Ежевичный король

      Бывают такие мгновения, про которые знаешь – они будут являться тебе во снах. Это то, чего не сможешь забыть, как бы ни хотел. Для Анселя таким стало мгновение, когда конный отряд врезался в правый фланг войска Алриха. Сначала чистый, ровный стук копыт по земле, нарастающий крик, а потом оглушительный грохот металла и хруст. Даже с такого расстояния Ансель видел кровь, смешенье, разлетающиеся тела.       Зердас и Блай Нимандер были правы: конница вонзалась в ряды пехоты, как острая сталь в рану. И в другом они тоже были правы: мятежники дрогнули ещё до того, как всадники обрушились на них. И ещё в другом: Алрих Вилброрд вместе с братом поскакали к рассыпающемуся флангу, чтобы восстановить строй и собраться для обороны. Но они поехали не напрямую, а широко огибая фланг, – видимо, чтобы не дать уйти тем, кто, побросав оружие, бежал к лесу, надеясь укрыться от конницы там.       – Они упустят Алриха, – тихо произнёс Нимандер. – А он, если сможет собрать солдат, ударит с тыла.       Ансель «потянулся» к одному из своих гвардейцев, летевших вперёд во главе клина конницы, – чтобы сказать, где искать Алриха. Он понимал, что сейчас, посреди сражения, развернуть движение клина было невозможно, но не стоять же ему просто так…       Стрелы не переставали сыпаться со стен и выкашивать солдат, которые бежали в сторону Теодеи.       Ансель пытался уследить за всем, что происходило под стенами: и за атакой, и за перемещениями Алриха, и за тем, что делала остальная часть войска. И поэтому не заметил, в какой момент их конница тоже начала забирать к лесу, точно повинуясь его указанию…       Пыль, поднятая тысячами ног и сотнями копыт, заволакивала поле, и Анселю всё сложнее было отыскать взглядом Алриха.       А потом пришло странное ощущение. Оно родилось само и было естественным, как естественно желание прикрыть глаза от солнца рукой или наклониться в обратную сторону, когда падаешь. Желание выбить землю из-под ног Алриха, обрушить камень под ним, остановить… Может быть, он так бы и сделал, если бы это ощущение – ощущение собственных сил, их полноты и покорности – оказалось не столь мимолётным. Он не смог его поймать…       Этот момент тоже приходил потом во снах – острое чувство беспомощности от того, что вот она сила, в твоих руках, в твоей крови, но у тебя не хватает умения воспользоваться ею. Иногда во сне это ощущалось даже болезненнее, чем в жизни.       Ансель проснулся с до боли сжатыми зубами, потому что сон опять был всё тот же, про сражение у Теодеи и силу, которой он мог лишь коснуться, но не овладеть.       Ему казалось, что чувство камня всё ещё наполняет его после сна, и, поднявшись с кровати, он дотронулся до стены. Сначала ничего не происходило, но потом он ощутил нечто вроде биения. Под его ладонью был лишь один камень в кладке, но он осязал не только его, но и все остальные; всю комнату и даже больше – весь Охотничий замок. Касание было настолько непривычным и пугающим, что он отдёрнул руку. Ансель подумал, что это невозможное чувство могло бы свести с ума в несколько счётов, не убери он ладонь, – настолько оно казалось нечеловеческим и неправильным.       – Я не человек, – прошептал он, словно напоминая самому себе.       Его предупреждали, что после рождения ребёнка сила будет нарастать. Значит ли это, что рано или поздно он превратится в нечто иное и настолько отдалится от всех, кто окружает его сейчас, что они будут неспособны понять друг друга?       И нет больше никого, кто был бы таким же, как он. Он один.       Каково быть первой ступенью?       Одиноко. Вот правильный ответ. Нет никого, кто бы понял, что он чувствует, когда касается камня – словно видит и слышит кожей, – кто знал бы, как звучит Эхо чужих жизней в голове, и кто объяснил бы, как жить с этим. Где пределы его власти? Что делать дальше? Куда идти? Какова его сила – слишком мала для ллир или, наоборот, слишком велика?       