О, Дева Мария, зачем же так буквально?!

Когда Эсмеральда и судья вернулись в дом Фролло, первым же делом, которое судья решил уладить, была отмена облавы на Эсмеральду. Он прошел в свой кабинет, совмещенный с библиотекой, уселся за стол и принялся быстро строчить на листе бумаги гусиным пером. Эсмеральда стояла рядом и с любопытством заглядывала ему через плечо. Вдруг Фролло услышал прерывистый вздох — он бы даже сказал, потрясенный вздох. Судья обернулся и взглянул на нее. Она смотрела на него с таким восторгом, что он даже слегка засмущался. — И что же тебя привело в такую радость, дитя мое? Ты ведь знала, что охоты на тебя больше не будет? — судья вздернул брови. — У тебя очень красивый почерк, — ответила она. — Такой изящный… Навряд ли я когда-нибудь научусь так писать. Судья не придавал раньше этому значения — он уже и забыл, как ребенком сам сидел и упорно работал над каллиграфией и правописанием, даже не думая, что кто-то будет любоваться его почерком. Фролло стало до ужаса приятно, и он слегка покраснел от удовольствия. — Я сейчас пошлю это письмо со слугой капитану де Шатоперу, а ты сиди здесь и никуда не уходи, — с улыбкой сказал он. — Я хочу посмотреть, что ты умеешь. Он встал с кресла и жестом велел Эсмеральде сесть в него. Та послушно туда опустилась. Вид у нее был чуточку нетерпеливый, она явно хотела показать ему, что умеет. — Можешь написать тут что-нибудь, пока меня нет, — позволил судья и вышел за дверь. Надо было найти одного из самых быстроногих слуг, чтобы он доставил капитану письмо, да поскорее, а сделать это было проще всего через мажордома. Мажордома Анри судья нашел на кухне, он раздавал какие-то указания кухонным слугам. Судья приблизился и негромко окликнул его. — Простите, сударь, — сказал он, — его милость хочет, чтобы это письмо срочно отослали капитану де Шатоперу во Дворец Правосудия. — Будет исполнено, — Анри с почтением забрал письмо судьи, затем остановился и внимательно посмотрел на Фролло. — А вы — та барышня, что лечит его милость? Как его здоровье сейчас? — Поправляется помаленьку, — ответил судья, улыбаясь. — Очень хорошо, а то я уж начал опасаться — его милость доселе никогда и ничем не болел. А тут занедужил внезапно, да так тяжело, что совсем перестал показываться людям на глаза, даже меня не пускал, все приказания отдавал из-за двери. Вы уж поставьте его на ноги — он хороший хозяин, хоть и весьма строгий. А уж как упрям — докторов к себе пускать отказался наотрез, а вы, видно, его чем-то покорили, — весь вид Анри так и выражал надежду. — Уж будьте уверены, сударь. Вы же сами сегодня видели — он даже совершил прогулку, — судья слегка впал в прострацию. Ну надо же! Все-таки о нем беспокоился кто-то, и было тем более странно, что это был его собственный мажордом. Каких только открытий не совершишь, когда ты в чужом теле! Анри кивнул и удалился, а судья некоторое время стоял в задумчивости. Внезапно его талии коснулась чья-то рука и легонько ущипнула за бок. Фролло вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял один из кухонных лакеев, довольно смазливый на лицо, по виду — чуть старше Эсмеральды. — Я бы тоже не отказался, чтобы ты меня полечила, красавица, — лакей фривольно подмигнул судье, а тот в ошеломлении уставился на него, приоткрыв рот. — И как же ты хочешь, чтобы я тебя полечила? — судья, наконец-то, пришел в себя. — Ну, твой ротик прекрасно бы подошел к моей кожаной флейте, — взгляд у лакея стал похотливый и маслянистый, а голос так и завибрировал от желания. Судья почувствовал, как на его щеки наползает гневный румянец. Да как он смеет?! «Сейчас я тебе покажу, какая мелодия меня по-настоящему удовлетворит!» — яростно подумал он. Он ласково улыбнулся и снял руку лакея со своей талии. — И, наверное, ты хочешь проверить ловкость моих пальцев? — с нежностью спросил Фролло, игриво улыбаясь. Лакей облизнул губы в предвкушении. — Да, этого я бы тоже хотел, — он даже слегка охрип от похоти. Судья мягко переплел его пальцы со своими и затем неожиданно резко и с силой дернул. Раздался хруст и вопль. — Ты сломала мне палец, стерва! — лакей держался за искалеченную руку, и из его глаз брызнули слезы. — Это научит тебя держать свои руки при себе и не лезть к молоденьким невинным девицам со всякими мерзостями, — холодно ответил судья, с удовольствием наблюдая за муками юнца. — И запомни, подлец, еще раз ко мне полезешь со своими гнусностями — проломлю тебе башку. С этими словами судья развернулся и с достоинством удалился в кабинет, где его ожидала Эсмеральда. Когда он вошел туда, то увидел, как она вертит в руках гусиное перо. Ее пальцы были измазаны чернилами, и судья чуть не