***
Все жильцы этого дома любили пошуметь, похулиганить и поиграть. Вот и на сей раз Гилберт решил поиграть с Ваней, правда, изначально это был спор, который медленно перерос в самое настоящие состязание умов. Нет, в этой большой и дружной семье практически не было ссор за исключением небольших разногласий по пустякам вроде что приготовить на обед, какой фильм посмотреть и так далее. — Отец был великим человеком, таким, каким ты не будешь даже через миллион лет, — подытожил Ваня, продолжая бурчать на Гилберта, который опять решил поиграть в Великого и прировнял себя к божеству, приписывая себе липовые заслуги. — Деревенщинам слова не давали, так что молчи, Ваня, — с усмешкой произнёс он. — Что за деревенское имя? — А я и не хочу выделяться, чтобы быть у всех бельмом на глазу, — фыркнул Россия, уже всерьёз начиная закипать от слов этого грубияна. — Советский Союз был… — Я знаю старика Союза лучше тебя! — заявил Пруссия, продолжая спорить с Ваней. — Так что молчи. — Это вряд ли, — хмыкнул Ваня, будучи уверенным в своих познаниях по части отца, с которым живёт с самого своего рождения. Пруссия завертел головой по сторонам, ища человека, который их, скажем так, рассудит. Но к сожалению, ни Людвига, ни виновника спора, то бишь Союза, поблизости не оказалось. В гостиной помимо них в дальнем углу возле окна крутился Рейх, колдуя над цветами, которые, несмотря на все его старания, почему-то были засохшими и пожелтевшими, как осенняя трава. Все окна в этом доме были уставлены горшками с цветами, потому что Александр любил цветы, но ухаживать за ними ему не хотелось, слишком хлопотно. По этой причине Райнхард и взял заботу об этих нежных созданиях на себя, в скором времени на собственном примере убеждаясь, насколько тяжело и хлопотно ухаживать за ними. — Хей, Райни! — окликнул его Гилберт. — Давай к нам, судьёй будешь! Молча кивнув, Рейх подошел к нашим героям и внимательно выслушал их, как и причину их спора. Не сказать, что ему хотелось участвовать в подобном ребячестве, но раз дело затронуло Союза, то он просто не мог остаться в стороне. — Любимый цвет Саши? — Рейх огласил первый вопрос, параллельно возвещая о том, что дуэль началась. — Красный, — быстро выговорил Гилберт, стараясь быть первым. — Алый, — робко пискнул Ваня, стараясь не смотреть как на Рейха, так и на Пруссию. Прокрутив в голове полученные ответы, Райнхард с горьким вздохом огласил результаты: — Ничья. Последовала трёхминутная пауза. Все присутствующие в этой комнате хлопали глазами и молча переглядывались, точно ожидая, когда уже кто-нибудь нарушит эту гнетущую тишину. Не став мучать ни себя, ни этих ребят, Рейх вновь задал вопрос, касающийся Союза: — Его любимые цветы? — Подсолнухи, — опять же первым выкрикнул Гилберт. — Подсолнечники, — робко и довольно тихо проговорил Ваня. — Снова ничья, — на сей раз Рейх серьёзно задумался, решив задать более сложный вопрос, на который точно не каждый знает ответ. — Его любимая еда? И вот опять в комнате повисло неловкое молчание, никто из наших спорщиков не знал ответа на текущий вопрос. — Чего замолчал? — фыркнул Пруссия, скрестив руки на груди. Ну откуда Великий может знать о любимой еде Союза, если при нём он всегда ел то, что готовили сёстры или же Литва, и никогда не жаловался, да и вообще Александр, кажется, не был прихотливым в плане этого. — У отцах не было любимых блюд, — Ваня подтвердил размышления Гилберта, а может он и сам не знает предпочтений отца в плане еды? — Какие девушки нравятся Союзу? — на сей раз Рейх преследовал собственные интересы и неспроста задал этот вопрос, надеясь получить ответ от тех, кто большее количество времени прожил с Александром под одной крышей. — Сисястые, — ответил Гилберт с таким довольным видом, будто вот-вот выиграет миллион. — Кудрявые? — неуверенно сказал