Совет у короля закончился сильно за полночь.
Блай был измучен, но сна не было ни в одном глазу. Это было то состояние, когда в теле нет больше сил, и его заставляет двигаться огромное внутреннее напряжение: страх, или ненависть, или жар битвы, или отчаянная любовь. Блай, который не спал уже больше суток (да и последний его сон был краток), даже не знал, что из этого сейчас его поддерживает. Самым сильным чувством была, наверное, злость на Анселя, который всё это провернул, и одновременно благодарность ему, и стыд, и ревность… И вся эта отравленная смесь клокотала в нём, точно кипяток, будоражила мысли и наполняла тело какими-то противоестественными, беспокойными силами.
Лотар наконец-то согласился.
Несмотря на сопротивление военачальников, князей и родственников он отдал приказ двинуться всем войском на запад и остановить Орду, не дать ей захватить ещё и Красные Холмы.
До того и дня не проходило, чтобы не прилетало новых вестей от соглядатаев: Орда собирает обоз, Орда оставляет долину Цилау, Орда выгребает зерно из великих житниц Зеветы – но все они не раскрывали намерений того, кто повелевал Ордой, до конца. И лишь вчера вечером прилетела птица с донесением, что начали сжигать корабли в портах.
Кораблей в торговых городах и без того осталось мало, на них бежали от наступающей Орды, но пара десятков остались: какие-то не успели вывести из сухих доков, какие-то стояли без парусов и оснастки, для каких-то просто не набралось команды… Орда могла бы погрузить часть людей на корабли и напасть на Красные Холмы сразу с суши и с моря, но у них не было людей, которые могли бы с этим управиться. Степняки могли сообразить разве что, как править лодкой, а среди влившихся в Орду уроженцев торговых городов тоже не нашлось опытных матросов и тем более лоцманов и капитанов, способных вывести в море большие парусные корабли.
Если бы Орда собиралась напасть на Вечное королевство, то о кораблях даже и не вспомнили бы. Жечь их имело смысл только в одном случае: Орда собиралась оставить торговые города и уйти дальше на запад, поэтому корабли нужно было уничтожить, чтобы они не достались армии Лотара, которая запросто могла составить им новые команды, усилить свой флот и даже отправить его на помощь Красным Холмам.
Споры в королевском дворце не утихали всю ночь, весь день и ещё почти всю ночь. Некоторые из родственников Лотара чуть ли не отказывались вести свои войска к западной границе, открыто выступая против решения короля… Каких только военных советов ни повидал Блай, но этот был самым яростным, шумным, ожесточённым и долгим. В конце концов, после изнурительных споров план действий был составлен, и согласно этому плану астолатские легионы должны были выдвинуться первыми, даже до того, как Орда начнёт формировать свой хаотичный, но строй.
Блай отправил птицу в Астолат с приказом выступать, не дожидаясь его. Он был далеко от границы, но многотысячные легионы за день проходят гораздо меньше, чем он будет проделывать верхом.
Едва добравшись до дома, Блай упал в кровать и заснул, приказав слугам разбудить его на рассвете. Он ещё наверстает потерянные часы в дороге, а сон, хотя бы несколько часов, был ему нужен.
Когда его разбудили и принесли завтрак, Блай долго просидел над едой, не прикасаясь к пище.
Ему часто приходилось покидать дом срочно, внезапно; он запросто мог уехать, не попрощавшись с братьями или с Диадорой. Но сейчас ему хотелось увидеть Анселя.
Он знал, что они, если всё пойдёт как нужно, встретятся на западной границе. Короля Полосы не пригласили на совет, но уже давно было решено, что он отправится на запад вместе со своими легионами.
Но когда это ещё произойдёт? К тому же, они могут быть вместе на границе, но на деле на расстоянии десятков, если не сотен лиг друг от друга.
Блай должен был его увидеть, хотя бы для того, чтобы не расставаться вот так.
После того, что было в Бессе, после долгой разлуки, он думал, что той тихой, холодной и злой ревности, что он испытывал к любовникам Анселя, и вовсе уже не будет. Он сам отказался от него – отказался делить с другими, – и что-то в нём перегорело, иссякло. Даже когда он понял, что Ансель успел завести любовников в столице, то это лишь слегка кольнуло самолюбие. Может быть, он чувствовал даже что-то сродни зависти – потому что им было так мало надо. Но Ансель напомнил ему. Тем самым поцелуем в темноте весёлого квартала напомнил о невозможности быть с ним, о призрачном недосягаемом счастье, которое он не может принять, как бы ни желал… Он из гордости отвергал то, что другие брали горстями, и снова сходил с ума от любви, алчного желания, зависти, ревности, отчаяния и бессилия что-то изменить. Эти чувства свивались в нём в плотный кровавый жгут, и Блай уже не мог отличить одного от другого.