прыснул вслух — когда он был мальчишкой, с ним это случалось постоянно. Эсмеральда вскинула глаза и посмотрела на Фролло, отметив, что он выглядит страшно довольным. — И что же тебе доставило такую радость? — поинтересовалась она. — Небось, сделал кому-нибудь больно? — Да, — судья даже не стал отрицать, — но тот человек это заслужил, уж будь уверена. Он привычно сложил пальцы домиком и подошел к Эсмеральде. — Ну, ты написала что-нибудь, моя дорогая? — спросил судья. — Да, — она кивнула и протянула ему бумажку. — Вот, сам посмотри. На бумаге детским округлым почерком было написано: «Судя Фроло припративный хонжа!» Девчонка была в своем репертуаре. Вот дерзкая нахалка. Фролло закусил губу. Несмотря на то, что она написала про него гадость, он был готов рассмеяться вслух. Вообще, он заметил, что как только они поменялись телами, его все чаще пробивало на смех — возможно, потому, что в ее теле он мог спокойно это делать и не бояться, что его заподозрят в легкомыслии — что взять с девчонки. — О, мое бедное дитя! — трагически провозгласил он. — С прискорбием тебе сообщаю, что ты абсолютно безграмотна. — Да ну? — она прищурилась. Обычно такой прищур на его лице вызывал у людей дрожь в ногах, но у Эсмеральды он получился абсолютно беззлобно. — И где же я ошиблась?! — Везде! — судья воздел палец вверх. Затем он взял перо и принялся чиркать на листе, исправляя ошибки. — Во-первых, слово «судья» пишется с мягким знаком. Во-вторых, моя фамилия пишется с двумя буквами «л». В-третьих, в слове «препротивный» ты сделала даже две ошибки, оно пишется через букву «е» и «о». — Есть и «в-четвертых»? — Эсмеральда весело ухмыльнулась. — Есть. Слово «ханжа» надо писать через букву «а», — Фролло исправил последнюю ошибку, протянул лист Эсмеральде и строго сказал: — Не пристало судье Клоду Фролло делать столько ошибок! Нам надо плотно заняться твоим образованием, пока ты не навлекла на меня позор своей безграмотностью. К тому же этот почерк… — он покачал головой, а Эсмеральда вдруг покрылась холодным потом. — Скажи, а ты долго учился тому, чтобы писать так красиво и правильно? — осторожно уточнила она у него. — Несколько лет, пока был ребенком. — Но, послушай, даже если нам удастся оттянуть еще две с половиной недели, я не… я просто не успею все это освоить! — Эсмеральда запаниковала. Судья накрыл ее руку своей. — Ничего не бойся, — он поглаживал ее длинные пальцы, и его рука была такой теплой, а прикосновения нежными, что Эсмеральда почти успокоилась. — Я буду рядом, моя дорогая. К тому же, я не пишу письма на улице, я это делаю либо у себя дома, либо в кабинете во Дворце Правосудия. Мы просто будем ездить туда вместе — никто и не узнает, кто автор писем от судьи Фролло. Но на всякий случай, будет лучше, если и ты тоже пополнишь свое образование, так что даже и не думай отлынивать от занятий. Эсмеральда уже настолько успокоилась, что даже обрадовалась. — Ха, вот еще! — ухмыльнулась она. — Я и не собиралась отлынивать! Ее глаза так и сияли задором, и на лице было такое озорное выражение, что Фролло слегка оторопел. Он увидел, как его лицо резко помолодело. Ему даже показалось, что складки на нем разгладились, и оно стало похоже на физиономию того мальчишки, которого он в детстве видел в попавшей под руку отражающей поверхности. «Колдовство?! — подумал судья. — Нет… Это просто Эсмеральда. Это ее характер, ее любовь к жизни заставляют мое лицо молодеть…» В дверь кабинета деликатно постучали, и они одновременно вздрогнули. Судья метнулся к стоявшему рядом стулу и плюхнулся на него, а Эсмеральда снова приняла суровый вид, который был так свойственен Фролло. Она схватила гусиное перо и склонилась над листом бумаги, громко сказав: — Войдите! Дверь приоткрылась, и в кабинет осторожно проник Анри. Он неловко мялся на пороге, и Эсмеральда приказала, придав голосу раздражение: — Ну, подойди же ближе, Анри! Что ты там встал?! Мажордом, кланяясь, робко приблизился, а судья нахмурился — Анри всегда так выглядел, когда собирался рассказать ему о какой-нибудь неприятности. — Говори же, Анри, не молчи! — велела Эсмеральда. — Простите, ваша милость, тут слуга один жалуется, — тихо сказал мажордом. — Говорит, что ваша барышня сломала ему пальцы. Так вот почему судья выглядел таким довольным! — И за что она его так? — тон у Эсмеральды был спокойным, но в глазах загорелся недобрый огонек. Ну, если судья это сделал, потакая своей тяге к чужой боли — мало ему не покажется! — Говорит, что ни за что. Говорит, что ваша барышня сама совращала его своим видом и непристойными ужимками, а когда он сделал ей комплимент, она вдруг как с цепи сорвалась… Судью затрясло от гнева и