Ансель знал, что среди ллир не было сильных волшебников, хотя они и давали жизнь величайшим из них. Он мог бы научиться большему, если бы нашлись учителя, но их негде было взять, так что ему было доступно лишь то, что не требовало пояснений, – власть над камнем была в крови. Насколько он знал, когда в Вечном королевстве ещё жили волшебницы и колдуны, камень никому из них не подчинялся. Нужно было быть от крови Звёздного берега, чтобы слышать его отклик и повелевать в ответ. Поэтому книги, что хранились в тайных криптах Пустой Горы, были для него бесполезны. Книги, написанные колдунами Звёздного берега, если и существовали когда-то, оказались утеряны. Старик Католар, который знал про ллир и колдунов, как никто, много, считал, что записей вовсе не было. Чувство камня было сродни умению ходить: бесполезно писать про это книги, надо просто держать за руку того, кто делает первые шаги, а потом он найдёт свой путь.       Ансель подошёл к окну и раздвинул тяжёлые занавеси, пропахшие затхлостью и пылью. Ему вспомнилась чёрная мантия, которую на него возложили для бдения у тела Эмонда. Казалось, что это произошло бесконечно давно…       Стёкла в окне были цветными; голубые, жёлтые и зелёные ромбы хитро чередовались, отбрасывая копию яркого узора на серые стены. Смотреть наружу через эту пестроту было тяжело, но силуэт вдали было ни с чем не спутать: город, поднимавшийся плоскими уступами, с высокой скалой посередине и зубчатым, многобашенным замком на ней. Поэты и летописцы сравнивали Клюв с короной, увенчивающей утёс, словно гордо поднятую голову; Анселю он больше напоминал острые зубы.       В Клюве засел Эзгар.       Замок был неприступен. Эзгар вместе с присягнувшими ему солдатами сможет выдержать долгую осаду, но чего ради? Ему никто и никогда не придёт на помощь, осада никогда не будет снята.       Об этом было пока рано думать. Эзгар ещё не заперся в Клюве, а Бесса оставалась в его власти. Но всё шло к тому, что он сдастся. У него не было выбора. Может быть, только убить себя, чтобы избежать позорной и мучительной казни.       Оба его сына сидели сейчас в темнице Охотничьего замка под охраной людей, которые были преданы Анселю. Младший, Эдгел, получил несколько тяжёлых ран – попал под копыта коней, – и целители не обещали, что он выживет, зато Алрих был в полном здравии, если не считать синяков и царапин. Ансель обещал Эзгару сохранить их жизни, если тот сдастся, но Эзгар в ответ предложил обменять сыновей на троих юных Ортигернов, братьев и сестру короля. Ансель отказался, потому что уже знал от своих стражей, которым удалось ускользнуть из Клюва и затеряться в городе, что Килан убит, а младших Одо успел вывести из замка и спрятать. Ансель не стал разоблачать обман, просто передал Эзгару, что не будет торговаться.       От тех же стражей Ансель знал, что четыре дня назад Гнилые Руки короновался Эзгаром Вторым. Он сумел возложить корону на свою голову раньше, чем Отилия, но не так, как это должно делать истинному владыке Полосы. Он не посетил святилище в Теодее, он не осмелился выйти к Ступенчатой горе, и его торжество не засвидетельствовал никто, кроме сотни солдат да горстки придворных. Эзгар боялся, что люди начнут свистеть и бросать в него камнями, так что проделал всё тайно.       Теперь этот недокороль сидел в затворённой Бессе, и у него было лишь пять тысяч солдат. Как и сказал Зердас, весь расчёт Эзгара и его сыновей был на то, что они быстро захватят Отилию и Анселя до того, как те сумеют добраться до верных им войск и собрать армию.       Армия, стоявшая сейчас под Бессой, была огромной.       После того, как войско Алриха Вилброрда было разбито, Ансель выехал из Теодеи к Серому Камню и в двух часах езды от неё встретился с шеститысячным войском, вышедшим к нему на помощь. Ансель оставил в Сером Камне мать и Отилию, а сам направился к столице. К ним постепенно подтягивались ещё войска, и к концу четвёртого дня после начала мятежа Бесса была окружена тридцатью тысячами солдат. Ансель легко мог призвать ещё столько же, и даже больше, но советники считали, что этого количества достаточно для того, чтобы не дать Эзгару ускользнуть. Если он сумеет скрыться, то станет вечной угрозой – не просто претендентом на престол, а человеком, на чью голову уже была возложена корона Полосы, белый венец Тегвина Великого.       