Тёмное Братство вечно

      Каменистая дорога круто уходила вниз, петляя между хребтов. По ночному тракту владения Рифт неслись двое всадников: вороной, чернее самой темноты, конь летел впереди, а следом за ним, немного отставая — гнедая лошадь. Нынешней ночью особенно сильно ощущался холод, но в этом не было ничего необычного, ведь месяц Начала морозов подходил к концу. Здесь, на юге, в это время года днём всегда припекало солнце, и часто погода стояла такая же тёплая, какая бывает ранней осенью, в месяце Огня очага. Но даже тут ночи с каждым днём становились всё холоднее и длиннее, а нагретая солнцем сухая трава поутру покрывалась инеем.       После шахтёрской деревушки Камень Шора спуск стал ещё круче, и Моруэн приходилось всё чаще тянуть на себя поводья, заставляя Тенегрива тормозить. Иной раз на особенно резких поворотах порождение Пустоты совершало прыжки, и тогда нордке с трудом удавалось удержаться в седле. За долгое время в пути она уже успела отбить себе весь зад, и теперь каждый скачок отдавался болью. Помянув про себя добрым словом размеренные поездки на телеге, она натянула поводья и спешилась, взяв Тенегрива под уздцы.       Хранитель сразу опередил её, решив, что на дороге какая-то опасность. Он долго всматривался в ночную тьму, но не заметил впереди никакого движения. Спешившись, он сбавил шаг и вскоре поравнялся со Слышащей:       — Впереди никого. Почему Моруэн слезла с коня?       — Решила насладиться прохладой осенней ночи, — нордка не хотела признаваться ему в том, что устала.       Цицерон лишь передёрнул плечами, ответив многозначительным молчанием — в отличие от Мору, прохладу он не жаловал. Через некоторое время он тихо и как-то грустно вздохнул и, скинув капюшон плаща, резким движением пригладил растрепавшиеся волосы. Окинув лицо нордки цепким, колючим взглядом, Хранитель решил продолжить разговор:       — Тогда самое время поболтать. Что связывает Слышащую и Гильдию Воров?       Меньше всего Мору сейчас хотела это обсуждать, но понимала, что теперь Цицерон не отвяжется и придётся рассказывать. Она помолчала какое-то время и, тяжело вздохнув, сказала:       — Это давняя история. Да и зачем тебе знать, Хранитель?       В красноватом свете Массера волосы имперца казались тёмно-бордовыми, а янтарные обычно глаза — чёрными, как Бездна.       — Цицерон хочет знать всё, что касается тебя, моя дорогая Слышащая, — он намеренно сменил тон на более мягкий, желая добиться ответа на свой вопрос.       Переменчивый характер Хранителя то раздражал Моруэн, то пугал её, но иногда убийца казался внимательным, понимающим, и тогда нравился нордке. Цицерон часто бывал непредсказуем: внешне он мог казаться серьёзным и невозмутимым, а через миг вдруг резко и громко расхохотаться — такая взбалмошность часто заставала её врасплох.       Сняв перчатку с левой руки, Мору осторожно взяла Хранителя за руку — его кожа была почти столь же холодной, как снег, лежащий возле Убежища в Данстаре.       — Что ж… Видимо, уже ничего не удастся скрыть от хитрого Цицерона, — с досадой промолвила она.       Цицерон осторожно сжал её руку в своей:       — Ну Слышащая, ты ведь понимаешь, что у нас не должно быть секретов друг от друга. Мы ведь Семья, — он насупил брови, будто капризный мальчишка, и нордка едва не расхохоталась — таким смешным ей показалось это обиженно-серьёзное выражение на его лице.       Но она вновь была с ним согласна. Моруэн осознавала, что ближе Цицерона, Назира и Бабетты у неё просто никого не осталось. Да, теперь они действительно стали её настоящей семьёй. И никто из них ничего толком не знал о прошлом нордки.       — Я была воровкой. Ещё до того, как попала в Братство.       — Как интересно. Цицерон не любит воров. Но тебя, Моруэн, я осуждать не стану, — казалось, Хранитель ничуть не удивился.       — Почему? — тут интересно уже стало ей.       — Ну… По одной из версий, наша Мать тоже одно время была воровкой*. Очень, очень давно.       — Я читала что-то про это.       Мору отвела взгляд, но Цицерон не отставал:       — Так всё-таки почему ты стала воровкой?       — У меня не было другого выхода. После того случая с имперскими солдатами мне пришлось скрываться и как-то выживать. Единственным безопасным местом тогда стала Гильдия Воров, — тяжело вздохнув, отвечала нордка. Ей так не хотелось вновь вспоминать всё это, но Хранитель упорно продолжал бередить старые шрамы.       — А что связывает Моруэн и того старого вора? — резко спросил Хранитель. Кажется, этот вопрос занимал его больше остальных.       — Дружба. Будучи воровкой, я быстро училась и делала для Гильдии всё, что могла. Я бралась даже за самые сложные кражи, отчаянно шла на риск, думая, что мне нечего терять. Несколько раз меня чуть не убили, но чаще всего мне везло и удавалось выкарабкаться.       Моруэн вдруг замолкла, задумавшись:       «Нечего терять… Да, именно так я раньше и думала. Мало ценила свою жизнь. Но ровно до той поры, пока не повисела на волоске от смерти. Мы, слуги Ситиса, не должны бояться смерти, но должны уметь ценить жизнь. Жизнь, которую так легко отнимаем у других людей, отправляя их в Пустоту…»       Возможно поэтому, в последнее время нордке так часто хотелось избавиться от всех своих обязанностей и просто жить. Как обычный человек, а не Слышащий, не рискуя всякий раз своей шкурой на контракте. Но она понимала, что как бы ей того не хотелось, а к обычной жизни вернуться она уже не сможет. Слишком многое оказалось закручено вокруг судьбы, слишком тугая петля теперь висит на её шее. Быть главой развалившегося Братства, почти полностью уничтоженного врагами, собирать его по крупицам, отвечать за всех казалось сейчас неимоверно тяжёлой задачей. В такие моменты нордка просто старалась не думать об этом. В дороге ей было проще отвлечься от всех дурных мыслей, чем в стенах Данстарского Убежища.       Цицерон многозначительно вздохнул и окинул нордку снисходительным взглядом. Наверное, с высоты его опыта и прожитых лет, речи нордки казались ему детским лепетом. Но он слушал её, слушал, не перебивая.       — Но потом я совершила ещё одно убийство, уже будучи в Гильдии, и вернуться туда уже не могла. Тогда мне было горько и плохо, казалось, что я потеряла всё — свой дом, семью и упустила свой шанс. А потом… Потом я оказалась в Братстве.       Хранитель вдруг остановился и привлёк её к себе. Он пронзительно посмотрел нордке прямо в глаза и серьёзно сказал:       — Теперь ты обрела новую семью, Моруэн. И больше никогда не останешься одна, Цицерон обещает.       Сейчас он казался ей таким серьёзным и искренним, таким настоящим! И в этот миг Моруэн понимала, что любит его. Жаль только, что не всегда он бывал таким. Безумие возвращалось и не отпускало Цицерона навсегда, часто показывая теневую сторону его личности. Таков был его дар и его проклятье.       Моруэн робко прикоснулась к лицу Хранителя — он замер на мгновение, вдыхая аромат её кожи. Вскоре она ощутила его обжигающее дыхание на своей шее и, прикрыв на секунду глаза, почувствовала тепло, разливающееся в сердце.       Но вдруг неподалёку раздался тревожный громкий окрик:       — Эй, там! Помогите, прошу вас!       Нордка тут же бросилась бежать вперёд, на крик. Цицерон хотел было задержать Слышащую, но не успел — она слишком быстро сорвалась и побежала. Ему ничего не оставалось, как кинуться в след за ней.       В лесу, что рядом с трактом, стояли двое мужчин в светлых робах дозорных Стендарра. Нордка знала — члены монашеского ордена часто патрулируют дороги Скайрима, выслеживая и борясь с вампирами и фанатиками даэдра, и поэтому не боялась к ним подходить. Один из дозорных склонился к раненому, но в высокой траве рассмотреть его не удалось.       — Нам срочно нужна ваша помощь! — повторил незнакомый мужчина, когда нордка приблизилась к ним.       Тут она почуяла неладное: человек, лежащий в траве, кажется, уже не дышал, а склонившийся над ним монах откинул назад капюшон и поднял своё лицо. Губы и подбородок дозорного были перемазаны в крови, а глаза светились красноватым сиянием.       — Вампиры! — вскрикнув, Моруэн выхватила из-за пояса клинок Горя и отскочила назад.       Стоящий рядом с ним дозорный громко и самодовольно рассмеялся, обнажая клыки в предвкушении:       — Да не ори ты так, всё равно никто не услышит. Лучше готовь свою шею, нордская шлюха!       Дальше произошло всё настолько быстро, что показалось одним мгновением: Цицерон вдруг возник за спиной у «монаха» — размахнувшись, ассасин одним ударом отсёк голову кровопийцы эбонитовым клинком. Моруэн же стояла как вкопанная, держа клинок перед собой, очевидно, второй вампир уже успел загипнотизировать её взглядом. Хранитель метнулся в его сторону, как вдруг вампир сорвался с места и молниеносно подскочил к нордке. Мору слишком поздно отпрянула, и кровопийца оцарапал ей шею своими острыми как бритва зубами. Цицерон в последний момент всё же успел ухватить вампира за длинные волосы, спасая тем самым нордку от смертельного удара клыками.       В следующую секунду Хранитель отсёк голову второго кровопийцы и бросился к Моруэн.       Нордка схватилась за шею и, тяжело дыша, села в траву. Тут же она обнаружила лежащих рядом настоящих дозорных Стендарра — два трупа с разорванным горлом были полностью раздетыми.       — Всё в порядке, я жива. Они… Переоделись дозорными.       — Дай осмотреть рану, — Хранитель резко убрал её руки и окинул быстрым критическим взглядом шею нордки: рана была не глубокая, но кровоточила. — Нужно перевязать. Вставай, идём отсюда.

***

      Перевязав рану полосками льняной ткани, они спустились с гор, и добравшись до указателя, повернули на запад, в сторону Вайтрана. Иногда по пути попадались внушительные каменные мосты, раскинувшиеся над бурлящим течением горных рек. Один раз всадники остановились рядом с рекой, чтобы наполнить фляги свежей водой, да промыть рану Моруэн и, немного перекусив, вскоре отправились дальше. Преодолев затяжной подъём, они проехали башни Валтейм, и уже в скором времени оказались во владении Вайтран.       На рассвете Слышащая и Хранитель достигли самого Вайтрана, но в город решили не заезжать, устроив недолгий привал рядом с фермой Пелагио. Цицерон сначала настаивал, что им следует заехать в город, за снадобьем от болезни к алхимику, но нордка лишь отмахнулась: мол, это всего лишь царапина и вообще, само заживёт. Тем более, она точно знала, что брала с собой в дорогу зелье и если вдруг станет хуже, то сразу примет его. Подремав и перекусив, путники продолжили свой путь, свернув в сторону Маркарта, на запад. Но позднее, когда они добрались до указателя, то поняли, что тракт на Маркарт приведёт их совсем не туда, и потому поменяли направление к северу, двинувшись к Рорикстеду.       К вечеру Моруэн почувствовала сильную усталость и решила, что им следует остановиться на полноценный ночлег в таверне «Четыре щита», что в Драконьем мосту. Хранитель поддержал идею нордки, ведь перед встречей с Изгоями им лучше быть отдохнувшими.       После Рорикстеда Мору ощутила жар и слабость во всём теле, которая лишь усиливалась с каждой милей, и вскоре женщина ослабла настолько, что чуть не упала с коня. Цицерон сразу пересел на Тенегрива, взяв поводья в свои руки. Хорошо, что до Драконьего моста оставалось уже немного и скоро они достигли деревушки.       Далее всё было как во сне: Хранитель занёс нордку в таверну, почти в бессознательном состоянии. Придя в себя, она судорожно пыталась вспомнить, в какой из сумок находилось то самое зелье исцеления болезней, но окутанный лихорадкой разум отказывался ей подчиняться. Цицерон перекопал все мешки и вещи, но так и не сумел найти злополучный бутылёк.       Всю ночь ассасин не отходил от постели Слышащей, чувствуя себя совершенно бесполезным, и лишь время от времени сыпал вслух ругательствами:       — Проклятые вампиры! Зачем, зачем Моруэн повелась на этот обман? Глупая, наивная Слышащая!       Он то сидел возле кровати, скорбно опустив голову, то вскакивал, начиная нервно ходить по комнате, не находя себе места. В этот момент Хранитель почти проклинал себя за то, что не был целителем и не мог ничем помочь Слышащей, которая страшно побледнела и осунулась. Лицо Моруэн, влажное от пота, поблескивало в слабом свете свечей, всё больше напоминая жуткую восковую маску. Через какое-то время Цицерон покинул комнату, и до ушей Мору донёсся его разговор с какой-то женщиной:       —… на окраине деревни, но сейчас уже закрыто, слишком поздно.       — Завтра будет поздно! — почти кричал он на женщину.       — Тогда вам стоит пойти сейчас. Скажите, что вы от Фейды.       «Фейда… Что-то смутно знакомое. Кажется, я знаю эту женщину. Не её ли возлюбленного я недавно отправила в Пустоту? Наверное, это судьба… Справедливость существует. Скоро Ситис заберёт и мою жизнь тоже», мрачно усмехнувшись, думала Моруэн.       Мысли текли вяло, вязким потоком засасывая разум в тягучую, густую Бездну. Но она отчаянно цеплялась, как утопающий за соломинку, за свою жизнь. В горячечном бреду рисовались странные, пугающие картины: будто нордка стоит посреди площади старого города в Сиродиле, прямо напротив величественного Собора. Босая и в лохмотьях, она протягивает вперёд руки и видит, что кожа приобрела пепельно-серый оттенок, а пальцы стали длинными и тощими, будто это и вовсе было не её тело. Вокруг бушевала толпа — десятки людей злобно смотрели на неё и осыпали ругательствами:       — Убийца! Таким как ты, здесь не место!       Вдруг откуда-то справа прилетел камень, ударив в спину. Боль тут же пронзила половину её тела, и нордка затравленно начала озираться по сторонам. Поняв, что нужно спасаться, она пустилась бежать в сторону домов. Там, где-то вдалеке, стоял её дом. Ещё немного и она будет в безопасности.       Над головой просвистела стрела, а затем ещё одна и ещё. Ускорившись, Мору бежала со всех ног и вскоре очутилась внутри старого, покосившегося строения, которое отчего-то считала своим домом. Заперев ветхую дверь на засов, она побежала к люку, ведущему в подвал. Снаружи уже раздавались крики толпы, они барабанили в дверь, не унимаясь, и кричали:       — Смерть детоубийце! Ломайте дверь!       «Детоубийце? Что? Я никогда не убивала детей! Это ложь! Меня оклеветали!»       Со стороны окна раздался оглушительный грохот — кто-то разбил стекло. Нордка потянула люк подвала на себя и спустилась вниз, заперев его на ключ изнутри. Тело била сильная дрожь, казалось, что никогда прежде она ещё не испытывала такого ужаса. Отсюда не было выхода, а над головой вскоре послышался топот десятков ног. Она обхватила себя руками и, зажмурив глаза, принялась молиться Ситису.       Прошло ещё какое-то время, прежде чем топот стих, но в нос ударил резкий запах дыма. Женщина боялась повернуть ключ и выглянуть из подвала, она сидела и молилась своему божеству, надеясь на спасение.       Вдруг взгляд её упал на бочку с водой — когда она приблизилась, то увидела своё лицо при неровном свете свечей, отразившееся в воде, будто в зеркале: пепельно-серую кожу обрамляли густые белые волосы, а глаза миндалевидной формы были большими и красными, будто два горящих угля. В отражении на неё смотрела красивая, но до смерти перепуганная данмерка.       Через несколько мгновений весь подвал наполнился едким дымом. Не в силах больше сидеть тут и ждать своей участи, женщина повернула ключ в замке и открыла люк. Выскочив из подвала, она обнаружила, что дом объят огнём со всех сторон и бежать было уже некуда. Данмерка металась из стороны в сторону, но огонь всё быстрее пожирал всё вокруг и сжимал её в смертельное кольцо, не оставляя ни единого шанса к спасению. Из груди вырвался громкий и отчаянный крик, а тело объял жар огня…

***

      — Очнись скорее, прошу тебя, Моруэн!       Голос Хранителя поначалу казался таким далёким и чужим, будто звучал из глубин Бездны. Он бил её по щекам, пытаясь привести в чувство, но Моруэн с трудом разлепила веки лишь спустя несколько минут. В рот тут же полилось горьковато-кислое снадобье и нордка скривилась, чувствуя как к горлу подкатил ком. Еле сдержав тошноту, она приподнялась в кровати и вперила в Цицерона помутневший взгляд:       — Я видела её, я была ею…       — Что? Что ты говоришь, Слышащая? — Хранитель выглядел очень уставшим и даже постаревшим: под глазами темнели круги, морщины на лбу углубились, а губы застыли в горькой гримасе.       — Мать Ночи, я была в её теле… Они убили её, сожгли заживо.       — Опять эти твои сны, Моруэн. Выпей зелье до конца, иначе не поправишься!       Нордка послушно осушила остатки бутылька со снадобьем и, скривившись от его вкуса, вновь откинулась на кровать. Цицерон бережно накрыл её шкурой, но она не спешила закрывать глаза, боясь снова очутиться в том страшном сне. Он сидел рядом, на кровати, и Мору схватила его за руку, будто это могло уберечь её от нового кошмара.       — Не дай мне снова попасть туда, я не хочу быть ею, я не Мать Ночи.       — Цицерон не отпустит тебя в Пустоту, ни за что! Ситису нужна его дочь здесь, а не в Пустоте. Я буду охранять твой покой, пока ты не поправишься, — едва он начал растирать её холодные руки, как вскоре она вновь провалилась в сон, но на этот раз он не был тревожным. Моруэн просто отключилась, погрузившись в спасительное забытье.       Когда она проснулась, то всё произошедшее — от начала и до конца, уже казалось лишь сном, тяжёлым и дурным. Но лихорадка и слабость наконец отступили, и нордка, поднявшись с кровати, обнаружила спящего на полу имперца. Хранитель уснул, сидя возле её постели. Мору удивилась — в руке он сжимал бутылку эля. Бесшумно ступая, нордка покинула комнату, боясь потревожить его сон. Она ещё никогда не чувствовала такого дикого голода, и потому направилась прямо к прилавку, за которым стояла хозяйка таверны, Фейда.       — Наконец, ты проснулась! Твой… Друг еле успел спасти тебе жизнь! — почти воскликнула женщина. — Боюсь представить, что бы случилось, если…       — Спасибо за заботу, но я очень хочу есть! Мне нужна похлёбка и хлеб. А лучше — три миски похлёбки, пожалуйста.       Фейде хватило всего одного взгляда на измождённую болезнью нордку, чтобы понять, насколько та была голодна: к радости Мору, болтать и медлить хозяйка не стала, а сразу же скрылась на кухне. Уже через несколько мгновений женщина появилась с разносом и тремя мисками, в которых дымилась ароматная похлёбка.       — Ещё рано и ничего не приготовлено, кроме куриного бульона, — извиняющимся тоном промолвила хозяйка.       