий звонок. Мальчик вприпрыжку подскочил к двери и беззаботно ее распахнул. На пороге появилась Шпнева и тут же уверенно прошла внутрь. — Здравствуй, мальчик! — нарочито добрым голосом поздоровалась Ольга. — Ты один дома? Вместо ответа Вова покрутил головой и, широко распахнув глаза, вжался в стену. Мысли этой гостьи показалось ему недобрыми, хотя женщина-гаркаин и пыталась их скрыть, представляя кирпичную стену. — Вова, кто там? — снова послышался голос Матвеевой. — Злая тетя! — честно признался мальчик и, не успел он договорить, как вампирша схватила его за локоток и потащила к выходу. — Пойдем со мной, мальчик! — Ольга, стой! — выбежав в коридор, закричала Стася, на ходу закутываясь в халат. — Не трогай его! — Отойди, Станислава, не мешай! Это не твое дело! — оскалив клыки, зарычала Шпнева. — Только через мой труп ты сможешь его забрать, поняла?! — лицо Стаси изменилось. Подняв голову вверх, Вова с удивлением посмотрел на крестную, в облике которой появилось что-то зверино-демоническое, и даже мокрые волосы стали похожи на языки пламени, а ровные белые клыки блестели словно жемчужины. — Как скажешь, дорогая! — усмехнулась Шпнева. И тут ребенок увидел, как ладонь, державшая его за предплечье, превратилась в скользкую коричнево-серую лапу с длинными желтыми когтями, а сама женщина приобрела вид отвратительного чудища с красными глазами. Мальчик взвизгнул от испуга, дернувшись, вырвался из цепкой хватки и, упав на пол, отполз в сторону. — Убирайся из моего дома! — закричала Стася. — Я тебя не приглашала! — девушка резко прыгнула вперед и толкнула уродливое существо к двери. Шпнева вскинула голову, словно прислушиваясь к чему-то, и внезапно ударила басистку по щеке, оставив на гладкой коже девушки глубокие кровоточащие царапины. — Не трогай мою Тасю! — вдруг раздался детский голосок. Мысль о том, что ей грозит опасность, привела Вову в бешенство. Его уши навострились, в тот же миг малявка зарычал и, взвившись в воздух белым волчонком, одним прыжком оказался возле Ольги. Он даже успел сомкнуть челюсти на загривке громилы и вырвать кусок кожи, прежде чем та его скинула с себя. — Ах ты Самойловское отродье! Щенок! — взвыла женщина-гаркаин, хватаясь за свою шею. Воспользовавшись замешательством противника, басистка ударила Ольгу ногой в живот и, когда та вылетела на площадку, с грохотом захлопнула входную дверь. — Одевайся, Вова, надо ехать домой! Здесь уже небезопасно! — скомандовала Матвеева. **** Вместо огромной дыры на кухне действительно появились окна в пол, и если бы не следы недавнего взрыва, темными лучами зияющие на потолке, остатках мебели и стенах, если бы не потрескавшаяся плитка на полу и излишне виноватые глаза Глеба, то, пожалуй, ничего бы не напоминало о недавнем происшествии. — На ковре вертолете ты нассал, смотри! Мордой буду тебя тыкать, что ни го-во-ри! — наступив на мокрый ворс ковролина, запел Глеб почти фальцетом. — Вадик, он опять это сделал! Иди убирай, а то сейчас кто-нибудь вступит в партию ссыкунов! Хотя, может, так им надо! — подумав, добавил он. — На ковре вертолете аммиак в глаза, режет запах на излете — закопай за… — И диван опять погрыз! Наглец! — вздохнул Вадим. — Эииии, а беспорядок-то какой! — И все? Даже не отругаешь его? — удивился такой мягкой реакции младший. — Если бы ты вошел и обнаружил, что кушетку жру я, то прощения мне пришлось бы просить на той самой кушетке! — Ну, зато ничего не пропало, а кое-что даже нашлось! Да