***
Блай Нимандер сорвал с ворот обрывок пергамента, прибитый заржавевшим гвоздём. Снега и дожди, суровая зима в горах почти полностью выбелили чернила, и лишь кое-где проступали бледные, призрачные буквы, иногда слоги. Понять, что написано на листе, было невозможно. – Я был тут прошлой весной, читал, – сказал Микал. – Сказано, что в замке вспыхнула лихорадка. Купцы из-за моря привезли. Многие умерли, а тем, кто выжил, по милости короля даровано новое жилище. Замок полон заразы, заходить за ворота нельзя. – Микал чуть помолчал, а потом осторожно добавил: – Только неправда это. – Почему? – спросил Блай. – А что, похоже на правду? – Я тут не был никогда. Ни мест этих не знал, ни Ортигернов. Может, и похоже… – А я был. – Ну, раз ты думаешь, что всё это ложь, – начал Блай, сминая пергамент в комок, – то не побоишься войти со мной в замок. – Не побоюсь, – ответил Микал. Блай отыскал Микала в Хенгисте, где тот пропивал деньги, вырученные в плавании далеко за Гессем. Он сошёл на берег шесть дней назад и за это время сумел пропить лишь половину жалованья. Он никуда не желал идти с Блаем, пока не пропьёт вторую, так что тот просто приказал своим людям вынести Микала из кабака, засунуть в карету и увезти в дом, где Блай поселился. Громкое имя делало своё дело: никто не решился препятствовать знаменитому военачальнику. Блай никогда не стал бы таким способом нанимать проводника, если бы не одно обстоятельство, которое делало историю Анселя Ортигерна ещё более странной, чем она уже была. Никто в Хенгисте не вызывался провести Блая до замка Ортигерн. Несмотря на то, что нужных книг в обители Всевидящих Жён не оказалось и все они, по словам хранительниц, были отосланы в Клюв, Блай всё равно остался в городе на пару недель, чтобы дождаться, когда в горах сойдёт снег и откроется Тропа-над-морем. Но даже за две недели он не сумел найти того, кто провёл бы его туда. На карты ему не советовали полагаться, особенно весной, когда реки были ещё полноводны, а снег кое-где не сошёл. Все, как один, говорили, что, если выйти на тропу, там уж не ошибёшься, но вот до того в горах можно было заплутать так, что вовек не выберешься. Однако проводников, согласных пойти туда, не находилось, и только после долгих расспросов один меняла посоветовал поискать человека по имени Микал-Соловей; он краем уха слышал, что тот опять объявился в Хенгисте. – Он не проводник, но несколько лет был личным охранником досточтимого Делвата, пусть душа его отдыхает, а тот ходил Тропой-над-морем не по разу в год. Соловей должен знать дорогу. Микал согласился пойти Тропой-над-морем не сразу, но всё же согласился, и Блаю показалось, что не щедрое вознаграждение было тому причиной. – Зачем вам идти Тропой? – спросил Микал. – На дальний север можно попасть и проще. А Тропа… Там же ничего нет. – Я хочу увидеть остатки Алой Иглы и замок Ортигерн. – И то, и то – плохие места, – проворчал Микал. – Что там смотреть? Алая Игла – гора камней, а замок… Таких везде полно. Башни, стены… – Оттуда ваш король. – Король-то, может, и оттуда, но, поверьте, замок от этого лучше не сделался. Блай не стал спорить. Не мог же он сказать, что один раз увидел Анселя Ортигерна и не мог уже забыть, – и это главная причина, гораздо более значимая, чем поручение короля. Он должен разгадать Анселя не для него, а для себя. Он чувствует, нутром чует в истории с ежевичным королём неправильность. И она не в том, что Ансель – юноша из сказок, способный понести и родить ребёнка. Это известно всем, а есть и то, что скрыто, словно кровавый отблеск клинка, который стараются спрятать во тьме. Мрачная и непроглядная тайна. Об Анселе и семье Ортигернов в Бессе было известно не больше, чем в столице Вечного королевства. Мать его видели лишь раз, перед свадьбой, остальную родню – никто и никогда. Поговаривали, что король Эмонд стыдится их: они не самого