***
Узнав, что Ваня проводил время в компании Германии с Пруссией, премьер-министр, посоветовавшись с президентом, решил, что это неплохое начало для дальнейшего полноправного вступления России в ряды олицетворений стран всего земного шара. Но радость, как и дальнейшие планы на будущее премьер-министра, длилась недолго… Россия заявился к нему утром, едва часы пробили восемь и это не могло не… Радовать? Нет, скорее огорчать. Но несмотря на бесчисленное количество извинений, Иван наотрез отказался рассказывать о том, где он был и что он там делал. Хоть премьер-министр и не настаивал на полном отчёте со всеми пристрастиями, но исходя из собственного любопытства ему было интересно узнать, чем же там таким занимался Россия. Но последний молчал, как партизан на допросе. По возвращению России планы быстро поменялись и было принято решение о возвращении в Москву завтра утром. А пока можно и отдохнуть, чем Ванюша, собственно, и собирался заниматься ближайшее время. Как же хорошо в доме премьер-министра без этого противного Пруссии.***
После ухода Ивана в немецком доме стало непривычно спокойно и пусто. Казалось бы, это привычное состояние сея поместья, но всё равно в нём чего-то не хватало. Возможно, лая собак или ворчания нашего Великого, а возможно и нравоучений самого Людвига. Россия ушёл всего пару часов назад, а по нему уже успели заскучать. Впрочем, по довольной ухмылке Пруссии не скажешь, что он так уж горюет и тяжко переживает утрату. Да и горюет ли он вообще? Германия привычным образом сидел за обеденным столом, но у него просто кусок в горло не лез, и дело тут не в полученной информации, а в том, что они с Иваном далеко не на дружеской ноте расстались. Обиделся Ванюшка на немцев и похоже серьёзно. Конечно, Ваня пытался скрыть это недовольство за фальшивой улыбкой, но Германия практически сразу раскусил его, как ореховую скорлупу. Ковыряясь ложкой в чём-то, напоминающим кашу, а на вкус отдающим кисло-сладким зелёным яблоком, Людвиг уже и сам не знал, чего ему следует бояться больше: получить по шапке от Босса или того, что Иван может затаить обиду и они с ним уже никогда не смогут наладить дружеские отношения. «Только ли дружеские? Людвиг, признайся себе уже в том, что рассчитываешь на большее», — где-то глубоко внутри себя Германия слышал голос, который беспрестанно шептал ему то, о чём в приличном обществе не принято говорить. Писк сигнализации, установленной на машине, эхом разлетелся по дому, заставив обоих братьев вздрогнуть и переглянуться. Нечасто в их доме случаются подобные события, видать, дама требует внимания. — Иду, любимая! — воскликнул Гилберт и пулей выбежал из кухни. — Эй! Это пока ещё моя машина, — оставив ложку в этой густой липкой массе, Германия побежал вдогонку. Как только они ушли, на секунду в комнате появился тёмный силуэт и оставил на том самом обеденном столе, за которым ещё пару секунд назад сидели братья немцы, белый конверт с золотистыми подсолнухами. Закончив, этот таинственный гость испарился так же незаметно, как и появился. Вернувшись в дом, Гилберт с Людвигом направились в ванную мыть руки, а после вошли на кухню. Возвращаясь к брошенному завтраку, немцы мелодично препирались, обвиняя друг друга в халатности: — Надо было гараж закрывать, — ворчал Германия. — Я бы закрыл, если бы кое-кто ключи не зажал, — не желал признавать своих ошибок Гилберт. Сев за стол и продолжив доедать то, что осталось в тарелке, Германия случайно увидел конверт, которого точно не было, когда они изначально садились за стол. Взяв неизвестный предмет в руки, Германия попытался прочесть, кому это письмо адресовано, но не сумел разобрать корявого почерка да ещё и на русском языке. Молча протянув его Пруссии, Людвиг принялся ждать, когда тот развернёт его и прочтёт. Гилберт понял всё без лишних слов, едва взглянув на адресата. Избавившись от самого конверта, он вынул небольшую открытку, на которой были одни лишь подсолнухи на чёрном фоне, и стал вчитываться в текст, пытаясь разобрать почерк. — Это от нашего Ваньки, — на этой секунде