и тебя я тоже… разве что на кушетке… — мечтательно поднял глаза оборотень. — Да, я давно искал эту дистанционку! — обрадовался вампир внезапной находке. **** — Входите! — нехотя сказал Вадим. Слово «Входите» было произнесено сквозь стиснутые зубы и звучало как «ступайте к черту». В дом начали понемногу стекаться нелюди. Первым пожаловал почетный оборотень Онищенко под руку с Еленой Малышевой. Он, как и в предыдущий свой визит, был облачен в соболиную шубу, несмотря на почти тридцатиградусную жару, также вручил на входе скипетр ничего непонимающему Глебу, на что Вадим только пожал плечами и сделал невозмутимое лицо. — О чем говорит этот черный стул? — многозначительно кивнула Малышева на, как уже подметил Вадим, единственный уцелевший предмет мебели. — Вот моя новая книга «Искусство какать», с автографом, и я сегодня научу Вас, как это правильно делать. Герман Шаич, проходите! Расслабили живот, выпрямили спину и… Какайте! Какайте! Какайте! — Леночка, пойдемте сначала прецедент создадим для столь радостного события! Я слышал, у Вадима Рудольфовича сегодня замечательное обеденное меню, — тихо произнес Клык. За знаменитыми коновалами заявился Снейк, одетый в чапсы поверх розовых лосин, коричневую косуху с бахромой и ковбойскую шляпу: — Ну что ты так на меня смотришь, Глебас? Нас вчера с Яной ограбили. Не взяли только это. А не прийти я не мог. Решается судьба моего крестника! — потупив взгляд, промолвил Сиятельный. Глеб возмущенно закатил глаза, а Вадим ехидно хихикнул, будто имел к упомянутым событиям какое-то отношение, и шепнул брату: — Вот она мечта, розовая жопа! Оглянись и хлопай! Жопа хоть куда! — Вадик, ты, я смотрю, потихоньку альбом все же пишешь? — с прищуром буркнул Глеб. — Ты там на змеиную жопу не заглядывайся! А то тебя твой друг за покушение на депутатскую неприкосновенность привлечет. — А может, тебе такие купим? Персиковые. Твоя жопа в них будет смотреться уух! — Вадим провел рукой по ягодице Глеба, слегка ущипнув, и отправился к гостям. Самый дружный коллектив приехал на микроавтобусе. Одетые во все черное, они стройным шагом проследовали в гостиную и синхронно расселись вокруг стола. — Она мне кого-то напоминает, почесал затылок Троицкий, разглядывая подкову над дверью. — Где-то я ее уже видел. Только не помню, где. — В лесу. Я увидел ее случайно. На кустике, — пояснил ему Глеб. — На кустике? — переспросил Арти. — Да, а что? — не понял такого интереса к вещи младший. — Нет, ничего, продолжай, — пожал плечами журналист. — Проходите, говорю, там еще не все собрались. Какие новости? — устало начал переминаться с ноги на ногу рокер. — Грустные и ужасные, — многозначительно закатила глаза Собчак. — Как ты сказал? — очнулся Артемий. — Проходите! — повторил Глеб. — Да нет, ты что-то насчет кустика говорил, — настаивал телеведущий. — Ну да. Я как-то шел по лесу. Вижу — что такое? Лежит подкова, — вздыхая, пояснил музыкант. — На кустике? — осведомился Арти. — Да, на кустике, как его, это… чертополоха, — кивнул Самойлов-младший. — Будь здоров! Ну, и что дальше? Ты как раз чихнул, когда собирался сказать, — не унимался тот. — Я не чихал. — Нет, ты чихнул, Глеб. Извини, я тебя перебил, — махнул рукой журналист. — Но я не чихал. Нельзя же, понимаешь, чихнуть и даже не знать, что ты чихнул, — раздраженно выпалил рокер. — Но и нельзя знать, что кто-то чихнул, если никто не чихнул, — возразил ему Троицкий. — Ты заебал, Арти, проходите уже в дом! Я там вашей