Die letzte Hoffnung

      Ягер прибыл на служебную квартиру за 17 минут ровно. Перед тем, как машина тронулась, он, достав из кармана кителя часы на цепочке, невзначай взглянул на них и сделал то же самое после остановки. В дороге оберштурмбаннфюрер смотрел в окно, наблюдая вечерний Берлин. Он провёл на Принц-Альбрехтштрассе весь день. Водитель ехал ровно, аккуратно сбавляя скорость на поворотах. Он не оборачивался на своего пассажира, ничего не говорил, иногда постукивал пальцами по рулю. Клаус и не обратил на него внимания, да и зеркало заднего вида висело под углом, что лицо водителя было невозможно разобрать.       Поездка так и прошла бы спокойно, если бы водитель вдруг резко не повернул машину влево на пустом перекрёстке. Проехав несколько метров по узкой улочке, автомобиль тихо вышел на другую дорогу. Шофёр будто боялся жать на педаль газа, издавая громкий звук. После он сделал ещё несколько виражей и через второстепенную улицу выехал на главную, — по которой двигался изначально.       Ягер нервно повернул голову в сторону водителя. Было нетрудно догадаться, что такие манёвры на дорогах может вызвать разве что хвост, неожиданно пристроившийся позади. Клаус щурился, стараясь в тёмном салоне сквозь зеркало заднего вида разглядеть что-то, но так ничего и не увидел.       Он вернулся в прежнее положение и протёр холодными руками лицо, тяжело вздохнув. Уже дезориентированного, уставшего и тучного Ягера посетило новое чувство, от которого он когда-то давно избавился, — страх. Он толком не успел приступить к выполнению плана, даже не закончил теоретическую часть, а за ним уже следовал хвост.       Оберштурмбаннфюрер прикрыл глаза: одной проблемой больше, не хватало, чтобы шофёр бросился на него с пистолетом. После этой мысли он резко распахнул глаза и отодвинулся от кожаной спинки: водитель также ровно вёл автомобиль по почти пустынным дорогам. В такой ситуации посылать слежку было совершенно неразумным решением.       Ягер несильно покачал головой из стороны в сторону: ему хотелось проанализировать эту ситуацию, но он боялся вновь сделать ошибку. Сегодня ему ясно дали понять: его анализ ничего не представляет собой. Пожалуй, не ошибся он лишь в тех ситуациях, когда ошибиться было бы стыдно даже ребёнку. Ему было необходимо рассмотреть свой провал, не повторить собственную оплошность. Но Клаус не мог. Он был надломлен психологически. Он думал, что никакого смысла в разборе нет, ведь его видят насквозь. Он верил, что учиться на совершённых ошибках бесполезно — уже завтра ему придётся встретиться с новыми. А главное: он не мог анализировать ситуацию системой, которая показала свою несостоятельность.       Автомобиль остановился возле небольшого домика, окружённого садом. Это была конспиративная квартира, принадлежавшая SD-Ausland. Здесь офицеры SD устраивали встречи с агентами. Вокруг было очень тихо, да и других домов вблизи не было. В последнее время её перестали использовать, поэтому Клаусу спокойно предоставили квартиру для временного проживания в Берлине.       Оберштурмбаннфюрер даже не стал осматривать дом, решив заняться этим завтра. Он дошёл до крайней комнаты, которая была похожа на его кабинет: лакированный стол и аккуратно задвинутый стул, небольшой шкаф и тумбочка, кровать, над которой висела картина, и радиоприёмник, стоящий у другой стены рядом с лампой. На окна была опущена светомаскировка, хотя дом пустовал достаточно долгое время.       Ягер был совершенно опустошён. Он опустился на стул, откинувшись на спинку, и прикрыл глаза. Он прекрасно помнил то, что должен составить список, сжечь ставшие ненавистными бумаги. Нужно было пересилить себя. Ему помогало напоминание, что он сейчас не на поле боя, голодный изувеченный и лишённый надежды, а сидит в конспиративной квартире, на нём выглаженная форма, он вполне сыт и мешает ему только его собственный эгоизм.       Клаус достал из своей папки оставшиеся чистыми листы и принялся писать. Сначала выходило достаточно быстро, но после он вновь терял сноровку и несколько секунд беспрерывно внушал себе, что должен закончить эту работу. Впереди ещё одни бессонные сутки.       В это время на Принц-Альбрехтштрассе, в кабинете начальника VI управления РСХА, вёлся разговор между Шелленбергом и Штирлицем. Штандартенфюрер докладывал о результатах работы в деле польских коллаборационистов, кто были внедрены внешней разведкой одной из стран коалиции союзников. Они выполняли функции шпионов и ложных информаторов, по возможности помогали своим.       