Дитя Советского Союза

Людвиг Керхайзер… Эти два слова показались России настолько знакомыми и родными, что заставили его задуматься, вызывая настолько приятную ностальгии, от которой губы сами собой расплылись в улыбке. Подобная реакция вызвала у Людвига не только удивление, но и полнейшее замешательство. Он, конечно, понимал, что русскому парню подобное имя может показаться смешным, но Ване не было весело, а совсем наоборот — грустно. На лице мальчишки загорался и быстро потухал целый шквал эмоций. — У меня так собаку звали, только Райнхард Керхайзер, — на лице Вани появилась грустная улыбка, по которой Германия смог определить, что животного уже нет в живых. Подняв расстроенные глаза на Людвига, Ваня тихо добавил. — Ума не приложу, почему отец дал пёсику такую странную кличку. Но я всегда звал его просто Керчи. Из ванной донёсся заливистый смех, ибо Гилберт специально не стал закрывать дверь, чтобы подслушать разговор этих двоих. В доме не было женщин, а из представителей мужского пола нашего Пруссию голым только слепой не видел, так что ему было нечего бояться, да и стесняться в принципе тоже. — В-вот как? — Германия всегда был рад поболтать о четвероногих братьях наших меньших. Вот только услышанные инициалы натолкнули его на мысль об отце, в результате чего желание разговаривать у Людвига пропало в раз. Не любил он Рейха, и это ещё мягко сказано. — Какой он был породы? — Простая дворняжка, — так же угрюмо пропел Ваня. — Керчи не прожил со мной и года, его соседский пёс покусал, и он умер. Повисло неловкое молчание, Германия не хотел сыпать соль на рану, и без того видя, насколько эта тема болезненная для мальчика. Однако Ваня быстро отошёл от ностальгии и, подняв аметистовые глаза на Людвига, с улыбкой проговорил: — Спасибо за футболку. На щеках немца осел лёгкий румянец, заставивший Людвига только сейчас обратить внимание на внешний вид Ивана и попутно вспомнить о его серой шинели, которая быстро отправилась в стирку, и о шарфе, который отправился следом за ней. Остальная одежда была безнадёжно залита кровью, поэтому Германии пришлось просто выкинуть её и подыскать Ване подходящие по размеру футболку со штанами. Шинель с шарфом спаслись лишь, потому что были в тот момент не на Иване, а висели на вешалке в прихожей. — Не за что, — холодно проговорил он, отведя взгляд в сторону, — она не моя. — Тогда… — Гилберт одолжил, и переодевал тебя тоже он, — заметив небольшой испуг в глазах мальчика, Германия понял, что не стоило уточнять о том, кто именно раздевал и одевал его. Как ни посмотри, а Гилберт со своими доказательствами мог с лёгкостью убить Россию, окажись тот простым человеком. Неудивительно, что Ване неприятно слышать столь интимные подробности с участием этого человека. — В-вот как? — Ваня смутился, в результате чего на щеках осел ярко-розовый румянец, заставивший Германию только укрепиться в теории о том, что сейчас Россия в самый последний момент хочет разговаривать о своём убийце. Иван был одет в простую, ничем не примечательную белую футболку, на которой была изображена корона и надпись «Боготвори Великого Меня!» на нескольких языках мира. Русского языка там не было, поэтому Ваня не сумел разобрать эти витиеватые каракули, да и не до того ему было. Перенося остывающее тело России из одной комнаты в другую, Германия хотел сам переодеть его и оттереть кровь с пола, что накапала на него в процессе переноса. Людвиг до последнего не хотел просить помощи брата, но когда Гилберт сам предложил её, то Людвиг не смог отказаться. Дрожащими руками многого не сделаешь, да и состояние у Германии было такое, что он практически ничего не видел перед собой. Не окажись Гилберта рядом, неизвестно чем бы вся эта история могла закончиться. — А этот Гилберт, он твой друг? — Ваня суетливо забегал взглядом, по такой реакции Германия быстро понял, что мальчишка стесняется, но интерес и любопытство выигрывают у робости со счётом 0:2. Германия задумался, не зная, кем следует представить