Моруэн не имела ни малейшего представления о том, сколько времени она провалялась в постели, будто беспомощный котёнок. Наверное прошли уже сутки или двое — за окном едва занимался рассвет, кидая первые лучи солнца сквозь маленькое оконце таверны.       — Это как раз то, что нужно. Спасибо тебе, Фейда! — поблагодарила её нордка, достав из поясной сумы несколько септимов.       Вернувшись с разносом в комнату, Мору увидела замершего рядом с кроватью Цицерона, он уже проснулся и смотрел на неё с беспокойством:       — Слышащая, как я рад… Рад, что ты поднялась с кровати!       Он ликовал, но взгляд его по-прежнему выражал усталость — красные глаза и сетка мелких и крупных морщин, раскинувшаяся на его лице, будто паутина, прибавляла Цицерону лишний десяток лет вкупе с тёмными кругами и мешками под глазами.       — Я тоже рада, что не отдала душу Ситису! Ты в очередной раз спас мне жизнь, — с этими словами, нордка опустилась на стул, поставив тарелки на небольшой круглый столик. — Но выглядишь ты не лучше меня, Хранитель. Садись, тебе тоже следует поесть.       Имперец без промедления сел за стол напротив нордки, и они вместе буквально накинулись на куриный бульон. Вскоре обе тарелки опустели и большая часть хлеба тоже была съедена, но Мору решила отдать третью тарелку похлёбки Цицерону, хотя планировала съесть целых две. Он сначала отказался, но после настойчивых убеждений нордки всё же согласился, и с третьей тарелкой было покончено.       — Как ты себя теперь чувствуешь, Моруэн?       — Достаточно хорошо, чтобы надрать задницы изгоям, — едко усмехнулась женщина. Цицерон лишь с раздражением бросил в ответ:       — К Ситису изгоев, нам нужно возвращаться в Убежище! Тебе нужно восстанавливаться, Слышащая.       — Я уже здорова, Цицерон! О возвращении в Убежище не может быть и речи, пока я не найду древнее сокровище. И не стоит уговаривать меня вернуться, — в солнечных глазах нордки блеснул яростный огонь. Но имперца не остановил этот взгляд и он продолжил настаивать на своём:       — Какой толк будет от мёртвой главы Братства, Моруэн? Или Слышащей надоело служить Матери Ночи и Братству? И она хочет отправиться в Бездну? — он был зол на упрямую нордку, но сама Моруэн тоже начинала приходить в ярость.       — К дреморе Бездну, пусть всё катится в Обливион! Я не отступлю, пока не найду сундук с сокровищами! Деньги нужны нам, нужны Братству, понимаешь? Нам нужно восстановить Чёрную Руку и это, между прочим, поручение Матери Ночи. Но если ты не хочешь больше сопровождать меня, можешь бежать к Матушке, — язвительно промолвила нордка, глядя ему прямо в глаза.       Цицерон швырнул пустую миску в стену и вскочил, сжимая кулаки. Несколько мгновений он стоял, как вкопанный, буравя гневным взглядом Слышащую, но потом вдруг отвернулся от неё и промолвил с внезапной спокойностью в голосе:       — Я не оставлю тебя одну, ты знаешь. Цицерон будет защищать Слышащую даже ценой своей жизни.       — Что ж, вот и славно. Тогда нам пора собираться в дорогу, Хранитель.

***

      Покинув Драконий Мост, двое путников свернули с тракта влево и вскоре оказались в красивом месте, возле небольшого озера, которое норды называли Прудом Чистых Сосен. В центре водоёма лежал маленький островок с тремя соснами, жители деревни говорили, что на том островке водятся спригганы. Связываться с лесной нечистью нордке не хотелось, и, немного ускорившись, они быстрым шагом пошли по узкой тропе, которая должна была привести их к Лесному Оплоту. После ещё одного поворота, тропа стала круто уходить вверх, в гору, и через некоторое время впереди показались заснеженные каменные ступеньки нордских руин. Поднявшись, Моруэн и Цицерон заметили дверь, ведущую в Лесной Оплот.       В глаза сразу бросились головы козлов и спригганов, насаженные на длинные колья, и лужи крови, которые были повсюду. Им также удалось заметить двух изгоев-часовых, которые охраняли вход — мужчина и женщина, одетые в шкуры, как дикари.       Однажды в библиотеке Моруэн попалась книга «Безумцы Предела» Арриана Ария, одного имперского учёного, который изучал этот народ. В его трактате об изгоях нордке удалось узнать много интересного об их культуре и то, чего прежде она о них не знала. Оказалось, что корни изгоев уходят в Хай Рок, на родину бретонцев, и этот факт объяснял сходство двух народностей в лицах и телосложении. Но самое главное, что запомнилось ей из трактата было то, что коренные жители Предела отважны и отчаянны до крайности. И что все они храбрые и безжалостные воины, причём как мужчины, так и женщины. Изгои бесстрашны, они не сдались ни нордам, ни Империи, и благодаря этому им удалось сохранить свои древние традиции и обычаи. Хотя даже большинству нордов все их обычаи кажутся дикими, из-за их пристрастия всюду развешивать головы и кишки животных.       Подкравшись ближе, Моруэн выпустила стрелу, которая быстро проткнула лёгкий варварский доспех из шкур и мужчина-изгой упал замертво, кубарем покатившись по обледенелой каменной лестнице вниз. Женщина, заметив убийц, издала крик ярости и мгновенно бросилась в атаку, но метательный кинжал, выпущенный Цицероном, настиг её раньше, чем стрела нордки.       Внутри руины Лесной Оплот представляли собой полуразрушенную пещеру, со сводов которой свисали длинные острые сосульки. В пещере было очень холодно — Цицерон снова недовольно передёрнул плечами. Нордка знала, что ему сразу не понравилась идея лезть в эти руины, но Хранитель бы ни за что не позволил ей отправиться сюда в одиночку.       — А тут ещё и драугры… Изгоев нам мало! — указав рукой в сторону стен, буркнул Хранитель.       Повсюду в каменных нишах пещеры лежали мумии, местами засыпанные снегом. Мору ответила ему строгим взглядом, приложив палец ко рту. Убийцы продолжили бесшумно красться вдоль стен вперёд, и вскоре, поднявшись по каменной лестнице наверх, они оказались в большой зале пещеры. Далеко впереди у костра сидели изгои — двое мужчин громко спорили о чём-то на своём языке. Подкравшись, нордка вновь выпустила стрелы и на этот раз опередила Цицерона с его кинжалами. Сегодня она смазала наконечники стрел ядом цветов паслёна, чтобы сделать смертельным любой свой выстрел, и даже если стрела сразу не убьёт врага, тот непременно скончается от яда в ближайшее время.       