***
— Ленка, смотри! — в двух шагах от саркофага, служившего временным пристанищем Глеба Самойлова, словно из-под земли выросла высокая дородная баба, нарядно одетая, с закрученной на затылке толстой косой. — Шо такое, Шур? — спросила дамочка постройнее. На ней был надет трикотажный жакет отвратительного зелёного цвета явно отечественного производства. — Да вот, — Шура показала пальцем на мирно спящего бледного вампира. — Окочурился? — удостоверилась Лена. — Стопудово, — подтвердила Шура. — Такой молодой, — расстроилась та. — А, умер. — Опа! Опа! Срослись два гардеропа! — пропел Глеб, вдруг оскалил клыки и злобно зарычал. — Р-р-р-р-р-р! Женщины истошно завизжали и бросились в рассыпную, кто куда, быстрее диких кошек. — Поспать не дадут. Нелюди! — плюнул музыкант, выбираясь со своего лежбища. — Хотя нелюди б дали. Люди, мать их! Бурча под нос о своей несчастной судьбе и жестокости окружающих, Глеб добрёл до небольшого кафе на первом этаже и вдруг замер. Стоило вампиру почуять аппетитный запах деликатесов, как его мысли приняли новое направление. Ему вдруг со страшной силой захотелось есть. Даже больше, чем курить. Теперь он уже ни о чём не мог думать кроме еды. Людей он не трогал — это табу. Не умел воровать и из карманов. Почему-то Глебу казалось, что это намного хуже и постыднее, чем бросаться на сонные артерии несчастных. А таскать еду со столиков было противно. — Как трудно быть порядочной свиньёю… — расстроился артист и принялся щипать огромную искусственную елку с зажженными мерцающими свечами, серебряными нитями со звездами и игрушками, что уже была установлена к празднику. Глеб бесстыдно лопал конфеты, пирожные, мармелад с пастилками и шоколад, не обращая внимание на завистливо поглядывающих на него детей, которых водили вокруг хороводом. — Ёшкин дрын, — выругался Самойлов, — адское яйцо! Чуть опять клыки к Дракуле не сломал! — он недовольно фыркнул, выплюнул крохотную пластмассовую принцессу из киндер-сюрприза, которая отлетела и попала в тарелку с салатом одного интеллигентного вида пожилого человека. Со всех сторон завлекательно подмигивала неоновая реклама, демонстрирующая ушастого зверя и призывающая на всех языках мира следовать за ним, белым кроликом. Внезапно в двух шагах от Глеба пробежал вполне живой белоснежный ушастик с большими розовыми глазами. Его с криками: «Жюльен! Стой!» преследовал запыхавшийся рыжий мужичок с пышными как у моржа усами. — Жюльен? Где жюльен? — рокер облизал пересохшие губы. — А что, неплохо было бы с грибами… — Глеб почувствовал, как в нем со страшной силой просыпаются охотничьи инстинкты, и рванул вперед, видя перед глазами только мелькающую пушистую попку и белый трепетный хвостик косого. Прижимая завернутого в тряпицу кролика к груди, Самойлов отобрал шпагу у одного из железных рыцарей и, насадив на нее несчастную зверюшку, подошел к очень кстати горевшему камину и принялся готовить себе пропитание напевая: Ты сегодня мне принес не запор и не понос, не гастрит и не отит ушей. Подарил мне робко ты букет дивной красоты: зппп и двух лобковых вшей… — Иди-ка ты к жене с таким букетом! — раздался знакомый, неприятный голос. — Скажите, Вам помочь или не мешать? — поинтересовался Сурков, привстав с дивана. — Абасраца пирогами! — опешил Глеб. — А я думаю, откуда это суверенитетом так и прет, а сие Сурков всея Руси со Снейком няшится! И не стыдно же! СУпостат! — К своему стыду мне никогда не стыдно. Я-то здесь по приглашению, а ты что в Париже забыл? — политтехнолог был обнажён до пояса, да и Снейк был не совсем одет, поэтому ситуация становилась просто неприличной. — Зря тебя, чуму, на пир пригласили, — хмыкнул Глеб. — Ничего что я на «ты» к Вам? — Ничего, — Сурков махнул рукой. — Как идиот Вы всегда безупречны. — Фу, Снейк, как можешь…с этим… — рокер изобразил на лице искреннее отвращение. — А что? Я тоже хочу хотеть и быть хотимым! — любуясь своим обезжиренным телом в зеркало, отозвался