Он начал приезжать к Анселю, не каждый день, а столько, сколько было допустимо для них. Обычно он появлялся в поместье ближе к концу вечера, когда Ансель оставлял гостей развлекаться одних. Блай проходил в его покои, и они ещё какое-то время разговаривали.
С той ночи на Белильном островке они больше друг друга не касались. Честно говоря, Блай – в тишине и уединённости комнаты Анселя – просто боялся. Боялся, что не устоит. Что удерживало Анселя, который ни скромностью, ни сдержанностью не отличался, было неясно. Возможно, он, действительно, решил, что лучше им любить друг друга так, как сейчас, на расстоянии вытянутой руки…
Блаю казалось, он бьётся в невидимых путах и не может вырваться, да и не хочет тоже, потому что несмотря на всю боль, Ансель делал его и счастливым тоже. Они иногда подолгу разговаривали об Орде или о том, как всё обстояло на западных границах, о придворных делах, о знатных холостяках, сватающихся к Эллив, и о старых легендах Звёздного берега… С Анселем было невероятно легко, и трудно было представить, что этот же человек мог быть величественным и пугающим королём, или что он скрывал какую-то древнюю тайну, которая если и была записана, то те страницы давно уже рассыпались в пыль в подземных залах Пустой горы.
Во время одной из таких встреч их прервали: слуга тихо постучался в дверь и, даже ничего не сказав, а лишь склонившись в быстром поклоне, исчез. Блай озадаченно посмотрел на Анселя, не понимая, что это значит.
Ансель опустил глаза, стараясь избежать его взгляда:
– Тебе нужно уйти, – сказал он с отчётливой холодностью в голосе.
– Ты кого-то ждёшь? – спросил Блай.
Он знал, что не надо спрашивать. Он не имел права задавать такие вопросы, а ответ Анселя причинил бы ему ещё больше боли… К тому же он и без того знал ответ.
– Да, и этот человек не хочет, чтобы его у меня видели.
Эти слова ударили Блая, словно точно нацеленное копьё. Он почувствовал такой яростный и тоскливый прилив ревности, что, казалось, он отозвался в самих костях, заставив их заныть от унижения и стыда.
Блай не стал больше ничего говорить. Молча ушёл и решил, что не вернётся. Не будет больше этих вечерних встреч. Это всё обман и морок. Наваждение. Любовь, не имеющая смысла.
В точно таком же решительном отчаянии он уезжал когда-то из Бессы, но оказался опять притянут к Анселю Ортигерну, потому что иначе быть просто не могло… И так будет повторяться ещё и ещё, потому что эта любовь не изменится, он обречён на неё.
Блай больше не приходил к Анселю, хотя тот и присылал слуг с приглашениями. Но сейчас, перед отъездом на границу, это был не просто праздный визит. Он должен был рассказать Анселю, что говорилось на совете, кто в итоге оказался другом, а кто врагом, кого надо было просто опасаться, а от кого – ждать предательского удара. И ещё раз напомнить Анселю, что ежевичный король не должен блистать слишком ярко и затмевать верховного короля. Тарсия всегда соперничала с Бессой, любое деяние, прославившее владыку Полосы, было верховному королю всё равно что шип в сердце. Блай меньше всего на свете хотел бы говорить так про своего друга, но всё равно собирался напомнить, что Лотар лишь сейчас Анселю союзник, а во всё остальное время – враг, потому что, как и его отец, и дед, и прадед, всю жизнь грезит, как бы избавиться от королевского рода Полосы и заполучить изобильные восточные земли.
Позавтракав и переодевшись, Блай отдал распоряжения слугам и остановившимся в его доме солдатам. Через два часа им нужно будет выехать в Астолат.
Эти два часа нужны были Блаю, чтобы съездить во дворец Теодемиров.
Ранним утром огромное поместье выглядело тихим и сонным, даже птицы пели лениво и редко, и только стража у ворот бодрствовала. Блая Нимандера узнали издалека, и тому даже не пришлось придерживать коня перед воротами, потому что створки открылись перед ним заранее.
Он пролетел по длинной аллее, растревожив стуком конских копыт сонный сад, и остановился у широкого крыльца.
В большом зале слуга сразу же попросил его пройти в западную гостиную – господин Каретен уже идёт. Блай сказал, что он вовсе не к господину Каретену приехал, но слуга лишь молча поклонился и вышел, закрыв за собой расписные двери.
Почти сразу же распахнулись другие двери – в глубине комнаты.
– Рад приветствовать вас, командующий Нимандер, – управитель отвесил глубокий поклон.
Он улыбался искренне и любезно, но вид у него был такой, словно он тоже не спал полночи.
– Здравствуйте, господин Каретен, я хотел бы видеть его величество… – сказал Блай.
– Его величество сегодня ночью покинул город. На случай, если…
– Когда он вернётся? – нетерпеливо спросил Блай.
