Автор, завязывай!

      — Мы должны его остановить. — парень вышагивает от стены к стене. Они в закрытом кабинете, и руки Гермионы покрыты мелом, словно она только что писала или стирала с доски. — Если то, что ты рассказывала о будущем правда, если то, что слышала Диана правда, если книги, что он берёт в библиотеке, не просто научный интерес, мы должны не просто остановить его, а убить. — он останавливается, как вкопанный, и буравит девушку взглядом. У него острые скулы, которые начинают сильнее выделяться на лице, когда он злится. И он не по-слизерински сильно распустил галстук, расстегнув две верхние пуговицы рубашки.       — Ал, нет! — девушка резко подаётся вперёд, хватая его за руку и сжимая тёплую ладонь в своей. Она не на секунду не сомневается, что он её послушает и без этого действия, всегда слушает. Но она не его старается убедить, а себя. — Он меняется, он дорожит мной. Дай мне время.       — Ты понимаешь, как это опасно? Он монстр, зверь! Если у тебя не получится, у меня будет только один путь — в Пожиратели, а у тебя на небо. — он невольно морщится.       — Он не монстр, он просто не видел ничего хорошего в этой жизни. В той его жизни, которую я видела в будущем, он одинок. А в этой у него есть я и… — Стоп! Автор, серьёзно? Почему я постоянно должна в него влюбляться и забывать всё плохое? Он родителей моего друга прикончил! И ещё пол Хогвартса! Можно мы просто пойдём и убьём его, как предлагает этот адекватный человек? — Гермиона смотрит в потолок, пока невидимые ей руки стучат по клавиатуре. — Ладно, другой вопрос, почему в твоих работах все думают головой, а я задницей?! Судя по звукам, автор отламывает кусочек шоколадки, и видимо тянет в его рот, раз стук пальцев прерывается на несколько секунд. — Понятно, продолжим. — машет рукой Гермиона. И вокруг неё всё снова оживает.       — Если бы я знал тебя чуть хуже, то решил бы, что ты в него влюбилась… — Ал тяжело вздыхает, но уступает в споре.       — Брось, если бы я влюбилась, ты бы узнал первым. — улыбается Грейнджер. «Это автор втрескалась, но её ты, к счастью, не знаешь»       — Месяц, дальше откладывать будет некуда. Мы должны успеть до того, как он сделает первый крестраж.       Ала трясёт. С тех пор, как эта девчонка появилась в его жизни, всё идёт наперекосяк. Пойдёт и сейчас. Но ей всегда удаётся выпутаться. Может и сейчас она знает, что делает?       Он обнимает себя руками и выходит из комнаты, не оборачиваясь на гостью из будущего. Она весь его мир сломала, она весь Слизерин изменила. Может и Тома сможет?

***

— Я не буду его целовать. — Гермиона складывает руки на груди, очередной стоп кадр. — Он, конечно, очень симпатичный, но мне рыжие нравятся! Нет-нет-нет, не делай такой взгляд. О, черт! Давай только не двух близнецов сразу и не Джинни! Я поцелую Тома.       — Не стой у меня на дороге! — рычит слизеринец. — Ты не понимаешь…!       — И тем не менее, я всё ещё жива. — она упрямо надувает губы.       — Мне это исправить? — парень покрывается красными пятнами от злости. — Почему ты просто не можешь быть нормальной! Трястись в моем присутствие, как все. Слушать, что я говорю, как все. И не вызывать во мне никаких эмоций, как все!       Гермиона срывается с места. Том сказал лишнее, он будто снял её с тормозов последним предложением. Она сокращает расстояние между ними и, поднимаясь на носочки, накрывает его губы своими. Обхватывает руками его шею, прижимаясь всем своим телом к его.       И он напряжен, словно струна. А потом его палочка падает на каменный пол, а руки обвивают талию девушки, он перехватывает инициативу. И дрожит. И почти что рычит в её губы.       — Я люблю тебя, Том. Это достаточная причина, чтобы ты остановился? — тихо шепчет девушка, обжигая губы парня своим дыханием.       И вместо ответа он продолжает поцелуй с новой силой и страстью. И время как будто замирает. И Гермиона тонет, плавится под его руками, словно свечка. Могла ли она подумать об этом в начале? Когда только оказалась в его времени? Когда всё, что ей хотелось, это уничтожить его? Стереть с лица земли? Может всё и было не зря.       — Жаль, что ты не бессмертие, Грейнджер.       А потом толчок. И ладони упираются в холодный пол. И она падает, больно ударяясь. И два глаза Василиска. И первый крестраж создан, а любовь увековечена в дневнике. И Миртл будет жить. — Поздравляю! — руки Гермионы ещё не до конца начали её слушаться. Но она упрямо пытается открыть почти деревянными пальцами бутылку вина. — Вот за тебя хочу выпить, серьёзно! За то, что ты наконец-то научилась описывать почти каноничных мужиков для меня. Но что за мания каждый раз меня калечить? Ещё и Василиском! Я два дня в себя приходила. Бутылка сдаётся, и она даже не думает перелить жидкость в бокал. Какая разница? Всё равно пить одной. И можно хоть две за раз, когда не пьянеешь.