Ваня. — То, что они сисястые, ещё не означает, что у них прямые волосы, — на всякий случай уточнил Гилберт, стараясь не проиграть какому-то мальчишке. — В моём случае также не значит, что у девушек с кудрявыми волосами маленькая грудь. — Ничья, — огласил результаты Рейх, осознавая лишь один факт — факт того, что они знают о Союзе ничуть не больше его, а то и меньше, если судить по их неуверенным и расплывчатым ответам. Как только Рейх удалился в коридор, Пруссия приобнял Ваню за плечи, ощущая, как тот напрягся от подобного действия с его стороны. — Расслабься. — Да вот ещё! — буркнул Ваня, стараясь высвободится из недообъятий Пруссии. — Опять одурачить меня решил! Иван вгрызся в ладонь Пруссии, когда тот попытался заткнуть его шумный ротик. Но почувствовав приятную волну тепла, исходящую от низа живота, Ваня попытался расслабиться, как и учил его отец — чтобы снять внизу нарастающее напряжение, нужно расслабится. Не сразу, но у Вани получилось сделать это, и напряжение ушло. Однако подобная реакция его тела на прикосновения Гилберта явно была ненормальной. Конечно, можно списать всё на гормоны, вот только от этого легче не станет, нужно принимать какие-то меры. — О-отпусти меня! — вскрикнул Ваня, активно вырываясь из цепких лап немца. — А то что, папу позовёшь? — А ты, что же, его боишься? — Не нарывайся, мелкий, — с некой угрозой процедил Гилберт, отпуская Ваньку, но продолжая подтрунивать над ним. — Нужно повесить фотографию Марины Францевны, пускай видит своего воспитанника. — Да кто ж её повесит-то? — с улыбкой пропел он, постепенно возвращаясь в нашу реальность. — Её немцы даже в сорок втором повесить не смогли, — хихикнул Ваня. Несмотря на смерть женщины, он продолжал побаиваться одного лишь её имени.***
— Саша! — донеслось откуда-то со стороны лестницы. — Что? — лениво проговорил Союз, отрываясь от чтения газеты и чуть наклонившись вперёд, пытаясь поймать взглядом источник голоса. — Я не тебе, — заявил промелькнувший в дверном проёме Рейх. Александр лишь фыркнул, возвращаясь к своему чтиву, тихонько ворча себе под нос: — Что за привычка называть всех русских «Саша»? — Ну вы же называете всех немцев фрицами, так что не причитай, — ответил ему Рейх, услышав привычное ворчание своего горячо любимого Союза, и продолжил искать Сашу, то есть Ваню. Вечером все члены семьи как правило собирались в гостиной и проводили время в компании друг друга за разговорами и общением. Самыми ворчливыми тут были Александр и Гилберт. Если у второго это скорее всего возрастное, то у Союза же просто такой колкий характер. — Ну не упрямься, как ты можешь утверждать, что это не вкусно, не попробовав? Один из трёх диванов занимали Рейх с Союзом, первый пытался убедить своего боевого товарища в качественности немецких сосисок, а второй же не хотел признавать ничего иностранного в особенности мясные изделия и полуфабрикаты. — Пробовал, не понравилось, — буркнул Союз, отодвигаясь от этого надоеды с сосиской подальше. — В таком случае тебе следует попробовать заново, — прощебетал Рейх, приставив к губам Союза своё излюбленное мясное изделие. Александру ничего не оставалось, как съесть эту несчастную сосиску, дабы тот отцепился уже наконец от него. Рядом с их диваном развалился Васька с явным намереньем полежать в тишине и спокойствии, но ему не давал сделать этого другой кот по кличке Хинц, удобно разместившийся позади него и приводящий густую шерстку Василия в порядок, уделяя особое внимание ушам и области возле шеи. Эти разбойники всегда ходили парой, Хинц всегда заботился о коте Союза, ухаживая за его длинным густым мехом, на котором после прогулки было не счесть колючек или сухой соломы. И Хинц всякий раз помогал Ваське убирать всё это безобразие, приводя его шикарный мех в порядок. Васька был крупным и весьма агрессивным котом, которого