Дитя Советского Союза

Прибежав на плач сына, Союз в недоумении посмотрел на Литву, который за ним присматривал, выполняя роль няньки. Подсев к Ване, Александр обнял его, стараясь успокоить. Наблюдая за этой картиной, Литва только и мог что шлёпать губами, не зная, как правильно объяснить Союзу причину, по которой мальчик лил слёзы. Так и не получив внятного ответа, Александр обратился к Ване: — Что случилось? — Он сказал, — всхлипнув, мальчик сильнее уткнулся в грудь отца, — что ты скоро исчезнешь! — Ну-ну, Ваня, Литва пошутил, — проведя тяжёлой ладонью по светлым волосам мальчика, Александр почувствовал, как тот дрожит. Хорошенько же Литва ему по ушам проехался. — Он у нас пустомеля, чешет языком налево и направо. Последний раз всхлипнув, Ваня поднял заплаканные и немного припухшие глаза на отца, видя его тёплую улыбку и такой же тёплый взгляд. — Он даже не знает, откуда дети берутся, — заявил Союз, повернувшись к виновнику торжества. — Аист п-приносит? — неуверенно промямлил Литва. Обсуждать столь щекотливую тему при наличии в комнате маленького ребёнка было весьма неудобно. — Детей не приносит аист, — прошептал Ваня, утирая слёзы и понимая, что отец прав. — Меня ты родил. Потрепав Ваню по волосам, поощряя его сообразительность, Союз огласил наказание Литвы, которому не впервой придётся расплачиваться за свой длинный язык: — С этого дня, Торис, ты будешь присматривать за Ванькой. Марина Францевна выходные просила на всю следующую неделю, а я уже думал отпуск брать, чтобы с ним сидеть. Удачно же ты заглянул к нам, очень удачно. — Мне не нужна нянька, — надув щёчки, буркнул Ваня. — Извини, головастик, неправильно выразился, папа такой рассеянный в последнее время, — Александр поцеловал сына в макушку, на что Ваня вновь забурчал что-то в знак протеста. — Это Литве нужен присмотр, просто необходим. Поможешь папе? Присмотришь за нашим немощным Литвой? — Нет! Он снова будет говорить те плохие вещи про тебя. — Нет, не будет, а если вновь ляпнет что-то, что тебе не понравится, то папа ему укоротит язычок до самой шеи, которая ему, по-видимому, жить мешает, — строго проговорил Союз, бросив убийственный взгляд на забившегося в угол виновника торжества. — У-у Вас чудесный сын, господин Брагинский, — пробормотал Литва в надежде похвалой усмирить горячий нрав Союза. — Я знаю, он весь в меня, — с гордостью заявил Александр, опустив ладонь на голову сына. С этого момента дни наказанного Литвы стали намного ярче и краше чем прежде. Впрочем, он и до этого не имел привычки жаловаться на жизнь. С тех пор, как он стал проводить больше времени с Союзом и его сыном, Беларусь стала чаще замечать его и даже пару раз угостила своей стряпнёй. Затуманенный призрачным счастьем Торис был готов стерпеть все нападки Союза, только бы дорогая Наталья была рядом. — Но, лошадка! Вперёд! — кричал Ваня, восседая на спине Литвы. — Прошу, только не надо дёргать за волосы, — молила «лошадка», стоя на четвереньках. — Ты плохая лошадка! Союз в тысячу раз лучше тебя! А ты жёсткий и неуклюжий, как слон. — Благодарю, — едва не плача, пробормотал Литва. — Может лучше книжку почитаем? — Нет! Я хочу ещё покататься! Катаясь верхом в кабинете отца, Ваня постоянно критиковал Ториса за его тощую фигуру и высокий рост. Александр тоже был высокого роста, но по телосложению он был куда крупнее и мощнее, чем походил на ломовую лошадь, в то время как Литва был похож разве что на недокормленного скакуна. Для Литвы эта пытка могла продлиться до самого вечера, пока маленький жокей не захочет спать, но к счастью, на помощь пришёл Союз и позвал сына кушать. С криком радости Ваня выбежал из кабинета, оставляя