лошади как раз овса… приготовил на днях. Она высокая, достанет, — фыркнул младший. — Глеб, ну ты же знаешь, что это все пиар. Я ни против тебя, ни против твоего брата ничего не имею! — взяв музыканта за руку, зашептал журналист ему на ухо. — Да-да, понимаю, но Вадим мой брат, а ты чужой кобель, — кивнул вампир. — Хотя у каждого своя работа, кто в шахту спускается каждый день, рискуя жизнью, кто стихи гениальные пишет, а кто языком как помелом по зомбоящику треплет, на чужой славе зарабатывая! — согласился Глеб, пропуская гостей в дом. За этой странной троицей прибыл Сурков с внучкой. Детей отправили играть во двор, а Владислав и Вадим принялись обсуждать последние новости, потягивая коньяк. — Она страшная как Баба Яга, Вова! Я ее побаиваюсь, — призналась Даша. — А я никого не боюсь. Папа говорит, я смелый. И сильный… Слушай, а Баба Яга же на метле летает? Это, наверное, ее метла. Давай полетаем? — предложил мальчишка. — А думаешь, получится? — недоверчиво спросила девочка. — Ну конечно! — улыбнулся Вовочка. — Я же Самойлов. А у нас все получается… Как там говорили? Земля, прощай! В добрый путь! — с этими словами юный полувампир оттолкнулся ножками и взмыл в небеса. Даша взвизгнула от неожиданности и восторга. Через несколько секунд раздался грохот — Вова кубарем катился с крыши. — Иии-ха! Твоя очередь! Даша зажала метлу между ног и со словами «Земля, прощай! В добрый путь!» так и осталась стоять на газоне. — Ну вот, ты ее сломал! — предположила маленькая волчица. — Не правда! Дай сюда! — обиделся Вова и, выхватив из рук девочки метлу, повторил свой трюк, гулко громыхая по крыше. — Она бракованная! — заплакала девочка. — Это ты бракованная! Я же летаю! — возразил мальчик. — Что тут за грохот? — раздался строгий голос Вадима. — Мы летаем, папа. Только Даша бракованная. Она не может летать на метле, — закричал ребенок. — Даша не бракованная. Она оборотень. Оборотни не умеют летать, — пояснил ему отец. — А я разве не оборотень? — удивился Вовочка. — Лишь наполовину. А на другую половину ты вампир. А вампиры это делают довольно успешно. В этом и секрет, — задорно подмигнул папаша обескураженным детям. — Брось это орудие самого Люцифера, сын! — увидев метлу, испугался Глеб. — Она не орудие Люфицера, она оборотень обыкновенный, мама, хоть и бракованный! — вздохнул Вовочка. — Я про метлу! Она проклята! — заявил рокер. — А на ней Баба Яга летает, — робко сказала Даша. — Еще какая Баба Яга! Эта ведьма на мне живого места не оставила, когда ты, Вова еще тихо спал у меня в брюхе и заставлял блевать на каждом углу. Ни за что, ни про что досталось! А я и так страдал, без ее плясок. Вон, батька тогда еле раны зализал, — мазанул Глеб похотливым взглядом по телу Вадима, слегка высовывая язык. — Ладно, пойдемте в дом! — скомандовал Вадим. Уже на пороге все оглянулись на визг тормозов и раскрыли рты от удивления. К дому подъехал Порше-кабриолет цвета золотой металлик. Не открывая дверей, с водительского сиденья выпрыгнул Валера в синем костюме с бордовыми вставками. — Круто, да? Взял покататься, — с гордостью заявил Аркадин. — А куда это ты так вырядился? — спросил, зевая, Глеб. — Я с Тодда. Не успел переодеться, — Валера протянул руку сначала Глебу, затем Вадиму и, в последнюю очередь, Вовочке. — Мама, а у дяди лишай на голове? Папа мне говорил, что нельзя котиков и собачек трогать, у которых шерсть вываливается, — громко прошептал Вова Глебу, испуганно глядя на залысины