Змей. — Да, с такой ногой не стыдно быть нагим. — Не буди во мне зверя, Самойлов — он и так не высыпается… — предупредил Владислав Юрьевич. — Мне все равно на твои реплики, — фыркнул артист. — Моя не реплика уже, а приговор, — сурово произнес политтехнолог. — Реплики у тебя. А то, что я говорю, в граните отливается. — Слава, ты чего-то в последнее время рассеян. Соберись! И хватит мне тут цитировать наших великих политиков! — неожиданно появившись на пороге, сурово произнес Путин. — И что за черноволосую жердь ты с собой притащил? Это же не Наташа?! В прошлый раз она ломаться отказалась наотрез, — по секрету сообщил президент, прикрыв рот ладонью. — Да? Где ВладимВладимирович? — закрывая собой оголенного словно провода Змея, натянуто улыбнулся Сурков. — К тому же с точки зрения геометрической прогрессии, если посмотреть сверху, то снизу покажется, что сбоку ничего не видно. — Ну-ну! Гляди у меня! Дыроискатель! — буркнул российский лидер, удаляясь. — Зеленский, а можно Вас? — Ой, а можно не Вы? — ехидничал шатающийся без дела украинский президент. — Поздравляю! — сказал Глеб. — Обделался легким испугом. — Не тряси воздух! — оборвал его Сурков. — Всесторонне недоразвитая личность. А то я не все ещё приличия нарушил! — О, а что это тут у нас? Пахнет компроматом, — Самойлов повел носом и среди пепла разглядел недогоревшие бумаги. — План первоочередных мероприятий по дестабилизации общественно-политической ситуации «Шатун»… Не хотите крольчатинки? — Жри своего писца молча! — приказал Владислав Юрьевич. — Это кролик! — похвастался рокер. — Это мумия писца! — настаивал Сурков. — Кролик, вот он! — политик кивнул на покрывшего собачку Змея ушастого. — У меня такое неприятное чувство, что ты прав, — отбросив мумию писца в сторону, расстроился музыкант. — Вы, вампиры, всегда едите всякую дрянь, — Сурков гадливо скорчил лицо. — Пусть дрянь, зато смотри, как много! — возразил артист. — БАРБИ, НЕЕЕЕЕТ! — с криком раненой навылет волчицы обнаженный Снейк бросился разнимать придающихся любви животных. — А… Вот… ОН!.. Жюльен! — облокотившись о дверной косяк облегчённо вздохнул Песков, еле переводя дыхание. — Подарок Макрону от Жириновского… Думал потерял… Фух!***
Скоро, мучимый голодом, вампир поплелся дальше и наткнулся на ломившегося в закрытый зал прилично одетого господина. — Месье, же не манж па сис жур. Гебен мир зи битте этвас копек ауф дем штюк брод, — выдал Глеб все, что знал про еду на иностранных наречиях. — Руси? — сообразил Макрон. — Руся, Руся, да! — подтвердил рокер. — А откуда Вы знаете про Русю? Вы подписаны на меня на фейсбуке? — Они закрылись вдвоем и уже пятнадцать минут там еб… за…седают! — Кто? — уточнил артист. — Путин и Зеленский! — Макрон укоризненно покачал головой. — В моем собственном Лувре! — Твои в лесу грибы и шишки, — сообщил Самойлов. — Que? Что? — не расслышал президент Франции. — Я говорю, кушать хочется. Хотя нет, кушать я хотел восемь часов назад, а сейчас я хочу жрать! — смущаясь обозначил артист. — А не хлопнуть ли нам по рюмашке? — озарило Макрона. — Заметьте, не я это предложил! — горделиво приосанившись, произнес вампир. –… Будут сыты не овцы, так волки. Будет пьян одноглазый пастух. И на праздник порублены елки. Ветер звезды в открытое небо унесет, и они пропадут… — совершенно пьяный Аваков радостно порхал вокруг накрытого стола в зале для переговоров аки жёлтая бабочка над ломкой прошлогодней травой и допивал Помероль. — А-а-а… ик, какие господа… ик! — обрадовался он, — давайте выпьем за здоровье ик… пана Суркова, у него сдали нервы. Він там кидав папери на стіл і кричав: «Ми так не домовлялися!». ик… — Арсен Борисович, ты тоже, я смотрю, делаешь успехи языком… по языку… с языком… на языке… — Зеленский подкрался со спины и ткнул коллегу в бок, бормоча еле слышно: — дательный… кому, чему? творительный… кем, чем? предложный… на ком, на чем?.. Предлагаю дать… — Что там опять за Золушкин припадок? — из