взрослых стран наедине. Поднимаясь с пола, брошенная «лошадка» виновато посмотрела на своего хозяина. — Извините, — машинально выдал Литва, отряхивая грязь с коленей брюк. — Не за что, — усмехнулся Александр, скользнув ладонью по его раскрасневшейся щеке. — Из тебя вышла прекрасная кобыла, — оттянув большим пальцем нижнюю губу Литвы, Союз продолжил. — На большее ты не способен, как здесь, так и в жизни. На этой ноте Александр спокойно вышел за дверь, намереваясь проверить сына, а Литва, где стоял, там и упал, не веря собственным глазам и без конца бормоча себе под нос бессвязные реплики: — М-мне показалось!.. Просто показалось… Господин Союз не проявил ко мне никакой симпатии, просто показалось! Мне показалось, это всё от усталости и голода. Нужно больше отдыхать, а то уже мерещится всякое. Пока Ваня был увлечён едой, Александр занялся грязной посудой. Конечно, можно было бы подбить на это дело Ториса, но Союзу, который был ответственным родителем, хотелось подать сыну хороший пример, а то ещё привыкнет сваливать всю грязную работу на других. — Когда-нибудь ты займёшь моё место, а для этого ты должен хорошо кушать, чтобы вырасти большим, умным и сильным. Ваня лишь фыркнул, ковыряясь ложкой в еде. Он не любил каши, даже если их самолично готовил отец, а не какие-нибудь там няньки. Родители всегда стараются кормить своих детей до определенного возраста молочными продуктами, потому что им необходим кальций. — Не хочу и не буду! — Ну вот опять «не хочу» и «не буду»… — вздыхал отец, осознавая свою вину в том, что он, сам того не замечая, избаловал сына. — А ведь тебе предстоит ещё столько всего узнать, увидеть и сделать. — Я знаю Литву и видел, как он прячет от меня печенье на верхней полке, — вторил своё Ваня, не желая слушать отца. — Я со всем могу справиться сам! — Без моей помощи ты пропадёшь, с тобой ведь может случиться всё что угодно. Если доешь кашу, то получишь немного печенья к чаю. Пробормотав нечто невнятное, Ваня принялся жевать противную кашу, иначе останется на целый день без сладкого

***

Сегодня был последний день пребывания России на территории ФРГ, а это значит, что если Людвиг вновь упустит шанс поговорить с Иваном, то больше может никогда его не встретить. Переборов себя вчерашним вечером и не став напиваться, Германия, едва стрелки указали ровно на семь часов, нажал на кнопку звонка, стоя под дверью России. Он понимал, что ему могут не открыть, но попробовать стоило. Пускай не ради возобновления каких бы то ни было отношений, потому что вернуть доверие Вани теперь будет фактически невозможно, а хотя бы ради внесения ясности. Стоя в ожидании, Германия не успел отрепетировать заранее выученную речь, как дверь резко открылась, а на пороге стоял Россия, помятый и какой-то сонный. На сей раз Ваня остановился в загородном доме премьер-министра, возможно в его недосыпе виноваты шумные соседи. — Неважно выглядишь, — тонко подметил немец. — Знаю, — сердито буркнул Ваня, освобождая проход. — Зайдёшь? Германия не ответил, молча проходя внутрь и останавливаясь возле него. Смысла проходить в гостиную или ещё куда-то просто не было, Людвиг к нему не на чай пришел. Хотя от чая Германия бы не отказался, он так спешил сюда, что даже не позавтракал. — Я много думал этой ночью и понял одну простую вещь. Ты же не отстанешь, пока не удовлетворишь свой интерес? — Людвиг машинально кивнул. — Так вот, сейчас я готов ответить на все твои вопросы, — кивнув, Ваня сделал шаг назад и, присев на банкетку, продолжил разговор. — Ты хочешь поговорить о Союзе? — Скорее о том, почему он избивает тебя. Даже не так, почему ты терпишь это? Он ведь просто тебя использует, а