Ежевичный король

      Гаата вцепилась в его рукав и потянула на себя:       – Что ты устроил? Жить, смотрю, надоело…       Ансель быстро шёл по узкому коридору, вырубленному в горе, туда, где ждали охрана и лошади. Гаата держалась к нему ближе всех, за ней торопливо шагали две новые Всевидящие, срочно призванные из ближайшей обители, а нянька с Отилией на руках едва ли не бегом бежала, чтобы успеть.       Ансель снял тяжеленную корону, давившую на лоб, и сунул в руки кому-то из слуг. Длинные серьги тоже хотелось сорвать. Мочки ушей от них распухли и болели.       Сердце у Анселя колотилось бешено и радостно. Он был едва ли не пьян от волнения. Он сделал настоящий шаг, и пути назад теперь не было. Если он совершит неверный ход или ему просто не повезёт, его убьют и не будут ждать, когда родится второй ребёнок – которого даже и не было. Но на два дня до Совета он обеспечил себе безопасность. Даже злобная ведьма Унила, будь она здесь, не посмела бы тронуть его сейчас. Но Унила была серьёзно ранена в схватке с наёмниками и только-только пришла в сознание. Миба погибла. Гаату тоже ранили, но она сегодня утром уже снова объявилась во дворце.       Ансель не знал наверняка, могли ли Жёны навредить его семье. По подслушанным разговорам он догадался, что они не знали, где содержались его мать, братья и сёстры; это было известно только доверенным лицам Эмонда в гвардии. Вамба точно знал, но он был мёртв. Одо тоже это должно было быть известно, но он мало к чему проявлял интерес после смерти супруга. И всё же Ансель думал, что Одо не отдаст необдуманный приказ. Такой человек, как Одо, будет выжидать, на чьей стороне окажется победа, он не рискнёт убить родню того, кто завтра мог стать правителем Полосы, пусть и одним из трёх.       И всё равно мысли о семье наполняли Анселя страхом. Он напоминал себе, что они уже мертвы, обречены так же, как и он, и живут взаймы, поэтому ему сейчас нет смысла быть осторожным. Если он будет действовать слишком медленно, то умрёт в тот же час, как Гаата поймёт, что он не ждёт ребёнка, и вся семья последует за ним. Единственный шанс выжить ему и остальным – рискнуть.       В Клюве его проводили в старые комнаты. Стража и распорядители дворца подчинялись правилам, установленным королём Эмондом, и пока в Полосе не появится новый хозяин, ничего не изменится: младшего короля так и будут запирать на верху башни и выпускать только для церемоний.       Ансель не спал всю ночь, продумывая и просчитывая, что ему делать в предстоящие два дня. Ранним утром новую Жену, взятую на место Мибы, пока из главной обители в Хенгисте не пришлют сестру более опытную, сменила Гаата. Она сразу поняла, что Ансель не спит сейчас и не спал с вечера, и заставила его выпить снотворного отвара.       – Хотя я зря стараюсь, – сказала она тихо. – Боюсь, тебе не доносить это дитя.       Ансель не спеша сделал последний глоток, а потом посмотрел Гаате прямо в глаза. Ей и раньше делалось не по себе от его пристального взгляда, он это знал.       – Только попробуй навредить мне. Увидишь, что будет.       – Подожду, пока закончится этот глупый Совет. Но знаешь, кто ждёт с ещё большим нетерпением? – ласково пропела Гаата.       – Унила?       – Это слишком очевидно. Даже спрашивать не стоило бы. Я говорила про Одо.       Ансель опустил глаза, изобразив тревогу, а потом вернул чашу Гаате.       Одо был опасен, но Ансель знал про него то, чего не знали Жёны: там, в башне, что-то изменилось. Он пока не знал, что именно. Одо было трудно разгадать. Вамба был бесхитростен и понятен, Эмонд был хитёр, но всё равно понятен, а Одо… Ансель не понимал, что им двигало.       После отвара постепенно начало клонить в сон, веки стали тяжёлыми, не поднять, и Ансель наконец уснул. Проснулся он уже после обеда и едва успел поесть, как раздался громкий стук в дверь. Прислуга так не стучала, лекарь тоже.       