Ансель знал теперь, что численное превосходство, даже десятикратное, не всё решает, но доверял тому, что говорили ему Зердас и особенно Блай Нимандер. Они советовали не ждать, а выбить Эзгара из Бессы как можно скорее. Они не опасались, что к Эзгару придёт подкрепление или ещё чего-то подобного, гораздо больше их беспокоило, что под городом, расползшись по предместьям и окрестным деревням, стояло, ничего не делая, тридцать тысяч солдат.       Сам Ансель поселился в Охотничьем замке. Короли Полосы приезжали сюда отдохнуть от каменного лабиринта Клюва, раскалявшегося в летнюю жару. Охоты, несмотря на название, здесь хорошей не было, так как угодья были маленькими.       Ансель не стал селиться в королевских покоях, а выбрал одну из малых спален – зато с видом на Бессу. В соседней спальне расположился Зердас с двумя помощниками, а в следующей – Блай Нимандер вместе с немолодым уже лейтенантом, который исполнял при нём обязанности и слуги, и секретаря, и оруженосца.       Стоя у окна, Ансель слышал шаги из коридоров, стук подошв по плитке двора. Замок начал просыпаться.       Во время завтрака за королевским столом кроме Зердаса и Нимандера сидело ещё шестеро военачальников – глав крепостей, которые привели свои гарнизоны под стены Бессы. Ансель не так уж много говорил с ними, но понимал, что они предпочли бы другого короля – не мальчишку, которого Эмонд Теодемир, по слухам, ни во что не посвящал, ещё и такого чудно́го; но он был отцом Отилии Теодемиры, законной наследницы трона, и регентом, избранным на склоне Ступенчатой горы, и в повиновении ему они видели свой долг.       Наступление на Бессу должно было начаться сегодня с заходом солнца. День предполагалось отвести на то, чтобы переместить войска и расположить их нужным образом. Вчера все детали плана они обсуждали несколько часов, до глубокой ночи, так что с утра не было ни желания говорить об этом, ни надобности – все указания уже были объявлены офицерам.       Завтрак проходил в молчании, только военачальники изредка обращались друг к другу. Блай Нимандер хмуро глядел в тарелку.       Ансель, играя роль внимательного хозяина, спросил его:       – Опять плохо спали, генерал?       В предыдущую ночь пошёл сильный дождь, и вода начала капать с крыши прямо на балдахин над кроватью Нимандера. Видимо, покои, кроме королевских, в Охотничьем замке не подновлялись годами. Ансель и рад был бы куда-нибудь переселить гостя, но маленький замок был под завязку забит людьми, даже в королевской спальне, отданной главе Серого Камня, спало, разложив тюфяки на полу, семеро человек. Ансель был единственным, кто занимал здесь отдельную комнату.       – По крайней мере, дождь сегодня не шёл, – ответил Нимандер.       – Что-то другое случилось?       – У кровати подломились обе ножки справа.       Ансель представил, как Нимандер скатился с постели на пол, и едва сумел сдержать смех. Будь они вдвоём, он бы даже пошутил.       – Вам стоило остановиться в соседнем замке, – сказал Нимандер. – Он не такой старый и удобнее расположен, можно сразу попасть на тракт.       Ансель непонимающе посмотрел на Нимандера, но потом сообразил:       – Вы про замок с золотым куполом? Он не принадлежит короне.       – Да? – Нимандер наконец-то взглянул на него. – Он стоит в королевских охотничьих угодьях, и я подумал…       – Это Дом Ящериц, – пояснил Зердас. – Король Рамульт выстроил этот дворец для своего бастарда. Тот был сыном служанки, но король любил его больше законных детей. Дал ему титул князя Ледерона, имения на юге и герб с ящерицей – от саламандры Теодемиров почти не отличить.       – Говорят, это один из прекраснейших дворцов во всём Вечном королевстве, – добавил Ансель. – Но сейчас пустует.       – Ещё лет десять, и придёт в полный упадок, – сказал Зердас. – У хозяев нет денег на то, чтобы поддерживать замок в былом виде. Последний из Ящериц умер три года назад, не оставив наследников. Всё досталось дальней родне, а те небогаты. У дворца нет земель, с которых можно было бы получать доход, он стоит посреди королевского леса. Игрушка для принцев крови, только съедает деньги и ничего не даёт.       – А почему хозяева его не продадут? – спросил Нимандер.       – О, они пытались… Он стоит на землях короля и даже соединён с Охотничьим замком подземными ходами. Требуется согласие короля на его продажу. Эмонд не согласился ни на одного из покупателей. То они недостаточно благонадёжны, то недостаточно знатны… Да и желающих немного. Говорят, живущие там не будут счастливы. Глупые суеверия…       – Кто знает, – вставил слово глава Серого Камня. – Ледеронов преследовали беды, и их род пресёкся на седьмом колене.       – Беды эти проистекали от их собственных страстей, – ответил Зердас.       – И пресеклась лишь старшая ветвь, а младшая сейчас правит Полосой, – добавил Ансель.       Он, пока находился в башне, по несколько раз перечитал в книгах то, что касалось королев Полосы, а потом, когда перебрался во дворец, велел принести из библиотеки подробные летописи их правления. Ансель знал, что женщине будет тяжело сохранить власть в мире, где правили мужчины, особенно, если трон ей достался в младенчестве; поэтому он должен был заранее узнать о возможных ограничениях и препонах.        За более чем тысячелетнее правление Теодемиров у Полосы было лишь три королевы. Первая, Павена, правила самовластно и долго. Она заключила брак с князем со Срединной Полосы, для чего был издан специальный указ: её супруг отказывался от своего родового имени и принимал имя жены, чтобы их дети были Теодемирами. Ни один из детей не пережил родителей, и после смерти Павены трон перешёл её двоюродному брату по отцу. Вторая, Энгарда, стала королевой в возрасте восьми лет, и правил за неё дядя, младший брат её отца. Когда Энгарде исполнилось двенадцать, он выдал её замуж за своего семилетнего сына. Четыре года в промежутке ушло на то, чтобы добиться у жрецов Софории благословления на брак столь близких родственников. Энгарда всю жизнь оставалась в тени, а власть принадлежала дяде и мужу. Третья, Эйвена, правила относительно недавно. Она взошла на трон пятнадцатилетней и сразу же занялась выбором супруга; это позволило бы ей избавиться от чересчур властолюбивой королевы-матери, которая была главной из регентов. Найти мужа оказалось не так-то просто. Делать королём кого-то не из Полосы Эйвена не собиралась, а женихи из местных княжеских родов не хотели перенимать имя жены, пусть оно и было великим, а это было главным условием; к тому же по характеру совсем ещё юной Эйвены было понятно, что она станет не второй Энгардой, а второй Павеной.       И как раз в это время семья Ледеронов переживала не лучшие времена. Поместья на юге были распроданы, Дом Ящериц – закрыт, а два молодых князя жили в Бессе в семье своей матери, тогда уже вдовы. Отец их много лет был одержим любовью к жене старшего брата. Когда младший из его сыновей, Каринт, ещё лежал в колыбели, произошла кровавая развязка: их отца убил его же старший брат, приговорённый потом к вечному заключению в далёкой северной крепости, а его жена, причина раздора, удалилась в Серый дом. Короткая история Ледеронов изобиловала подобными событиями, отчего их родовой замок считался местом недобрым.       Тем не менее Каринт был достойной парой королеве, а смену родового имени можно было представить как возвращение исконного, потому что жених, происходивший по прямой линии от короля Рамульта, был по крови Теодемиром. Хотя король Каринт и имел сильное влияние на супругу, страной всё же правила Эйвена, но правление её было не из лёгких. Тридцать с лишним лет она боролась с регентами, Советом, верховным королём и собственными родными, которые пытались оттеснить её от власти, и лишь последнее десятилетие перед смертью было спокойным.       Ансель уже сейчас думал о том, какие союзы и на каких условиях придётся заключить ему, чтобы удержать власть. Эзгар вряд ли окажется последним, кто захочет отнять престол у ребёнка и его отца из ниоткуда, не имеющего поддержки знатных семей и влиятельных торговых кланов. Отнюдь не любого можно было подчинить себе, сделав частью Круга, и Ансель готовился к другой войне, не под стенами крепостей, а в залах и галереях дворца.       