Штирлиц около 2-х месяцев курировал операцию о поимке внедрённых коллаборационистов. Это были захваченные в плен поляки, которые выразили желание «помогать сильнейшей державе и верно служить ей, следуя добровольному порыву».       Их скоро заподозрили в шпионаже, помощи соотечественникам и хотели немедленно устранить. Однако это решение показалось неразумным Шелленбергу и другим причастным к делу офицерам политической разведки. Они были уверены: операция из разведывательного управления стран коалиции союзников. Кроме того: это лишь 1-й этап сложнейшего дела, возможно, прикрытие. Чтобы вступить в игру, необходимо было вытянуть карту.       Работу доверили штандартенфюреру СС Штирлицу. Он был обязан войти в круг доверия, следить, запоминать и докладывать информацию, провести попытку вербовки.       Тогда же Штирлиц получил задание Центра советской разведки: во что бы то ни стало вывести агентов в нейтральную Швейцарию.       Он не знал, как будет выполнять задание. Прокручивая множество вариантов, каждый раз приходил к мысли — невозможно, провал, глупость. У доверенного лица Штирлиц узнал, что из Швейцарии через неделю должна вернуться группа немецких шпионов. Тогда он слабо представлял, как связать эти события. Была всего неделя.       Штандартенфюрер передал сведения о немецких шпионах начальнику советской разведки. Тот, разумеется, был о них осведомлён. Более того, на шпионов готовилось покушение со стороны оппозиционеров, которое должно стать спасительным для польских агентов. Штирлицу поручили посадить на место шофёра автомобиля, который доставит поляков до границы, своего человека. Оставшуюся часть работы сделает другой разведчик, иначе Штирлиц станет первым в списке подозреваемых.       Дело было успешно окончено. Успешно для советской разведки. Поляки пересекли границу. Мюллер прибывал в бешенстве, выслушивая оправдания единственного выжившего агента гестапо: 4 офицера выполняли охранные функции, следуя за автомобилем поляков. Такой же состав был приставлен для охраны немецких шпионов. Граница была пуста. Но выживший оберштурмфюрер Фольц, кто, казалось, поседел за тот день, еле выговаривал что-то о покушении, перестрелке, взрыве машины немцев, возвращавшихся с задания.       Из многочисленных рапортов и отчётов следовала победа немецкой разведки. Считалось, что польские агенты в ходе перестрелки и взрыва были убиты, их тела обезображены, из-за чего было невозможно провести процедуру опознания. Однако победе разведки сопутствовал провал гестапо. Добравшийся до дела Мюллер лично предложил рейхсфюреру СС сформировать охранные отряды для этого сопровождения из людей своего аппарата. В итоге они показали свою несостоятельность. Неизвестно, был ли Мюллер на докладе у руководства, но тот факт, что он был очень мрачным и его дерзкий юмор исчез, наводил на мысль о разговоре с Гиммлером.       Шелленберг первое время изучал рапорт Штирлица, не обмениваясь с ним комментариями. Его совершенно не волновали эти бесполезные бумаги, что годились разве что развести огонь. Бригадефюрер понимал, как не пытаются превознести это дело — он чувствовал поражение. Был уверен, что поляки скрылись за швейцарской границей и передадут необходимые сведения своим.       Однако его агенты безошибочно выполняли свои действия на протяжении всего времени: информировали, следили. Операция должна была пройти безупречно.       Шелленберг был зол на Мюллера за его предложение. Он присутствовал при том разговоре:       — Значит, вы уверены в необходимости своего предложения? — рейхсфюрер выжидающе смотрел на группенфюрера, ожидая ответа, и получил его.       — Я совершенно уверен в этой необходимости, рейхсфюрер, — мягко произнёс Мюллер, боковым зрением заметив на себе взгляд Шелленберга.       — Я приму это к сведению, — утвердил Гиммлер и после недолгой паузы обратился к начальнику SD-Ausland. — А вы что скажете, бригадефюрер?       Рейхсфюрер несколько склонил голову на бок и, бесшумно постукивая пальцами по краю стола, ждал вердикта Вальтера Шелленберга. Тот, перед тем как дать ответ, слабо ухмыльнулся и, взглянув на Мюллера, сказал:       — Je ne le ferais pas.       