Жизнь вторая: Кошка среди собак

      — Придурки, это не Дазай! — орал на неизвестном мне языке высокий черноволосый мужчина в шапке-ушанке. Я сидела посередине огромного зала, где помимо меня находились: странный мужчина с картой на глазу, вечно со всего смеющийся, жирный странный мужик, длинноволосый мужчина с бинтами на голове и ещё какие-то ублюдки, участвовавшие в моём похищении.       — Мы не виноваты! — жалобно оправдывался Жирный. — Мы две недели отслеживали этого… Как его… Дазая! Смогли прикрепить ему на пальто, которое он вообще не снимает, даже когда спит, радиомаячок. И тут в момент захвата выясняется, что это не Дазай вовсе, а какая-то странная девчонка, которая вечно лыбится!       Я не понимала, о чём они говорят, но основное уяснила — они ожидали поймать Дазая, а украли — меня. Не повезло, что уж тут скажешь!       — Эй, а на японском говорить умеете? — громко спросила я. Мужик в шапке-ушанке повернулся ко мне и посмотрел в глаза.       — Ну да, и что? — спросил тот без малейшего акцента. Я улыбнулась.       — Так-то лучше! Продолжайте! — замахала руками я. Шапка-ушанка повернулся к своим подчинённым и продолжил втирать им какую-то дичь, но уже полностью спокойно.       — Я думал, вы способны хотя бы обезвредить Дазая, но этот хитрец оказался умнее… Интересно, как он догадался про маяк на пальто, и что его нельзя снимать, иначе всё к чертям взорвётся?       — Умным оказался, п#др! — с усмешкой сказал Карточник.       — Гоголь, не матерись при детях! — укорил его Бошкозабинтованный. Я фыркнула и разразилась смехом. Мужик с картой на глазу не обратил на моё хорошее настроение ни малейшего внимания, продолжая пристально разглядывать меня. Тут он улыбнулся.       — Федя…       — Чего? — отозвался Шапка-ушанка.       — А ведь Дазай очень дорожит этим пальто!       — Ну да, я же сказал: он в нём спит! — вмешался Жирный. Карточник продолжал:       — Если эта девочка в дорогом для Дазая пальто, то и она сама для него дорога!       — Это гениально, Гоголь! — воскликнул Бошкозабинтованный.       — Ждём Дазая! — весело сказал Жирный.       — Да, Пушкин! Остаётся только ждать, ведь с первого раза вы ничего нормально сделать не можете, — спокойно произнёс Шапка-ушанка, усаживаясь в кресло-качалку.

***

      — Вы чего в Мафии забыли? Если Акутагава опять забрал Ацуши, я не виноват! — фыркнув, сказал рыжеволосый мафиози, вставший на пути работников Агентства, ринувшихся спасать украденного Ацуши. «А ведь этот рыжий больно похож на Руми… Особенно характером!» — невольно пронеслось в голове у Кёки.       — Верните мне Ацуши! Он мой! — громко воскликнула девочка, уже было бросившаяся на Чую, но Куникида остановил её.       — Тебе записка от Дазая! — твёрдо сказал он, протягивая сложенный листок бумаги.       — Что этому придурку от меня понадобилось? — Чуя жадно выхватил записку и быстро прочитал. Его лицо резко стало серьёзным. — АКУТАГАВА, ИДИ СЮДА, МЕЛКИЙ БАЛБЕС, ОТДАЙ ТИГРА!       — НЕТ! — раздался неподалёку протестующий голос Акутагавы. — ТИГР МОЙ!       — НЕТ МОЙ! — грозно взвыла Кёка и понеслась на звук голоса Туберкулёзника.       — В общем, сами разбирайтесь, а мне нужно с Дазаем кой-чего обсудить… — сказал Чуя, влезая на мотоцикл и сваливая в закат, оставляя в полной растерянности Куникиду и его отряд. Мафиози достал в движении телефон и приложил его к уху плечом, двумя руками крепко вцепившись в руль.       — Алло? — раздался самодовольный голос этого, походу бессмертного человека, сразу выбесивший Чую.       — Дазай, гад! Что тебе нужно?       — Причём тут я? Это же ты звонил! — продолжал издеваться скумбрия.       — Неважно! Куда ехать?       — Приезжай прямиком в Агентство. Я скоро подойду.       — Понял.       — Молодец, малыш!       — ДАЗАЙ, ТВАРЬ ТАКАЯ, УБЬЮ!       Гудки. Дазай бросил трубку.