Когда закончится эта битва, начнётся следующая.       Ансель не сомневался, что в этой победит он. От людей из Круга он получал сведения о том, что происходило в столице, и уже понял: Эзгар не знал, что делать. Его сыновья были захвачены врагом, жители Бессы, запертые внутри стен, того и гляди могли поднять мятеж, а солдат было мало, и они утратили боевой дух. Даже те из горожан, что сначала поддерживали Эзгара, готовы были его возненавидеть, потому что понимали: осада города грозит большими разрушениями и смертями сотен простых людей. И это не кто иной, как Эзгар, привёл в Бессу войну.       Блай Нимандер сказал, как ещё сильнее запутать Эзгара. Он велел по ночам передавать в город световые сигналы, на деле совершенно бессмысленные, а Одо и прочим стражам было поручено устроить подозрительную возню у Северных ворот, чтобы Эзгар решил, что предатели готовятся открыть их в решающий момент.       – Мы перестроим войска, – пояснил Нимандер, – и на севере отведём их от стен. Эзгар решит, что это обманный манёвр, а на самом деле мы будем метить именно туда. Утром, перед приступом, мы выстроим основные силы перед Рогатыми воротами.       – Я не верю, что он переведёт всех людей к Северным воротам, – сказал Ансель. – Он не настолько прост.       – Нам всё равно, где будут его люди и сколько их будет. У нас полно войск и полно времени, мы всё равно войдём в Бессу. Но я хочу сделать это с наименьшими потерями. Мы запутаем Эзгара, он не будет знать, откуда ждать нападения, начнёт отдавать противоречивые приказы, менять решения… Солдаты всегда это чувствуют – слабость командира. Они будут сломлены ещё до начала приступа.       Зердас, выслушав это, придумал ещё кое-что. Преданные им стражи, оставшиеся в городе, должны были по ночам подкарауливать и убивать солдат Эзгара в пустынных местах. Слухи об этом разлетелись по Бессе мгновенно. Несмотря на то, что патрули укрупнили и дозорные теперь ходили не по двое, а впятером, убийства не прекратились. Мятежники чувствовали, что осаждены не только снаружи, но и изнутри. Они всё чаще вспоминали о том, что наказание за военный мятеж было суровым даже по меркам законов Теодемиров: казнён должен быть не только изменник, но и все мужчины его рода до четвёртой степени родства, женщины и дети могли быть отправлены в рудники или проданы в рабство – и так на четыре колена.       Жители Бессы проклинали мятежников уже не скрываясь, войска волновались, Эзгар после коронации закрылся в Клюве и вовсе перестал показываться в городе. Напряжение нарастало, и город стал похож на кипящий котёл, с которого вот-вот сорвёт крышку.       Сегодня в полдень истекали три дня, которые дали Эзгару для ответа. Ансель надеялся, что Эзгар сдаст Бессу в обмен на жизни сыновей – его положение было совсем безнадёжно, и лучшее, что он мог сделать, это сохранить жизни своих детей и тех, кто погиб бы при взятии города. Но в полдень ответа не пришло.       В шесть часов пополудни Ансель в сопровождении Зердаса и Нимандера выехал из Охотничьего замка. Остальные военачальники были со своими армиями. При каждом был человек Анселя.       Они ещё не добрались до главного лагеря, разбитого под стенами Бессы, когда Ансель услышал Эхо. Наконец-то…       Два стража, оставшиеся в Бессе, говорили об одном: в Клюве что-то происходило. Они не знали, что именно, но из ворот время от времени выезжали всадники, не какие-нибудь вестовые, а офицеры, и ехали к войскам, которые стояли на стенах, потом обратно, потом опять туда… И было непохоже, что они передавали приказы Эзгара.       Жители города попрятались кто куда, когда разнеслась весть, что войска за стенами готовятся к приступу, выкатывают осадные башни, тащат лестницы… Бесса замерла в страхе.       Оба стража просили Анселя не начинать атаку. У обоих не было объяснений, только догадки и предчувствие, но всё внутри них просило подождать ещё немного.       – Пора, – произнёс рядом Зердас.       – Подождём, – сказал Ансель.       – Чего ждать? – Нимандер постукивал пальцами по снятому шлему, который лежал на луке седла. – Мы ждали с полудня. Промедлим – упустим момент.       – И всё же мы подождём.       Они проехали сквозь почти пустой сейчас лагерь. Один из военачальников встретил их и доложил, что люди готовы и ждут только приказа его величества. Услышав ответ Анселя, он хотел было возразить, но Зердас, которому Ансель уже сообщил, в чём было дело, вмешался и придумал какой-то срочный вопрос, который им необходимо было обсудить, избавив Анселя от расспросов и споров.       Они с Нимандером остались вдвоём, если не считать небольшой свиты и охраны, остановившихся чуть позади.       – Так чего мы ждём? – спросил Нимандер.       – Я не знаю, – честно ответил Ансель. – Это вроде предчувствия…       Нимандер хохотнул:       – Ваши предчувствия могут нам дорого обойтись.       – Поедем вперёд, – сказал Ансель, пришпоривая коня.       Они ехали по специально оставленному проходу между рядами воинов. Те приветствовали своего короля, но Ансель почти не слышал этого.       Эхо в его голове умоляло не начинать приступ.       Он знал, что от замка спускалась толпа. Она двигалась к дороге Шествий, но оба человека Анселя пока были в нескольких кварталах оттуда и не могли разобрать, что выкрикивали люди.       – …я не смог найти объяснения, – долетели до Анселя слова Нимандера.       – Объяснения чему? – переспросил он.       – Вы не слушали меня?       – Задумался.       – Я спрашивал, как вам удаётся поддерживать связь с людьми внутри города? Я не видел ни сигнальных огней, ни знаков… Всех птиц сбивают лучники.       Анселя тревожило то, что Блай уже не в первый раз задавал эти вопросы, и то, что он замечал странности. Но не мог же он разыгрывать неведение и позволить Алриху захватить Отилию только ради того, чтобы скрыть Эхо.       – Это мой город, – твёрдо сказал Ансель. – У меня есть способы.       – Так что, сколько нам ждать? – Нимандер переменил тему, хотя на его лице по-прежнему сохранялось выражение недоверия.       – Уже недолго.       Ансель ощущал толпу, катящуюся вниз по дороге Шествий, как волна. Один из стражей уже успел добраться до неё и услышать, что кричат. Второй был пока далеко, на одной из улиц Верхнего города, зато он видел, что штандарт Эзгара Вилброрда, поднятый над воротами Клюва, исчез.       Все смотрели сейчас на Анселя, короля и регента, все – с нетерпением и возмущением, не понимая, почему король медлит. Наверняка думали, что он слишком юн и нерешителен. Один только Нимандер глядел на него без этой требовательности во взгляде, словно разгадал уже его тайну.       Ансель стиснул пальцы на поводьях и молча ждал под тяжестью этих взглядов. По рядам солдат покатился тихий гул. Они тоже ожидали от своего короля другого.       – Смотрите! – вдруг раздался вскрик, такой внезапный в этой густой тишине, что Ансель вздрогнул.       На башне слева от ворот тоже спускали флаг Вилбрордов. Люди, показавшиеся за её зубцами, махали руками и что-то кричали.       – Они решили сдаться! – раздались голоса из свиты. – Они сдаются!       Ансель, точно проснувшись, тронул поводья и поехал вперёд.       Он чувствовал невероятное облегчение: приступа не будет, солдаты Эзгара дрогнули, решили сдать город добровольно, не будет тысяч бессмысленных смертей. Но ещё ему казалось, что сейчас не выдержит он сам… Он уже долгое время сидел в седле, но дыхание было быстрым и сбивчивым, словно он бежал. Он едва не задыхался, и только хуже становилось от того, что он боялся – другие заметят, вся его армия сейчас заметит, что их король едва ли не всхлипывает от радости. Но это была не радость, это был страх, который копился пять дней, с того самого утра, когда он узнал о мятеже.       Ансель прикусил щёку изнутри, надеясь, что это поможет ему собраться, и если не успокоиться на самом деле, то хотя бы прекратить так часто и тревожно дышать.       Нимандер, всё это время державшийся рядом с ним, заставил свою лошадь шагнуть чуть наискось, так что они с Анселем оказались теперь так близко, что соприкасались коленями.       