когда добьётся своего, от тебя просто избавится. — Всё не так, это не Союз использует меня, а скорее я его. После предательства Украины я был разбит, духовно сломлен. Самым правильным моим решением было принять помощь отца, а точнее заставить его на себя работать. Потому что, — стыдливо опустив голову, Ваня продолжил, но уже тише, — я просто трус, который всю жизнь убегал и прятался от своих проблем, а сейчас, когда эта политическая волна с головой стала накрывать меня, я не спрятался, а просто переложил этот груз обязанностей на чужие плечи. От подобного заявления, по большей части смешанного с оправданиями, голубые глаза Людвига сами собой поползли на лоб. В данный момент Германии как никогда прежде было очень тяжело распознать ложь, оттого он и не мог понять, врёт ли ему Ваня или говорит правду. — Но ведь Союз живёт за счёт тебя, — подобное заявление было сказано таким тоном, будто Людвиг хотел выгородить Россию и свалить всю вину на Союза. — Верно, — стерев рукавом выступившие слёзы, Ваня поднял на него слезящиеся глаза, продолжая ломать выстроенный в голове Людвига образ Союза. — Потому что я ему это позволяю. А когда он станет мне не нужен, то просто избавлюсь. Тогда его душа обретёт покой. — Я не понимаю… В сложившейся ситуации Германии вконец перестал что-либо понимать. В первую очередь он не мог понять, зачем России понадобилась помощь Союза, чтобы решать возникающие политические проблемы, и зачем Ваня вообще держит подле себя столь опасного человека, который в любой момент может поменяться с ним ролями. — Мне не нравится политика отца, в ней однозначно нужно что-то менять, иначе произойдёт ещё один распад. На сей раз Российской Федерации. Но чтобы быстрее адаптироваться и войти в курс дела, я старался во всём его слушаться и делать так, как хочется ему, и благодаря этому я наперёд знал все новости мирового рынка. Кажется, Ваня хотел что-то ещё сказать, но почему-то резко замолчал и уставился куда-то за спину Людвига, будто привидение увидел. Обернувшись по зову интуиции, Германия увидел стоящего возле окна Союза, который, судя по всему, слышал их разговор от и до и конечно же уже успел сделать для себя какие-то выводы. — Ваня? — Союз строго обратился к сыну. — П-прости, — испуганно пискнул Ваня, начиная молиться всем возможным богам. — Завидую, что у меня нет такого сына, — всё это время стоявший в сторонке вместе с Союзом Рейх наконец-то подал голос, умилённый высказыванием столь юного, но умного паренька. — Саша, ты воспитал достойное своё продолжение. Растерявшись, но быстро сумев вернув себе природное спокойствие, Людвиг возмущённо кашлянул, снова этот Рейх взялся за своё. Впрочем, их война ведь так и не закончилась на мирной ноте. Пронзив отца возмущённым взглядом, Германия только сейчас заметил под правым глазом Рейха внушительного размера синяк. Видно, советы Пруссии по поводу того, как подмять под себя непрогибаемый Советский Союз, не пошли на пользу. Как говорится — результат на лицо. Испугано смотря на Александра, на лице которого читалась лишь одна ярко выраженная эмоция — удивление, Ваня растерянно защебетал: — Прости, отец… Я просто пользовался тобой, пока это было возможным. В несколько шагов преодолев разделяющее их расстояние, Союз сорвал Россию с банкетки и крепко обнял его, как в детстве, только взять сына на руки Союз уже вряд ли сможет. — Ваня… Нет! Российская Федерация, ты только что оправдал своё имя не только Всемирного зла, но и могущественной сверхдержавы. А самое главное, ты наконец-то вырос и стал достойным того, чтобы принять моё наследие. Я горд назвать тебя сыном. — Нет! — выскользнув из объятий, Ваня, точно нашкодивший котёнок, смотрел на него испуганным взглядом. — Пожалуйста, отец, не смей хвалить меня за это. Я ведь… Я же предал тебя. — Тебе виднее, — не видя смысла в разгорающемся споре, Союз опустил ладонь на плечо сына и бросил напоследок. — Я даже и представить не мог, какого потомка вынашиваю. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Возвращаясь к заскучавшему гостю, не отвлекаясь более на стариков, Ваня, пристыжено склонив голову, вновь опустился на банкетку. Воцарившееся молчание только свидетельствовало о том, что их разговор исчерпал себя, но при этом остался незаконченным. Сейчас Ване лучше всего побыть одному, прийти в себя после случившегося и ещё раз подумать над тем, что он сказал несколькими минутами ранее. Как бы сильно Германии ни хотелось допросить его, сейчас это будет сделать очень сложно. — Ты ведь от господина Рейха узнал о том, как можно самым быстрым способом уничтожить Союза? Столь неожиданный вопрос заставил Людвига не то что растеряться, а на долю секунды и вовсе забыться. Похоже, Ваня был не настолько потерян в своих мыслях, как ему казалось, у него ещё остались силы задавать вопросы, причём весьма нескромные вопросы. — Да, я подслушал их разговор с Гилбертом. — Это я ему сказал, потому что хотел, чтобы в будущем ты обязательно воспользовался этой информацией. Смущённо отведя взгляд в сторону, Германия едва сдержался, чтобы не закричать от радости. Если Ваня хотел, чтобы именно Людвиг лишил его девственности, можно ли считать подобное заявление признанием в любви? Вновь пересилив себя, воздержавшись от подобного рода расспросов, Германия выдохнул и задал вопрос исключительно по теме: — А как ты объяснишь ссадину на щеке? Коснувшись окровавленного бинта на щеке, Ваня замялся, явно не желая отвечать на данный вопрос, кажется, ему снова стало стыдно. Видать в этом и правда как-то замешан Союз. — Повздорил. — С кем? — машинально спросил Людвиг, вынуждая Ваню вновь замяться. — С твоим братом. Он плохо отзывался о моей стране. — Гилберт, — смакуя этим именем с мыслью о предстоящей разборке, Людвиг приблизился к нему, дотронувшись кончиками пальцем до окровавленного бинта, осторожно отклеивая пластырь и совсем убирая его. — Рана рваная, он что, снова стрелял в тебя? — Нет, ну… Как бы объяснить? — забормотал Ваня, боясь ненароком оговорить Пруссию и нарваться на очередную разборку. — Это вышло случайно. — Вот как? В таком случае я жажду подробностей. — Подробностей не будет, — отрезал Ваня, чем вызвал ещё больший интерес у Людвига. — Сам же сказал, что я не отстану, пока не получу ответы на все свои вопросы. Прикусив нижнюю губу, Ваня задумался и прикрыл один глаз от боли, чувствуя, как Людвиг прикладывает к его щеке платок, убирая выступившую кровь. Понимая, что сам себя загнал в тупик, Ваня выдохнул и произнес: — Ты наглый. — Приму это за комплимент, — с улыбкой произнёс Германия. — И настырный, — заражаясь его примером, Россия улыбнулся, будто хотел передразнить собеседника, чем заслужил поцелуй в макушку, от которого его передёрнуло, и чтобы не схлопотать ещё один, Ваня начал свой рассказ. — В тот день Гилберт снова пришёл ко мне и стал просить поговорить с тобой. Я отказался. Но он моего отказа не принял и сказал… — Ты в Бога веришь? — Нет, не верю, — уверенно заявил Ваня, бросая мимолётный взгляд на собеседника. — Советскому народу он не нужен, мы дети партии, которые свято верят в силу КПСС. Для нас существует лишь один Бог — это наш вождь. Прогуливаясь в саду, Россия никак не ожидал столкнуться там с Пруссией, который как всегда начнёт от него что-то требовать. Хоть бы раз Гилберт пришёл к нему просто на чай с