Людвиг выпрямился в плечах и поправил причёску, приводя и без того идеально уложенные волосы в порядок. — Кажется, он хочет встретиться с тобой, чтобы что-то вернуть. Гилберт замолк, перевернув открытку. Убедившись, что тут больше нет ничего, что следовало бы прочесть и перевести, он передал данную открытку тому, кому она изначально предназначалась. — Опять эти подсолнухи… Я думал, что по ним только Союз с ума сходит, — бормотал Гилберт, доедая остатки содержимого своей тарелки. Молча рассматривая открытку, Германия пытался самостоятельно разобрать почерк нашего Вани. Но к большому огорчению, Людвиг привык к печатному тексту, отчего способность разбирать каракули, написанные от руки ещё и на чужом языке, равнялись нулю. Причём большому и очень жирному нулю. Из всего двухстрочного текста Германия сумел распознать лишь своё имя и слово «пожалуйста», после прочтения которого на сердце стало так тепло и спокойно, что хотелось прямо сейчас бежать в указанное место и ждать там его, Ивана. Но стараясь не пасть в глазах родного брата, который, мягко говоря, недолюбливает славянскую нацию, Людвиг с непоколебимым безразличием убрал открытку обратно в конверт и оставил его на краю стола, возвращаясь к остывшему завтраку. — Он поел перед уходом? — как бы случайно и непринуждённо поинтересовался Людвиг. — Нет, — коротко ответил Гилберт, собирая со стола всю грязную посуду, освобождая младшего брата от лишней работы по дому. — Ты заметил? — Что? — удивлённо и в тоже время взволнованно спросил Германия. — Он дважды указал в письме твоё имя и дважды написал его неправильно — «Лудвиг», — Гилберт акцентировал внимание на ошибке в имени Германии. Пока Пруссия мыл посуду, Германия с задумчивым видом продолжал сидеть за столом, не заметив, как губы сами собой растянулись в улыбке. Возможно ли такое, что Россия специально написал его имя неправильно? Эта теория заставила Людвига смутиться, отчего на щеках осел лёгкий бледно-розовый румянец. Прилив мечтаний Германии продолжался до тех пор, пока Гилберт не прогнал его с кухни, дав задание заняться стиркой.***
Следуя назначенному времени в письме, Германия отправился в парк. Однако точного места встречи не было указано. Просто парк. Никаких лавочек, фонтанов, автоматов с напитками или деревьев. Блуждая по парку уже около десяти минут, Германия извечно задавался лишь одним вопросом: тот ли это парк? Конечно, в их городе множество парков и все они по-своему хороши, но этот был ближайшим от его дома. Интересно, а где сейчас живёт Россия? Петляя по выложенной плиткой дорожке, Германия остановился, почувствовав, как в сердце что-то кольнуло. Покрутив головой, он заметил несколько женщин с колясками, одну влюблённую парочку подростков и какого-то странного паренька, гуляющего вдоль озера. В этот момент Людвиг успел трижды пожалеть, что не взял номера телефона Ивана, так он мог бы позвонить ему в любой момент. Заострив взгляд на пареньке, который ходил возле покрытого тонкой корочкой льда озера, Людвиг заметил в нём знакомые очертания. Удивительно, сердце само подсказало, что это Россия. Германия уже хотел было подойти к нему, как почувствовал тычок сзади. Резко обернувшись, Людвиг увидел… Ивана. В испуге обернувшись на озеро, Людвиг увидел лишь местами замерзшую безмятежную гладь воды, подрагивающую от легкого ветерка. Просто магия какая-то. А Ваня продолжал с улыбкой смотреть на растерянного немца, терпеливо ожидая, когда же тот придёт в себя. И когда это случилось, он протянул Германии бумажный пакет, что всё это время держал за спиной, со словами: — Большое спасибо! Вот, возвращаю. Заглянув в пакет Людвиг, был удивлён содержимым. В пакете была одежда, которую Германия с Пруссией ранее одолжили Ване. Он не ждал и не просил возвращать ему эту одежду, считая её чем-то вроде подарка. — И это всё? — с досадой проговорил немец, слыша, как глубоко внутри него рушатся планы на романтическую встречу, плавно перетекающую в свидание. Какая уж там романтика, Россия даже не рад его видеть. — Ты позвал меня только за