– Это неизвестно. Его величество король Ансель отбыл к западной границе.
– Что?! – не поверил своим ушам Блай.
– Именно так. Он отбыл на запад и распорядился, чтобы его легионы, которые стоят в окрестностях столицы, тоже готовились выступать. Для вас он оставил записку.
Каретен протянул Блаю лист пергамента, сложенный втрое и скреплённый красным с золотинками сургучом.
Блай,
почему вы не ответили ни на одно из моих приглашений? Теперь мне приходится уезжать, так и не увидев вас.
Но мы встретимся. Помните, я обещал вам ещё в Бессе? Обещаю снова. Когда вы прибудете на границу, я буду ждать вас там. Надеюсь, к тому времени ваша обида и злость утихнут. Вы разочарованы во мне, и сегодня мне нечего сказать в своё оправдание. Но скоро вы поймёте. Я жду этого дня и боюсь.
А.
Блай перечитал последние строки несколько раз.
Получалось, что Ансель решил сам ему рассказать о своей тайне? Но как правда о его даре – предвидение это было, колдовство или что-то ещё – могла быть оправданием всем этим бесконечным связям?
И почему именно сейчас? Ещё вчера он не мог рассказать, во время прогулки по Белильному островку отказался отвечать даже на прямой вопрос, в Полосе делал всё, чтобы утаить правду, а теперь заявлял, что время пришло. Или ещё не пришло? Придёт тогда, когда они встретятся на границе… Но что изменится?
Это связано с войной, со сражениями? С тем, что ллир сопровождали своих королей в битву?
От размышлений Блая оторвал звук открывающейся двери – и Блай инстинктивно спрятал письмо в рукав.
В комнату вошла темноволосая девушка, с которой он за прошедшие недели в Тарсии разговаривал, может быть, раза три-четыре. Эллив Ортигерн, старшая сестра короля. Блай поприветствовал её, а она учтиво склонила голову в ответ.
По выражению её лица – красивого, сходного чертами с лицом брата – было понятно, что она не ожидала увидеть в комнате Блая Нимандера. На ней было пошитое по моде Тарсии одеяние, которое девушки надевали, когда отправлялись на прогулку верхом. Скорее всего, сейчас у крыльца уже ждала оседланная лошадь.
– Его величество уехал, – сказала Эллив. – Вы не знали, господин Нимандер?
– Узнал только сейчас, но я тоже выезжаю сегодня и, кажется, в ту же сторону, что и король Ансель.
– Думаю, вы скоро догоните его, – Эллив подошла ближе. В том, как свободно, без капли смущения она оглядывала малознакомого мужчину было что-то, что напоминало её брата. – С ним секретарь да ещё Гаата. Они не смогут ехать быстро, а вы сможете.
– Гаата? – Блай был уверен, что слышал это имя, но не мог вспомнить, кем же была эта Гаата и откуда он про неё знал.
– Она из Всеведущих Жён. Или была ею… Они так и не сподобились отнять у неё титул.
– Одна из тех, что служили королю Эмонду?
Эллив кивнула.
– Я слышал, они все погибли.
– Туда им и дорога, – резко ответила Эллив. – Но Гаата уцелела милостью его величества, так что теперь она обязана ему жизнью и старается быть
полезной. Вы ведь знаете мою историю, не так или? Вся Тарсия знает.
Конечно же, Блай знал, что Эмонд отправил Эллив в обитель, а Ансель потом забрал её оттуда. Теперь Эллив стала завидной невестой: она была сестрой короля, и многие готовы были закрыть глаза и на её возраст и на то, что она, по слухам, была бесплодна. Всеведущие Жёны что-то делали с теми, кто приходил к ним. Блай догадывался, что Гаата могла помочь исправить содеянное и излечить Эллив, но не решался сказать об этом вслух: говорить о подобном с незамужней девушкой было крайне неприлично.
– Это несомненно печальная история, – сказал он. – Но я верю, что у неё будет хорошее завершение.
– А я вот нет! – зло бросила Эллив. – Потому что мой брат…
– Госпожа Эллив, – тихо, но предостерегающе произнёс Каретен, стоявший позади Блая.
– Я помню, – Эллив дёрнула головой, так что её толстая коса перелетела с груди за спину. – Не говорить ничего, что пойдёт во вред государю. Но какой от этого будет вред? – Эллив посмотрела на Блая, и глаза у неё покраснели, словно она готова была заплакать. – Вчера Метьен Веленц приезжал просить моей руки. Но его проклятое величество ему отказали!
– Госпожа Эллив! – почти взмолился распорядитель Каретен.
Блай понял, что произошло. Они с Анселем говорили об этом, и, наверное, он, Блай, тоже был виноват в несчастье Эллив.