Цицерон одобрительно кивнул головой и двое убийц продолжили красться дальше. Впереди их ждал коридор с вылетающими из стен ловушками в виде громадных секир. Подгадав последовательность и время вылета, нордка быстро промчалась вперёд, не угодив под лезвия. Хранитель запомнил последовательность и через пару минут тоже преодолел ловушку, оставшись невредимым. После жуткого коридора они оказались в большой зале с алтарём, на котором лежали камни душ, испорченные книги и ярко горели свечи. Зала была пуста и Цицерон уже уверенно хотел пойти вперёд, как вдруг Моруэн вцепилась ему в руку, заставив остановиться:       — Стой! Здесь ещё ловушки, внизу.       Едва заметным голубым цветом на полу тускло мерцали сферы с начерченными ни них рунами — магические ловушки. В стене слева находилась железная старая дверь. Красться к ней пришлось осторожно — вплотную прижимаясь к стене. Но перед тем, как открыть дверь, они решили сначала проверить комнату, которая находилась тут же, в левом углу залы. В комнате обнаружилась женщина-изгой — маг, по всей видимости. Она спала на кровати возле столика с пентаграммой душ, но Цицерон не дал ей проснуться. В поясной суме женщины они нашли старый, заржавевший ключ.       Дверь в стене слева оказалась заперта на сложный замок уровня мастер, не меньше. Ключ, найденный у спящей жертвы к ней не подошёл и потому, Мору пришлось изрядно попотеть — замок никак не поддавался бывшей воровке. Смачно выругавшись вслух, и сломав три свои отмычки, ей всё же удалось вскрыть замок и они с Хранителем вновь оказались в длинном коридоре, ведущем уже в другую пещеру. Пройдя до конца коридора, они повернули влево и там на полу снова обнаружилась ловушка, но на этот раз не магическая — каменная плита, активирующая вылетающую сбоку решётку с острыми шипами. Поблагодарив про себя весь опыт, полученный в прошлом в двемерских руинах с ловушками, нордка перепрыгнула каменную плиту и спокойно отправилась дальше.       Впереди вновь была железная дверь: за ней их ждал новый мост с развешанными на нём погремушками из костей, которые в своём роде тоже были ловушкой — если задеть хотя бы одну, то произойдёт сильный шум, на который сразу сбегутся все изгои. Моруэн мгновенно пригнулась и начала красться по мосту, а Цицерон так же тихо последовал за ней. Преодолев мост, они поднялись в комнату, в которой за столом сидел изгой спиной к ним, читая какую-то книгу. Прицелившись, нордка метко выпустила стрелу, попав ему в голову, и тот сразу повалился со стула на пол.       — Не знал, что изгои умеют читать. Это же дикари! — удивленно промолвил Хранитель, покрутив в руках книгу, которую только что читал мужчина. — Темнейшая тьма, неизвестного автора. Некромант ты что-ли? — с насмешкой спросил он у трупа.       — Изгои не глупцы и не дикари. Но все считают их дикарями лишь потому, что они не покорились Империи и нордам, — спокойно пояснила нордка. — Да, мой народ забрал у них земли. Но изгои намерены отвоевать свои земли, свой Предел. И потому теперь они так яростно сражаются.       Цицерон лишь усмехнулся и толкнул ногой труп:       — Пока не столь яростно.       Покинув комнату, они вновь вышли за дверь, но оказались уже снаружи, высоко в горах. Всё вокруг было в снегу — деревья, скалы, камни, а впереди простиралась заснеженная долина. Слышащая и Хранитель шли осторожно, скрываясь по пути за огромными валунами. Справа шумела горная река и здесь было также холодно, как и в городе вечной зимы — Виндхельме.       Впереди снова виднелись каменные руины, по бокам которых на башнях стояли часовые-изгои. Подкравшись чуть ближе, нордка начала стрелять по ним из укрытия. Когда их удалось сбить, они с Цицероном пробрались за ворота и оказались внутри лагеря. Поднявшись по лестнице выше, убийцы расправились ещё с тремя изгоями, но тут им навстречу выскочил изгой-вересковое сердце!       Про этих воинов в Скайриме ходили целые легенды, что их создают ведьмы-ворожеи, при помощи кровавых ритуалов и древней магии. Изгой-вересковое сердце оказался гораздо сильнее своих соплеменников и Цицерону даже пришлось вступить с ним в ближний бой, пока нордка целилась изгою в сердце на расстоянии. Расправившись с ним, убийцы поднялись почти на самый верх и обнаружили Ведьмино гнездо. Здесь их взору предстало поистине тошнотворное зрелище: на огромных бивнях на стене висела окровавленная голова лося, огромная и истекающая кровью! Проклянув про себя изгоев всеми непотребными словами, нордка сплюнула и потянула на себя железную дверь, ведущую в оплот.       Внутри была та же картина, что и везде до этого. Алтарь, с разложенными на нём инструментами для бальзамирования, внутренностями животных и даже людей, с горящими свечами и очагами по углам залы. Всюду валялись черепа — человеческие и животных, испорченные книги и различные алхимические ингредиенты. Нордка зажала ладонью нос и рот, запах тут стоял отвратительный!       Слева от алтаря находилась массивная железная дверь. С силой толкнув её вперёд, они с Хранителем почти ввалились внутрь и столкнулись сразу с тремя ведьмами в чёрных робах.       Ведьмы сразу начали читать атакующее заклинание одновременно друг с другом, но стрелы нордки и кинжалы Цицерона оказались быстрее. Вдруг будто из воздуха, появилась ещё одна ведьма и метнула в Моруэн молнию. Нордка едва успела уклониться, но разряд всё-таки зацепил её руку. От такой мощной атаки сердце Мору чуть не остановилось, и она медленно опустилась на пол, испытывая шок и боль. Цицерон тем временем подскочил к ведьме быстрее, чем та смогла произнести новое заклинание и быстро обезглавил её, попутно выкрикивая ругательства:       — За Слышащую я разнесу тебе башку, мерзкая тварь!       В глазах Моруэн потемнело и она едва не потеряла сознание, но Цицерон тут же подхватил её на руки и бережно уложил на длинный каменный стол в центре залы.       — Подожди, сейчас достану зелье! — Хранитель тут же снял свой заплечный мешок и извлёк оттуда бутылёк с зельем восстановления. Вырвав зубами пробку, он принялся поить им нордку, которая снова чуть не закрыла глаза в предобморочном состоянии. Сладковато-горькое зелье обожгло горло и тут же огнём разлилось по всему телу. Темнота в глазах постепенно рассеялась и уже скоро ей полегчало. Сидеть тут долго было опасно, и потому они постарались быстрее убраться отсюда, чтобы вновь не оказаться застигнутыми врасплох.       Покинув залу, они скользнули за деревянную дверь и повернули на лестницу справа. Наверху двое убийц оказались на пороге открытой двери, ведущей в малую залу, в которой скрывалась ведьма и ворожея. Хранитель молниеносно метнул в ведьму кинжал, не дав ей даже открыть рта, а ворожея исчезла, переместившись в другое место при помощи магии.       — Вот отродье! — выругался вслух имперец, но нордка уже нашла рукоятку слева от каменного трона, что стоял в центре залы. Моруэн жестом подозвала к себе Цицерона и повернула рукоятку вбок. Прямо за массивным каменным троном обнаружился тайный ход. Плиты тут же сдвинулись и опустились вниз, и там, за каменной стеной обнаружился труп ассасина Тёмного Братства. Из-за холодов, трупного запаха здесь почти не было и тело хорошо сохранилось, почти не подвергнувшись разложению. Светловолосый мужчина в броне Братства сидел, опёршись на большой сундук. Он был нордом, как и Моруэн.       — Да обретёшь ты покой в Пустоте, брат мой, — тихо промолвила Слышащая.       Они осторожно отодвинули тело мужчины к стене в сторону, и попытались открыть старинный сундук. Но замок никак не поддавался, а отмычек у Моруэн оставалось уже мало. Тогда нордка решила попробовать открыть его тем ржавым ключом, который нашла у ведьмы в поясной суме.       Старый замок противно заскрипел, но, к радости Мору, поддался ключу. С замиранием в сердце, она подняла тяжёлую крышку огромного сундука и тут же зажала себе рот ладонью, еле удержавшись от громкого крика:       — Здесь целая куча золота, Цицерон, ты только посмотри, — тихо, почти шёпотом, произнесла она. Шуметь было нельзя, не хватало ещё привлечь сюда всех изгоев! И тогда живыми им отсюда точно не выбраться.       Моруэн достала мешки из рюкзака и они с Хранителем принялись выгребать всё золото с драгоценностями из сундука, постепенно подсчитывая сокровища. Вдвоём удалось сделать это быстро и без особого шума. Когда все монеты с украшениями были разложены по мешкам, нордка подытожила:       — Пятнадцать тысяч септимов! И ещё несколько дорогих безделушек — золотые кольца, кубки и колье.       — Отличный улов, Слышащая, но не забывай, что нам ещё предстоит выбираться отсюда. Тут небезопасно. Изгои могут поджидать повсюду, — казалось, что Цицерон совсем был равнодушен к богатству: ни золото, ни драгоценности не произвели на него никакого впечатления.       — Ты прав, надо уходить! С тяжёлыми мешками нас наверняка заметят и услышат, а бежать тут некуда. Возьми зелья невидимости, мы выпьем их, когда окажемся в большой зале пещеры, перед выходом, — пошарив в своём рюкзаке, нордка выловила оттуда несколько небольших бутыльков из тёмно-синего стекла и протянула два из них Цицерону.       Обратно возвращались тем же путём. В залах и коридорах изгои им больше не встречались, но снаружи ещё могли быть враги.       Покинув Лесной Оплот, они тут же осушили бутыльки с зельем невидимости и, буквально растворившись в воздухе, быстрым шагом направились по лестнице вниз, к лесной тропе. Конечно, под действием зелья они не смогли бы исчезнуть надолго и полностью, ведь его действие заключалось в иллюзии и было ограничено по времени, но изгои, стоявшие недалеко от лестницы, всё же их не заметили, хотя могли бы увидеть появившиеся из воздуха следы ног на свежем снегу, если бы было светло.       Но оказалось, что убийцы провели в руинах целый день и вокруг уже полностью стемнело. С темнотой пришёл и порывистый ветер, который быстро заметал все следы, благодаря чему им повезло не оказаться замеченными. Подобный риск был давно привычен для нордки и потому, когда оплот с изгоями остался далеко позади, она звонко рассмеялась, поцеловав Хранителя:       — У нас получилось! Получилось! Теперь мы вернёмся домой, мой дорогой Цицерон!       Хранитель, казалось, был в замешательстве: он не ожидал столь внезапного поцелуя и радости нордки, но уже через мгновение притянул Слышащую к себе, ответив ей взаимностью. Оторвавшись от её губ, он воскликнул:       — Домой, домой! Наконец, я вернусь к Матери…       Нордка сразу же отпрянула, высвободившись из объятий. Ревность и обида вновь захлестнули её:       «Неужели всё то время, что мы провели вместе, Цицерон думал лишь о том, как поскорее вернуться в Убежище к Матери? Зря я вновь проявила к нему чувства, стоит это пресекать!»       Моруэн залилась краской, почувствовав стыд и разочарование, но быстро накинула капюшон, чтобы скрыть своё лицо. Благо, что лошадей они оставили недалеко — скоро лесная тропа закончилась и нордка просвистела, подзывая к себе Тенегрива. Нагрузив лошадей мешками, они двинулись по тракту в сторону Драконьего Моста.       — Ночевать в таверне нет нужды, до рассвета мы уже доберёмся до Данстара! — отрезала Мору.       — Хорошо, Слышащая, — спокойно ответил ей Цицерон.       Отчего-то именно сейчас нордку ещё больше взбесило спокойствие имперца. Он мог бы остановить её, уговорить снова ночевать в таверне, но нет. Стиснув зубы, она зло взглянула в спину имперцу, ехавшему впереди, но тут же перевела взгляд на тракт и ударила в бока Тенегрива, заставляя его нестись, опередив Цицерона:       «Видимо, он действительно торопится к своей дорогой матушке!»       От Драконьего Моста всадники ехали по тракту на Солитьюд и через несколько часов уже пересекли реку вброд. Когда они достигли болот Хьялмарка, Хранитель всё же предложил сделать короткий привал в Заброшенной Хижине, но Слышащая наотрез отказалась останавливаться, объясняя это тем, что хочет скорее добраться до Убежища.       Преодолев ухабистую дорогу через болота, путники вскоре оказались на заснеженном тракте владения Белый Берег, а значит, до Данстара оставалось совсем немного.       Через три часа Слышащая и Хранитель добрались до чёрной двери Данстарского Убежища.