этим? — Извините, — Иван виновато отвёл взгляд в сторону. — Я совру, если скажу, что рад нашей встречи. Я просто хотел вернуть одежду, что вы дали мне. Вот тебе и долгожданная романтическая встреча. Россия строго прочертил границу их отношений и обращается к Германии строго на «вы», ибо считает его старше себя. Но если судить по истории и человеческим меркам в плане возраста, Германия всё же по большей части является ровесником Ивана. «С таким человеком будет очень сложно сдружиться особенно после случившегося ранее», — мысленно заключил для себя Людвиг. Расценивая длительное молчание собеседника как окончание их несостоявшейся беседы, Ваня резко развернулся и хотел уже было удалиться, но его остановил Германия. Россия остановился и развернулся лицом к немцу, вопросительно смотря на того. — Как ты сумел пробраться в мой дом незамеченным? — сухо проговорил он. — Я не вор, — брови Вани сдвинулись к переносице, прямым текстом говоря о том, что ему не нравится этот разговор. — Я не забирался в твой дом, а просто попросил о помощи. — Кого? — на долю секунды в Германии проснулся интерес касательно круга общения нашего Вани. — Ты его хорошо знаешь, — с улыбкой пропел Ваня. — Но он просил не говорить никому своего имени. Но могу намекнуть, у вас с ним одинаковый одеколон, а ещё он твой родственник. Под такое описание у Людвига подходил лишь один человек — Гилберт. Конечно, насчёт одеколона он не был уверен, так как никогда не придавал этому большого значения. Любой запах парфюма Пруссии перебивал терпкий запах табака и дыма, потому что он много курил, даже слишком много. Будь Гилберт обычным человеком, его лёгкие бы просто сгнили от такого безобразия. — Понятно, — прошептал Германия, однозначно заключив для, себя что России помог именно Гилберт. — Можешь заглянуть к нам вечером? Повисло молчание. В связи с воспитанием Россия не мог забросать человека всяко старше себя градом вопросов рода зачем, для чего и почему именно он. — Хорошо, — после трёхминутной паузы Ваня наконец-то заговорил, — я зайду вечером, часов в семь. Закончив на этом разговор, оба парня синхронно развернулись и разошлись по противоположным сторонам. Остановившись возле самого выхода из парка, Ваня повернул голову к одиноко стоящим елям, под которыми стоял мужчина в чёрной военной форме. — Спасибо, — с улыбкой прошептал Ваня, мужчина лишь кивнул в ответ и растворился в воздухе.***
Накрывая на стол Германия, поставил три тарелки для России и Пруссии, распланировав вперёд своего рода прощальный ужин. Людвиг меньше всего хотел иметь натянутые отношения с самой огромной страной на карте, тем более если эта страна именуется Всемирным Злом. На минуту отвернувшись и вновь вернувшись к столу, Германия увидел за ним Гилберта, готового начать этот ужин раньше положенного срока. Впрочем, если Гилберт сейчас поест и уйдёт как обычно болтаться по барам, то Германии это будет только на руку. — Почему у меня одна сосиска, а в других тарелках по две? — возмущался наш Великий, будучи недовольным подобным к себе отношением. — Гилберт, пожалуйста, хотя бы сегодня не веди себя как ребёнок. Если тебе мало одной сосиски, встань и положи себе сколько нужно. — Ну конечно, кому я нужен. Своё уже давно отжил, пора и о смерти задуматься, — драматично вздохнув для пущего эффекта, Пруссия продолжил. — Ни друзей, ни родственников, никого нет… Даже сосисок положить некому, — войдя во вкус, он начал разыгрывать настоящую драму. Тяжело вздохнув, Германия взял его тарелку и добавил к одной сосиске ещё три, чему Гилберт был несказанно рад, пока не захотел пить. — А сок? Ему ты поставил, а мне! Время от времени у Пруссии случались подобного рода приступы недостатка внимания, и в такие минуты Германия старался дать понять брату, что он не одинок и в старости есть кому подать стакан воды. — Гилберт, — начал было Германия, но ход его мыслей был прерван нашим начинающим драматургом. — Гробы нынче не дёшевы, интересно, их ещё делают на заказ? Скрипнув зубами, Германия взял один из пустых стаканов и заполнил его жидкостью морковного