в начесе музыканта и пряча ручки за спиной. — Я не хочу болеть! — Воспитали засранца! — буркнул гитарист, и, оправив на себе костюм, направился в дом. — Все? Или еще кого ждем? — устало спросил Глеб. — Ну, там, вроде Лепс еще от шоубиза должен быть. Без него никак. Потом будут говорить, что рокеры попсу за людей не считают, — отозвался Вадим. — Можно подумать, они люди… — иронично прошипел Глеб. — А вот и бомонд. Крот-вурдалак и его верный лось! — буркнул он и добавил чуть громче. — Драааасти! — Глеб, как я рад тебя видеть! — кинулся было обниматься Бекрев, но тут же дернулся назад, чтобы поддержать не стоящего на ногах Хозяина. — Люди не могут быть одни, собираются в стаи, вьют города, — прожевал Лепс, оглядывая приусадебный участок. — А где это мы? — Мы на смотринах Самойловского отпрыска, Григорий Викторович, — перехватывая певца поудобнее, распинался Костя. — А вот и он. Вова, иди сюда! Как ты подрос! — потрепал он робко подошедшего мальчика по голове. — Старайся помнить о смерти, чтобы не тратить время попусту. А вдруг ты через год уже окажешься в могиле? — все также нечетко проговорил высший вампир, опуская очки на кончик носа и глядя Вовочке прямо в широко раскрытые глаза. Тот несколько секунд поколебался, а потом с ревом бросился к Вадиму. — Ну зачем же Вы, Григорий Викторович, пугаете ребенка? Вы же не такой кровожадный! — с укоризной сказал старший Самойлов. — Не такой? Иди! Найди, где такой! Всё равно людей сменить легко, но не изменить их… — добавил, Григорий Викторович, складываясь пополам. Костя, довольно крепко его державший, пытаясь погасить назревающий конфликт, многозначительно пожал плечами и потащил нетрезвого вурдалака в дом. — Папа, а у этого злого дяди что пися на попе растет? — тихо спросил Вова, прекративший плакать, как только за теми двумя захлопнулась дверь. — Почему ты так решил? — Вадим опустился на корточки и аккуратно стирал со щек сына проступившие слезы. — Ну, у тебя и у мамы, да и у других дядь, дырка, через которую писю достают, спереди, а у него сзади! — констатировал Вова. — В жизни чего только не бывает, мой юный друг! — засмеялся оборотень и, взяв за руку его и Дашу, повел в дом. Руся, увидев чужаков, прижав уши, в страхе выпрыгнула из своей корзины и молниеносно кинулась в одну из комнат в надежде найти безопасное убежище, которым обычно служила низкая кровать Вовы из грейпфрутового дерева, накрытая одеялом, заботливо сшитым отцом из олених шкурок. — Фу, что за запах?! — поморщила нос Собчак, зайдя в гостиную и учуяв запах мокрого ковра. — Это пи-пи с легкими нотками ка-ка! Что никогда не нюхала запаха туалета студенческого? — иронично произнес Самойлов-старший — Господа, закройте свои два любимых отверстия на выбор и садитесь за стол! — предложил он. — Итак, что мы имеем? — сделав серьезное лицо начал Троицкий, вывалив себе на тарелку влажный корм Chappi из пакетика. — У двух мужчин, оборотня и вампира, состоящих в близком кровном родстве, появился ребенок мужского пола! Сведений о том, что ребенка родила женщина от кого-то из них, не имеется! — скривившись в ухмылке, с отвращением сказал Арти. — Из всего вышесказанного следует вывод, что ребенок был обращен одним из них, что противоречит законам нашего общества! — Никто никого не обращал! — высказался в защиту Вадим. — Вообще, это должен был быть альбом… — Тебя мы выслушаем потом! — прервал его Троицкий, за обе щеки уплетая собачью еду. — Кто у нас первый