– Ваш брат... – Блай замолчал, не зная, как лучше начать. – Госпожа Эллив, боюсь, вы не простите мне моей прямоты, но всё же позвольте говорить открыто…
Лицо Эллив на мгновение стало растерянным. Она всего лишь хотела выговорить кому-нибудь свою злость на брата и наверняка не хотела ни от кого слышать, что неправа, но потом она кивнула:
– Говорите...
Та дверь, через которую вошёл Блай, распахнулась и в комнату заглянул слуга:
– Господин Каретен, вам нужно пойти… В ворота въехал всадник в цветах короля. Кажется, гонец.
Каретен посмотрел на Блая и Эллив, как будто не решался оставить их вдвоём даже ради того, чтобы встретить королевского гонца.
– Гонца ещё не было? – спросил Блай. – Он не приезжал ночью или рано утром?
– Нет, только сейчас, – Каретен выглядел встревоженным.
– Идите, – посоветовал ему Блай. – Это письмо королю Анселю: верховный король приглашает его присоединиться к нему, когда армия торжественно выступит из Тарсии на запад.
– Но его величество уже уехал… Что ж, письмо мне всё равно нужно принять, – Каретен взмахнул руками и пошёл к дверям.
– А вы уже всё знаете… – многозначительно улыбнулась Эллив.
– Да, я знаю, потому что был на совете, а вот откуда узнал король Ансель…
Опять от одного из своих многочисленных шпионов, от кого же ещё?
Блай покачал головой. Что за игру Ансель вёл? И вместе с кем?
Ему с самого начала было непонятно, зачем Анселю понадобилось настолько внезапно уезжать из города посреди ночи. Даже если ему сообщили, что было решено на совете, так торопиться не имело смысла. Даже сам Блай, командующий легионами Астолата, которые выступят против Орды первыми, вполне мог дать себе время на сон и отдых. Но теперь он, кажется, понял… Ансель знал, что король с утра пришлёт ему это письмо, и предпочёл не получать его. Если он его не получил, то и подчиняться просьбе верховного короля не обязан… Умно.
Но Лотар разозлится. Опять.
Если бы Ансель получил приглашение Лотара, то был бы вынужден остаться в Тарсии, самое меньшее, на четыре дня, чтобы выехать вместе с королевским поездом. Но он хотел оказаться на западной границе раньше, встретиться там с Блаем и сделать ещё неизвестно что…
Что он такое замыслил?
– Так что вы хотели мне сказать, господин Нимандер? – спросила Эллив.
Блай сделал несколько шагов в сторону окон, раздумывая, как преподнести это лучше. Эллив бесшумно следовала за ним.
Её красота была не такой мягкой и нежной, какую ценили при дворе Тарсии, и она была не так юна, как другие девушки на выданье, но было в ней нечто, чего не было ни в одной другой: её взгляд был ярким и полным жизни, но это была не блаженная открытость людей, которые выросли под крылышком заботливой семьи и не ведали в жизни зла, а бесстрашная открытость человека, кто видел многое и ничего уже не боится. Этим она тоже была похожа на своего брата-короля, и в её взгляде была глубина большая, чем кто-то вроде мальчишки Веленца мог вообразить.
– У меня есть две сестры, – сказал Блай, – и четверо кузин. И если бы кто-то из них пережил то же, что вы, госпожа Эллив, то я бы не отдал никого из них за младшего Веленца.
– Я знаю всё, что вы скажете! Метьен не таков! Он… Вы можете не верить в это, считать, что их семья просто стремится к выгодному браку, но я знаю, что он… он искренне меня любит. Я нравлюсь ему как женщина!
– Думаю, при дворе трудно было бы найти мужчину, которому вы не понравились бы как женщина, – улыбнулся Блай. – Вы красивы, молоды и из семьи, с которой многие хотят породниться. Многим и не нужно большего.
– Вы знаете, что я говорю о другом! Разве вы приезжаете в этот дом только потому, что мой брат красив и молод?
– Видимо, я из тех, кому нужно больше.
– Если бы вы только знали… – Эллив посмотрела на него с сожалением.
Блай хотел сказать, что знает. Может быть, не о каждом любовнике Анселя, но о многих, о том, что они есть и будут… Но он не хотел об этом говорить.
– Я могу поверить в то, что Метьен искренне увлечён вами, влюблён в вас. Но он происходит из одной из древнейших и знатнейших семей Везера. А ещё он единственный сын своего отца и единственный продолжатель рода. На нём лежит долг. И, боюсь, вы не представляете себе веса этого долга.
– Думаете, что мелкие дворяне с севера Полосы не понимают, что такое долг? Куда им? – на щеках Эллив выступил румянец. – Если это так, то вы ни-че-го не знаете ни о моей семье, ни об Анселе!
Блай даже слегка растерялся от горячности, с которой говорила Эллив.