цвета, после чего поставил этот стакан напротив Гилберта. Тот затих, увлечённо поглощая одну сосиску за другой. Выходя из кухни Людвиг услышал звук, который издавал мобильный телефон, после которого последовал вопль: — За-а-пад! У меня телефон пищит, принеси его… А нет, не надо. Он у меня в кармане оказывается был! — дальше Пруссия начал разговаривать со своим телефоном. — И чего тебе надо, сволочь? Не видишь, Великий сел кушать?! Помассировав виски, стараясь успокоить и без того расшатанные нервы, Германия вернулся на кухню и подошёл сзади к Гилберту, потрепал этого большого ребёнка по волосам. — Что ты делаешь? — поинтересовался Гилберт с набитым ртом, устремив взгляд на младшего брата. — Показываю ребёнку, что он не обделён вниманием. Пруссия промолчал, не став утруждать своё высочество с ответом. Проглотив содержимое своего рта, Гилберт стал подставляться под ладонь брата, издавая мурчащие звуки, ну точно как кот. — Людс, у тебя такие сильные руки. — Спасибо, — сказал Германия, чьи губы чуть растянулись в улыбке. — Не помассируешь мне шею? — повернув голову и узрев на лице младшего брата смущение в купе с недоумением, Гилберт со смехом добавил. — Шучу я! Шучу. Германия ничего не сказал, лишь раздражённо цыкнул, вновь собравшись выйти из кухни. Вот такого несерьёзного Гилберта он терпеть не мог, мелет что не попадя, а потом удивляется, почему с ним никто разговаривать не хочет. — Чего такой раздраженный? Волнуешься из-за официального прихода русского Ваньки в нашу халупу? Резко остановившись в дверном проёме, Германия повернул голову, посмотрев через плечо на брата и проговорил стальным голосом: — Да. Я ведь ничего о нём не знаю, даже малейшего понятия не имею, что он за человек. Гилберт на этом моменте прыснул от смеха. С виду Людвиг выглядел весь из себя такой серьёзный, а внутри боялся как нашкодивший ребёнок, которому грозило получить ремнём по причинному месту за свои выходки. — Запад, ты бы ему ещё цветочки купил, — сказал Пруссия, не переставая смеяться. — Думал об этом. Но я не знаю его предпочтений в этой области. — Умоляю, не говори про область в моём присутствии. Этот русский мало того что присвоил мой Кёнигсберг, так ещё и посмел разжаловать меня как страну и переименовать его в какой-то идиотский Калининград! — О котором русском идёт речь? — поинтересовался Германия, полностью развернувшись лицом к брату. — О Союзе естественно! — буркнул Гилберт, чьи глаза так и метали молнии. Немного успокоившись после минутной паузы, Гилберт добавил. — В моём списке великих стран Союз занимал третье место. — Почему не второе? — с ноткой удивления спросил Германия. На первом месте скорее всего стоял сам Пруссия, а кто же тогда номер два в его списке? — Потому что на втором месте у меня всегда будешь ты, Запад. Мой драгоценный младший братец. Не на шутку удивившись и даже засмущавшись, Германия отвёл взгляд от этих внимательных рубиново-алых глаз. Что ни говори, а Пруссия умеет вгонять в краску, должно быть, перенял это у Франции. — Смотри не влюбись в этого русского, — положив вилку в опустевшую тарелку, Гилберт устремил всё своё внимание на Людвига, ловя каждую новую эмоцию на этом по своей природе каменном лице. — И не собирался, — соврал он, мысленно осознавая, что уже, кажется, влюбился в Россию. — Вот и отлично, потому что один маленький нюанс не даст тебе сделать этого. Впрочем, если лишишь его девственности, тогда у тебя будет шанс… Гилберт резко замолчал, так как в дверном проёме, к которому Германия продолжал стоять спиной, скромно переминаясь с ноги на ногу стояла знакомая светловолосая фигура, преобладающая славянской внешностью. Если мальчишка и подслушал их разговор, то явно и слова не сумел разобрать из всего услышанного. Но Ваня определённо догадывался, что речь шла о нём. — Извините, дверь была не заперта и я… — Ваня отшатнулся назад, врезавшись спиной в стену, ибо устремлённые на него две пары глаз были весьма пугающими. — Я, пожалуй, пойду. — Ничего, — сказал Гилберт, поднявшись из-за стола. — Это я, пожалуй, пойду.