знатного рода, из глуши, грубы и неотёсанны. Но Блай не верил: по словам Ирмина, не раз видевшего младшего короля, тот обладал тем небрежным и уверенным изяществом, которое редко даётся от природы, а чаще впитывается с ранних лет детьми, которым повезло родиться у знатных и образованных родителей. Да Блай и сам видел: будь Ансель простачком из глухомани, он не смог бы вести себя на той церемонии под взглядами тысяч с таким мягким, естественным спокойствием. Его семью скрывали ото всех по другой причине, и Блай хотел её знать. В Хенгисте госпожу замка Ортигерн помнили как исключительно умную и достойную женщину, возможно, малость заносчивую. В городе ещё недавно жили её родная сестра и двоюродный брат, но и они таинственным образом куда-то исчезли незадолго до того, как король Эмонд объявил о предстоящей свадьбе. Из детей госпожи Ифанны в Хенгисте хорошо знали только двоих старших; их она брала с собой, когда навещала знакомых или делала приношения в храмах. Анселя многие видели, но мельком, никто с ним не разговаривал, запомнился он только яркой внешностью, больше ничем. Микал толкнул створку ворот, и она неожиданно легко подалась. Двор замка Ортигерн перед ними был пуст и грязен. Подхватив свою и вьючную лошадей под уздцы, Микал шагнул во двор, Блай повёл коня вслед за ним. В путешествие по Тропе-над-морем они отправились вдвоём, Блай не стал брать приехавшую с ним охрану и даже оруженосца. Почему-то именно это казалось верным. В самом замке они не обнаружили ничего, что пролило бы свет на судьбу его обитателей. Всё осталось нетронутым, словно хозяева выбежали из комнат, не взяв ничего в дорогу. Разве что отсырело за зиму. Пропали только бумаги и книги из маленькой комнаты, где стоял большой стол и шкафы с резными дверцами. На столе было много пятнышек от чернил, и поэтому Блай решил, что хозяева замка тут работали: записывали, сколько яблок собрано, сколько сыров заложено, сколько серебра выплачено прислуге. Блай с Микалом обошли все хозяйственные постройки, но и там не нашли ничего интересного. Замок был небольшим, и они управились меньше чем за час. – И стоило ехать сюда ради этого? – беззлобно проворчал Микал. – Это всё? Больше ничего нет? – Если выйти во-о-он через те ворота, – указал Микал, – то попадёте в долину. У них там сад был, даже посевы какие-то, вроде. Хотя что тут вырастишь? Блай постоял посреди двора, не в силах оторвать глаз от поднимающихся со всех сторон гор. Он сам рос в горном краю, но здесь всё было иначе. Горы Звёздного берега были куда выше, опаснее, холоднее… Блай зашагал к воротам, которые выводили в долину, отметив попутно, как умно был выстроен замок. Он перекрывал вход в долину, наверняка единственный… Весна едва-едва пришла сюда, и на деревьях в саду не было пока листьев, только цветы набухали в белых и розовых бутонах. И если бы не это, Блай мог бы не заметить взбугрившуюся землю на лугу позади сада, – густая листва скрыла бы чуть поросшие травой холмики. Блай пошёл туда через прозрачный сад. Там, где кончались деревья, была узкая ложбина, в которой до сих пор стояла вода, а выше неё – луг, покрытый яркой и плотной, как щётка, молодой травой. Трава покрывала и холмики, но пока редко, – значит, они появились здесь недавно и к тому же в одно время. Блай медленно выдохнул. Он и так понял, что это были могилы, а подойдя поближе, заметил ещё, что там были подобия надгробий: высокие камни, большинство из которых, будучи неглубоко врыты, попадали. – Я не дошёл сюда в том году, – раздался позади голос Микала. Он стоял по другую сторону ложбины. – Здесь четырнадцать могил, – сказал Блай, обходя их. Болезнь была ложью, выдумкой – он тоже это понимал. Но что здесь, во имя всех богов, произошло?! Король приказал вырезать всю родню Анселя и сделал потом его своим супругом? В это невозможно поверить! В чём смысл? – Это Ортигерны, как