Когда дверь открылась, послышался голос Одо: его легко было узнать по протяжному южному выговору. В горле Анселя затвердел комок – от сердца поднимался давний страх, что теперь пришли за ним.       Слов было не разобрать, но Ансель слышал, что Одо и Гаата спорят.       – Это не позволено! – вдруг выкрикнула Гаата.       – Ты мне это говоришь? – не менее громко заявил Одо. – Я глава стражи, я блюду интересы моего короля и знаю, почему к нему нельзя входить. Всегда знал, не держи меня за дурака.       – Будешь говорить с ним при мне! – не отступалась Гаата.       – Это государственные дела, они не касаются Жён.       – С каких это пор он занимается государственными делами?       – С тех самых, с которых он стал ближайшим родственником королевы, а скоро Совет. И знаешь что? – добавил он. – Это ведь ты не дала мне тогда выполнить приказ! Всё началось из-за тебя!       Гаата прошипела что-то, а потом прошагала к спальне Анселя и толкнула дверь:       – Ваше величество, к вам пришли с государственными делами! – издевательски объявила она.       Ансель не стал вставать с кресла, лишь повернул голову к вошедшему в комнату Одо:       – Государственные дела? – спросил он. – Я решил, что ты пришёл меня убить.       Лицо Одо скривило непонятным, но несомненно недобрым чувством, а глаза метнулись куда-то в сторону, словно в дальнем углу комнаты был ещё кто-то, и Одо мечтал этого кого-то проткнуть мечом.       – Канцлер посчитал, что вас не стоит держать в неведении, особенно когда приближается Совет, – Одо говорил нарочито громко, знал, что Гаата подслушивает за дверью. – Старые распоряжения короля не позволяют ему навещать вас здесь, а вы не можете выйти отсюда, так что он попросил меня побыть… вестником.       Ансель ещё на погребении заметил, что Одо носил те же знаки отличия, что когда-то Вамба, а значит, стал начальником королевской стражи. Одо был отчаян и опасен, из тех, кто нападает, а не из тех, кто защищает. Он никогда не получил бы этот пост, если бы не оказался спасителем Отилии. Теперь он ещё и вестником канцлера заделался. Ансель пытался понять, что это значит для него, но пока не мог сообразить.       – Канцлер передаёт наилучшие пожелания и сожалеет, что не смог лично выказать вам сочувствие во время первого ночного бдения. Он бы непременно сделал это на втором, если бы не нападение.       Ансель кивнул:       – Передайте канцлеру мою благодарность.       Келлесп через Одо явно намекал, что помнит, что было сказано во время бдения.       – Канцлер попросил меня рассказать вам, что выяснило расследование.       Ансель тревожно поднял глаза, подумав в первый момент про расследование смерти Эмонда, но понял потом, что Одо говорил про покушение на принцессу.       – Мы допросили тех, кто попал к нам живым, а потом и тех, на кого они указали. Пока решено это не разглашать, но всё сходится на Эзгаре.       – Почему не разглашать? – спросил Ансель, чувствуя горячий прилив крови к голове.       Он задышал медленнее, чтобы успокоить закипавший гнев: сейчас не время, не время… Слишком важный разговор.       – Келлесп говорит, это пошатнёт дом Теодемиров.       – Эзгар – не Теодемир, – отчеканил Ансель. – Если Келлесп не объявит об этом, я сам сообщу на Совете.       – Неудивительно, что король держал вас взаперти, – ухмыльнулся Одо.       – Так что вы узнали? Всех сообщников нашли?       – И во дворце, и за его пределами. Эзгар готовил всё второпях, наоставлял следов.       – Ему так не терпелось убить ребёнка?       – Он сделал это из страха. Началось всё, ещё когда король был жив… – Одо покачал головой. – Эзгар пытался отравить Отилию. Она не ест пока ничего, кроме грудного молока, и поэтому Эзгар придумал отравить одну из кормилиц. Он через своего человека во дворце, работницу с кухни, передал ей настойку из листьев белой чемерицы. Кормилице сказали, что для взрослых яд безвреден, а младенцу нужно совсем немного, чтобы заболеть – и уже не выздороветь.       – И она поверила?       – Такие растения есть. Там, откуда я родом, растёт пятнистый горошек, который опасен для детей, а взрослые его едят. Есть и другие похожие, поэтому кормилица поверила, что с ней всё будет хорошо, и согласилась. За большое вознаграждение, конечно.       – Какое же проклятое место этот замок! – выдохнул Ансель, стискивая кулаки. – Сборище самых подлых тварей, какие только есть. Как он не рухнул до сих пор?       – При любом королевском дворе так, – пожал плечами Одо.       – Другие дети Эмонда… Которые умерли. Это Эзгар их отравил?       – Если и так, то не всех. Они были слабы от рождения… Проще было дождаться, когда сами умрут.       – Но Эзгар не стал ждать – на этот раз.       – Эмонд всё хвастался, что ребёнок будет сильным. Поэтому Эзгар заволновался. Он побоялся, что слабый яд не подействует, и отправил кормилице настоящий. Эзгар думал, что хватит одного или двух кормлений, чтобы принцесса умерла, но она почему-то не умирала. Из-за убийства короля замок закрыли, и Эзгар не смог передать кормилице, чтобы она перестала пить настойку. Мы на три дня перекрыли все входы и выходы так, что и мыши было не проскользнуть. Так и получилось, что она пила яд несколько дней подряд, думала, раз с принцессой всё хорошо, то с ней и подавно будет…       – А потом яд накопился? – Ансель начал догадываться, что произошло.       – Да, кормилица поняла, что Эзгар отравил её. Она собиралась обличить своих убийц, но потом человек Эзгара сумел с ней переговорить и выгадал немного времени: сказал, что доставит во дворец противоядие.       – А оно есть?       – Нет, его не существует. Эзгар был в отчаянии, он не знал, что делать, как заставить кормилицу молчать… Из-за близости к принцессе она почти никогда не оставалась без охраны, а после истории с отравлением стала ещё осторожнее. Эзгар уже давно подкупил кое-кого в королевской страже. Будь Эмонд жив, эти люди ничего не стали бы делать, не посмели бы, но после его смерти….       – Решили сделать ставку на другого короля?       – Вроде того. Эзгар подумал, раз уж всё равно врываться во дворец, чтобы убить кормилицу, то почему бы не избавиться сразу и от принцессы, раз яд её не берёт. Корд вывел свои два отряда за стены Клюва, якобы для ночных обходов, а завёл вместо них наёмников и тех, кто тоже поставил на Эзгара. Они бы справились за несколько минут и скрылись – если бы мы не пришли.       – А вы... разве не охраняли принцессу?       – Не в ту ночь. Но и в город не ушли, остались в казарме. Когда принесли записку, Вамба бросился во дворец. Приходим, у дверей стоит стража, а мы этих четверых впервые в жизни видим. Не наши солдаты…       – Что за записка? – спросил Ансель. Ни о какой записке раньше не упоминали.       – От Унилы. Она прислала записку, что, хотя и не уверена, заметила на лице кормилицы следы воздействия яда, и нужно, действуя осторожно, удалить женщину от принцессы. Мы взяли с собой лишь двоих… Хотели просто увести кормилицу, тихо, незаметно. Нельзя было поднимать шум, особенно если Унила ошиблась. Короля ещё похоронить не успели, а тут отравитель в замке, подле принцессы…       Ансель чуть заметно дёрнул головой.       Она спасла Отилию. Унила. Эмонд отобрал самых опытных, прозорливых Жён и не ошибся: Униле хватило одного лишь взгляда, чтобы в темноте распознать признаки отравления. И она спасла не только принцессу, но и его самого. Они оба были бы уже несколько дней мертвы, если бы не Унила.       Знает она об этом? Ансель слышал, что Унила очень слаба, и надеялся, что она не успеет поправиться до Совета и избрания регентов. Унила была самой опасной из Всевидящих Жён и самой жестокой тоже.       – Это всё, что мне было поручено передать, – сказал Одо, не дождавшись от Анселя никакой реакции.       – Благодарю, – ответил Ансель. Ему хотелось сказать что-то про Вамбу, про то, что сейчас Полоса пала бы в гнилые руки Эзгара, если бы не он, – но не решался, зная, что Гаата подслушивает за дверью.       