Нимандер положил свою ладонь поверх его руки, отчаянно стискивающей поводья. Ансель резко обернулся. Этот жест был недопустим – никто не смел касаться короля вот так. К счастью, на них сейчас не смотрели. Все глаза были обращены к Бессе.       Дыхание стало постепенно выравниваться, и Ансель снова бросил на Нимандера взгляд, на этот раз – признательный. Нимандер в ответ коротко кивнул:       – Всё закончилось, ваше величество.       Он убрал руку.       Ансель, вместо того, чтобы смотреть на Бессу, опустил глаза вниз, словно на коже перчаток мог остаться след от руки Блая Нимандера.       «Ваше величество», – мысленно повторил Ансель. Он до сих пор не чувствовал себя никаким «величеством». Трон достался ему случайно, он карабкался на него, как утопающий карабкается на выступающий из воды голый утёс, потому что только это могло спасти жизнь ему и его родным. Но если подумать – разве был кто-то вроде него достоин трона? Если боги избрали его, если он стал первым ллир, то почему они не наделили его смелостью, решительностью, воинским талантом, стойкостью? Почему он, несмотря на Эхо, был таким обыкновенным и таким слабым?       Ансель почувствовал на себе взгляд и повернулся: Нимандер смотрел на него. Да, вот ещё один талант – умение притягивать мужские взгляды, но правителю от него никакого проку.       Нимандер едва заметно улыбнулся и указал на стены Бессы.       Огромные створки главных ворот дрогнули – раз, другой, третий, – а потом начали медленно открываться.       Сначала вылившаяся оттуда толпа показалась мешаниной солдат, горожан и нищих. Потом Ансель разглядел в её середине отряд, держащий строй если и не идеально, то вполне сносно. Люди напирали на них, толкали, что-то кричали…       Когда между охраной Анселя и вышедшими из города людьми оставалось несколько шагов, толпа остановилась. Вперёд выступили трое мужчин, у всех бляхи офицеров высокого ранга.       – Ваше величество! – нестройно обратились они к Анселю и, вынув мечи из ножен, побросали их на землю.       Потом они рухнули на колени, лицом в пыль.       В толпе тоже кое-кто попадал на колени, но не все. Горожане остались стоять.       – Молим короля о снисхождении и прощении! Мы совершили измену и готовы принять смерть, но просим пощадить наши семьи и жителей города, которые не злоумышляли против принцессы Отилии и всегда были вам верны.       Один из офицеров махнул рукой тем, кто стоял позади, и строй солдат расступился. За их спинами скрывались Эзгар и ещё двое мужчин, которых Ансель не знал.       Эзгар Вилброрд был закован в кандалы. Одежда на нём была изодрана и выпачкана грязью, рот – разбит, а над правым ухом – вырван большой клок волос.       – Отдаём в ваши руки изменника Вилброрда, который подстрекал войска к бунту, смутил и обманом вовлёк многих. Надеемся на снисхождение и умоляем о помиловании!       Закончив короткую речь, все снова опустили лица к земле.       Ансель, словно не расслышав просьб о прощении, спросил:       – Почему он избит?       – Он сопротивлялся. А потом, когда мы вели его через Пыльный рынок, толпа чуть не вырвала его из наших рук. Мы с трудом отбили его… Люди едва не растерзали его за все те беды, что он принёс в город!       По знаку офицера солдаты потянули за цепи и выволокли Эзгара вперёд, едва ли не под ноги королевского коня.       Эзгар прохрипел что-то невнятное – Ансель не разобрал ни слова, но не мог не почувствовать ненависти, которой было пропитано каждое.       Эзгар сплюнул на землю – тёмно-красный комок упал в пыль рядом с правым копытом коня Анселя, – а потом выкрикнул:       – Северное отродье! Проклятая кровь! Запрыгнул на трон, который не твой! Не твой! Он мой!!! Мой! Это трон моих предков, и не безродной твари вроде тебя сидеть на нём! Грязная сучка, которую имели…       – Заткните ему рот, – скомандовал Зердас.       Один из солдат, державших цепи, тут же ударил Эзгара по скуле. Тот откинулся назад, упал, стукнувшись затылком, и застонал. Он медленно двигал ногами в пыли, будто пытался бежать куда-то, но не понимал, что лежит.       – Уведите его, – приказал Ансель, – и обращайтесь хорошо. Он – королевский пленник и, кроме того, родственник принцессы Отилии. Что до вас, – он посмотрел на мятежников, – и вы, и те, кто в городе, должны сложить оружие. Вы не можете быть помилованы по одному моему слову, ваше преступление слишком велико. Вина каждого будет определена, и назначено наказание. За то, что вы сами сложили оружие, ваши семьи наказаны не будут.       Ансель нашёл в толпе главу Серого Камня:       – Пусть ваши люди разоружат войско мятежников. После этого я въеду в город.