тортиком, поговорили бы по душам, обсудили все текущие проблемы. — Ты издеваешься? — вышагивая рядом с Ваней, Гилберт продолжал возмущаться, упорно пытаясь переубедить этого упрямого мальчишку. — Вы просто кучка дураков, помешанная на всей этой фигне. Конечно, Ваня мог стерпеть многое, всё же ему было не впервые в жизнь слышал оскорбления в свой адрес, но принижение того, чем его отец свято дорожил до последних минут своей жизни, Россия уж точно никак не мог стерпеть. Внутри всё закипало от такой неслыханной наглости. Заявился в его дом и гнёт тут свою политику, это просто уму непостижимо! Резко остановившись, Россия развернулся на пятках и выдал последующую фразу прямо в лицо обидчика: — Так и вы такие же! Навыдумывали не пойми чего и решили подмять под себя весь мир, господствуя на вершине Олимпа. Но в итоге проиграли, а теперь тычете пальцем во всех подряд и ищите виноватых. — Заткнись! — рявкнул Гилберт, но на Ваню подобная грубость не оказала никакого эффекта. Конечно, Ваня и не ждал, что Пруссия молча согласится с его утверждением, которое было высказано на эмоциях. Однако поставить этого выскочку на место, наступив на больную мозоль, у России, кажется, получилось, и немая злость Гилберта была прямым тому доказательством. — Ты ненавидишь меня, потому что я сын страны, которой вы с Рейхом проиграли в сорок пятом? Но я не понимаю, в чём моя вина? — глаза Вани заблестели от слёз, в то время как хмурость Гилберта переросла в гневный оскал. — За что ты меня так ненавидишь, Гилберт? Не видя больше смысла в этом разговоре, Пруссия раздосадованно хмыкнул и, развернувшись, собрался уходить, но Россия остановил его, схватив за запястье. Эмоции — воистину страшная штука. Остановившись и раздражённо прорычав что-то себе под нос, Гилберт, не поворачиваясь, стал ждать, когда ему объяснят причину, по которой его задержали. — Ответь, — всхлипнув, попросил Ваня, вот только ответа он уже вряд ли дождётся. Одёрнув руку и одарив на прощание этого настырного мальчишку недобрым взглядом, Пруссия опять же попытался уйти, а Россия в свою очередь повторил попытку остановить его. Споткнувшись о садовый шланг, Ваня повалился на землю, весьма неудачно упав на садовое украшение в виде человечка, поднявшего руку вверх, в которой держал флажок. В итоге Ваня разодрал себе щёку. Дотронувшись до щеки и ощутив на пальцах влагу, Россия зашипел от боли, садясь на траву и видя, как кровь, стекая с подбородка, падает на штаны, окрашивая их в неприятный бурый цвет. Несмотря на их недавнюю ссору, Пруссия просто не мог взять и уйти, не узнав о состоянии человека, в которого по уши влюблён его брат. Если Германия узнает об этом, то до конца жизни помнить будет, ещё и из дома выгонит. — Дай посмотрю, — бесцветным голосом сказал Гилберт, опустившись к нему на траву. — Нет! Убирайся прочь! — со слезами на глазах прокричал Ваня, обеими руками закрывая правую часть лица. Гилберт не на шутку растерялся, едва сдерживаясь от соблазна просто свалить отсюда, как ни в чём не бывало наплевав на оказание первой помощи пострадавшему. Ванька ведь страна, значит не умрёт, а эта «царапина» через пару дней сама затянется, у стран хорошая регенерация. Поднявшись с травы, Пруссия развернулся и всерьёз хотел уже было уйти, но доносившиеся до его ушей всхлипы и звенящая во все колокола совесть просто не позволили ему сделать этого. Гилберт сразу же вспомнился Людвига, который тоже постоянно ревел, разбив коленку или порезав палец, благо Гилберт быстро отучил его от слёз, воспитывая стойкость характера. Подхватив этого капризного ребёнка на руки и внеся его в дом, Пруссия заметался в поисках бинтов и аптечки. К счастью, найти