думаешь? – спросил Блай. – Многовато. У короля шесть братьев и сестёр, а могил четырнадцать. – Слуги? – Со слугами получается мало. Сколько же их было? Старик этот, потом муж и жена, у них трое детей, потом ещё другая семья… – Микал загибал пальцы, считая про себя. – Ну да, три семьи… Получается, четырнадцать, если я не забыл никого. А, ещё был этот… Учитель, брат из Пустой Горы. – Брат из Пустой Горы? – переспросил Блай. – Помнишь его имя?! – Имя не вспомню, странное какое-то. Он не отсюда был, не с Полосы. Не нашей породы, но и не такой, как вы. Волосы светлые и глаза тоже. – Так значит, всего домочадцев, кроме семьи, было пятнадцать, – сказал Блай, склоняясь над одним из надгробий. – Похоже, что один выжил… Он их и похоронил. – Может, солдаты их закопали? – предположил Микал. – Которые послание на двери оставили. – Нет, они бы вырыли общую могилу и скидали туда тела. И камни бы ставить не стали. Блай потёр рукой поверхность камня и понял, что ему не показалось. Там на самом деле были нацарапаны какие-то линии. Блай присмотрелся – получалось что-то похожее на цветок. Он осмотрел другие камни, и на них нашлись стрела, круглое лицо, как на детском рисунке, топор, собака, ещё какие-то непонятные изображения. Обитателей замка Ортигерн похоронил здесь кто-то, кто не умел писать, но для кого эти люди были важны, он видел в них не груду безымянных тел, а кого-то, кого он знал и любил. Цветок, стрела, дерево… Всё, что осталось. Блай с Микалом вкопали упавшие камни, постояли возле могил, склонив головы, и пошли обратно в замок. Около поилки для лошадей, заполненной грязной мутной водой, стояла каменная скамья, и Блай тяжело опустился на неё. Хотя он ничего не выяснил в этой поездке, он теперь точно знал, что с последним браком Эмонда Теодемира точно была связана какая-то тайна. Он не ошибся, король отчаянно хотел что-то скрыть. Сколько смертей… Чего ради? Неужели, чтобы заполучить этого полуволшебного Анселя? Но Эмонд же король, он и без того берёт в своих землях что только пожелает. Как ему могли помешать слуги? Блай достал флягу с крепким, так что дух вышибало, напитком, что варили в Хенгисте из перебродивших яблок. Пробирало до слёз. Сделав несколько глотков, он протянул флягу Микалу. – Довольны путешествием? – Микал встряхнул флягу, чтобы проверить, сколько там осталось. – Да, – ответил Блай. – Потому что мы теперь знаем. Даже если только мы двое, но всё равно: кто-то хранит память. Микал угрюмо молчал, а потом, сделав последний глоток, отёр губы и вернул флягу Блаю. Тот снова спросил: – Может, всё же расскажешь, что тебе известно про эти дела? Ты ведь что-то знаешь, потому и сбежал в Гессем. – Да ничего почти, просто бывал здесь. Ещё раньше... А молчу, потому что жить хочу. Я несколько лет работал на Делвата, он здесь всегда останавливался. А потом он меня, как бы сказать, ну, отослал… Я в Хенгисте с девушкой одной сошёлся, я ей не ровня, конечно, отец у неё купец… По-честному, купчишка мелкий, к Делвату близко не стоял. Когда семья прознала, отец и братья убить меня хотели, к хозяину ходили. Он меня не выдал и услал на корабле, который за мрамором ходит, а это полгода, не меньше. Сказал, пока ты катаешься туда-сюда, всё забудется. Я год назад как раз вернулся… На корабль первым чиновник поднимается, и он нам сразу и сказал, что Делват погиб. Плыл в Гессем, пираты напали. Я тогда пожалел его, конечно, но ничего такого не подумал, с кем не бывает, море всё же… Пошёл к Кабану, он охраной в Хенгисте командовал, в море не выходил. А он тоже умер, в переулке за «Золотым конём» зарезали. Ещё приятели были, кто из охраны Делвата, тоже никого… Один просто пропал, другой… Да ладно… Про Ортигернов я уже сильно позднее узнал, что родня их из города вся исчезла, а они ведь не те люди, чтобы пропал, утонул, в драке зарезали… Потом догадался, что неспроста это, к тому же