Дитя Советского Союза

Если вы когда-нибудь спросите Александра Брагинского, что же было в тот день, когда они брали Берлин, искореняя нацизм, он скорее всего просто улыбнётся и бросит типичную фразу из советских военных кинофильмах: «Всё хорошо, мы победили». Возможно, он даже рассмеётся и поведает несколько детальных фрагментов касательно того незабываемого дня. Однако всё это не его слова, не его мысли, Александр вообще не имеет никакого отношения к герою тех историй, про которые рассказывает. Почему же тогда он делает это, спросите вы… Ответ вас шокирует, как бы нелепо это ни звучало, но Александр практически не помнит тот день, тот миг, когда над Рейхстагом взвился алый флаг, сулящий победу. Единственным, что отложилось в его голове, были последние слова Рейха перед своей кончиной, которая настанет сразу, как только Нюрнбергский процесс подойдёт к концу: — Зачем? — усмехнулся Рейх. — Да просто потому что захотелось! Просто ради развлечения. Думаешь, после всего этого у меня остались какие-то к тебе чувства, не говоря о жалости? Нет… Ты же лжец. Лжец, который не осознает того, насколько больно он может кому-то сделать. Но как и тебе когда-то не было до меня никакого дела, так и мне нет дела до твоих потерь. Мои солдаты — лишь псы, на место которых придут новые. Не станет меня, придёт моя замена. Будь уверен, найдётся кому сменить эту державу… Можешь бить, пытать, хоть убей! Мне уже всё равно… Моё время истекло. И вот между ними повисло молчание, где-то вдалеке слышались победоносные крики красноармейцев, гремели пулемётные очереди, то вдалеке, то совсем близко слышалась немецкая речь. Страны продолжали смотреть в глаза друг другу, точно актёры погорелого театра, забывшие свои слова на сцене и не способные на импровизацию, сейчас откровенно не знающие, что им делать. Снова гремит пулемёт, разбавляемый воплем солдат, Союз хмурится и опускает своё орудие, медленно подходя к Рейху, которого, несмотря на эту долгую и бессмысленную войну, продолжал считать другом. В воздухе витает запах горелой резины, пороха и паленого мяса, создается впечатление, будто вот-вот они попросят друг у друга прощения, позовут друг друга в гости на чай с пряниками и немецким шоколадом, но нет! Это не сказка, а война, на которой есть победитель и проигравший. Один из олицетворений этих стран просто обязан умереть. Александру понадобилась секунда, чтобы всё обдумать и взвесить, после чего он ударил Рейха в висок прикладом автомата. Что было дальше, Райнхард не знает, он потерял сознание. Едва открыв глаза, Рейх понял, что находится уже не у себя на Родине, а судя по интерьеру и льющейся из окна русской речи, на территории одной из союзных стран. Чистые белые простыни, выбеленные стены и потолок, более чем удобная двуспальная кровать. Это место не походило как на госпиталь, так и на тюрьму, так где же он? Стоя на балконе, Союз услышал возню и вернулся в комнату, как в старые-добрые времена сжимая меж зубов свою излюбленную самокрутку. Вид у него, надо заметить, был не просто спокойным, а даже довольным, Александр явно был рад своей, ну почти своей, победе. — Ты… перенёс меня сюда? — осторожно проговорил Рейх, стараясь не нарваться на излишнюю грубость. — Дурак! Какой же ты дурак… Подобная реакция лишь развеселила Союза. Медленно приближаясь к своему нервному другу, он заговорил, постоянно оглядываясь по сторонам: — Твой народ отравил свою кровь в желании огнём и железом завоевать мир, взрастив чудовище. Ты не заметил, как изменился, продолжая считать, что арийская кровь от рождения превосходит всех остальных. Пришло время остановиться и подумать, что ты натворил, Рейх. Наша победа — это не показатель силы или превосходства, это спасение, Рейх. Мы все хотели спасти тебя от нацистской заразы. Жаль, что ты этого не понимаешь. Призадумавшись, Райнхард стал понимать, что в словах Союза имеется доля истины, однако уже поздно что-либо менять, его ожидает жесткий суд, по итогам которого маленький Германия займёт место отца. А Рейх… Что станет с ним? Несложно догадаться. — Думаешь, я тебе «спасибо» скажу? — Ты всегда был неблагодарной скотиной, другого от тебя ждать и не стоило. Морально устав от споров, Рейх откинулся на подушки, не желая более разговаривать с этим коммунистом на данную тему, уж лучше поспать, пока есть такая возможность.