Одо поправил перевязь, к которой, видимо, до сих пор не привык, и шагнул назад к двери, но потом… Его движение было бесшумным и быстрым, и Ансель испуганно отшатнулся, когда Одо оказался возле него, хотя секунду назад стоял посреди комнаты.       Он склонился к уху Анселя и прошептал:       – Ты ведь можешь сделать так, чтобы я не думал об этом?       На доли мгновения Ансель растерялся. Он ожидал подобной просьбы от кого угодно, только не от Одо.       – Нет, – прошептал он в ответ. – Но станет не так больно.       – Однажды я захочу забыть.       – Тогда приходи.       Ансель думал, что Одо никогда не придёт, а если и придёт, то не для того, чтобы избавиться от боли.       Одо остановился у самой двери.       – И ещё: в Бессу недавно прибыл изыскатель. С ним зверь.       Ансель никогда не видел зверя, но думал, что у него должны быть длинные клыки, острые, как иглы; и сейчас тварь с Изнанки вцепилась ими ему в горло.       – И где он сейчас? – Ансель выдавил эти слова, надеясь, что ни голосом, ни взглядом не выдал того холодного и острого страха, что охватил его.       – В городе его нет, несколько дней не видели. Наверное, взял след.       Это было то, о чём Ансель не подумал. Он читал в книгах про изыскателей. Когда-то их было чуть не с десяток, сейчас остался лишь один при братстве Пустой Горы. Изыскателем становился тот, кто смог добыть, подчинить и выучить особого зверя с Изнанки, а так как попасть туда с каждым десятилетием делалось всё сложнее, то и зверей оставалось всё меньше. Ансель и подумать не мог, что в Бессу привезут такого. Он вообще не вспоминал о его существовании!       В той книге было написано, что звери безошибочно находят убийцу.       Ансель сглотнул и начал дышать медленнее, но ничего не помогало – чувство, что игольчатые зубы впились ему в горло, не проходило.       Следующим утром служанка, накрывавшая на стол, сообщила новости:       – А про изыскателя-то не врали. Он и правда был в городе, потом уходил куда-то, а теперь вернулся.       Ансель похолодел.       – Попросил разрешения занять подземелье под западной стеной.       – Здесь, в Клюве? – спросил Ансель.       – Да, здесь. – Вспомнив, что младший король не из Бессы, она пояснила: – Раньше туда всех преступников сажали, пока под тюрьму Солёный замок не отдали. Сейчас только государственных преступников в Клюве держат, но я не помню, чтобы такие у нас были… Так вот, изыскатель приехал и люди короля Лотара с ним. Они попросили разрешения отомкнуть подземелье, и, говорят, туда уже кого-то посадили.       – Кого?! – в два голоса воскликнули Ансель и Гаата.       – Говорят, пятерых сразу. Целая шайка!       – Они сказали что-нибудь? – спросила Гаата.       – Кто?       – Изыскатель, посланцы короля…       – Нет, молчат. Сказали ничего не объявлять, мол, не всё ещё разъяснилось. Со всех в замке взяли клятву молчать.       Судя по тому, как быстро донеслась весть до них, мало кто эту клятву соблюдал.       Ансель почти ничего не съел – сказал, что ему противен вид и запах пищи, – и сел на привычное место у окна. После рассказанного служанкой у него отлегло от сердца. В темницу заключили пятерых, но он-то знал, что у Кейна не было сообщников, кроме него самого. И он не чувствовал Кейна. Он ощущал Эхо даже тогда, когда Кейн только приближался к Бессе, и если бы того привезли в Клюв, он слышал бы Кейна так же хорошо, как Гаату, распекавшую сейчас служанку за то, что вода, которую она велела принести, была недостаточно горячей. Книги врали. Зверь изыскателя ошибся. Он привёл к кому-то другому, но к кому?       Кто бы это ни был, ему, Анселю, это на руку. Если бы нашли кого-то другого и признали виновным, это было бы хорошо… Хотя… Это будет значить, что невиновных казнят ужаснейшей смертью. Отсекут поочерёдно руки, ноги и мужской орган, прижигая раны калёным железом, чтобы преступник не умер от кровотечения. Выпотрошат внутренности ещё у живого и сожгут их на огне…       Ансель не успел проговорить про себя всю череду пыток до конца. Его замутило. Потому что, если Кейна найдут, всё это сделают с ним.       