свидетель? — Тоже мне, свидетели дворника Рабиновича! — фыркнул оборотень. — Мне стыдно за тебя, Вадим! — вздохнув, сказал Миша Козырев. — Стыдно за твои песни про Донбасс! — А мне стыдно за тебя! — фыркнул Самойлов-старший. — Ты даже представить не можешь, что такие тексты могут рождаться искренне. Но это твои проблемы. И не тебе учить рок-музыкантов, как им жить. Я живу своим творчеством. Объясни себе, как жить музыкальному критику! — И это артист, которому я верил, которого любил, уважал и сделал все, что мог, чтоб страна узнала группу Агата Кристи в далеком 1994-м году. А вот 2019-й год. Группа давно распалась. Ваши с Глебом пути навсегда разошлись. Перед вами, господа, иллюстрация того, почему я за Глеба, за вечного анархиста-хулигана-самоуничтожающегося панка-оппозиционера, в котором бушует жизнь, как бы близко он не смотрел в глаза смерти, — хлопнул он по плечу сидящего рядом, пышущего жизнью, но почти заснувшего Глеба, а затем указал вилкой в сторону Самойлова-старшего. — Перед вами свидетельство того, что происходит с артистом, когда ура-патриотизм и всепоглощающее лизоблюдство выжигает в нем все, что было дано природой, в первую очередь, талант. Который там был и оказался уничтожен любовью к Суркову, — метнул он полный ненависти взгляд в сторону политика, — дружбой взасос с геополитическими стратегами, государственной пропагандой и истовым желанием как-то выбиться, прибиться, быть замеченным, не кануть в небытие… — Козырев! — взбесился Вадим. — Ты уже столько понафантазировал, что иногда мне кажется, что ты меня хочешь! — Миш, ну ты и стильный формалист, — хмыкнут Троицкий, — но знаешь, что особенно меня возмущает? А то, что Вадик, родом, кстати, откуда-то из-под Екатеринбурга… Вот Глеб — это реальный рокер. А вот, что касается Вадима, то это вообще позор. Рок — это пацифистская музыка, — завел свою пластинку Арти. — Ну да ладно, мы сегодня собрались не для обсуждения отношений братьев и их политических взглядов. — Да, у нас сексуальные отношения, — проснувшись, признался Глеб. — Помедленнее, они записывают! — усмехнулся старший. — Завтра жди экстренных новостей по ХренТV. — Думаю, что скажу от лица всех присутствующих… — протирая покрасневшие глаза, воскликнул Глеб. — Когда наконец принесут выпить?! — Глеб, а суд тебе присудил компенсацию? — поинтересовался Козырев, повернувшись к Самойлову-младшему. — Сначала присудил. А сейчас Вадик опять через какую-то лазейку в законе ее пытается обратно отсудить. Никаких денег я от него не ждал, не жду и не собираюсь, — встав из-за стола, безразлично сообщил младший. — И не дождешься! — довольно улыбаясь, заявил музыкальный критик. — Так, вискарь заливаем вискарем, смешиваем, но не взбалтываем. Вуаля! — приготовив себе коктейль, Глеб снова вернулся к гостям. — Да, конечно, не дождусь, я прекрасно понимаю. Я хотел доказать, что… Слишком много было нападок: «Да это Глебу в бредовом сне приснилось». Мне нужно было доказать, что я не верблюд. Я трижды это доказал. Сейчас он четвертый раз пытается доказать, что это он не верблюд. Зачем? Я на это дело плюнул, оно идет мимо меня как-то. Какая-то пришла очередная явка, «в суд явитесь, у вас оспаривают такое-то решение замшелого какого-то суда такого-то числа, опротестуют такого-то числа и так далее»… Да нафиг вас. Если Вадику не лень, пускай занимается. — Да прибудет с тобой обида! — благословил Миша. — Деньги ты получишь после того как я их получу, — серьезно сказал