***

      Отдохнув несколько часов после дороги в своей спальне, Моруэн поднялась с постели и оделась в простую длинную робу из бордового льна, которую кто-то заботливо положил в её комод. Спрятав спутанные грязные волосы и усталое лицо в глубоком льняном капюшоне, нордка выскользнула за дверь комнаты. В Святилище Матери Ночи она решила не заходить, поскольку точно знала, что по прибытии в Убежище, Цицерон провёл с мумией весь остаток ночи и, очевидно, всё ещё находился там.       Глава Братства спустилась в обеденную залу аккурат к завтраку. К большому восхищению нордки, за время её отсутствия здесь произошло много перемен: почти все стены теперь украшали новые гобелены с символикой Братства, всюду было светло будто днём, свечи ярко горели везде — в каждой комнате и коридоре. Теперь старый форт уже не казался заброшенным, в комнатах отчётливо слышались шаги и голоса, а в обеденной за длинным дубовым столом оказалось много новых лиц.       — С возвращением, Моруэн! — радостно воскликнул Назир, широко улыбаясь. — Добро пожаловать домой!       Общий гомон из голосов сразу стих и все уставились на нордку, с любопытством разглядывая её лицо, которое едва виднелось бледным пятном из-под глубокого капюшона.       — Познакомьтесь, братья и сёстры, это наша Глава, наша Слышащая! — продолжал аликрец, вгоняя нордку в краску.       — Да будет тебе, Назир, мне не до всех этих почестей. Накорми меня лучше завтраком, я знаю, ты превосходно готовишь! — попыталась уйти с темы Мору. Но тут из-за стола выскочил высокий светловолосый юноша-норд и припал перед ней на одно колено, будто рыцарь:       — Приветствую тебя, Слышащая! Я готов исполнить любое твоё поручение!       — Твоё рвение похвально, брат мой, но поднимись. Ты будешь исполнять не мои поручения, а поручения Матери, — пряча своё смущение за уверенностью, твёрдо ответила ему нордка.       — Гутрум успел уже выполнить три контракта за неделю, быстрый малый оказался! — похвалил норда Назир.       — Это просто замечательно! Я рада, что у нас столько новых братьев, да к тому же, таких успешных! Продолжай так же хорошо служить Отцу Ужаса, Гутрум, и возможно, Назир сделает тебя своим протеже, своим Душителем.       В обеденной снова повисла тишина: новички изучали главу, а глава изучала их. Всего за столом их сидело четверо: юноша-норд, орк неопределённого возраста, редгардка с такой же тёмной кожей, какая была у Назира, и симпатичная молодая имперка с чёрными как смоль волосами.       Все ассасины были одеты в кожаную броню братства без капюшонов, но лишь один орк сидел в капюшоне, скрывая своё лицо, испещрённое уродливыми шрамами.       — И это даже не все — скоро ещё двое вернутся с выполненными контрактами, — с гордостью промолвил редгард, ставя перед нордкой порцию фазаньего жаркого.       — Да ты настоящий волшебник, Назир! Лучший Уведомитель Братства во всём Скайриме! — с восхищением ответила Моруэн и сразу накинулась на жаркое.       — Ни дня не сидел без дела в твоё отсутствие, поэтому теперь нас стало так много. Но уже со дня на день сюда прибудут наши будущие Уведомители. Мы получили ответ от каждого из них — и думаю, так быстро едут они не для отказа.       — Это очень хорошие новости. А что с витражом? Гляжу, его уже восстановили, и в обеденной наконец-то тепло? — не поверив своим глазам, произнесла нордка, которая лишь пару мгновений назад заметила превосходно выполненный витраж с изображением Ситиса, ничуть не уступающий по качеству и исполнению тому великолепному витражу, который когда-то был в Фолкритском Убежище.       — Да, художник появился тут недавно, но завершил всю работу вчера вечером и теперь отдыхает в одной из комнат. Не беспокойся, ему уже заплатили.       — Что ж, но я всё равно поблагодарю его и вручу подарок лично от себя. Работа, которую он проделал, великолепна!       Глава Братства быстро разделалась с блюдом от Назира, но за столом засиживаться не стала, объяснив это тем, что ей нужно срочно повидать Бабетту, однако пообещала, что позже познакомится со всеми новыми братьями и сёстрами лично.       Но на самом деле, она так быстро покинула залу потому, что испытывала смятение от столь стремительных перемен в Убежище, и до сих пор не ощущала себя в полной мере его главой. Моруэн понимала, что теперь ей тоже следовало измениться, как поменялось всё в Братстве за время её отсутствия. Нет больше места наивной девчонке, которой она была раньше. Теперь, когда от нордки зависело всё Братство, нужно было быть сильной, хитрой и расчётливой, как никогда прежде. И шанса на ошибку у неё теперь нет.       Моруэн быстро шла по коридору и вскоре оказалась рядом со Святилищем, но вдруг остановилась и замерла за небольшим углублением в стене, чтобы тихо понаблюдать за Цицероном. Хранитель уже переоделся с дороги и вновь нацепил на себя дурацкий костюм шута — он сидел на каменных ступенях, смешивая масла в разных бутыльках. На лице имперца играла счастливая улыбка, которая ни разу не показалась за время их совместного путешествия. Сейчас Моруэн стало совершенно ясно, что рядом с Матерью Ночи Цицерон был абсолютно и полностью счастлив. В момент осознания этой мысли, ей стало так горько и неприятно, что лицо нордки исказилось от внезапно нахлынувшей обиды, злости и разочарования:       «Но что ты хотела от полубезумного Хранителя, Мору? Неужели ты думала, что он полюбит тебя так, как любит её, свою госпожу, которой служит уже столько лет? Думала, что он будет преклоняться перед тобой так же, как преклонялся перед ней? Или может, ты думала, что вы создадите с ним семью в Братстве, будто Астрид и Арнбьорн, нарожаете детей и будете жить долго и счастливо?» Она криво усмехнулась своим мыслям и разозлилась на себя ещё больше:       «Ты глупая, наивная дурочка, недостойная быть главой Тёмного Братства! Он никогда не будет любить тебя так, как любит Мать Ночи».       Тут Хранитель будто почувствовал на своём лице её взгляд и, оторвавшись от масел, поднял взор на нордку, стоящую поодаль. Поставив масла на пьедестал, он вскочил и обратился к ней, застав главу Братства врасплох:       — Тайно наблюдаешь за Цицероном, Слышащая? Почему же ты не подходишь?       Моруэн сразу вышла из укрытия, но быстро направилась мимо Святилища, как ни в чём не бывало.       — Не смею отвлекать Хранителя от его священных обязанностей, — ледяным тоном промолвила она и, не бросив даже ни одного взгляда в его сторону, быстро ушла прочь, скрывшись в коридоре. Хранитель остался стоять, как вкопанный, не понимая причины столь внезапной холодности Слышащей.