Весь день ни про изыскателя, ни про кого другого не было вестей. Служанка донесла, что в темницы какие-то люди входили и выходили, но что происходило внутри, оставалось неясным.       Уже на закате в дверь с лестницы постучали. Там стояли Одо, двое королевских стражников и человек в одежде безо всяких знаков. Ансель, в это время уже ушедший в спальню и раздевавшийся ко сну, не слышал их разговора, потому что Гаата намеренно затворила двери. До него доносились голоса, и по их громкости и тону он понимал, что идёт спор.       Гаата вошла к нему через несколько минут. Лицо её было раздражённым и мрачным.       – Накинь вот это, – она бросила Анселю скрученный в узел плащ. – Некогда переодеваться обратно. Они требуют тебя срочно.       – Кто? – не понял Ансель. Ни у кого во всей Полосе не было права что-либо требовать у младшего короля. – И куда?       – К заключённым, которых привёл изыскатель.       – Зачем?       – Они не объяснили.       – Но… С чего мне подчиняться людям короля Лотара? Тем более в такое время.       Ансель не хотел никуда идти. Осталась одна ночь, завтра утром будет Большой Совет, где выберут регентов, час, когда решится его судьба. И он не собирался бежать на ночь глядя смотреть на каких-то заключённых.       – Хотя изыскатель и служит Лотару, на самом деле он брат из Пустой Горы, – сказала Гаата. – Как они говорят, он служит истине и правосудию. Все королевства поклялись исполнять требования изыскателей и признавать их решения, если те найдут преступника. Даже король обязан явиться, если того требует изыскатель, – мрачно добавила она. – Одо не может ему отказать.       Ансель закутался в плащ, и по спине пробежал озноб. Хотя он и знал, что Кейн не был пойман, предчувствие всё равно было дурным. В книгах писали, что зверь с Изнанки никогда не ошибается, да и сам брат-изыскатель мог быть опасен. В Пустой Горе изучали те остатки магии, что ещё сохранялись в Вечном королевстве. Брат Юдерик был способен увидеть внутри человека едва зародившуюся жизнь. Кто знает, на что был способен этот? Угадать причастность Анселя к убийству короля?       «Нет, не может такого быть», – успокаивал себя Ансель. Бедвин говорил, что из-за того, что магия имела обратное воздействие на тех, кто ею пользовался, часто разрушительное, да и вообще была почти что запрещена, каждому из братьев Пустой Горы передавалась лишь малая часть знания, и никто не владел всем. Это раньше колдун мог и призвать огонь с неба, и наслать страх на стаю волков, и исцелить раны, и изготовить волшебный клинок; теперь один брат умел лечить, второй – влиять на погоду, третий – вытягивать вещи с Изнанки. Сам Бедвин достиг большого мастерства в создании предметов защиты, например, нерушимых шлемов и доспехов. Всё это было устроено намеренно, потому что целью братства Пустой Горы было не использование магии, а изучение и сохранение знаний. «Мы не пламя, мы – сосуд, в котором держат угли», – говорил Бедвин. Ансель смеялся и отвечал, что угли хранят, чтобы потом раздуть, огонь же в Пустой Горе никогда не запылает. Как бы то ни было, если всё обстояло именно так, то изыскатель умел лишь обращаться с волшебными существами, подчинять их своей воле и использовать, а заглянуть внутрь человека – или ллир – ему должно было быть не по силам.       Гаата и новые Жёны пошли вместе с Анселем, но у входа в темницы им было велено остаться.       – Мы всегда сопровождаем его величество! – Гаата пыталась отстоять своё право пойти с ним. – Это распоряжение короля Эмонда! Он приказал никогда не оставлять…       – Не потому ли мы здесь, что король Эмонд мёртв? – оборвал её человек в тёмной одежде. – Сюда приглашён только его величество король Ансель, не его слуги. Или вы думаете, что его жизнь будет в опасности?       – Есть распоряжение…       Человек в чёрном твёрдо отстранил Гаату, не дослушав, и указал Анселю на дверь, которую стража держала открытой для него.       Ансель бросил быстрый взгляд на Одо, который был тут. Он держал руку на эфесе своего узкого и длинного меча, рядом стояли ещё стражи, и Ансель знал, что, если потребуется, Одо не смутится никакими клятвами, пусть и произнесёнными королём.       Ансель на пару секунд растерялся. Он мечтал об этом – о моменте, когда сможет оказаться хотя бы на несколько минут без надзора Жён и королевской стражи. Он наступил, но Анселя вели на встречу с изыскателем, и ему было чего опасаться. Но если изыскатель заподозрил его, то без Жён он, возможно, сумел бы выкрутиться, а вот с ними… Им будет достаточно одного слова, одного лишь подозрения… Что бы этот человек ему ни сказал, будет лучше, если он узнает об этом хотя бы на несколько минут раньше, чем Гаата и её помощницы. И чем Одо. Тот прикончит его немедленно.       Ансель решился. Встретив взгляд Одо, он качнул головой: не вмешивайся.       Когда Ансель прошёл в дверь – без Жён, в сопровождении лишь чёрного человека, – он услышал, как Гаата приказала одной из помощниц бежать к Униле.       Коридоры в подземельях были хорошо освещены факелами, которые потрескивали и гудели из-за потока воздуха, текущего по проходам. Несмотря на это, запах внизу всё равно был затхлым, гнилостным. Анселю стало страшно – вдруг он никогда не выйдет отсюда? Он одёрнул себя. Чего ему бояться, если снаружи его ждут Гаата и Одо со своими людьми? Они никуда не уйдут, пока он не вернётся.       Человек в чёрном открыл перед Анселем одну из дверей, сам зайдя после.       Помещение по ту сторону двери оказалось неожиданно большим, размером с три спальни Анселя. В дальней его части, которая была освещена хуже, были ещё двери – зарешеченные. Ансель подумал, что, наверное, за этими решётками и содержались те люди, которых привезли сегодня в замок.       По правде говоря, он ожидал увидеть здесь и зверя, странное существо с Изнанки, по описаниям похожее на огромную тощую крысу на длинных лапах, но никакого зверя здесь не было. Были только двое высоких стражников с красными оленями верховного короля на нашивках и мужчина в богатых одеждах, поблескивающих жемчугом. Ансель узнал его, это был Ирмин, человек из Оленьего дома. Главным там считался Мабон, родственник короля Лотара, но Ансель думал, что вот этот второй был более значим. По крайней мере, на тех нескольких пирах, где ему довелось побывать, Мабон говорил с Эмондом лишь об охотах, выпивке и лошадях, а Ирмин – о войне на западе и деньгах. Он казался человеком рассудительным и доброжелательным, но Ансель не обманывался; он чувствовал за шелковистой изнеженной оболочкой мышцы-жгуты голодного зверя. Ирмин был не менее опасен, чем Эмонд или Одо. За доброжелательностью могло скрываться коварство, а за рассудительностью – всё те же страсти и желания, что и у прочих людей. И сейчас этот человек ждал его. Перед ним был стол, накрытый точно к праздничному ужину, – до оторопи неуместный, ненужный здесь.       – Приветствую ваше величество, – Ирмин согнулся в низком поклоне. – Гебор Ирмин к вашим услугам.       – Здравствуйте, господин Ирмин. Скажите, зачем я здесь? – Ансель не стал тратить время на долгие приветствия.       – Мы не спешим, поэтому я велел приготовить ужин. Признаться, я уже долгое время мечтал о беседе с вами. Жаль, возможности не предоставлялось. Да и сейчас мы встретились отнюдь не по весёлому поводу…       – И не в самом весёлом месте. Так что давайте отложим ужин до лучшего случая и поговорим о расследовании.       Анселю было тяжело здесь находиться. Помещение было не настолько мало, чтобы на Анселя навалился тот ненавистный и неизбежный ужас, что превращал его из человека в скулящий комок страха, но стены всё равно будто бы давили.       