всё это не составило большого труда, и вот, сидя напротив Вани и обрабатывая его рану, Гилберт вновь завёл свою шарманку: — Поговори с Людвигом. — О чём мне говорить с ним? — О вреде алкоголя, — съязвив, Пруссия серьёзно задумался, не зная, стоит ли рассказывать этому Ваньке-дурачку о чувствах брата или он и без того всё знает и строит из себя монашку. Весь из себя такой невинный и непорочный, сразу видно, чьё воспитание. — Людвиг ведь тебе небезразличен, верно? Вот и скажи ему об этом, — сквозь зубы прошипел Гилберт, заканчивая свою работу доктора на дому. — Не хочу, — буркнул Ваня, показав обидчику язык, чем заслуженно получил тычок в самое больное место — щёку. Видя и понимая, что такими стараниями он ничего не добьётся, Гилберт решил пойти другим путём и сменить тактику. — Ты не понял, речь идёт не о бескорыстной помощи. Я щедро вознагражу тебя, если… — Не заинтересован в подобном. О каком конкретно вознаграждение шла речь, Россия не знал, но догадывался и поэтому отказался. Связываться с этим человеком было себе дороже, это Ваня успел понять ещё в первый день их знакомства, когда Пруссия привёл его в бар. Болтая ногами, уже совсем не чувствуя боли, Ваня, будучи пострадавшим лицом, решил немного повредничать. — Хочу чая. — Взаимно, когда будешь себе заваривать, мне тоже сделай, — парировал Гилберт, складывая обратно в аптечку медикаменты и чувствуя некую гордость за помощь этому предмету влюблённости сами знаете кого. Если Германия узнает, что Пруссия помог Ване, то определённо поощрит старания брата наладить с ним контакт. — Знаешь, — протянул Ваня, убрав руки за спину и идя вслед за Гилбертом, который наводил в комнате порядок после оказания первой помощи, — если ты на коленях попросишь меня о помощи, то я подумаю над этим. — А не пойти ли тебе нахер? Убирая чемоданчик первой помощи в шкаф и закрывая его, Пруссия отправился искать кухню. От всех этих споров и бессмысленных разговоров у него сильно пересохло в горле. Открыв холодильник и залезая в него чуть было не с ногами, Пруссия стал искать в нём что-то покрепче газировки, вот только зря. Алкоголя в этом доме не было, хоть Ваня и был совершеннолетним, но все употребляемые им напитки были не крепче кваса. — Ты не первый, к кому Людвиг привязался, до тебя был другой русский, а до него тоже был другой русский, совсем ещё мальчишка. — Что же с ним стало? — слова Гилберта сильно заинтересовали Ваню, пробуждая в нём живой интерес. Достав из холодильника баночку кофе и тут же открыв её, делая глоток, Гилберт посмотрел на Ваню, который неверящим взглядом прожигал дыру в его теле. Помедлив, будто раздумывая над тем, стоит ли разглагольствовать о подобных вещах, Гилберт отодвинул стул и сел на него, пустившись в раздумья. Раз сказал «а» надо говорить и «б», действуя по этому принципу, Пруссия всё же решил просветить Ваню и рассказать ему одну из многочисленных тайн Германии. — Шла война, а мы с Людвигом были засланы в какую-то вонючую дыру, куда свозили военнопленных. И вот к нам доставили одного мальчишку, ровесника Людвига. Не знаю, какими судьбами, но эти двое быстро поладили. Рейх конечно же видел и не одобрял общение сына с красногвардейцем. Но как мне кажется, ему было просто наплевать на подобные вещи, пока не поползли слухи, задевающие в первую очередь его честь. Но Рейх опять же решил не придавать этому должного значения и просто подождать, решив, что интерес Людвига рано или поздно пройдёт. Но он всё никак не проходил, а Людвиг в скором времени настолько обнаглел, что в открытую в письмах стал рассказывать Рейху о своём новом друге. И Рейху это естественно же надоело, вот он и избавился