***

      — Эй… Как тебя?.. Федя! — позвала я, окончательно замёрзнув в одном пальто на холодном бетонном полу. Шапка-ушанка повернулся и посмотрел на меня.       — Достоевский. Я Достоевский. А Гоголю сейчас от меня лично прилетит!       — Федя, да ты пьян как никак! — протянул Карточник. — Иди домой!       — Сам пошёл знаешь куда! — огрызнулся Шапка-ушанка, допивая содержимое трёх литровой банки, чем-то похожее на мутную воду.       — Хватит меня игнорировать! Мне холодно! — ныла я. Достоевский поднялся и начал ходить из угла в угол что-то бормоча.       — Всё! Пушкин, доконал ты нашего предводителя! — обречённо сказал Бошкозабинтованный, отбирая банку у Шапки-ушанки.       — А что я? — возмущённо взвыл Жирный. — Я не виноват, что Дазай такой умный! Сам бы поймал его, раз уж так, Гончаров!       Пока Гончаров и Пушкин дрались, Гоголь заполучил банку и теперь весело ухахатывался в углу. Достоевский опять сел в кресло и, видимо, протрезвев, начал о чём-то думать, хитро улыбаясь. Тут он поднял взгляд на недовольную меня.       — Как тебя зовут, девочка? — ласково спросил он. Я поднялась с пола и подошла к нему, внимательно вглядываясь в его глаза.       — Руми! — улыбнулась я. — Меня зовут Руми!       — Приятно познакомиться, Руми! — продолжал улыбаться Достоевский. Его глаза всё ещё были мутными, он всё же не до конца протрезвел.       — Мне холодно, не могли бы Вы дать мне что-нибудь? — ухмыльнувшись про себя, попросила я. Достоевский улыбнулся шире и, сняв с себя ушанку, нежно натянул её на меня.       — Так теплее? — заботливо спросил он.       — Эй, Пушкин! Гончаров! Остановите Федю! Стадия ора закончилась, началась стадия ловеласа! — проорал из угла Гоголь, снова прикладываясь к банке и смеясь, как умалишённый.       — Зачем тебе Дазай? Мы гораздо лучше! Смотри, как у нас весело! — ласково говорил Достоевский, усаживая меня на колени и обводя рукой в воздухе своих подчинённых. Я только улыбалась и грелась о Достоевского, ведь он был довольно тёплый. Пушкин, вытирая кровь из-под носа, подполз к Гоголю и, забрав банку, хлебнул спиртного. Бошкозабинтованный, потирая фингал, поставленный Пушкиным, подошёл к ним и забрал карту на глазу Гоголя. Тот с этого поржал и предложил сыграть.       — Согласен! — отозвался Пушкин, отлипая от банки.       — Может, тогда на раздевание? — окидывая меня оценивающим взглядом, сказал Достоевский.       — Я думаю, это того не стоит! — беря меня на руки и отрывая от пьяного Достоевского, ответил Гончаров. — А ты, Достоевский, пойди и проветрись. Пока не протрезвеешь, назад не пущу!       Достоевский обиделся и пробурчал:       — Вообще, я тут главный!       Он развернулся, махнув плащом, и ушёл в дверь, провожаемый заливистым смехом Гоголя.       — А ты в карты играть умеешь? — обратился ко мне Гончаров.       — Нет… — задумчиво протянула я, глядя на Гоголя, раскладывающего карты на полу.       — Научим! — весело произнёс Пушкин, быстро подползая ко мне и показывая несколько карт.