Гиммлер был вполне удовлетворён ответом и нисколько ему не удивлён. Он и начальник политической разведки обменивались фразами на французском языке, если требовалось скрыть что-то в присутствии других офицеров.       Рейхсфюрер перевёл взгляд на не понимающего ничего начальника гестапо. Тот, разумеется, полагал, что Шелленберг не сказал ничего хорошего. Мюллер и не ждал от него доброты.       — Что же, группенфюрер, я обдумаю ваше предложение и завтра дам вам знать о своём решении.       Мюллер еле заметно ухмыльнулся, рейхсфюрер обещал подумать, а не отклонил идею сразу, значит, в его понимании она чего-то стоила. Гиммлер не любил тратить время впустую, если он согласился обдумать что-то, вероятность положительного ответа равнялась 89%.       — Мне ждать от вас звонка?       Гиммлер тяжело вздохнул, будучи недовольным продолжением уже законченной беседы.       — Вам ждать от меня ответа, — твёрдо произнёс он, дав понять, что разговор окончен.       В итоге Гиммлер на радость Мюллеру утвердил его предложение. И вот чем это обернулось.       После нескольких минут раздумий Шелленберг принял свой привычный вид, мрачное лицо не то чтобы не шло ему, но наводило ужас на окружающих.       — Хорошо поработали, Штирлиц, хорошо поработали. Развязка пошла не по плану, но результат это не испортило, — начальник SD-Ausland понимал, что его агенты выполнили свою работу на высшем уровне и заслуживали победы, поэтому он перелистывал рапорты, твердящие об успехе операции, они помогали ему приближать ложь к правде. — Однако вынужден вам сообщить, что к следующему делу вы приступите незамедлительно, без отдыха.       Штирлиц попытался изобразить огорчение, но всё же по-доброму улыбнулся, оставив эту затею.       — Я готов, бригадефюрер.       — Хорошо. Это дело не по вашей части, как и не по моей. Однако рейхсфюрер поручил предоставить это дело проверенному агенту, — «которому я мог бы доверять» хотел добавить Шелленберг, но воздержался.       — В чём заключается моя задача? — штандартенфюрер не помнил, когда его шеф в последний раз начинал новую операцию с таких речей.       — Помните полигоны вблизи Ордруфа? — после утвердительного кивка Штирлица бригадефюрер продолжил. — Там будут проводиться танковые учения под руководством оберштурмбаннфюрера Ягера, с которым вы сегодня познакомились. Ваша задача — отправиться туда, сообщать мне обо всём, что происходит во время учений, следить за обстановкой и наблюдать за Ягером. Раз в 2 дня будете писать мне отчёты, а в конце недели буду ждать вас на личный доклад. Располагаться будете в концентрационном лагере Бухенвальд, вам выделят кабинет.       Штирлиц анализировал полученную информацию. Он курировал разные операции, но следить за танковыми учениями ему придётся впервые. Это задание ещё и является личным поручением рейхсфюрера, которое будет выполнять почему-то офицер SD-Ausland, а не Waffen-SS. Гиммлер доверил это дело аппарату Шелленберга не потому, что оно было связано с его привычной работой, а потому, что бригадефюрер являлся человеком, которому Гиммлер доверял как себе самому.       После нескольких секунд молчания штандартенфюрер ответил:       — Я понял, бригадефюрер. Когда я должен отправляться?       — Завтра я проведу последнюю аудиенцию с Ягером. Затем мы обсудим дату вашего отъезда и операцию прикрытия. Пока что дам вам время на изучение личного дела.       Шелленберг отодвинул ящик стола и извлёк папку с документами, которую получил от рейхсфюрера.       — У вас остались ко мне вопросы?       — Разве что один, — улыбнулся на мгновение Штирлиц, после чего вмиг стал серьёзен, — почему рейхсфюрер поручает это дело человеку, которому не доверяет?       Штандартенфюрер спросил напрямую. Он понимал, что вся операция ведёт к одному человеку — Ягеру.       — Рейхсфюрер считает учения последней надеждой, — выдохнув с улыбкой на лице, ответил бригадефюрер.       — Для кого?       — На этот вопрос я и сам не могу дать ответ.       Штирлиц вышел из здания РСХА, как только завершил разговор с Шелленбергом. Он сел в свой автомобиль и выехал на пустынную дорогу. Направил машину, противясь желанию и подчиняясь логике не в сторону своего дома — он поехал к своим радистам, Эрвину и Кэтрин Кин. На часах было 00:13, они, должно быть, уже давно спали, всегда предпочитали ложиться в 21:00, не нарушая режима. Штирлиц-Исаев никогда не приезжал к ним позже девяти. Но сегодня операция была не из разряда рядовых. Здесь была важна каждая минута.       