***
Иван проснулся от жуткого холода, сковавшего его тело. Лежа под толстым одеялом в нагретом помещении, Ваня никак не мог избавиться от дрожи во всём теле, из-за которой челюсть неприятно постукивала от частого соприкосновения друг с другом. На Брагинском не было привычной одежды, лишь чужая футболка, которая была ему велика размера этак на четыре, но, судя по запаху порошка, она была абсолютно точно чистая. Ваня даже догадывался, кто переодевал его и столь любезно одолжил эту футболку. Точно не Гилберт. Сев на кровати, Россия попытался осмотреться, но в кромешной темноте, что окружала его, невозможно было что-либо различить. Ваня никак не мог вспомнить события последних дней, и, точно давая подсказку, у Ивана зачесался лоб. Коснувшись его пальцами, Россия прощупал повязку, наложенную из бинта и, возможно, ваты. В голове довольно быстро всё прояснилось, Иван вспомнил, как в него выстрелил… Гилберт. Кажется, так звали того подонка, который сначала споил Ваню, а после попытался убить. От подступающей к горлу злости Иван так резко втянул в лёгкие воздух, что подавился. Став откашливаться, он почувствовал, как что-то и правда застряло в горле, и это был точно не воздух. Россия несколько раз попытался сплюнуть этот противный комок неизвестно чего, но у него это никак не получалось, ком точно кость встал поперёк горла и не хотел выходить. Через тонкую плёнку слёз Иван заметил, как нечто проскользнуло в комнату от двери к его кровати. Задержав дыхание, Ваня попытался поднять голову, но ничего не вышло, а стало только хуже, на языке отчетливо стал ощущаться металлический привкус крови. Сидя на кровати в полусогнутом положении, Иван почувствовал, как его несильно хлопнули по спине, позволяя багровому комку слизи выйти наружу, испачкав чистый пододеяльник. Устремив взгляд на этот багровый сгусток, Россия понял, что это было ничто иное как та самая пуля, выпущенная Гилбертом из Glock 17. В комнате было темно, поэтому Россия чудом сумел распознать в этой кровавой лужице патрон, что был выпущен Ивану в голову, а вышел через рот. Ваня в течение минуты неподвижно смотрел на пулю, утопающую в вязком сгустке крови, пытаясь привести мысли в порядок, от которых к горлу опять-таки подступал ком, выходящий наружу вместе с кровью и кашлем. Откашлявшись, Ваня медленно поднял глаза и увидел стоящего рядом с изголовьем кровати того самого человека, что вечно являлся ему во снах. На лице мужчины играла довольная улыбка, его волосы и глаза были светлыми, но сказать наверняка, был ли этот мужчина блондином с голубыми глазами, Ваня не мог в связи с отсутствием всякого освещения. Открыто разглядывая лицо незнакомого мужчины, Россия упустил момент, когда незнакомец протянул ему носовой платок, белоснежная ткань которого была различима даже в густой темноте. Испугавшись, Иван отполз от незнакомца, неуклюже свалившись с кровати. Медленно поднимаясь на ноги, потирая ушибленный затылок, Ваня увидел подле себя того человека, нациста, как успел заключить для себя Ваня, ориентируясь на чёрную форму мужчины, на воротнике которого висел железный крест. Он по-прежнему протягивал Ивану платок, а Иван опять же не стал брать его и во второй раз. Много чести будет. Отец не так много рассказывал Ване о Великой Отечественной войне и о нацисткой Германии, но одна фраза всегда вилась на языке Александра и, исходя из его скудных рассказов, Россия понял лишь одно, нацисты — это безжалостные твари, и худшие из них — это СС-совцы, которых боялось всё живое. — Не возьму, т-ты нацист! — дрожащим голосом пропищал Россия, отшатнувшись от мужчины и уперевшись ногами в каркас кровати. С лица мужчины спала улыбка, но, несмотря на отказы, он всё же против воли Брагинского провёл белоснежной тканью возле губ мальчишки, убирая кровь. Ваня в страхе зажмурился, боясь взглянуть в глаза этому человеку. Сказать, что Россия был трусом — это ничего не сказать, Ваня просто ещё слишком молод, и воспитание Союза оставило жирный отпечаток на теле этой молодой страны. Открыв глаза, Иван первым делом огляделся. Возле него никого не было, лишь на полу лежал тот самый окровавленный платок с золотой именной вышивкой «Reinhard Kerhhaizen». Россия с лёгкой улыбкой потискал ткань в руках. Нет, он не считал этот платок чем-то вроде трофея, оставленного после изгнания нациста, просто Ване понравилась ткань. Такая мягонькая и гладенькая, никогда прежде он не держал в руках ничего подобного. Не удержавшись и всё же припрятав трофейный платок в карман, Россия посмотрел на дверь, возле которой стоял и всё это время внимательно наблюдал за его действиями мужчина в нацистской форме. Как только их взгляды встретились, мужчина как ни в чём не бывало открыл дверь и вышел в коридор, не став закрывать. Отчего-то этот мужчина показался Ивану совсем не злым, а даже наоборот дружелюбным, от того же Гилберта Ваня ощущал большую угрозу, нежели от этого незнакомца. Недолго думая, Иван вышел следом за дверь, не то чтобы он следовал по пятам этого нациста, просто Ваня решил, что пора бы уже выбираться из этого змеиного гнезда. Покинув комнату, Россия столкнулся со своим первым препятствием. Он не знал, куда идти: налево или направо. Прислушавшись к своей интуиции, Ваня выбрал всё же левую сторону и пошёл туда. — Нет, не туда, — послышался голос за спиной России, заставивший мальчика вздрогнуть и тут же развернуться. — О-отец, что ты здесь де… — Снова ослушался и сбежал, ну что за непослушный ребёнок? — голос Союза был