Вадим. — если только я не передумаю, — добавил он. — Детский сад какой-то у вас, господа, — усмехнулся Сурков, — отдавай мои игрушки и не писай в мой горшок! — И после этого вы нам будете втирать, что этот ребенок — плод вашей любви? — презрительно спросил Арти. — Мало того, что вы оба мужики, так еще судитесь и ненавидите друг друга уже столько лет! По-вашему, мы, все здесь собравшиеся, круглые идиоты?! — Да они всю жизнь ссорились! — не выдержав, заговорил Каплев. — Но самая последняя ссора произошла в 2015, в 2016 Глеб подал на Вадима в суд и в СК, Вадим грозился за это… — Цыц! Не было такого! Он мой брат и я его люблю! — прикрикнул Самойлов-оборотень на своего подчиненного. — Ты у меня еще тут поговори! — Вот видите, как СДК боятся ВСа. Они даже баб только тех подбирают, если знают, что у самого ВСа с ними ничего не было! — потягивая коктейль, приготовленный Глебом, уведомил Снейк. — Сиятельный, ты вообще на чьей стороне?! — удивился Вадим. — Значит, подведем итог, — сказал Троицкий, потянувшись. — По версии Вадима «Глеб невменяемый, психбольной алкаш, но он мой любимый брат, я с ним не ссорился — это он со мной поссорился». По версии Глеба: «Вадик козел и самый подлый человек: пел очень личные песни на прокремлевских мероприятиях, не отдал обещанные четыре лимона денег за совместные концерты в 2015, гонит, что я алкаш невменяемый и психбольной», — резюмировал журналист. — С эти мы разобрались, так что давайте вернемся к главной теме нашего долгоиграющего вечера, иначе до утра будем тут сидеть, медлительные мои! — Слушай, Вадим Рудольфыч, а почему Снэйка называют Сиятельным? — наклонившись к уху шефа, спросил Каплев. — Ну смотри, вроде как, есть фото с концерта, где его кожа блестит в свете прожекторов, — пояснил Вадим, — хотя, у тебя тоже есть снимок, где ты стоишь со светящимся хуем, но тебя же никто Люком Скайвокером не называет… — А что тут обсуждать? — ковыряясь пальцами в миске с сухими мюсли, произнесла Собчак. — Убьем гаденыша — да и дело с концом. Если он обращенный, то все равно уже мертв. — Собчак, ты, конечно, виртуоз публичности, но тебе бы лучше внятную программу придумать, а не про чужих детей рассуждать! — возмутился Вадим. — Посмотрите, какой хорошенький! Разве он может быть мертвым?! — поймав пробегающего мимо сына, улыбаясь, сказал музыкант и, встав, поднял мальчика над столом, словно Король Лев своего львенка. — Настоящее исчадье ада! — фыркнул Арти. — Скорее, исчадье зада! — поправил его Снэйк. — Давайте разбираться! — стукнув по столу кулаком, воскликнул Козырев. — Если это ребенок Глеба, то пусть живет, а если мальчик — сын Вадика, то давайте отправим его в Крым вместе с папашей, пусть там охраняют границы нашей необъятно расширившейся Родины! — засмеялся критик. — Вам самим с собой придется разбираться сейчас, а не с нами! Это происходит в жесткой форме… Потом народы всего мира пойдут по этому пути, но это займет лет 50, так что жить нам в эпоху перемен. Через сотни лет это время назовут веком зарождения коллективного планетного сознания Человечества, выхода нас на новый космический уровень развития — тот самый золотой век. — Пил бы ты поменьше этой своей бурды, Вадим, глядишь, и ситуации этой бы не было! — лениво раскинувшись в кресле, заговорил Сурков. — Золотой век человечества, говоришь? А что нам до народа? Мы не люди! Не человеки, так сказать. Мы стоим на вершине пищевой цепочки, а люди внизу, рядом с травой и баранами! — Насрать! Насрать