Гилберта. Другом? Братом? Может, отцом? Отчего-то в голову немца забралась мысль о том, что Иван не ждёт какого-либо ответа и скорее всего этот вопрос был и вовсе задан лишь для того, чтобы поддержать разговор. — Гилберт присматривал за мной в детстве, так что он мне как старший брат, — неуверенно проговорил Людвиг. Ваня нахмурился, вспоминая недавнюю беготню с полотенцем и непростительную грубость Людвига по отношению к человеку, который его поставил на ноги и по сей день продолжает заботиться о нём как о родном брате. — Тебе стоит проявлять больше уважения к человеку, который тебя вырастил, — со всей серьёзностью проговорил Ваня. — Вот-вот! Я о том же, — раздался крик из ванной. Несносные выкрики Гилберта ставили Германию в неловкое положение и сбивали с нужной мысли, хотя Ване они, похоже, нисколечко не мешали. Не зря же он стоит как ни в чём не бывало и хлопает глазами, продолжая изучающим взглядом смотреть на хозяина дома. — Думаю, нам следует перейти в гостиную, — предложил Германия. — Не стоит. Я уже ухожу, проводи меня, пожалуйста. Германии так и хотелось выкрикнуть «уже?!», но он сумел подавить в себе это желание. Его чуть приоткрывшиеся губы тут же сомкнулись в немом вопросе. Ещё толком познакомиться не успели, а этот русский уже собрался уходить, странный он какой-то. Но тут скорее всего дело в Пруссии, который самым грубым способом решил пополнить организм Вани железом. Германия замялся, метаясь меж двух зол: отпустить Ивана или настоять на чашке чая и спокойно всё обсудить. Конечно, Людвиг мог так же отпустить Россию и просто договориться с ним о встрече, чтобы после всё обсудить, но… Размышления Людвига были прерваны вышедшим из ванны Гилбертом, который на сей раз вместо полотенца предпочёл надеть мягкий халат тёмно-шоколадного оттенка. Заворачиваться в полотенце, как уже показала практика, было очень ненадёжно, особенно рядом с русскими, поэтому Пруссия решил не наступать дважды на одни и те же грабли и защитить своё прекрасное тело приятной на ощупь тканью халата. При взгляде на брата губы Германии сжались в тонкую линию, ибо Гилберт нарочно надел его любимый халат и вышел к ним явно с целью покрасоваться. — Почему этот ещё здесь? — фыркнул Пруссия, косо смотря на Ивана Россия ни слова не понял из сказанного Гилбертом, поэтому стоял молча, чуть растянув губы в улыбке. Отец всегда твердил о том, что нужно уважать старших, какими бы противными и сварливыми они не были. — Он наш гость, уйдёт, когда сам пожелает, — спокойно проговорил Людвиг, дабы не напугать Ивана, но в душе ему безумно хотелось отругать Гилберта за подобное поведение и хамство по отношению к мальчику, который ему ничего не сделал. Разговор братьев был прерван голодным урчанием в животе. Немцы синхронно повернулись, взглянув на Ивана, заставив мальчишку смущенно опустить глаза, прошептав слова извинения. Сделав одолжение, Гилберт предложил накормить бедолагу прежде чем отправить его восвояси. Ваня, конечно же, стал отпираться, говоря, что совсем не голоден, только воды попьёт и пойдёт. Но спорить с Гилбертом бесполезно, особенно когда он уже столь любезно приготовил картофельное пюре и сварил несколько сосисок. — Ешь давай, эта порция всё равно в тебе окажется. Так что лучше ртом, — пригрозил ему Пруссия, опустив ладони на плечи Ивана, не позволяя встать из-за стола, даже не прикоснувшись к еде. Ваня, продолжая дуться, зачерпнул ложкой немного картофельного пюре и проглотил его, не жуя. Да, эта масса была не такой как дома, она отличалось от того, что ему готовил отец, Оля или Наташа. Но голодному, как говорится, всё вкусно, поэтому Ванька не стал упрямиться, а просто ел, не обращая внимания на стоящего над душой Пруссию и Германию, так же стоящего где-то за его спиной. — Ну как? — спросил Пруссия. — Ничего особенного, — честно проговорил Россия. — Попробуй сосиски, — Иван, точно как по команде взяв в руки вилку, нацепил на неё одно из этих мясных изделий. — Ну? Вкусно же, вкуснее, чем в Советском