от мальчишки. Не самолично, конечно, меня подбил на это дело. Тогда Людвиг тоже впал в отчаяние, но Рейх быстро вправил ему мозги, задав хорошую трёпку. В годы войны у Рейха просто не было времени на семейные разборки, поэтому Людвиг и рос без отца, а когда война закончилась, то Рейха не стало. Теперь понятно, почему у Людвига столь напряжённые отношения с отцом. Ваня не моргая слушал рассказ Гилберта, а когда тот закончил, Россия, с минуту помедлив, точно выжидая паузу и переваривая услышанное, осторожно спросил: — А что было потом? Людвиг смирился с этим? — Нет, — Пруссия пожал плечами, будто не был уверен в том, знает ли Германия правду или же нет. — Людвиг до сих пор дуется, считая Рейха убийцей. Естественно, он не знает, кто на самом деле убил того мальчишку. Таков был наш с Рейхом уговор — я помогаю ему, а он не разевает варежку. — А что случилось со вторым человеком? — Произошёл несчастный случай, его машина сбила насмерть. Не знаю, совпадение это или тут не обошлось без вмешательства Рейха… Ну в общем, Людвиг тогда тоже схватился за бутылку. Долго смотреть на его пьянство я не смог, поэтому пошёл к Рейху, и общими усилиями мы смогли вытащить его из депрессии. Рейх всегда был строг к сыну, я бы даже сказал жесток, поэтому они никогда не ладили. Поставив пустую баночку на стол и окинул Россию прощальным взглядом, Гилберт направился к выходу. Он итак тут засиделся и сболтнул лишнего, если останется ещё хоть на минуту, то тогда Ваня точно узнает все их секреты. Провожая гостя задумчивым взглядом, Ваня опять же принялся переваривать полученную информацию. Он не был уверен в том, что бездоказательно можно верить всему услышанному, поэтому просто принял это к сведению. Закончив свой рассказ, Россия облегченно выдохнул и посмотрел на Германию, который в свою очередь смотрел на него так, будто прослушал многочасовую нудную лекцию про деления атомов. В его взгляде читалось удивление, смешанное с непониманием. — Это правда? — тихо спросил Ваня. — Что именно? — во взгляде Людвига зародилось беспокойство, ведь Ваня теперь знает о нём непростительно много, намного больше, чем любая другая страна. — Всё, что рассказал о тебе Гилберт, — так же тихо сказал Ваня, опустив взгляд и став нервно перебирать свои пепельные волосы. — Это правда? — Да, правда. Германия не видел смысла в том, чтобы скрывать и уж тем более врать человеку, который тебе мил душой и телом. Но Пруссии определенно следует устроить головомойку по возвращению домой, чтобы впредь держал язык за зубами. Даже Рейх не такой болтливый, как он. — Осуждаешь меня? Вопрос Германии вывел Россию из пучины раздумий, заставив машинально поднять на него глаза и тут же опустить их. Раз слова Пруссии оказались правдой, то Ване есть над чем поразмышлять на досуге. — Нет, — Ваня мотнул головой. — Даже наоборот… У меня появилось странное желание узнать тебя получше. Смутившись, не понимая, что он хотел сказать этим, Германия занервничал. Если это прямой намёк на начало их отношений, то однозначно какой-то странный. Вздрогнув от прикосновения, он наблюдал за тем, как ладонь России, пройдя по щеке, зарывается в его идеально уложенные блондинистые волосы. Теряя дар речи, Людвиг мог только улыбнуться, если до этого Ваня дал расплывчатый намёк, то сейчас он был прямее трубы литейного завода. Притянув ближе этого шалунишку, Людвиг в извиняющейся манере поцеловал его в уголок губ. Нет, Германия не забыл о том, что при каждом его прикосновении Ваня начинает кашлять кровью, он просто не сумел удержать от соблазна прикоснуться к этому невинному мальчику, а показавшаяся в уголке губ струйка крови только подогрела это