побаивались даже собаки. Всякий раз, когда Хинцу грозила опасность, Василий приходил тому на выручку, в такие момент шерсть летела клочками и пыль стояла столбом, ибо драка всегда заканчивалась многочисленными ранениями. На другом диване сидели Россия с Германией, непринуждённо болтая о всякой мелочи вроде погоды или что сегодня интересного говорили по новостям. — Ладно, теперь давай ты, — сказал Ваня. — Твой любимый чай? — Мятный с сахаром и лимоном, — с улыбкой проговорил Ваня, вспоминая старые-добрые времена. — Мы с отцом часто ходили в лес и собирали мелиссу, потом сушили её и заваривали чай. Заметно поникнув, Людвиг склонил голову, негромко поведав Ване тяжелую историю своего детства с отцом: — Мы с отцом не были так близки, особенно в первые годы моей жизни, когда он делал вид, будто не замечает меня. Поэтому меня воспитывал Гилберт, а когда я подрос, то началась война… И только тогда я стал нужен отцу в качестве солдата. Ваня ничего не сказал, лишь обнял Людвига, пытаясь отвлечь его от дурных мыслей. Не время сейчас думать о плохом, нужно радоваться жизни, пока та не прошла бесследно! Неподалеку в кресле, развалившись кверху лапами, лежал котик Миша и Рутц, эти два оболтуса также всегда держались вместе. По большей части Рутцу приходилось заботиться об этом едва подросшим котёнке, делясь с ним своим кормом и ловя мышей, которых Миша пока ещё боялся. Всё это время Гилберт сидел в кресле, поглаживая своего развалившегося на коленях Моритца и слушал болтовню всех этих стран, двое из которых ими уже не являлись, понимая, что, пожалуй, им всем чудовищно не хватало общения. Поднявшись со своего места, Союз молча направился к лестнице, а после в свою комнату, надеясь отдохнуть от этой шумной семейки, но Рейх увязался за ним с явным намерением засунуть тому в рот нечто потвёрже и повкуснее той сосиски. — Так и будешь молчать? — проговорил Рейх, войдя следом за ним в комнату и закрыв дверь. — С каких пор тебя стали волновать мои проблемы? — бросил Союз, отходя ко окну и доставая из кармана помятую пачку сигарет. Не раздумывая, он сжал одну сигарету меж зубов и достал зажигалку, нервно чиркая ею. — С тех самых, когда мы стали семьёй, а в семье принято решать проблемы вместе. Но если это что-то личное, то хорошо, — выхватив из рук Союза зажигалку, Рейх помог ему прикурить, пока тот не стёр себе палец в мясо этим чирканьем. — В личные дела я не лезу. — Тогда оставь меня уже наконец в покое! — И не мечтай, — выдернув зажжённую сигарету изо рта Союза, Рейх без всякого стеснения тут же сунул её в рот, набирая полные лёгкие едкого дыма. — Не наглей, — вернув себе сигарету, Александр вновь вобрал в лёгкие никотиновый дым, не обращая внимания на то, что эта самая сигарета побывала во рту у другого мужчины. — Своих что ли нет? — За своими идти далеко, — коротко пояснил Рейх, всматриваясь в напряженное лицо Союза. — Что? — спросил Союз, устремив взгляд на этого надоеду. — А ты красивый, — бросил Рейх, ожидая ответной реакции. Отойдя от окна, Союз затушил сигарету о дно пепельницы и, сделав шаг в сторону шкафа, отрыл его. Не разбираясь, он бросил в него скомканную рубашку, которую только что снял с себя. Вновь повернувшись, Александр столкнулся лицом к лицу с Рейхом, который уже тут как тут стоял и ждал, когда же наш Саша перестанет канючить. Долго ждать не пришлось. Секунда, и Рейх стоит в углу, прижатый к стенке, ощущая на своих бедрах чужие сильные руки. Ещё секунда, и его грубо раздевают, одним рывком распахивая рубашку, слыша, как по полу точно бисер рассыпались пуговицы. Комната Вани находилась рядом с отцовской, в такие моменты мальчик искренне желал о том, чтобы они с господином Райнхардом наконец нашли общий язык и перестали ссориться, тогда они бы по-настоящему смогли стать одной большой дружной семьёй.