как всегда строг и излучал некую тревогу за сына. — Столько лет прошло, а ты так и не научился слушаться старших. — Отец, я… — Ваня запнулся, не в силах перечить отцу, он прекрасно осознавал свою вину перед Союзом, ведь именно из-за России Александра сейчас нет даже среди числа обычных людей. Иван до сих пор винит в этом себя, именно из-за своей жадности он потерял того, кого так любил, уважал и боготворил. — Я знаю, что я делаю. Вам не о чем волноваться. Подойдя к Ивану, Александр подобно каждому родителю потрепал своего бестолкового сынишку по волосам, с улыбкой смотря в эти очаровательные аметистовые глаза совсем ещё юного России, который, стоя перед своим родителем, чувствовал себя не взрослым парнем, а маленьким нашкодившим ребёнком. — Как быстро ты вырос, Ваня. А ведь кажется ещё вчера был маленьким головастиком, забирающимся в отцовскую кровать с помощью табуретки. Слова Союза, столь тёплые и искренние, резанули прямо по и без того чувствительному сердцу мальчика, заставляя того сжаться, отчего глаза Вани накрыла прозрачная плёнка слёз. — Папа! — не выдержав, Иван вновь обнял отца, на сей раз намертво вцепившись в его чёрную шинель, источавшую такой знакомый и родной запах советских сигарет. — Ванька!.. Ну пусти, — несмотря на слабое сопротивление, Александр и сам не хотел отпускать Ванюшу, с какой стороны не посмотри, а от сформировавшихся в своё время отцовских чувств уже никак не избавиться. — Вроде подрос, а всё мурлычешь, как котёнок. На родной земле я имел возможность помочь тебе, а здесь мои возможности ограничены. Уходи отсюда. От слов Союза Ваня стал плакать только сильнее, это уже не были слёзы радости, а самые настоящие горькие слёзы отчаяния. Продолжая держаться за фантомный силуэт отца, Россия всхлипнул и прошептал: — Прости меня, отец. Вновь опустив глаза, Ваня почувствовал, как на его макушку опустилась большая и тёплая ладонь Александра. Не часто отец позволял себе подобного рода нежности, видать, всё обстоит и правда очень плохо. Подняв глаза, Россия увидел, как Союз протянул ладонь, в которой лежала железная красная звёздочка. Взяв её в руки, Ваня вопросительного посмотрел на отца: — Что мне с ней делать? Союз не ответил, лишь пожал плечами. Опустив глаза, Ваня переложил звездочку из одной руки в другую и вновь поднял глаза на отца, но его и след простыл. Всхлипнув, вытирая с щёк последние слёзы, Иван услышал звук шагов и побежал в обратную сторону, прячась в первой попавшейся незапертой комнате.5. Отец и сын.
30 марта 2019 г. в 13:41
Забота бывает разной, то, что правительство не задавило мальчика своей опекой, ещё не значит, что ему и вовсе плевать на него. Да, возможно в каком-то смысле они и бывают безответственными, но Россия им отнюдь не безразличен, и тот факт, что они дают Ване слишком много свободы, а не держат в клетке, как в своё время держал Союз, ещё ничего не доказывает. Правительство по мере возможного интересуется Иваном, так же по мере надобности вызывает его в Кремль для решения определённого рода проблем. Но так как Ваня ещё совсем ребёнок и туго соображает по части политики, господа чиновники стараются держать его подальше от всего этого, чтобы не раскрыть тайну его существования раньше времени и не навредить мальчику.
После исчезновения отца Иван не почувствовал свободу, он почувствовал, что его бросили и забыли. Союз ведь практически каждый день навещал Ваню, принося ему различные сладости и игрушки, а правительство в лучшем случае пришлёт открытку на какой-нибудь праздник с недельным опозданием. Вот она прелесть российской почты.
Правительство поддерживало запрет Александра, не подпуская к мальчику никого из стран. Украина и Беларусь стали исключением только потому, что правительство в своё время не доглядело, и тайна исчезновения Союза раскрылась. Поэтому для этих стран президент РФ сделал исключение, предварительно взяв с каждой из них обещание, что ни Беларусь, ни Украина никому ничего не расскажут.
Вернувшись с переговоров и не застав Ивана в загородном доме, который совсем недавно купил министр, считай, специально для такого случая, он заволновался, но паниковать раньше времени не стал и решил дождаться утра. Если Ваня не явится к обеду, вот тогда стоит отправляться на поиски.
Все знают, что мальчик не любит, когда ограничивают его свободу, поэтому и сбегает. Хотя при живом Союзе такого не было. Несмотря на непреодолимое желание найти этого оболтуса, министр всё же вытерпел и остался ждать его здесь, в доме.
Утром Иван не появился. Вот уже и завтрак прошёл, время шло к обеду, а мальчика и след простыл. Не выдержав, министр решил позвонить своим телохранителям и отправить тех на поиски, но так, чтобы не поднимать излишней шумихи. Не в своей же стране находятся, надо уважать покой и культуру западных соседей.
Но едва министр коснулся телефона, как на его руку легка тяжелая ладонь, скрытая тёмной тканью перчатки. Подняв глаза, министр увидел его, Александра Брагинского в точности такого же, как на портретах — высокий статный мужчина в чёрной военной форме, поверх которой была надета похожего цвета распахнутая шинель.
Союз покачал головой, как бы отговаривая министра от подобных крайностей, рано пока звонить, нужно ещё подождать. Кивнув головой, министр решил прислушаться к совету Брагинского и отложил телефон обратно на стол, решив опять же дождаться утра следующего дня. Если Иван не явится к обеду, тогда независимо от просьбы Союза министр отправит подчинённых на поиски.