***

      — ДАЗАЙ, ТЫ ГДЕ?! — Чуя стоял у входа в Агентство, и, честно сказать, ему было неуютно. Тут на улице показался какой-то высокий брюнет, летящей походкой приближавшийся к нему. Чуя напрягся, когда этот мужик помахал ему и проорал:       — Давно не виделись, Чуя!       Когда мужчина подошёл к мафиози, Чуя спросил:       — Ты вообще кто?       Брюнет сник и обиженно протянул:       — Неужели ты и вправду не узнал меня, коротыш?       Обращение к нему сразу вернуло память Чуе.       — ДАЗАЙ, ТВАРЬ! ХВАТИТ МЕНЯ ТАК НАЗЫВАТЬ! И вообще… — мигом успокоившись, спросил Чуя. — где твоё пальто?       — На твоей сестрёнке! — с победной улыбкой произнёс Дазай.       — Ч… чегось? — поразился Чуя. Тут его лицо резко изменилось, и он бросился на Дазая, пытаясь взять его за шиворот, но рост не позволял. — ТЫ ГОВОРИШЬ ПРО РУМИ?!       — Да! — спокойно ответил Дазай.       — Но… Где она? Что с ней? Почему она в Агентстве? — тут Чуя кое-что вспомнил. — Я… Я надеюсь, вы не принимали её в Агентство!       — Она ищет тебя. Сейчас она в Агентстве, Куникида её запер от греха подальше. И нет, мы не принимали её в Агентство. Она не высказывала таких желаний.       — Стоп… ЧТО ТВОЁ ЧЁРТОВО ПАЛЬТО ДЕЛАЕТ НА МОЕЙ СЕСТРЁНКЕ?! ТЫ ХОТЕЛ СОВЕРШИТЬ С НЕЙ СУИЦИД?!       — Если честно, была такая мысль. Она даже признавалась мне в любви! Я уже подумал, что это судьба, но потом узнал, что это твоя сестра…       Чуя, фыркнув, выпустил Дазая. Потом он вновь кое-что вспомнил и поднял глаза на брюнета.       — Что… Что случилось с родителями? Она говорила?       — Они мертвы, Чуя, — тихо ответил Дазай.       — ЧТО?! И ТЫ НЕ СКАЗАЛ СРАЗУ?! Руми… Руми всё это время была одна! Я… боюсь представить, что она пережила…       — Ты даже не грустишь, что твои родители умерли? — поразился Дазай. Чуя хмыкнул.       — Мать сама виновата, а отец, понятное дело, застрелился! Я прав?       — Да… Но как ты…? — хотел спросить Дазай, но Чуя прервал его.       — Веди меня к Руми, сейчас не время рассказывать!       — Успокойся, Мистер Модная Шляпка! Ничего с Руми не случится в запертом Агентстве! — утешающе сказал Дазай Чуе, тянувшему его за руку в здание. Они поднялись по лестнице, Дазай вытащил ключи и открыл кабинет.       — Ничего не случится, говоришь?! — прокричал Чуя в пустом кабинете. Дазай растерянно стоял у входа, когда в комнату влетели, сбив его с ног, работники Агентства, спасшие Ацуши и прибежавшие на вопли Чуи.       — ЧТО ТУТ ТВОРИТСЯ?! — громогласно спросил Куникида, увидев плачущего Чую и успокаивающего его Дазая.       — Руми пропала! — хором ответили эти двое.       — Как? Я же специально запер её!       — Да разве Накахару остановит какая-то дверь? — с издёвкой спросила Кёка.       — Эй, ребята! Тут записка! — воскликнула Наоми.       — И пистолет! — показал оружие пропавшей девочки Кенджи.       — Что в записке? — спросила Йосано.       — Не знаю, тут на другом языке написано! — ответил за сестру Танидзаки.       — Дай сюда! — выхватывая записку и свой телефон, сказал Куникида. — Для этих целей есть переводчик! — блондин набрал текст и перевёл. — Это русский… Сейчас прочитаю… Мы сп#здили вашего Дазая!       — Что?! — хором воскликнули все, находящиеся в комнате.

***

      — Что-то Достоевский задерживается… — обеспокоенно протянул Гончаров после очередной партии в дурака.       — Я позову его! — воскликнула я, вскакивая с пола и выбегая за дверь. — ДОСТОЕВСКИЙ! — позвала я.       — Я здесь! — хрипло отозвался в конце коридора Федя. Я подбежала к нему и испуганно охнула — он висел над пропастью в полу, зацепившись плащом за железную балку.       — Ты кто? — удивлённо спросил Достоевский.       — А вот и третья стадия опьянения Достоевского! — раздался сзади меня торжествующий голос Гоголя. Я обернулась и непонимающе посмотрела на него. — Будешь? — Гоголь услужливо протянул мне банку. Я вежливо отодвинула её от лица. — Ну как хочешь! — хохотнул Гоголь, прикладываясь к спиртному.       — Вы что тут устроили? — воскликнул Гончаров, подходя к нам и вытаскивая Достоевского из ямы.       — Мы всего лишь наблюдали третью стадию опьянения Достоевского! — ответил Гоголь, делая очередной глоток.       — А что это за стадия? — спросила я.       — В данный момент он всё забыл, правильно? — спросил Гончаров у Достоевского.       — Что-то не так? — вопросом на вопрос ответил тот.       — Феденька, ты такой милый! — трясясь от беззвучного смеха и гладя Достоевского по голове, сказал Гоголь. Тот зевнул и, закрыв глаза, повис в руках Гончарова. — О, четвёртая стадия! — заорал Карточник.       — Уснул… И где он только умудряется найти спиртное, когда его отправляют трезветь? — проворчал Гончаров, взваливая на плечо посапывающего Достоевского. — Пошли обратно! — позвал меня он и, повернувшись, двинулся к двери. Гоголь уселся на пол и помахал мне рукой. Я кивнула и побежала за Бошкозабинтованным.