союзе. — Я бы не сказал… Но они и правда вкусные. Довольно улыбнувшись, Гилберт отошёл к брату, став активно о чём-то перешёптываться с ним, стоя за спиной Ивана. Ну, а Ванечка продолжил наслаждаться пищей, пока тарелка не опустела. После этого, сложив в пустую посуду столовые приборы, Ваня хотел уже было выйти из-за стола, но тут рядом с ним на стол один из немцев поставил вторую тарелку, наполненную едой, и Ваня с радостью принялся уничтожать её. — Куда вторую порцию схватил?! — завозмущался Пруссия. Вторая тарелка была предназначена явно не Ване. — Убирайся уже отсюда… Толкнув Гилберта в бок, Людвиг наклонился и недовольно прошептал, но так, чтобы Иван ничего не услышал: — Прекрати вести себя так. Иначе отправишься ночевать в гараж к своей железной фрау. Пруссия буркнул в ответ нечто невнятное и мгновенно затих, чему Германия был несказанно рад. Наконец-то в доме наступила тишина. Закончив с едой, Ваня встал из-за стола и направился к выходу, но его остановил Людвиг с предложением заночевать у них или дождаться утра, которое настанет примерно через пять-шесть часов. Россия на удивление не стал упираться, а задумался, прислонив указательный палец к подбородку. Вздохнув, Россия пальцем поманил Германию и тот послушно наклониться с мыслью, что Ваня хочет о чём-то с ним посекретничать. Однако предположения немца оказались ошибочными, Ваня скользнул губами по его лицу, целился в щеку, а попал в губы, немножечко промахнулся. Отстранившись, Россия вытер губы тыльной стороной ладони, заметив на ней размазанную жидкость красного цвета, источающую металлический запах. Конечно, Ваня сразу догадался, что это кровь, которая стремительно выплёскивалась из его организма, норовя через рот вылиться наружу. Лизнув место поцелуя, Людвиг почувствовал металлический привкус, отчего его глаза округлились в пятирублевую монету, когда он увидел, как в уголке губ Ивана с правой стороны вытекает тоненькая струйка крови. Гилберт опустил ладонь на плечо брата и жестом намекнул, чтобы тот утащил паренька подальше от кухни, не хватало ещё того, чтобы этот русский залил эту святыню своей кровью. Кивнув, Людвиг отвёл Ваню в гостиную и усадил на диван, после чего он хотел вытереть кровь с лица Ивана, но под рукой не оказалось ничего подходящего. Заметив, как Германия мечется взглядом по комнате, Ваня догадался, в чём дело, и, случайно вспомнив про шёлковый платок, тут же достал его из кармана, протянув Людвигу. Взяв платок, Германия сразу обратил внимание на именную вышивку. — Откуда он у тебя? — голос Германии звучал настолько грубо и требовательно, что на минуту Ване показалось, что рядом с ним сидит Союз, а не тот милый, доброжелательный немец, что всё это время одёргивал противного Гилберта, не давая тому обижать Ваню. — Мне его дал… — Ваня осёкся, не зная, каким образом рассказать Людвигу о том странном мужчине, облачённом в старую форму Третьего Рейха. — …Один человек. Нахмурившись, Германия не долго думая бросил платок в камин, позволяя языкам пламени безжалостно расправиться с тканью. После, уже не задумываясь о последствиях, Германия вытер подбородок Ивана рукавом своего свитера и поднялся с дивана. Подавив в себе желание спросить у Людвига, зачем он избавился от платка, Россия натянул на лицо фальшивую улыбку и не моргая смотрел в спину немца. Ваня побоялся спрашивать его о чём-то, не в том он сейчас положении, чтобы задавать столь рискованные вопросы, поскольку от такой, казалось бы на первый взгляд, незначительной кровопотери у Вани кружилась голова и в глазах началась игра света и тени, будто кто-то баловался с выключателем. Выстрел в голову не прошёл бесследно, хотя рана затянулась довольно быстро. — Я принесу салфетки, — проговорил Людвиг, стоя спиной к гостью. На него это было не похоже. — Сейчас прохладно. Хочешь чего-нибудь горячего, чай или может какао? — Спасибо, — робко проговорил Ваня. — Полагаюсь на твой выбор. Кивнув скорее самому себе нежели словам России, Германия вышел. Следом