– Может быть, я чего-то не знаю об Ортигернах, – примирительно сказал он, – но я знаю многое о старых домах Везера. Последний Веленц обязан продолжить свой род. А если получится так, что вы всё же не сможете дать ему детей… Вы понимаете, что тогда будет?
– Брат мне сказал, – ответила Эллив и плотно сжала зубы.
В Везере, каковы бы ни были причины, супругов не разводили. Законы так же не позволяли отсылать бесплодных жён в Серый дом. Что для мужчины, что для женщины был только один способ вступить во второй брак – овдоветь.
– И вас это не пугает? – спросил Блай.
– Метьен не... Вы почти не знаете его и всё же намекаете на то, что он убьёт меня, если я не смогу дать ему наследника?
– Он может любить вас до безумия, но не его родня… Такое происходило раньше и происходит до сих пор. Если мужчине недостаёт сил самому избавиться от бесплодной жены, за него это сделает его родня. Ваш брат спрашивал меня об этом, и я честно его предупредил. А он предупредил вас.
– Он не предупредил. Он отказал! – румянец на щеках Эллив разгорался всё ярче.
Блаю казалось, что она всё понимает умом, но просто не может с собой совладать. Как и он сам, всё понимая, не мог совладать со своими чувствами к Анселю.
– Он отказал, потому что боится за вас, – сказал Блай. – Он потерял брата и винил в этом себя, и он не хочет снова…
– Но он и был в этом виноват! Он… Он всё разрушает. Всё и всегда разрушает. Вы просто не понимаете.
Эллив говорила не сильно громче обычного, но её слова казались криком; из неё как будто вырвалось нечто, и она уже не владела им.
– Вы хороший человек, Блай Нимандер, и заслуживаете лучшего, – её негромкий, завораживающий голос струился, словно что-то тайное, до того сокрытое в темноте, истекало из горла Эллив. – Бегите от него! Женитесь на принцессе Деборе, разбейте врага на западе и живите в славе и почёте. У вас ещё может быть хорошая, счастливая жизнь… Иначе он… Иначе он ничего вам не оставит. Он…
Эллив вдруг резко замолчала.
Она взяла себя в руки, и лицо её вновь стало спокойным, почти безучастным. Она была сейчас невероятно похожа на свою мать.
Блай хотел бы спросить её, что она имела в виду, но понимал, что не получит никаких ответов. Эллив замкнулась мягко и надёжно, словно раковина.
***
Блай не помнил, как прошёл первый день его пути на запад. Он должен был думать о том, где перехватить Орду, как выстроить наступление, где разместить резервы – но всё это было слишком далёким, размытым, как в дымке. Что толку думать сейчас, если Орда даже не тронулась и никто не может предсказать, через сколько дней это произойдёт или где войска Вечного королевства её застанут? Блай пока слишком мало знал, чтобы строить планы. Но вот думать об Анселе он мог.
Он думал о словах Эллив, о слышанном от Ирмина, о прочитанных книгах и известных с детства легендах, об украденных страницах и о многословных рассуждениях Гезимунда, о поступках Анселя и странной преданности его любовников.
Пожалуй, именно это смущало больше всего, было более необъяснимым, чем самые загадочные сказки о колдунах Звёздного берега. Колдуны были изначально чем-то непостижимым, непохожим на обычных людей… И Гезимунд, и Ансель говорили, что они мыслили иначе, воспринимали само течение времени иначе. Но вот обычных людей, таких, как он сам, Блай знал и понимал хорошо. Особенно хорошо он знал солдат, служивших и в гвардии, и в легионах, неважно, были они рядовыми или командовали целыми армиями… Быть того не могло, чтобы за целый год ни один – ни один! – из них не накинулся бы на другого из ревности, или бы не проболтался за чашей вина, или бы не стал похваляться тем, что побывал в королевской постели, или не попытался бы воспользоваться благосклонностью Анселя в своих целях и что-то да получить. Конечно, были люди, которые не сделали бы ни того, ни другого, ни третьего, но у Анселя было много любовников, и как бы он смог так мудро выбрать каждого, ни разу не ошибившись?
«Он ничего вам не оставит», – сказала Эллив.
Что же он заберёт? Ревность, непримиримость, самолюбие, жадность? Всё то, что должно было бы мешать любовникам Анселя, но не мешало.
На второй день Блаю полегчало, но не окончательно, на третий уже получалось не думать об Анселе подолгу, а к вечеру четвёртого они подъехали к Оннену и оказались в страшном столпотворении людей, лошадей и повозок. Сбоку от дороги солдаты какого-то полка уже разбивали временный лагерь. Штандарты то ли не были ещё установлены, то ли Блай с дороги их не видел, но по зеленым цветам формы понял, что это был полк из Озёрного края – войска отовсюду начинали стягиваться на запад.
Блай нашёл взглядом ординарца, ехавшего чуть позади, и указал в сторону солдат в зелёном. Ординарец кивнул и пустил коня быстрой рысью. Он вернулся с новостями быстро, и новости были нехороши.