покоев Наполеона III крикнул Владислав Юрьевич. — Не нужно верить словам человека, который не был на переговорах, да еще к тому же и пьяного. Песков, подтверди! — Такого не было, — сказал пресс-секретарь Путина, запихивая кролика в клетку. — Да-а… Если друг оказался вдрызг… Сегодняшний день еще вчера не заладился, — устало вздохнул Глеб. — Слава, ты меня сегодня разочаровал. Как можно было так бездарно опростоволоситься прямо посреди Лувра?! — перед ним, словно по мановению волшебной палочки возник президент Российской Федерации. — Не вели казнить, вели медитировать, великий государь! — Сурков смиренно склонился, опустив глаза в пол. — Медитируй, Слава, медитируй. Но чтобы проколов больше не было. Есть дела поважнее: нам надо продолжать сохранять разрыв между доходами населения и бороться с повышением уровня граждан, — отчеканил Путин. — Не понял, Владимир Владимирович, — вновь поднял глаза Сурков. — Что ты не понял? Эту речь ты мне писал. Разберись в себе, Слава. И одень уже эту развратную мадмуазель, а то ни кожи, ни рожи. Она нам в государственных делах не помощник. Но видел, гибкая. Не такая, как Алиночка, конечно, но тебе и по статусу не положено. Гибким должен быть ты. Ты все понял, Юрич? — Одеть невиновных, раздеть непричастных. Все понял, ВладимВладимирович, — облегченно выдохнул Сурков. — Мон пети гарсон… мон шер… — разгоряченный вином Макрон, начал гладить красивого русского вампира по его кудрявым волосам, завернул около виска локон, затем стал приглаживать кудри за ухо, — тю э манификь! Это вообще законно быть таким пушистым? — Манифик, манифик, — согласился Глеб, — но зачехли свою ракетку Макарон, у Вадика чуткий нюх… — Напился — так веди себя доступно! — настаивал Макрон. — Месье, вы такой фешенебельный, что мне не рентабельно… — уворачиваясь от проворных рук француза, запротестовал Самойлов. — О! Гюльчатай! Открой личико! — вдруг неожиданно вытаращив глаза, воскликнул он. Перед ним стояла предположительно женщина, но он уверен не был, так как «Белое солнце пустыни» смотрел не раз. За ее спиной стояли два темных волосатых и бородатых мужлана в восточных одеждах, мало походивших на телохранителей. — Gutten Tag, — сказало существо из-под паранджи. — А-а-а, Frau Merkel! Bon jour! — заворковал захмелевший президент Франции. — Я Вас не признал в этом замечательном наряде. У нас сейчас это тоже писк моды. У какого кутюрье Вы одеваетесь? Жан-Поль? Изабель? Кто создал для Вас такую красоту? Манификь! — Эй, товарищ Макарон, позвольте! Это же я манифик, а не этот Карлсон в полинявшей простыне! — насупился Глеб. — Ты тоже манификь, мон шер! — нашелся Эммануэль. И, погладив того указательным пальцем по виску, добавил: — Тю э мон пети манификь гарсон. А это же фрау Меркель! Убери руку с мошонки, когда разговариваешь с дамой! — Меркель?! А чего это Вы, фрау, в простыне? — чуть расслабившись и действительно убрав руку с паха хохотнул Глеб. — Господа, вынуждена констатировать, что теперь моя фамилия не Меркель. Я Ангела Сидх Фади. По мужу. — Мужу? Госпожа Канцлер, Вас можно поздравить? Примите мои искренние пожелания счастья! — раскланялся Макрон и попытался нащупать ее руку, чтобы поцеловать. — Найн! — запротестовала бывшая Меркель. Не сметь! Муж убьет и меня, и Вас! Вас зарежут сразу, а меня прилюдно закидают камнями прямо посреди парка Тиргартен! — Почему именно там? — приподнял бровь Макрон. — Там живу я, мой муж и его многочисленные родственники, — вздохнула фрау. — Но там же нет жилых домов, это же парк, — недоверчиво изрек Глеб. — Там стоят палатки беженцев. Мой муж один из них. Он увидел меня, когда я, как обычно, приехала на работу в Бундестаг. Они гуляли по окрестностям, пытаясь пристыдить и одеть наших женщин. И он увидел меня. Тем же днем он, согласно своей традиции, выкрал меня и женился. Как послушная жена, я должна была войти в его дом и не покидать его. Теперь в Бундестаг и везде меня сопровождают его младшие братья, пока он стоит в очереди за пособием по безработице, чтобы обеспечить нашу семью. — Эко до чего Вас толерантность-то довела… — почесал голову младший Самойлов и отхлебнул из почти пустой бутылки. — Будешь, Макарон, тебе оставить?***