на все! — отхлебывая забродивший чай из термоса, воскликнул Самойлов-старший. — Ну, тут уж или пан или пропал, — сказал Баранюк, сидевший напротив шефа. — На Земле уже не одна цивилизация сгинула. Но однозначно жить по-старому мир уже не сможет. — И, собственно, о нашей природе, — проигнорировав ремарку Ромы, продолжил Вадим, — именно она будет меняться, новые дети уже другие, — опять поймав Вову, музыкант начал трясти им перед собравшимися. — И кстати, этому новому Существу в качестве презента преподнесены приятности в виде развитых новых способностей. Вы представляете, насколько более прозрачным, а поэтому и безопасным, будет Наш Мир, где каждый ясновидящий и телепат? Если вы внимательно к себе прислушаетесь, то вы распознаете, что Ваша интуиция уже сейчас становится намного острее, вы чаще предугадываете исход ситуаций и понимаете глубже суть вещей, и это только начало. — Папа, а этот дяденька тоже болеет, — указал ребенок на Баранюка, — почему он лысый? — Нда, способности выше среднего, — хмыкнул Арти. — У Вовы черный пудель, Красавец пудель есть… — Не верите? — выкрикнул Вадим. — Вовочка, покажи, что ты умеешь! — сказал рокер, подталкивая сына к гостям. — Господа, дайте ему свои руки! Троицкий, Козырев и Собчак дружно переглянулись, но руки все-таки подали. Вова взял три ладони в свои теплые пальчики и, закрыв глазки, нахмурил лоб. — Angry Birds?! — удивился Миша, увидев в своем мозгу птиц и свиней. — Не балуйся, Вова! — строго сказал папаша. — Покажи, как ты родился! Мальчик снова зажмурился, и перед глазами у судей замелькали яркие картинки пляжа, дерева грейпфрута, растущий живот Глеба и то, как зубы Вадима достали его на свет Божий. — Какое отвратительное зрелище! — фыркнул Троицкий. — Да, но это доказывает, что нарушения закона не было, и я чувствую как, бьется его сердце! — подвела итог Собчак. — Я подтверждаю! — заявил Онищенко. — Я осматривал Глеба и с точностью могу сказать, что беременность была! Но вот какой был исход… — Я видел новорожденного младенца, Вову! — отозвался Костя. — А я был на родах и видел все своими глазами! — признался Змей, почесывая вспотевшую под кожаными накладками ляжку. — Душераздирающая картина предстала передо мной, сообщу я вам, но я стойко выдержал! — самодовольно прохрипел он. — У меня даже видео есть! — Выдержал он, — усмехнулся Вадим, вспомнив, как Змей хлопнулся в обморок, — противник силы тяжести. — И я была на родах, — сообщила Стася, — и могу подтвердить, что Вова — сын Глеба и Вадима! — Ну что же! Пусть живет пока! — согласился Миша. — Вот, всегда так с Вадика, все как с пуделя вода! — недовольно скривился Троицкий. — Вовочка, вот что я хочу тебе сказать, — погладив мальчика по голове, сказал журналист. — Никогда не отказывайся от рок-н-ролла и информаторов! — Брось, Арти, — махнул рукой Козырев. — Свердловские рокеры все полупокеры! — Я интересуюсь тобой, но неглубоко, — проснувшись, шепнул Лепс дремлющему рядом Глебу. — И хорошо, у меня есть, кто глубоко интересуется, — кивнул младший, — вон он, результат интереса, бегает! Слушай, Лепс, а спой песню о любви! — Давай! — приоткрыв глаза, согласился Григорий. — Стоп, а разве у меня такие есть? — и, не дождавшись ответа, опять уснул за столом, сотрясая комнату отменным храпом. — Конечно нет, — замотал головой младший, — только «Рюмка водки», только хардкор! — Глазки, глазки, на что же вы пялитесь, раскосые мои?! — недовольно пробурчал себе под нос