Оннен находился на берегу реки Пересмешницы, известной своим бурным течением. Несмотря на ширину, река была судоходной только вблизи устья, в Везере, по всей остальной длине даже паромные переправы были редкостью, таким скверным норовом обладала Пересмешница. В Оннене же был наведён настоящий мост, но не слишком широкий. Двенадцать дней назад, когда верховный король ещё даже не решил, что легионы отправляются на запад, от генерала Радегера птицы уже летели в десятки городов. Потому что именно Радегер отвечал за то, как легионы доберутся до места сражения, где будут ночевать и что есть. Мостовой роте полка, стоявшего в Оннене, было приказано укрепить и расширить мост, потому что по нему вскоре предстояло пройти тысячам и тысячам солдат и проехать тысячам обозных телег и подвод. Мостовая рота вместе с саперной и строителями из городка взялась за подновление моста. Но через несколько дней работ, видимо, из-за какой-то ошибки в расчётах, кусок моста в двадцать шагов длиной оторвало течением.
Мост до сих пор не был восстановлен и толпы людей скапливались на той и на другой стороне.
Выслушав всё это, Блай отправил троих солдат в город – отыскать начальника гарнизона и старшего офицера мостовой роты и предупредить, что скоро прибудет командующий Нимандер, чтобы выслушать их доклад.
Нимандер мог себе представить, в какой ужас придут и тот, и другой. Разрушение моста само по себе было бедой, но пока этот мост не был так уж важен. До того, как здесь появятся первые легионы, а тем более, король с гвардией, пройдёт ещё достаточно дней. И тут вдруг на их головы сваливается Блай Нимандер.
Блай не собирался учинять им разнос – разве что выяснится, что мост развалился из-за чьей-то глупости или ошибки, которую легко можно было предотвратить. Но он всё равно думал, что провести какое-то время в страхе и напряжении онненским офицерам будет полезно. Хотя в целом он был очень доволен предусмотрительностью генерала Радегера. Он всё начал готовить заранее… А Блай, наоборот, опасался, как бы тот ни начал замедлять передвижение войск, – это было в его силах. Какая всё же странная и внезапная перемена… Ещё одна.
К Блаю приближались двое всадников в зелёном – наверняка командир Озёрного полка, который услышал, что в Оннен прибыл Нимандер.
Так оно и оказалось: Блая и его небольшой отряд пригласили остановиться на ночь внутри лагеря. Офицеры сказали, что найти ночлег в городе и окрестностях сейчас невозможно, занят последний курятник; разве что генерал Нимандер распорядится вышвырнуть кого-то из занятой комнаты. Блай такого делать, конечно же, не собирался. У Озёрных были запасные палатки, в достатке фуража и еды. Так что к вечеру, когда Нимандер принял доклад местных офицеров и вернулся в лагерь, его уже ждали просторная палатка и хорошая походная койка, а ужин готовился на обложенном камнями кострище.
Блая пригласили к своему костру старшие офицеры и, хотя ему и не хотелось идти, отказываться он не стал. Он понимал, что для этих людей значил приезд Блая Нимандера, когда-то командующего легионами запада, до сих пор славного своими победами – и поражениями тоже. События в Полосе слегка подправили его репутацию. Пусть те небольшие сражения не шли ни в какое сравнение со столкновениями многотысячных легионов с великой Ордой, но победа над армией в десять раз большей считалась чудом, доказательством того, что Блай Нимандер всё равно оставался одним из лучших полководцев страны.
Они не успели допить и первой чаши вина, как к костру подбежал вестовой.
– К лагерю подъехали солдаты, лёгкая кавалерия из Нантуи, девятый полк. Говорят, у них срочное сообщение для командующего Нимандера.
– Зови, – распорядился Нимандер и повернулся к ближайшему офицеру: – Здесь есть полки из Полосы?
– Да, есть, – ответил тот. – Не целый полк, несколько рот. Может, даже гвардейские части, судя по тому, что они остановились в загородном доме какого-то князя. На берегу реки, за городом. Они прибыли ещё до того, как мост развалился, остановились на ночь, а утром было уже не уехать… Мы их не видели, только слышали от местных.
Приближающихся солдат из нантуйского полка Блай увидел издалека. Это действительно была гвардия – посеребрённые нагрудники сияли, как зеркала, отражая свет разложенных повсюду костров.
Лицо одного из гвардейцев показалось Блаю знакомым, но он не мог вспомнить, где видел этого человека: уже здесь, в Тарсии, или раньше, в Бессе.
Гвардеец, высокий юноша с резкими, заострёнными чертами аристократа из Полосы, отточенным жестом приложил руку к плечу в военном приветствии и передал Блаю маленький квадратик пергамента с красной печатью:
– Его величество король Ансель приглашает командующего Нимандера остановиться в замке Тьегаст, как подобает человеку его высокого положения.