***

На улице сгущались сумерки, передавая город в надёжные, но холодные руки ночи. Союз с Рейхом молча курили, стоя босыми ногами на балконе, ничего не думая, ничего не подозревая. С одной стороны, их можно было назвать друзьями, а с другой стороны их уже сложно было назвать даже товарищами, ведь они оба перешагнули грань дружбы, опорочив её кровью своих людей. Несмотря на то, что все олицетворения стран с рождения уже являются врагами, эти ребята умудрились выбиться из штампа и… И вот во что это всё вылилось. — Ты не можешь прятать меня тут вечно, — не выдержав этого молчания, заговорил Рейх, с опаской поглядывая на Союза краем глаза. — Рано или поздно меня найдут. — Я знаю, — отозвался Союз, как ни в чём не бывало зажигая третью по счёту сигарету. — Я и не прячу тебя, остальные знают о твоём месте нахождения. От такого ответа в голове Рейха всё перемешалось, он-то думал, что Союз по старой дружбе забрал его к себе, чтобы спасти или вроде того, а в итого выходит вон оно что. С одной стороны, обидно, а с другой стороны где-то глубоко внутри, в самом подсознании Рейха эхом отразились следующие слова: «Признай, Рейх, ты это заслужил». — Да ты, оказывается, романтик, — несколько обиженно проговорил Рейх, стараясь не потерять с ним связь. — Тебе бы мемуары писать, а не с ружьём по полю бегать. — А ты, оказывается, шутник, — как всегда сердито буркнул Брагинский. — Сиди уже молча и не дёргайся. Нахмурившись, Рейх затих, ему нечего было ответить на подобную грубость. Конечно, он мог сцепится с Союзом в очередном споре, вот только толку от этого было не больше чем в войне, продлившейся около шести лет. И чего они только смогли добиться этим? Всеобщей агрессии? Возможно. А сколько всего потеряли, начиная от военной техники и заканчивая населением. Странно, что в такой, казалось бы, ответственный момент голова Рейха, наверное, впервые за все годы жизни занята не благополучием собственной страны, а Германией. Райнхард беспокоился о сыне. Что станет с этим мальчишкой, если его зажмут в стальных тисках Союзные силы? Одному Богу известно. — Союз, — Рейх говорил тихо, продолжая витать в облаках, сотканных из собственных мыслей. — Саша, пригляди за моим сыном. — Думаешь, до него кому-то есть дело? Ты у нас гвоздь программы, — Брагинский позволил себе усмехнуться, потому что просьба была поистине смехотворна. С какой стороны ни посмотри, а от Советского Союза тут мало что зависит. Он не сможет помочь Германии, даже если очень сильно этого захочет. — Удивлён, что ты вообще о нём вспомнил. Знаешь, он плакал и без конца спрашивал о тебе. — Достаточно! — воскликнул Рейх, которому стало стыдно за собственное продолжение, которого у него никогда не поворачивался язык обозвать сыном. — Какие новости у Пруссии? — Заключён под стражу и ждёт суда. Говорят, он тоже о тебе спрашивал. — А остальные? — Рейх опустился на бетонный пол, облокотив голову о перила. — Ты о союзниках? Они сейчас находятся в похожей ситуации, большего сказать не могу, — Брагинский бросил мимолётный взгляд на Рейх и вновь устремил его вдаль. — Что планируешь делать? — Ждать суда, что ещё мне остаётся? — с усмешкой проговорил Рейх, которому уже было откровенно всё равно, что с ним сделают, лишь бы Германию не тронули, иначе арийская нация останется жалким грязным пятном в пыльных учебниках истории.