Вадим снял свои штаны «психонавта», надел низ от пижамы и спустился вниз. От занятий любками у него разыгрался аппетит, и музыкант решил, что пора перекусить. Он разогрел обед в микроволновке и устроился у телевизора. После всех треволнений последних дней ему захотелось бездумного развлечения, которое помогло бы снять напряжение. А телевидение как раз считало своей главной задачей знакомство зрителей с разнообразными ток-шоу, сериалами вперемежку с рекламой и выпусками новостей. — В Париже завершилась встреча глав государств «нормандской четверки»: России, Украины, Франции и Германии. Стороны отметили позитивный характер прошедших переговоров. Однако каких-то значимых договоренностей достигнуто не было. В итоговом коммюнике лидеры договорились продолжить работу в нормандском формате и провести следующую встречу на высшем уровне через четыре месяца, — сообщила симпатичная девушка-диктор. На экране замелькали картинки: великолепные интерьеры Лувра, какие-то люди. — Собрали полный Лувр идиотов… — отправляя в рот очередной кусок стейка из оленины прокомментировал Вадим. — А что там делает эта летающая крыса?! — из группы однообразно серьезных политиков с напряженными лицами, камера вдруг выхватила лупоглазую физиономию Глеба. Машина цвета воронова крыла подъехала к резиденции Вадима Самойлова. Начинающаяся зимняя изморозь отогнала остатки мороза с унылых сырых улиц. Холодные струи стекали вниз по лобовому стеклу, вырисовывая причудливые силуэты. Дверца автомобиля открылась как будто сама собой. Из благоуханного мягкого салона осторожно вылез Глеб и быстро направился к особняку, но тут же вернулся, нырнул на заднее сидение, достал многочисленные фирменные пакеты и, оскользаясь на влажном газоне, поспешил к дому. Но, прежде чем войти, специально намочил волосы, потершись об утяжеленные талым снегом ветки ели в надежде на то, что так брат не сможет учуять намешенные на его кудрях чужие запахи. — Вернулся со своего порно-саммита?! Вампир-потаскун! — Вадим стоял напротив младшего, руки в боки, строгий взгляд, губы поджаты. — Ты что там делал, пока тебя тут хотели?! И откуда все эти сумки, ондатра ты мешетчатая! — Вот всегда так! Все думают только о себе! Лишь я думаю только обо мне, — Глеб плюхнулся на диван, и крупные капли воды капали с его лохматых тёмно-русых волос на пушистый плед. — В музее был, весь мир широко представлен, да-а. — Как ты там оказался?! — негодовал старший. — С кем?! — Думаю я оказался там благодаря квантовому прыжку… — предположил рокер. — Нет-нет, верность я тебе сохранил, хотя Макарон достал. Весь саммит спрашивал: «Чем ты докажешь, что ты меня не хочешь?» — Чего?! — от ярости у Вадима на загривке начала пробиваться шерсть — он стал похож на гривистого волка гуара. — А ну-ка дыхни! Ты еще и бухал там?! — Нет, я просто пил вино, померольчик, — ответил младший. — Я честно хотел уж уходить, но тут опять налили… — С кем пил?! Посмотри на себя, на кого ты похож! Один глаз на нас, другой в Арзамас! — негодовал оборотень. — Остынь гривастик, ничего такого не было! — чувствуя приближения опасности, Глеб попытался перевести разговор в другую плоскость. — А! Я же сувениры тебе привез! Так, что тут у нас интересного… — он полез в один из пакетов, которые принёс с собой, — вот, нарды из кожи кенгуру! Тут даже твои инициалы есть: «В.