***

      У Анселя уши закладывало от рёва толпы, которая приветствовала его. Лица были радостными, кое-кто даже плакал, но Ансель думал, что толпа ликовала бы точно так же, если бы Эзгар разбил осадившее Бессу войско и протащил регента в цепях через весь город. Люди хотели мирной жизни, ничего больше, и рукоплескали бы любой победившей стороне, лишь бы не было бед, разрушений и смертей.       Ансель не в силах был улыбаться. Он изредка поднимал руку и делал несколько взмахов – больше он ни на что не был способен.       Он высматривал, не появятся ли в толпе его младшие брат с сестрой и, может быть, каким-то чудом Килан. Ведь могли же Одо и все остальные ошибиться? Они сказали, что, когда в город вошли мятежные войска, Килан был на поле под западным склоном Клюва, где молодые люди из знатных семей выезжали лошадей. Там он и был убит. Слухи ходили разные, и часто говорили, что Эзгар приказал взять Килана живым, но тот так отчаянно сражался, что схватить его не удалось. Ни Одо, ни другие стражи не видели тела своими глазами.       Когда они выехали на самую широкую часть дороги Шествий, Ансель увидел, как строй солдат расступился и сквозь них вырвались на дорогу Одо и ещё какой-то мужчина, оба в простых одеждах, какие носили небогатые горожане. За ними следовало двое подростков, в которых Ансель с трудом узнал брата и сестру – лица у обоих были выпачканы сажей, а волосы коротко острижены.       Они бросились к нему, и Ансель, остановив коня, спрыгнул на землю. Он обнимал их, а они его, слёзы прочерчивали светлые дорожки на их грязных лицах, и Ансель едва сдерживался от того, чтобы не заплакать.       Те люди, что не могли видеть, что происходит, встревоженно шумели, те, что были рядом, молчали.       Зердас пытался прорваться к нему в мысли и повторял, что процессия должна двигаться, что эти слёзы и объятия непозволительны королю, но Ансель просто не мог отпустить родных, которых едва не потерял.       – Ваше величество, – обратился Зердас вслух.       Ансель неохотно выпрямился. Брат с сестрой по-прежнему держали его за руки.       – Вы теперь со мной, – сказал он. – Всё будет хорошо, вам нечего бояться. Но сейчас мне надо идти, правда надо…       – Ты король, – сказал Синдиль, разжимая пальцы на запястье Анселя.       – Да, я король.       Когда они прибыли наконец в замок, Ансель, покончив с самыми неотложными делами, приказал привести к нему Одо. Тот явился почти немедленно – и, как оказалось, за полчаса успел привести себя в порядок и переодеться.       Ансель перечислил всё, что решил пожаловать Одо за спасение Синдиля и Дионы: не только золото и земли в Нантуе, но и княжеский титул.       – И ещё кое-что. Ты и многие другие говорили мне, что Эзгара надо казнить. Я хотел быть милостивым, а надо было быть жестоким. На этот раз он умрёт, и его дети тоже.       Ансель заметил, как по тонким губам Одо пробежала холодная, скользкая, как змея, улыбка, – и исчезла.       – Им отрубят головы? – спросил он, словно обвиняя.       – Я так и думал, что тебе этого покажется мало.       – Членам королевского дома полагается почётная смерть от меча. А простых воинов, которых они подбили на это дело, будут рвать лошадьми…       – Никого не будут рвать! – сказал Ансель, резко поднявшись с кресла. – Кроме Эзгара. Я обещал тебе месть, помнишь? Ты можешь выбрать казнь для него. Какую бы ты ни попросил, Одо, мучительную или позорную, я выполню твоё желание.       Одо смотрел на него, словно не понимая слов, а потом сказал:       – Не буду отказываться ни от титулов, ни от имений, но хочу, чтобы вы знали, ваше величество, последний подарок стоит их всех.