***

      Бабетта нашлась в комнатке с алхимической лабораторией — девочка-вампир сосредоточенно перебирала резко пахнущие травы и корешки, собирая их в пучки и отправляя сушиться на полки шкафа. Но стоило нордке переступить порог комнаты, как Бабетта резко кинулась к ней в объятия:       — Наконец ты вернулась домой, сестра! Я ожидала твоего возвращения гораздо раньше, отчего вы так задержались в пути?       Моруэн сразу откинула капюшон, показав царапину от вампирских клыков на шее:       — Подцепила эту заразу по дороге в Драконий Мост.       — О, Ситис! Почему ты не приняла лечебное зелье сразу, как всё случилось? — в красных глазах девочки появилась тревога и непонимание.       — По глупости. Думала, всё обойдётся, ведь это была всего лишь царапина. Но проклятое зелье пропало из моего рюкзака и потому, я чуть не отдала душу Ситису.       — Нельзя быть такой легкомысленной, Мору, даже лёгкая царапина от клыков вампира может привести к скоропостижной смерти, всегда помни это! — почти кричала на неё вампирша.       — Но я ведь выжила, не стоит так беспокоиться, — попыталась утихомирить её Мору.       — И наверное, нам стоит благодарить за это Цицерона? Он ведь уже не раз спасал твою жизнь.       Тут нордка почувствовала раздражение и укол совести, но быстро возразила ей:       — Да, это так. Я благодарна Хранителю. Но не стоит забывать, что однажды и я спасла его жизнь.        Слегка встряхнув головой, Мору попыталась прогнать нахлынувшее раздражение, и тут же решила сменить тему:       — Дорогая сестра, я хочу, чтобы ты отрезала эти лохмы, которые когда-то были моими волосами.       Бабетта указала ей рукой на скамью и когда нордка села, та приблизилась и тщательно осмотрела её спутанные пряди, которые скорее напоминали свалявшийся конский хвост:       — Ты уверена? Может ещё стоит попытаться распутать их?       Мору лишь вымученно улыбнулась в ответ:       — Режь.       Бабетта не стала больше возражать или отговаривать главу Братства от этой затеи. Девочка просто молча взяла с полки шкафа большие острые ножницы, которые предназначались для растений, и вскоре избавила нордку от значительной части волос.       Когда последняя прядь упала на каменный пол, Моруэн почувствовала невероятное облегчение: будто вместе с этим ворохом волос, отрезалась и часть её прошлой жизни, часть её самой, прежней. Тут же тряхнув головой, она почувствовала, что теперь волосы едва доставали до плеч и залилась звонким радостным смехом.       Казалось, Бабетта осталась в замешательстве, и не понимала причины веселья Слышащей. Но проведя костяным гребнем по волосам нордки, она осмотрела результат своего труда ещё раз и задумчиво произнесла:       — Хм… А так действительно даже лучше. Давай я заплету их в причёску?       Нордка лишь кивнула в ответ и маленькие пальчики вампирши принялись проворно заплетать волосы в косы, убирая их от лица. Через некоторое время Бабетта подала ей своё маленькое зеркальце и Мору с удивлением начала разглядывать отражение: лицо теперь было полностью открыто, а волосы аккуратно заплетены в две косы и такая причёска сделала её похожей на Астрид. Шрамы на лице, которые Моруэн так старательно прятала за длинными волосами и капюшоном, теперь были видны полностью: грубый шрам под левой скулой, шрам над бровью и шрам на лбу, почти у виска — всё было на месте. К тому же, теперь добавились ещё и морщины. Но больше всего изменений претерпел её взгляд: в глазах цвета плавленного золота искрился лукавый огонь, какой бывает не у молодых волчат, а у старых волчиц, умудрённых опытом.       — Спасибо тебе, сестра! Теперь мне стало гораздо легче.       — Рада помочь тебе, Моруэн. Думаю, сегодня тебе стоит хорошо отдохнуть. Уже скоро прибудут наши гости, наши будущие Уведомители, и вам предстоит долгий, а может быть даже трудный разговор.       — Да, Назир уже сказал мне об этом. Я отдохну, но сначала пойду проветрить голову, не хочу сидеть в Убежище оставшуюся часть дня. Вернусь к ужину.       — Как знаешь. Будь осторожна.       Накинув толстую шкуру на плечи, нордка выскользнула за дверь тёплого Убежища в холодный, продуваемый всеми ветрами, Данстар. Она не взяла с собой ни оружия, ни даже своего рюкзака. Остаток дня ей хотелось побыть в одиночестве и привести мысли в порядок, просто находясь в тишине и прогуливаясь по набережной небольшого городка. В наполненном людьми Убежище сейчас это оказалось бы невозможным.       Плотно укутавшись, Моруэн направилась в сторону города, медленно шагая по побережью моря Призраков. Ветер кусал её щёки и лицо, но она не замечала и не чувствовала ничего, позволяя мыслям течь свободно, будто вода в реке:       «Мне следует отрезать все чувства к Хранителю, оставить их в прошлом. Как бы горько не было, но так будет лучше… Любовь к нему делает меня слабой и уязвимой, но больше мне не стоит проявлять подобную слабость, нет!»       Солнце едва проглядывало на горизонте, застилаемое быстро плывущими облаками. Рыбаки перетаскивали бочки, наполненные рыбой, с корабля, и ставили их в ряд на пристани. Людей на улицах Данстара было мало — в такой холод большинство предпочитало отсиживаться в тавернах или по домам, согреваясь горячей похлёбкой, либо хмельными напитками. Вскоре нордка почувствовала, что начинает слегка замерзать, и тогда решила направиться в таверну, чтобы выпить что-нибудь согревающее, благо поясная сума с монетами висела на поясе, а не осталась лежать в её покоях в Убежище.       Моруэн направилась в «Пик Ветров» быстрым шагом, как вдруг рядом пробежал мальчишка-беспризорник и, столкнувшись с ней, выронил корзину с едой и хлебом. Нордка тут же помогла ему встать и начала собирать выпавшие овощи и хлеб. Мальчик был одет явно не по погоде, в лёгкую одежду — она заметила, что его бьёт сильная дрожь.       — Извините, — пролепетал он и, схватив корзину, снова бросился бежать.       Нордка потянулась к своей поясной суме, желая дать ему несколько монет, но вдруг обнаружила, что сумы на поясе уже не было.