Череда боли и безумия

      Она решительно пошла вперёд, а Зенитсу немного не поспевал за ней из-за ноющих мышц и небольшой головной боли. Чего ещё стоило ожидать после нескольких дней беспрерывной ходьбы по густому лесу, когда постоянно приходилось перелезать через широкие поваленные ветром деревья и спустя каждые три секунды снова поднимать руки, чтобы убрать от себя очередные ветки, заросшие мокрой и сверкающей от росы паутиной? Кажется и не так сложно, однако, сотни раз повторяя это, быстро выматываешься.       Вскоре девушка заметила слегка искажённое страданиями лицо парня и, скривив губы в немом извинении, что не сразу заметила, стала подстраивать свой шаг под его хромающий.       — Как Вас зовут? — приводя юношу в слабый ступор, неожиданно спросила она, легонько положив руку на плечо Зенитсу, как будто беспокоясь не упадёт ли он, и незамедлительно стала осматривать парня с ног до головы, а задерживая взгляд в области груди на его окровавленной одежде, нахмурилась от отвратительного, на его взгляд, зрелища, отчего на её аккуратном лбу появились небольшие морщинки, что казались придающими ещё большую красоту прелестному лицу.       — Зе-… Зенитсу, — неуверенно проговорил юноша, запинаясь то ли от неуверенности в правильном произношении, то ли от смущения. Он не мог перестать сомневаться: ему одновременно было и радостно, что кто-то хочет помочь ему, и страшно от мыслей, что это лишь какая-то приманка. Но брюнет старался унять свои страхи или же тщательно их скрыть, ведь заистерив, многие посчитали бы его сумасшедшим. И тогда койка в местной тюрьме ему точно зарезервирована.       — Угу. Я Кохэку, — уголки её рта немного приподнялись, словно она хотела улыбнуться в знак радости от знакомства, но видимо, передумала.       — Ага, — быстро промямлил парень, тут же начиная мысленно повторять новое имя. Сейчас ему не хотелось о чём-либо говорить, да и вообще ничего не желал. Прозвучит эгоцентрично, но в какой-то степени ему было плевать на происходящее вокруг, он хочет только поскорей отдохнуть, прямо здесь, на дороге, развалиться и наконец ощутить приятную слабость в мышцах ног. Даже челюсть казалось открыть сложно.       Всё остальное время они шли молча: Кохэку многозначительно смотрела по сторонам, встречаясь взглядами чуть ли не со всеми прохожими, а Зенитсу в абсурдном страхе, вглядывался во всех этих людей, иногда оборачиваясь, чтобы проводить их взглядом: он боялся, что кто-то неожиданно вонзит ему нож в спину, — видел везде своих заклятых врагов. И одна только Кохэку казалась ему маленьким, безобидным цветочком, который стоит оберегать от всех назревающих опасностей. Хоть улица и её жители не выглядели опасными, но юноша без сомнительно чувствовал своё тщеславие: его так и тянуло защитить девушку, чтобы остаться героем в её глазах, чтобы… доказать свои благие намерения?       Пока он путался в своих раздумьях, припоминая, что ещё совсем недавно, а именно секунду назад, ничего не хотел делать, и вдруг возжелал себе славы, не заметил кривых взглядов в их сторону. Кохэку была чуть ниже его ростом, чем заставляла его чувствовать небольшой дискомфорт, ведь прохожие смотрели на девушку с таким сожалеющим видом, будто перешёптываясь: «опять она водит каких-то опасных бродяг к себе в дом». Подозрения Зенитсу на счёт Кохэку немного рассеялись, и он, чувствуя, что хочет извиниться за поспешные выводы, уставился ей в затылок — девушка всё же шагала чуть впереди, — и заодно пытаясь угомонить желание вновь увидеть её небесного цвета глаза, кажущиеся слишком знакомыми.