Первым порывом было отказаться, но Блай понял, что уже не может. Он может отказывать Анселю Ортигерну, когда тот зовёт или просит, день, два, пять, но потом сам начинает сходить с ума от желания видеть его. И идёт, не в силах сопротивляться… Как будто под толщей этого мира текут чёрные реки, и их неумолимое течение всё равно приносит его к Анселю.
Чёрные реки… О чём он? Он просто любит, до безумия любит.
Офицеры Озёрного полка смотрели на Блая в уважительном изумлении. Тот равнодушно пожал плечами:
– Отказать самому королю Полосы было бы невежливо. Конечно же, я благодарю его величество за приглашение и принимаю его.
***
Ансель ждал его в маленькой комнате с окнами на реку. Вдали было видно освещённый факелами мост – работа не останавливалась даже ночью. От воды тянуло сыростью и тиной, от сада – душным запахом ночных цветов и чем-то дымным. Стрекот сверчков был громким, плотным, заполнял уши, точно воск.
Ансель сидел на подоконнике, тёмные волосы рассыпались по белой рубашке, расслабленные плечи казались хрупкими, беззащитными.
Когда он повернулся к Блаю, в глазах вспыхнула жадная, голодная радость, но скоро погасла. Ансель медленно, расчётливо улыбнулся.
Блай хотел подойти ближе, но его на мгновение сковало восторгом, противоестественным блаженством от того лишь, что он снова видел этого человека. Ему хотелось, чтобы этот мучительный миг длился вечность, но он пересилил себя и шагнул к Анселю. Тот, по странной случайности, соскользнул с подоконника ровно в этот же миг.
Ансель рассмеялся, таким неловким было это совпадение. Волшебство разрушилось.
– Я же обещал, – сказал Ансель. – Только я не думал, что мы встретимся так быстро. Этот злосчастный мост… Но, говорят, его починят уже завтра.
– И куда же ты так спешишь? Уехал из дома среди ночи…
– К своим легионам, которые уже на границе. Но, если честно, – Ансель откинул с плеч мешавшие волосы, – я просто не хотел застрять в столице вместе с королём Лотаром. Тебя-то он не будет удерживать, а вот мне пришлось бы терпеть утомительные благословения в храмах и торжественные выезды. Ты помнишь, что три года назад я жил в маленьком замке в горах? Это всё не для меня.
– Лотар жутко зол.
– На меня? – Ансель сделал удивлённые глаза. – Из-за чего? Мне кажется, он должен быть рад – не придётся ни с кем делиться почестями, когда его будут провожать на войну.
– Он думает, ты хочешь собрать главные почести – на западной границе.
– Он думает, что я, не дождавшись его, поведу войска на Орду?
– Что-то в таком роде… Ты понравился людям в столице, кое-кто из влиятельных сановников стал тебя поддерживать. Это его беспокоит.
Ансель вздохнул.
– Садись, – он указал на кресло, стоявшее чуть в стороне от окна. – Я не хочу соперничать с ним. В мыслях не было. Я лишь хочу делать своё дело. Нам надо остановить Орду и Трёхликую богиню, пока мы можем, а Лотар пусть всю славу забирает себе. Я ничем не угрожаю ему…
– Хватит притворяться, что ты не понимаешь! – резко сказал Блай. – Ты прекрасно знаешь, что ему не нужен настоящий повод. Он, как и Эмонд, подозревает всех, во всех видит врагов… А война, все эти советы – всё это тревожит его ещё больше.
– Он – король мирных времён, – задумчиво проговорил Ансель.
– Да, он был бы прекрасным королём, если бы сейчас был мир или где-то на границах шла далёкая война. Он взвешивает все свои решения, заботится о народе, стремится уравновесить партии при дворе. Но когда начинается война, настоящая война, то он теряет власть над событиями, а для него это как пытка. Он правит уже скоро десять лет, но за всё это время не пережил и десятой доли, что ты за свой первый год в Бессе. На твою жизнь покушались, против тебя отправляли армии, и ты выжил и правишь Полосой, чего вообще не должно было быть. Знаешь, о чём думает Лотар, когда слушает эти рассказы?
– Жалеет, что не смог захватить власть в Полосе в смутные времена?
– Это тоже. Но ещё он думает о том, что он бы так не смог. К нему престол перешёл от отца, тихо и спокойно, а если бы ему пришлось драться за него, избавляться от соперников, причём гораздо более сильных или имеющих больше прав на престол? Получил бы он его тогда? Лотар знает, что нет. И поэтому он боится тебя. Человека из никому неизвестного замка на севере, который не имел в Бессе ни капли власти, но за год добился трона.
– Я дрался не за трон, – сказал Ансель. – А за свою жизнь и за жизни родных.