всё в одно время произошло. Микал сплюнул на землю и застыл, низко опустив голову. – Ты поэтому сюда поехал? – спросил Блай. – Да. Сначала понять не мог, что случилось. Да я и сейчас не понял, но знаю только, что всё сюда тянется. Ну или не сюда, а к мальчишке этому окаянному. Король он теперь, ты подумай! – Раз ты знал, что ж молчал, когда я тебя спрашивал? – Я что, дурак о таком болтать? Я когда про Делвата, Кабана и остальных узнал, хотел пойти тут… К судье, ещё куда… Объяснить, что всё это очень подозрительно, будто намеренно кто всех извёл. Хотел, но всё никак не решался, тянул. А потом про Ортигернов услыхал и понял, что идти к судье не надо. Если бы я тогда пошёл, тоже бы в драке зарезали. Так что я никому и слова не сказал, сразу в плаванье ушёл. А сейчас… Замок этот проклятый увидел, могилы! Нет уже сил молчать… Четырнадцать могил. А мои друзья? Их не меньше! А сколько людей с Делватом в море сгинуло? – Ты знаешь почему? – спросил Блай. – Я сначала на Анселя подумал, прикрывает грешки свои. Но, опять же, родня его пропала. Да и нет у него такой власти. Это от короля всё идёт. От настоящего, то есть короля, от Эмонда. – Грешки? – повторил Блай. Это слово, когда он его услышал от Микала, звучало теперь эхом в висках и не переставало. – Точно хотите знать? – Микал потёр руки друг о друга, словно ему вдруг стало холодно. – Их ведь за то и убили, – он кивнул в сторону долины и безымянных могил, – за то, что знали лишнего. – Меня не так просто убить, – усмехнулся Блай. Микал начал толкать каблуком сапога круглый камень, выступавший над утоптанной землёй. Он пинал его со всё нарастающим остервенением, пока камень не вышел наружу и не вывалился. – Зачем это вам? Король Лотар послал? – Разве он послал бы меня? Я не очень подхожу для таких заданий. – Слишком заметны, – согласился Микал. – Я сам хочу знать. Я прочитал все книги про Звёздный берег, какие сумел найти в Королевской библиотеке, а ваш ежевичный король… Он и его семья – одни из последних, кто остался от древней крови. Король Эмонд так хотел наследника, что решился на брак с ним, хотя Теодемиры должны бы ненавидеть весь этот род, это понятно. Но зачем убивать слуг из замка, твоего хозяина, его слуг? Этого я не могу понять. – Супруг короля должен быть… Как же это говорят? – Микал наморщил лоб. – Непорочен. – А Ансель? – Это точно не про него, – зло скривился Микал. – Он не девка, за вышивку его не посадишь, вот и путался, с кем только хотел. Я в замке редко бывал, всех дел не знаю, но хозяин мой уж не просто так сюда наведывался. И Тьефан, из охраны тоже, мечник, всё по нему сох… Сам не видел, но думаю, что добился дурак своего, за то потом и умер. Покоя ему не было, глаз с мальчишки не сводил, а потом как-то раз – и успокоился. Перепало, видно… Ансель этот – сущая отрава. А сам – ничего не боялся, как будто двадцать жизней. Рассказ Микала оборвался резко, как будто он хотел сказать что-то ещё, но передумал. Блай не стал спрашивать. Того, что он услышал, было и так слишком много. Он представлял Анселя другим, и узнать, что его жизнь до замужества была такой, было странно, почти невозможно. Теперь он чувствовал себя уязвлённым, но как будто больше понимал теперь Анселя и холодную тоску в его взгляде. Погибли или пропали все, кого он знал, а он сам оказался заперт во дворце с человеком, который его, скорее всего, презирал и терпел только ради наследника. В Хенгисту они возвращались молча: желания говорить не было, да и ветер поднялся такой, что всё равно сдувал все слова. Городские предместья были необычно шумными, а когда Блай и Микал проехали за ворота и оказались в богатых кварталах, где селилась знать, купцы, военные чины, им показалось, что они оказались внутри растревоженного улья. На улицах было людно, туда-сюда метались рассыльные. – Что случилось? – крикнул Микал стражнику, охранявшему ворота в богатый купеческий дом. – Что за суета? – Король умер. Не знаете, что ли? – ответил стражник. – Который король? – Блай так дёрнул поводья, что конь под ним вскинулся и заплясал. В голове пронеслось: Ансель? Лотар? Сквозь грохот копыт по мостовой Блай едва сумел разобрать, что король Эмонд. Перерезали горло на улице среди бела дня.***