Вадим, увидев, как его брат мило беседует с Лепсом, и незаметно погрозил Глебу кулаком. Чтобы скоротать остаток вечера, некоторые гости сели играть в мафию. — Господин Каплев — мафия! — прищурился Онищенко. — Клык даю! Открывай карту! — У тебя все клыки вставные, нашел, что на кон ставить! — ехидно заметил Сурков. — Вон, лучше шубу соболиную поставь… Хотя… Тоже сомнительный приз… — С чего это я мафия?! — возразил Андрей. — Вечно я крайний! — А что, неправда? — сделав хитрое лицо, прохрипел Сиятельный. — Постоянно гонишь на Глеба и на меня, как будто бы мы тебе должны что-то, как земля колхозу! — Какая правда? — вскочил с кресла клавишник. — Правда в том, что я не упоминал о тебе, Снэйк, и не говорил ничего плохого о Глебе, приводил в пример реальные афиши и… из… и тп… а накинулись на меня, будто я на Глеба в суд подал! — нервно хихикнул музыкант. — Это болезнь. Ну и… ревность, конечно, имеет место быть. — Ай КаКлев, захлопнись, — брезгливо фыркнул Снэйк, — не пел бы Вадик песен Глеба, ничего бы и не было! Глеб свои песни не для рабов писал! — Песни Глеба? — удивился Андрей. — Ноты Глеба! Струны Глеба! Проводки Глеба!!! Мир, мать его, Глеба! — И не лень тебе ругаться, Дмитрий? — подойдя к любовнику, спросил Сурков, положив руку ему на плечо. — Пойдем лучше выпьем чего-нибудь! — он давно любовался Сиятельным, а его розовые лосины уже свели политика с ума. Откровенно заскучавший Глеб нашел на диване серебристый маркер Вовы и стал раскрашивать им ногти. Долго наблюдавший за этим процессом юный вомпоротень наконец не выдержал и заявил: — Зря ты красишься, мама, тебя уже все равно никто не полюбит. У тебя папа есть! — А я думала, это выездной семинар, — пожала плечами Малышева, — но считаю, что презентацию провести все равно стоит! Не зря же я унитаз на колесиках с собой привезла! Очень удачно, дорогой мой товарищ Лепс, что у Вас ширинка сзади! Присаживайтесь, присаживайтесь! Сейчас я научу вас всех, как правильно какать! — Вовочка, Вовочка, иди-ка сюда! — хитро улыбаясь, Аркадин поманил его к себе пальцем. — Конфетку хочешь? — Хочу! — обрадовался мальчик. — А нету! — пожал плечами Вэл и злорадно засмеялся. — Дурак ты, дядь Валер, и волос у тебя на голове кот наплакал, — глядя исподлобья, ответил ему юный Самойлов, — ни то что у меня! — мальчишка тряхнул своими шикарными кудряшками и показал рокеру язык. — Завязывай с горячительными напитками, Глебас! — подойдя к брату, безапелляционно приказал оборотень, отобрав у младшего стакан, от чего тот проснулся и подскочил на месте как от укуса блохи. — Махараджа барду барда бардайя! — выкрикнул вампир, которому снился весьма странный сон: он в трико и длинной юбке танцевал канкан на сцене. — Чего? — не разобрал Вадим. — Это эротический театр «Бурлеск»? — подняв осоловелые глаза на старшего, с надеждой спросил Глеб. — Да, — кивнул человек-волк, — все места по 25 центов. Или вы работать в нашем кабаре хотите? — Я бы с радостью, но мне уже давно не 20! — грустно вздохнул кровосос. — Господи Боже мой, какое безобразие! — заохал оборотень, хватаясь за тоже весьма нетрезвую голову. — До чего допился, хватит уже лакать эту дрянь! — потянувшись за бутылкой коньяка и отхлебнув из нее, сказал он. — Гений мой необузданный! — Не надо обижать горючие жидкости, — промычал Глеб, — с некоторыми из них я давно знаком! Они даже помогли мне познакомиться с бывшими женами! Вадим открыл было рот, чтобы возразить, но вдруг в дверь позвонили.