– Лотар видит это иначе. – Блай подошёл ближе и взял узкую ладонь Анселя в свою. – Пожалуйста, будь осторожен. Ты далеко от своих земель, помни про это… Если бы я мог тебя удержать, то вообще не отпустил бы на границу.
– Я должен там быть, – Ансель высвободил руку. – Должен помочь тебе, поэтому я торопился.
– Мне не нужно помогать. Война – это единственное, что я умею, и умею хорошо. На этот раз я не отступлю и не проиграю.
– Тебе пригодится моя помощь, – в голосе Анселя слышалось обещание и что-то большее. Тайна, неотступно пронизывавшая всё и вся. Тайна, которую, как Блай думал, он наконец-то разгадал.
– Какая помощь? – спросил Блай. – Если она заключается только в том, чтобы добиться чьей-то помощи или расположения, переспав с ним, то мне такая помощь не нужна, Ансель. Мне больно видеть это!
– Блай… – Ансель вскинул руки, словно хотел остановить его, – мучительно знакомый жест, такой откровенный и трогательный, такой некоролевский.
– Что ты делаешь? – Блаю хотелось перехватить эти руки, эти тонкие запястья, стиснуть до боли. – Я не понимаю, что ты сейчас делаешь? Зачем? Ты дразнишь Лотара своим неповиновением, своими легионами… Едешь раньше него на границу, хотя знаешь, что это его разозлит! Ты ведёшь себя, как заносчивый ребёнок! Чего ты добиваешься? Ты написал, что я пойму, но я не понимаю. И что ты делаешь с собой?! Оно того не стоит.
– Я добился того, чего хотел, – с неожиданным высокомерием ответил Ансель. – Мы не дадим Орде уйти на запад, к Красным Холмам, и эту армию возглавишь
ты. И не бойся, я не стану говорить, что сделал всё это ради тебя, а ты не ценишь… Я сделал это ради себя и ради Полосы. Даже если бы я ненавидел и презирал тебя, я бы всё равно добился твоего назначения, потому что из всех именно ты можешь победить Орду.
– А знаешь, что я почувствовал, когда на совете всё же решили поставить меня во главе армии? Думаешь, радость? Или гордость? Нет, я почувствовал желание отказаться. Я думал, что сейчас встану и скажу, что… Что уезжаю в Пустую гору и присоединяюсь к братству. Потому что я не хотел брать то, чего ты добился своими интригами и за что ты расплатился собой – или что там происходит между вами! Я не хочу этого. Не хочу.
– И почему же ты не встал? – спросил Ансель, вскинув голову.
Блай слышал вызов в его голосе, но он как никто умел различать притворную смелость, такую, что держится на одной лишь гордости. Как бы уверенно Ансель ни говорил, смотрел он как тот, кого загнали в угол.
– Потому что королевство и живущие в нём люди важнее моего самолюбия, вот почему. И потому что тогда получилось бы, что всё, что ты делал, ты сделал зря. Радегер, этот разряженный боров… Генерал Склота… Кто-то ещё, о ком я не знаю. Я не могу это видеть. Даже думать об этом не могу…
Ансель вдруг оказался совсем рядом с ним. На лице была растерянность, словно он не знал, что сказать и что сделать – а потом просто обнял.
Блаю показалось, что свет на мгновение померк перед глазами, обрушилась оглушительная тишина… Тесное, жаркое прикосновение Анселя заставило его содрогнуться разом от бешеного желания и от ревности, граничащей с ненавистью, такой раскалённой, злой, что Блаю стало страшно. Он хотел обнять Анселя в ответ, но не смел, потому что боялся самого себя, того, что может сделать с этим человеком, который так мучил его…
– Прости меня, – прошептал Ансель. – Я знаю, что тебе больно.
– Мне не больно, – произнёс Блай, по-прежнему не отвечая на объятия Анселя. – Мне стыдно. Ты заставил меня выбирать между своей страной и своей совестью… Хотя какой это выбор? Его не было. Я даже не сомневался, взял… Послал к демонам свою гордость и взял.
– Ты думаешь, что передо мной какой-то другой выбор? – пальцы Анселя ласково и опасно касались шеи Блая. – Думаешь, я выбираю между тобой и другими мужчинами? Нет, я выбираю между тем, чего хочу, и между тем, что должен.
Ансель медленно отстранился, поняв, что так и не дождётся от Блая ответа на свои объятия. В его глазах появилось что-то отчаянное и жестокое.
– И не смей рассказывать мне о стыде, – произнёс он с холодной яростью в голосе. – Я знаю о нём столько, сколько ты и вообразить не можешь. А моя гордость… Даже если бы я захотел послать её к демонам, я бы её не нашёл. Так что перестань оплакивать свою, возьми легионы, которые я – да, именно я! – тебе дал и принеси мне голову этой поганой богини!