С.» — артист протянул брату подарок Снейка, купленный им для Суркова. — Спасибо, конечно, — несколько смущённый таким вниманием Вадим стал с интересом рассматривать дорогой презент, — наверное, целое состояние стоит, — предположил он. — Конечно, стоит! — выразительно округлив глаза, подтвердил младший. — Интересно, что там ещё… так… куртка… из аллигатора…зелёная, короткая… Это Вове в самый раз будет. — А этот сундучок кому? — Вадим извлёк из сумки красивый малахитовый ларец. — Тут конфеты. — Сожрем, — предложил Самойлов-младший. — Да он музыкальный! — почти радостно воскликнул оборотень. — Сожрем и потанцуем, — поспешил добавить Глеб. — Но откуда у тебя деньги на все эти гостинцы? — подозрительно нахмурившись, старший наклонился и несколько секунд тщательно обнюхивал макушку брата. Пахло от него странно: смесью звериного мускуса и духов, что вызывало отвращение и желание попробовать одновременно. — Чем это от тебя воняет?! Как будто одеколон Змеи-кровососа смешали с Шанель номер пять и шерстью Суркова, — добавил он, втянув ноздрями воздух. — Знаешь, я сегодня весь день не спал, всю ночь не ел и, конечно, устал… — Глеб встал с дивана и, разгоняя мгновенную пелену в глазах от резкого изменения положения из горизонтального в вертикальное, потянулся и пошёл принимать душ. — Вернись! Я еще не все выяснил! — крикнул ему вслед Вадим. — Кто много спрашивает, тому много врут, — напомнил вампир удаляясь. Он насвистывал что-то похожее на «Навеселе» и не торопясь стягивал с себя одежду, когда дверь с громким стуком распахнулась, и перед ним возник еще более взъерошенный Вадим. На лице играли желваки, а губы искривил волчий оскал. Шерсть вздыбилась теперь не только на загривке, но и на руках и груди, а на макушке виднелись острые уши — он превращался в оборотня, но застрял где-то посередине фазы. Подлетев к младшему вплотную, он снова вдохнул смесь запахов, опутавших его влажные волосы, и лизнул макушку шершавым языком. — Чтобы и духу чужого на тебе не было! — ревел старший Самойлов, продолжая слизывать чужой дух с волос и кожи брата. Тот стоял не шелохнувшись, то ли от испуга, то ли от усталости, то ли от приятного чувства, такого обволакивающего и успокаивающего. Он всегда млел от ласк Вадима. А когда ласки перемежались с грубостью, позволяя увидеть бешеный волчий темперамент, — это приводило его в истовый трепет. Вот и сейчас Глеб извивался, подставляя по очереди уши, скулы, губы, шею. Вадим двигался стремительно, то слегка прикусывая, сдерживаясь, то зализывая следы укуса, совсем не похожие на человечьи, царапал когтями обнаженную спину. Опустившись чуть ниже пупка, он глубоко втянул ноздрями воздух, стараясь убедиться, что пахнет там только естественным секретом, и ни одна тварь не касалась самого сокровенного. Вылизав и там до пунцовой твердости, он развернул вампира на сто восемьдесят градусов и раздвинул его ягодицы, заставив опереться ладонями о раковину. Убедившись, что и там пахнет только Глебом, он с упоением принялся ласкать нежную кожу, аккуратно огибая языком складочки, направляя его глубже внутрь, вращая, дразня. При этом собственный анус начало сладко и чуть болезненно потягивать, возвращая его в воспоминания по их прошлом соитии. Отросший хвост беспорядочно хлестал по спине и собственным округлостям, а когти тем временем царапали чужие узкие бедра, оставляя бордовые кровоподтеки. Когда влажный и податливый вход начал ритмично пульсировать, Вадим переместил когтистую лапу на живот вампира, заставив того еще больше прогнуться. Поднявшись, он разорвал остатки уже треснувших в нескольких местах штанов, отшвырнув их куда-то вверх и в сторону, и пристроился сзади, проникая на всю длину. Хвост при этом вытянулся как струна, закругляясь на кончике, вбирая в себя все напряжение, обуявшее тело оборотня, а уши поджимались при каждом толчке и навострялись при каждом стоне, вырывавшемся из горла вампира. Ноздри еще больше раздулись, а клыки удлинились. Глеб дышал и кричал все громче, заставляя его двигаться еще быстрее. Когда стон почти перешел в ультразвук, а внутренние мышцы плотным кольцом сжались вокруг пениса оборотня, тот истово зарычал и, повинуясь инстинктам, вонзил свои клыки в тонкую шею, словно оставляя метку, которой древние оборотни давали понять всем остальным: это их самка.