Блай ввалился в Олений дом – так называлось посольство верховного короля в Бессе из-за оленя на гербе, – когда только начало светать. Он провёл две ночи без сна, пока скакал сюда из Хенгисты, останавливаясь лишь затем, чтобы сменить лошадь и взять запас еды. – Воды! – крикнул он слугам. – И вина! Его немного пошатывало от недосыпа и долгой скачки, так что он рухнул в первое же подвернувшееся кресло. Слуги принесли воды, вина и поднос закусок. С верхнего этажа, где до того была полная тишина, слышался топоток и звуки голосов: наверняка готовили его комнату. Блай прикрыл глаза. Он так устал, что уснул бы прямо здесь – и тогда не надо было бы подниматься по высоченной лестнице на второй этаж. Но нет, спать было нельзя. Сначала надо найти Ирмина или кого-то из его пронырливых помощников и узнать, что в Бессе происходит сейчас. И что с другим королём? Блай злился на себя. Почему, почему Ансель Ортигерн, утяни его в Изнанку, так важен? Почему он вообще о нём думает? Почему не может выкинуть его из головы? Он даже не разговаривал с ним ни разу, видел издалека… Да, история Звёздного берега волновала его до дрожи, так что он в детстве уснуть не мог по ночам, но разве этого достаточно? Дверь в дальнем конце комнаты грохнула, и Блай открыл глаза. Держа зажжённый канделябр, вошёл заспанный и растрёпанный Ирмин. Вместо привычной одежды он был замотан в какую-то узорчатую мантию вроде тех, что носят купцы из Нантуи. – Генерал Нимандер, вы подняли на уши весь дом! Что за срочность, что вы пришли в такое время? – Я решил тут временно остановиться. Отоспаться. Как генерал я ведь имею на это право? – Несомненно да, – без большого воодушевления ответил Ирмин, ставя канделябр на стол. – Но разве нельзя было прийти утром? – Я гнал из Хенгисты почти без отдыха, и поверьте, у меня не было никакого желания ждать у ворот, пока вы проснётесь. – Это из-за убийства Эмонда? – Ирмин уселся в кресло напротив Блая. Тот указал на поднос, который принесли слуги: – Хотите есть? – Не в такую рань, – отмахнулся Ирмин. – Так что? – Да, из-за Эмонда. Это очень тревожные новости. – Очень. Я был как нельзя рад, что вы оставили часть вашего отряда здесь, в Бессе. – Вам угрожали? – Всерьёз нет. Но ворота и стены закидали всякой дрянью, выкрикивали угрозы, обвиняли нашего короля. В город я выезжал только с толпой охраны. А потом отвлеклись на Эзгара, конечно. – А что с Эзгаром? – Так вы не знаете? Придётся вам много рассказать… И Ирмин рассказал про убийство Эмонда, про нападение на замок, про бой в башне и про то, как король Ансель и наследница спаслись только благодаря чуду: обвалилась старая лестница. Хотя ходили слухи и про землетрясение. В нападении на принцессу Отилию обвинили Эзгара Гнилые Руки, и сейчас тот находился в своём поместье на берегу залива буквально в осаде. Возможно, разгневанные жители Бессы его и захватили бы, не отправь канцлер Келлесп отряды, чтобы сдерживать толпу. Со стороны моря ни в поместье, ни из него никто тоже не мог попасть, потому что десятки кораблей и лодок держали оцепление. – Вы думаете, это и правда был Эзгар? – спросил Блай. Ирмин помолчал, потирая холёные руки, но потом ответил: – Возможно, в игру вступила какая-то неведомая нам сила, но из того, что известно мне, смерть Отилии выгодна только Эзгару. – Но устраивать такую резню в открытую… Это же полнейшее безумие! – Во-первых, – с лёгкими учительными нотками начал Ирмин, – всё должно было произойти тихо и незаметно. Вамбы не должно было в этот вечер быть в замке, но он, видите