желание. Однако как и в прошлый раз заходить дальше поцелуя Людвиг не стал. Закончив на этом разговор, Германия обнял на прощание Ваню и отправился домой выяснять отношения с братом. В этот раз у них будет по-настоящему долгий и серьёзный разговор. — Где шатался?! — с порога закричал Пруссия, стоило только открыть дверь. Вздрогнув от столь неожиданной звуковой «атаки», Германия окинул брата холодным взглядом и, нахмурившись, пробормотал: — К России ходил. — Зачем? — скрестив руки на груди и облокотившись о косяк, поинтересовался Пруссия. Кажется, ему правда было интересно узнать, зачем же его драгоценный братец ни свет ни заря побежал к этому напыщенному мальчишке. — Хотел выяснить кое-что, но узнал намного больше, — Людвиг говорил спокойно и тихо, периодически пронзая Гилберта ледяным взглядом. — Не ожидал от тебя такого, а главное зачем? Ты разве не мог поговорить со мной об этом, прежде чем досаждать незнакомому человеку? — Пожаловался всё-таки, — на сей раз нахмурился Пруссия, своей реакцией полностью подтверждая слова, ранее сказанные Ваней. — Не жаловался. Это я заставил его рассказал о своей ране на щеке. — И что ты от меня хочешь? Извиняться перед этим… — Гилберт явно хотел обозвать Ваню, но в будущем опасаясь получить удар в челюсть, он вовремя прикусил язык, решив употребить более нейтральное прозвище. — Я не собираюсь извиняться перед этим русским. Проходя мимо Пруссии, Германия ничего не сказал, лишь в сочувствующей форме похлопал его по плечу. Но чему именно он сочувствовал, Гилберт так и не понял, поэтому и смотрел непонимающим взглядом вслед уходящему брату. Однако ответ не заставил себя долго ждать, это Гилберт понял, когда на его плечо вновь опустилась чужая ладонь. Обернувшись, он увидел Рейха с припухшим глазом, и в голове Пруссии сразу прояснилось. Он быстро вспомнил, что наплёл ему, дабы заполучить ценную информацию. С этого момента отношения между Германией и Россией стали налаживаться и не только в плане экономики. Людвиг усердно старался, чтобы заполучить доверие Вани, а тот в свою очередь не выказывал сопротивления и просто ждал, когда подойдёт время. С Украиной Россия так и не помирился. Ваня продолжал злиться на неё, вспоминая то предательство. Ну, а Ольга в свою очередь затаила на Россию обиду за то, что он выгнал её, как собаку, так и не выслушав, а после ещё и Крым себе присвоил. Между Россией и Украиной даже по сей день идёт что-то вроде войны, в которой каждый сам за себя и ни о каком перемирии не может быть и речи. Семейные разборки, они такие. А вот отношения с Беларусью с каждым годом только крепчали, они с Россией смогли породниться и стать друг для друга кем-то вроде брата и сестры. Стать полноправным членом Большой Восьмёрки Россия так и не смог, но на их саммиты его временами приглашали, и всякий раз, стоя перед дверьми, рассеянно переминаясь с ноги на ногу, Россия никак не решался зайти внутрь. Но когда Германия берёт его за руку и, чуть наклонив голову, шепчет: «Не бойся, они не кусаются», Ваня каждый раз улыбается. От одной этой фразы страх незаметно рассеивается, и Ваня входит в зал совещаний и видит насмешливые улыбки на лицах стран. В такие моменты, продолжая сжимать ладонь Германии, России хочется остановить время и перемотать плёнку назад, чтобы войди сюда ещё раз и увидеть вновь эти лица, в чьих глазах играет зависть. Да, он никогда не станет одним из них, но не это главное. Главное, что все страны без исключения признали его как равного себе и как человека, унаследовавшего огромное состояние, что оставил после себя Союз. А насчёт Большой Восьмерки, тут и переживать не о чем, Китаю вот уже в который раз отказали.