Ирмин печально улыбнулся и потёр друг о друга длинные, пухлые ладони. Ладони человека, который сражался пером, а не мечом.       – Хорошо, раз вам так будет угодно. Но снимите хотя бы плащ, присядьте, – он указал на грубо сколоченный стул, на сиденье которого, однако, лежала подушка.       – Я уже собирался лечь спать, когда меня позвали сюда, и на мне домашнее платье. Я не могу снять плащ. Не сочтите за оскорбление.       – Это несколько смущающе, – Ирмин вновь потёр руки. – Можно даже думать, что под плащом на вас вовсе ничего нет.       – Вы смеете?! – Ансель яростно вскинул голову.       – О да, и скоро вы поймёте почему.       Ансель бросил короткий взгляд на стражников. Они не позволят ему выйти.       – Я уже понял, – ответил Ансель. – Потому что вы человек без чести и достоинства. Чего вы хотите от меня? И почему я не вижу здесь изыскателя?       – Знали бы вы, скольких усилий стоило мне держать его вдали от захваченного им человека! А теперь и от вас. Но… нельзя обмануть Полумрака, а вот изыскателя – можно.       – Полумрака?       – Это имя его собачки… или крысы.       – Зачем вы позвали меня, раз изыскателя здесь нет?       – Он сделал своё дело – нашёл убийцу. Дальнейшее не должно его волновать. На этом начинается моя работа.       – И в чём она состоит?       – Она состоит в том, чтобы распорядиться тем, что я узнал, самым выгодным образом. Выгодным для моего короля, разумеется. А его выгода в том, чтобы Полоса осталась без короля. Или без королевы.       – Вы открыто говорите мне о таких вещах… В Полосе такие речи считаются государственной изменой.       – Какое счастье, что я не из Полосы! – Ирмин воздел руки и рассмеялся. – Но давайте я расскажу, зачем я вас позвал сюда, хотя это было так сложно устроить. Дело в том, что изыскатель нашёл человека, который убил короля. Конечно, на самом деле его нашёл Полумрак… Эту тварь не остановить и не обмануть. Она чует… Когда один человек высвобождает душу другого, на нём остаётся некий след. Словно брызги крови, которых не отмыть. И человек, который перерезал горло Эмонду Теодемиру, покрыт ими до сих пор. Он вон там, – Ирмин указал на правую из решёток.       – Так передайте его суду, – сказал Ансель, пытаясь вымерять нужную долю безразличия. Он не мог говорить совершенно равнодушно, ведь речь шла об убийстве его супруга, но и показать излишнюю тревогу тоже было нельзя. – Зачем вы позвали меня?       – Затем, что это ваших рук дело. На вас нет этих брызг, но… Мы ведь знаем, что для подобных преступлений нужны не только сильные руки, но и голова, – Ирмин постучал пальцем по виску.       – Вы обвиняете меня? – Ансель ответил резко, с насмешливым вызовом, который мог позволить лишь невиновный, но внутри у него уже подвывал страх и звучали испуганные, умоляющие голоса матери, сестёр, малыша Бриена.       Воздух вокруг сгущался и тяжелел. Анселю захотелось развязать шнуры, стягивающие плащ на горле, чтобы сделать наконец вдох. Он сам не заметил, как рука его оказалась у шеи, но он тут же отдёрнул её.       – Да, я обвиняю вас, – сказал Ирмин. – Обвиняю в том, что убийца действовал по вашему наущению.       – Я не смог бы этого сделать, вы знаете. Меня не оставляют одного ни днём ни ночью…       – Мне тоже весьма удивительно, как вы сумели это устроить, но тем не менее я уверен, что это – ваш человек. Пойдёмте! – Ирмин пошёл к решётке, что была справа, и поманил Анселя рукой. – Возьмите канделябр.       Словно зачарованный, не помня себя, Ансель взял со стола канделябр и пошёл вслед за Ирмином.       У самой решётки, скорчившись, лежал темноволосый мужчина. Руки и ноги его были в кандалах, сквозь дыры в одежде виднелись ушибы и раны.       Ансель наклонился ниже, так что свечи осветили грязное, покрытое ссадинами лицо лежащего. Это был Кейн.       Он был без сознания всё это время. Возможно, под действием какого-то особого средства. Поэтому Ансель не чувствовал его и пришёл сюда. Прямиком в ловушку.