ли, что-то заподозрил и вернулся*. Во-вторых, если бы покушение удалось и власть была захвачена, то нам рассказали бы совсем другую историю. Например, что принцессу убил её собственный отец. – Ушам своим не верю... Эмонда даже похоронить не успели… – Мои осведомители говорят, что у Эзгара были причины спешить. Я слышал, – Ирмин понизил голос, – что Ансель Ортигерн снова ждёт ребёнка. Эзгар про это прознал и боялся, что скоро объявят во всеуслышанье. На похоронах, например. Вот и торопился, пока у Отилии не появился свой наследник. У Блая от всего этого начала болеть голова. Ещё и вино ударило, и комната иногда начинала кружиться перед глазами. А что, если это не Эзгар, а кто-то другой? Может быть, Лотар? Мог он на такое пойти? Блай с содроганием понимал, что мог. Он сам учил его когда-то, что схватка редко бывает чистой и честной. Но Лотару, действительно, не было выгоды это делать. Если бы умерла Отилия, Полоса всё равно не досталась бы ему без борьбы – на трон метил бы Эзгар и куча его детей обоих полов. Воцарение ребёнка, которому не было и года, наоборот, было Лотару выгодно. У него появилось бы место в Совете регентов и возможность влиять на Полосу так сильно, как никогда. – Пока всё складывается к нашей выгоде, – сказал Ирмин, словно услышав его мысли. – Королю Анселю потребуются союзники. – А когда похороны? – спросил Блай. – Или уже были? – Сегодня перед закатом. Блай кивнул: он как раз успеет отоспаться. – А с убийством Эмонда что? Нашли того, кто это сделал? Ирмин довольно улыбнулся: – Король Лотар был так добр, что откликнулся на мою просьбу и прислал сюда изыскателя. Блай выпрямился в кресле: – Он здесь? – Уже взял след и идёт за убийцей. Движется на юг. Больше ничего не знаю. Честно говоря, я выдохнул с облегчением, когда изыскатель покинул этот дом. Вернее, изыскатель-то ничего, но этот… э-э-э… зверь… Полумрак. – Я видел один раз и тоже больше не хочу, – согласился Блай. – Три года назад задушили придворную даму, прямо во дворце, и король велел выпустить его. Он нашёл убийцу через два часа. Я не слышал, чтобы он хоть когда-то ошибался. Засыпая, Блай думал о похоронах, о столь странном землетрясении и о Полумраке. Он найдёт убийцу, Блай не сомневался. И вдруг в голову ему пришла страшная мысль – а если это Ансель? У него, если судить по тому, что Эмонд сделал с его семьёй, не было причин любить своего мужа и короля. Что, если он нанял убийцу? Изыскатель доберётся до него, это несомненно. – Пусть это будет не он, – прошептал Блай. – Только не он, пожалуйста.***
Вместе с Ирмином и Мабоном Блай опять стоял в первых рядах. Прощание с королём проводилось не на верху лестницы, а ближе к подножию, так что Блай мог рассмотреть каждую морщинку на жёлтом лице Эмонда Теодемира. Оно было щедро посыпано золотой пудрой, и заходящее солнце заставляло её искриться и играть. Ничуть не меньше золотой пудры было на лице супруга покойного, и оно было столь неподвижно, что напоминало металлическую маску. Анселя опять не было на протяжении почти что всей церемонии, и он появился в самом конце, с Отилией на руках. Как и в прошлый раз, его сопровождали Всевидящие Жёны. Они стояли так близко к нему, словно боялись, что он сбежит. По другую сторону гроба, но в отдалении, позади жрицы Потери стояли две женщины в одеяниях Серого дома. Ирмин в самом начале церемонии шепнул Блаю, указав на них: – Королевы. Это были другие супруги Эмонда. Блай помнил, что вторая умерла в родах, значит, это были первая и третья. Они были похожи друг на друга, как мать и дочь. Разного возраста, но обе светловолосые, статные, с тонкими чертами лица, сводчатыми бровями, округлыми пухлыми губами. Даже если не считать того, что Ансель был мужчиной, он отстоял бесконечно далеко от идеала красоты короля Эмонда. Всю церемонию бывшие королевы простояли смиренно потупившись и, лишь когда появился