за ним в гостиную вошёл Гилберт и, подойдя к дивану, перекинулся через спинку, пристально смотря на Ивана. — Что произошло? Запад такой злющий выскочил отсюда. — Я не знаю… Он бросил платок, который я ему дал, в камин, а после встал и ушёл, — голос Ивана дрожал от осознания того, что причиной злости Германии является именно он, а не какой-то платок. — Что за платок? — Гилберт с подозрением покосился на Ваню. — Обычный носовой платок, — Россия развел руками, по одному лишь его виду было понятно, что Ваня и сам не знает, что только что произошло. — А откуда у тебя этот платок? — никак не хотел отступать Гилберт. — Ну, мне его дал один человек… Учитывая замешательство Ивана, Гилберт сразу понял, о ком речь, и, опустившись рядом на диван, проговорил уже не так спокойно, как изначально: — Он тебе что-то говорил? — Нет, ничего. — Хорошо, — выдохнул Гилберт, готовясь сказать умную речь. — А теперь слушай сюда, не смей употреблять слово «нацизм» в разговоре с жителями этой страны, про Третий рейх и Вторую мировую так же не следует упоминать, иначе будет очень плохо. Ваня молча кивнул, Гилберт улыбнулся, убирая с лица эту нелепую серьёзность. Опустив ладонь на плечо мальчишки, Пруссия, кажется, хотел ещё что-то сказать, но Иван опять же оттолкнул его от себя со словами: — Уйди прочь, вонючий нацист! — головная боль обострила у Вани инстинкт самосохранения, отчего любое действие Пруссии воспринималось в штыки. — За словами следи, мелочь пузатая, — Гилберт в шуточной манере отвесил Ваньке щелбан. — И почему вонючий-то? Я только-только из душа вышел, чист и свеж, как весенний воздух. В конечном итоге Россия был вынужден остаться у братьев немцев в связи с состоянием здоровья, иначе он бы просто не дошёл до дома премьер-министра. Германия опять же уступил пареньку свою комнату, не удобно как-то выгонять гостя на диван в гостиную или в какую-нибудь другую комнату. Закрывшись в своём кабинете, Людвиг принялся разбирать счёта и документы. Точнее, он хотел заняться этим, но в голову ничего не лезло кроме этого смазливого русского и его состояния здоровья. Германия уже кофе пить начал от нервов, Гилберт утверждал, что он помогает, но в случае с Людвигом эта мера нисколечко не помогла. Из головы Людвига никак не хотел уходить Брагинский. Его улыбка, блестящие аметистовые глаза и сердитый взгляд, когда он отчитывал Людвига за грубость по отношению к брату. Позади раздался топот шагов. Решив, что это как всегда Гилберт мучается бессонницей, Германия даже поворачиваться не стал. — Людвиг, — послышался тихий чуть хриплый голос. — Огоньку не найдётся? Ошибки быть не может, за спиной точно стоит ОН — Третий Рейх. Шумно сглотнув, Германия медленно повернулся к отцу. — Открой верхний ящик, там должна быть зажигалка. Если у тебя всё, то, пожалуйста, не мешай мне работать, — холодно проговорил Германия, отворачиваясь от него и утыкаясь в свои бумаги. — Всё ещё злишься на меня из-за того мальчишки? — на лице Рейха появилась довольная улыбка, доказывающая лишь одно — он ожидал от сына именно такой реакции.

***

Вернувшись в свою комнату, Пруссия заметил стоящую у окна чёрную фигуру. Не сразу поняв, кто это, Гилберт хотел уже было поздороваться, но едва ладонь коснулась выключателя, незнакомец заговорил русской речью: — Здравствуй, — сказал таинственный гость. — С-со-оюз? — испугано пропищал Пруссия, но, быстро осмелев, продолжил. — Чего надобно? — Гилберт, — дверь сама собой закрылась, проталкивая немца в комнату, а Брагинский тем временем приблизился к Пруссии, — я сверну тебе шею, если ещё хоть раз посмеешь тронуть моего сына. — Ты больше не страна, — усмехнулся тот, — и твои угрозы ничего не значат… Гилберт не успел договориться, ибо почувствовал, как его шею сдавили, и по комнате разлетелся хруст ломающейся кости, после чего Гилберт безжизненной массой упал на пол, чувствуя, как череп отделился от позвоночника. — Надеюсь, мы друг друга поняли? — теперь усмехался Союз, смотря на побледневшее лицо немца.