унижения. Какая грязная клевета! Он, вспыхнув от бешенства, вскочил на ноги. — Это ложь! — зарычал он. — Я совершенно ничего не делала, когда этот похотливый ублюдок ко мне прикоснулся и начал делать мне отвратительные намеки! — И что же он от тебя хотел, Эсмеральда? — низкий голос, когда-то принадлежавший Фролло, был тягучим и задумчивым. — Порядочные девушки не говорят вслух о такой грязи! — судья прожег Эсмеральду яростным взглядом. — Ясно, — вздохнула она. — Ты садись на место и успокойся. Судья, все еще трясясь от злости, опустился на стул. Его ноги дрожали, лицо было перекошено, а все тело так и бросало в жар. Мало того, что этот ублюдок говорил ему непристойности, так он еще и решил ему отомстить, грязно и подло, упирая на то, что это он, Фролло, развратничал! Вывернул ситуацию так, что это судья был во всем виноват, и большинство мужчин поверило бы в это! Да он сам бы в прошлые времена решил, что виновна та девица, до которой домогались — боже, каким он был тупицей! Эсмеральда в это время обдумывала ситуацию. Ну, в то, что судья себе позволил непристойности по отношению к мужчине, она не поверила ни на секунду. До него именно что домогались, и Фролло сделал все, что от него зависело, дабы донести до того ничтожества свое негодование, она даже мысленно поаплодировала ему. И вот теперь надо было повести себя правильно. Что бы судья сделал? Вернее, как бы он это сделал? Она побарабанила пальцами по столу, затем сложила их шатром, переняв его жест, оперлась локтями о стол, и со вздохом посмотрела на мажордома. — Знаешь, Анри, — медленно сказала она, чопорно поджав губы, — на свете есть три типа людей. Первому типу отомстить довольно просто — эти люди совершенно беззащитны, им некуда пойти и нечем ответить, они вроде Квазимодо, моего приемного сына. Второй тип уже может отстоять себя от подлого навета. И, наконец, третий тип людей — абсолютно недосягаемый для мести и клеветы. Даже более того, клеветник здорово пострадает, если осмелится мстить таким людям. Так вот, эта барышня, — ее, кстати, зовут Эсмеральда, — теперь принадлежит к последнему типу. И чтобы остальные слуги это поняли, мы сделаем вот что: ты немедленно, сию же секунду, вышвырнешь вон отсюда ублюдка, посмевшего пожаловаться на ту, которая меня лечит. Выдай ему то, что он заработал, и пускай убирается. И радуется, что я не приказал его вдобавок выпороть на конюшне за блуд в моем доме. Теперь иди. Она жестом отослала мажордома и, когда он скрылся за дверью, откинулась на спинку кресла, устало выдохнув. Эта речь вытянула из нее все силы. И совершенно не замечала, с каким изумленным восторгом судья пожирает ее глазами. Эта девочка находится в его теле всего несколько дней, но уже успела освоиться так, что в тот момент весьма и весьма была похожа на него самого. Она вела себя надменно, величественно и рассудительно. А ее (его!) лицо… Строгое и спокойное, с ледяным выражением, даже складки у уголков рта обозначились резко. Она очень артистична — надо родиться с таким талантом. Судья протянул руку, коснулся ее пальцев, и Эсмеральда открыла глаза, в которых он увидел усталость. Бедная девочка словно скинула гору со своих плеч, которую тащила несколько часов. — Спасибо, — хрипло сказал Фролло. — Ага, — ответила она. — Надеюсь, так мы обезопасим тебя от дальнейших поползновений. По крайней мере, в твоем доме. — Полагаю, сегодня с твоим образованием можно подождать, ты ведь устала, я вижу, — судья провел большим пальцем по ее кисти с внутренней стороны — там, где под тонкой белой кожей были видны вены. Эсмеральда вдруг покрылась сладкими мурашками и уставилась на него во все глаза. Его ответный взгляд был наполнен теплотой и такой лаской, что ее это взволновало. «Да что со мной происходит?! — нервно подумала Эсмеральда. — Это тело женское, мое тело, почему же я так реагирую на подобные прикосновения?!» Ты знаешь, почему, — мысль была объемной, ворвалась в ее мозг, словно ураган. В этом женском теле заперт мужчина. Ты можешь сколько угодно отбрыкиваться, но это все равно мужчина, и ты это знаешь. Эсмеральда сглотнула. — Пожалуй, ты прав, — выдохнула она. — Я словно весь день уголь таскала. — Тогда пойдем в покои, моя дорогая. Ты примешь ванну, и я уложу тебя спать, — судья улыбнулся ей. — Ты ведешь себя, словно заботливый папочка, — пробормотала она. — Скорее, мамочка, — вздохнул Фролло. — Все-таки я в женском теле, тут уж ничего не попишешь… «Да, конечно! — фыркнула про себя Эсмеральда. — А что же я тогда так дергаюсь, когда ты до меня дотрагиваешься?! Мамочка… Сказал тоже…» Но вслух она этого говорить не стала, промолчала. Еще не хватало давать ему повод для насмешек.