Ансель, изредка переводили на него глаза, быстро и воровато. Когда тело короля Эмонда наконец подняли на золотых носилках и унесли, вперёд вышел канцлер Келлесп. Он неровно дышал, как будто волнуясь, и оттого речь его получилась сбивчивой. Говорил он о покойном короле и о его наследнице; перечислив славные деяния Эмонда, он объявил, что было определено благоприятное время для коронации принцессы Отилии. Она будет принародно объявлена королевой на этом самом склоне в третий час после восхода солнца в первое новолуние после сегодняшнего. Толпа взревела. Блай всё это время наблюдал за Анселем. Он стоял справа от Келлеспа вместе с придворными, охраной и жрецами, но Всевидящие Жёны пытались оттеснить его назад. Они то тянули его, то подталкивали, но действовать более явно не могли из-за того, что оставались у всех на виду. Эта полускрытая возня продолжалась до тех пор, пока откуда-то из теней не выступил худой мужчина в форме королевской стражи, с блестящей саламандрой Теодемиров на груди и винно-красной перевязью. Его лицо было узким, как наконечник стрелы, и мрачным. Он коснулся локтя одной из Жён, самой высокой и крупной, и что-то тихо сказал. После этого Анселя оставили в покое. Ансель вёл себя так, словно ни подталкиваний не чувствовал, ни слов не слышал, стоял неподвижно, точно статуя, и лишь в глазах вспыхивало пламя отражённого солнца. Но как только Келлесп закончил говорить, Ансель выступил вперёд, к самому краю мраморной площадки. Жёны были готовы броситься за ним, но Ансель верно всё рассчитал – при таком количестве зрителей они не могли ему помешать. Вся Полоса смотрела на них. Блай подумал, что он угадал: Всевидящие Жёны при нём были не прислужницами, а скорее тюремщицами. – Страна осиротела, как и моя дочь, – заговорил Ансель без всякого вступления. Его голос был не звонким, но звучным. Толпа зашумела, но больше неодобрительно. Блай тоже никогда не слышал, чтобы скорбящие супруги умерших правителей обращались к людям на похоронах. Им было предписано оплакивать своих мужей и молчать. Неодобрение нисколько не смутило Анселя, в глазах его плясал тёмный огонь. В лице было нечто такое – тень безумия, – что Блаю казалось, Ансель вот-вот разрыдается или рассмеётся. – Отилия, – он на миг опустил глаза на младенца у себя на руках, – слишком мала, чтобы править. Должны быть выбраны достойные люди. Я хочу, чтобы вы присутствовали при этом. Через два дня в полдень на этих ступенях. От восторженного воя толпы у Блая заложило в ушах. Он повернулся к Ирмину за объяснением. Тот недоумённо пожал плечами: он называл то же самое время выбора регентов, но оно должно было произойти в Клюве в одном из залов Совета. Канцлер Келлесп тоже пребывал в недоумении, но недолго. Ему было не привыкать к разного рода неожиданным поворотам. Он воздел руки, призывая толпу к молчанию. Гул постепенно стих… – Регентов выбирает Большой Королевский Совет, – объявил он. Толпа зло и разочарованно взвыла. Ансель поманил их, и теперь забрать у них право выбирать было всё равно что вырвать кость из зубов у оголодавшего пса. – Так было всегда, и это не может быть изменено, – и, прежде чем толпа снова завопила, Келлесп добавил: – Но… Но мы ждём, что народ Полосы почтит нас своим присутствием. В выступлении Келлеспа не было никакого смысла, он должен был высказаться для того лишь, чтобы сохранить видимость контроля над ситуацией, которую король Ансель так бесцеремонно шатнул. Тот, не дожидаясь, когда Келлесп завершит очередную цветистую речь, резко развернулся и пошёл прочь от края площадки. В толпе жрецов и охраны всё смешалось, но Блай успел заметить, что Ансель сразу же отдал Отилию какой-то женщине. Похоже, он брал её на руки, как король брал усыпанный драгоценными камнями скипетр, – только для церемоний. ________________________________________ * Почему Вамба вернулся, узнаете потом ))