Штирлиц позвонил в звонок, виновато поднимая глаза в небо. Пустынная улица была освещена слабо — лица Исаева не было видно — поэтому сонный голос Эрвина спросил:       — Кто?       — Я.       Замок щёлкнул, и дверь перед ним открылась. Эрвин безошибочно распознавал его по голосу. Этот навык был необходим.       — Проходи, — кратко сказал Эрвин, пропустив гостя в дом.       Они прошли в гостиную, радист зажёг лампу.       — Не ждал тебя в это время. Ты не привёз за собой хвост?       Штирлиц усмехнулся. Он несколько раз подумал об этом, ещё даже не добравшись до дома Эрвина и Кэт. Автомобиль он оставил на соседней улице, чтобы не вызвать лишних подозрений.       — Нет, я всё осмотрел.       — У тебя что-то срочное? — Эрвин понимал всю бесполезность и ненужность этого вопроса, но не мог не задать его. Вечный парадокс.       — Боюсь, что очень срочное.       Разговаривая, они не заметили Кэт, вышедшую из спальни в лёгком халате. Она была поражена, увидев Исаева. Он никогда не приезжал так поздно.       — Что случилось? Почему ты здесь в такое время? — Катя говорила, хотя беспокойным голосом, будто ожидая чего-то плохого, но очень тихо и медленно.       — Я разбудил тебя своим приходом, девочка, — обратился Штирлиц к ней. — Я разбудил вас, простите.       — Что ты, мы же знаем, что ты никогда бы не приехал без веской причины, — поспешила ответить Кэт. — Заварить тебе кофе?       Исаев улыбнулся, они всегда готовы принять его. Даже сейчас, когда он разбудил их посреди ночи, Катя предлагала кофе, а Эрвин улыбался без всякого раздражения.       — Нет, девочка, ложись спать, — ответил он, а после обратился к Эрвину. — Нужно послать сообщение.       Радист понимающе кивнул. Штирлиц играл в слишком опасную игру, описанием которой служила фраза: промедление смерти подобно.       Ягер спал 2 часа, как и в ночь до этого. Но список был полностью подготовлен и, как казалось оберштурмбаннфюреру, не содержал слабых мест. Хотя в эту мысль он совершенно не верил.       В квартире, в которой Клаус не успел осмотреться, он ничего не знал. Все ящики и полки пустовали — позавтракать оказалось непосильной задачей, учитывая, что Ягер забыл свой паёк в автомобиле. Видимо, этот дом не только временно перестали использовать, но и полноценно вывели из оборота.       Ровно в 8:00 у дома стояла машина. Оберштурмбаннфюрер заметил, что шофёр новый: этот двигался несколько неуклюже, не скрывал своего лица и постоянно старался найти что-то в правом кармане пиджака. Клаус учёл этот факт, но постарался сосредоточиться на работе, которая предстояла ему сегодня.       Добравшись до места назначения, он зачем-то посмотрел на небо и тяжело вздохнул. Ему предстоит этот путь уже не впервые, однако легче не становилось. Ягер так и не вывел формулу идеальной манеры поведения, её не существовало. Однако нескольких минут на пустые раздумья у него не было — начальник политической разведки уже ожидал его.       — Доброе утро, бригадефюрер! — поприветствовал Ягер Шелленберга, когда после нескольких минут ожидания зашёл в его кабинет.       Тот кивнул ему и жестом пригласил присесть.       — Вы хорошо разместились? С квартирой не было проблем? — начальник SD-Ausland привычно работал с чем-то, параллельно решая вопрос с Клаусом.       — Не было никаких проблем.       — Прекрасно, — Шелленберг выдержал паузу и продолжил. — Вы подготовили список?       Ягер извлёк из папки, в которой до сих пор хранились старые листы, сжечь которые у него не поднялась рука, список. Он протянул начальнику политической разведки этот лист бумаги. Шелленберг отодвинул ящик стола и достал несколько бумаг. Оберштурмбаннфюрер вторые сутки подряд наблюдал этот жест и отчётливо понимал: ничего хорошего ждать не стоит.       Но в этот день бригадефюрер не испытывал Ягера молчанием, записями и ящиком стола, которые стали для него настоящим проклятием. Ему было необходимо сравнить список Клауса с собственным.       На удивление многие пункты совпадали. Шелленберг помнил, что районом проживания Ягер назвал Тюрингию, потому не было удивительным, что оберштурмбаннфюрер указал на ордруфские полигоны, а местом для поиска экипажа-противника выбрал концентрационный лагерь Бухенвальд.       Показатели в военной технике отличались, но бригадефюрер не был офицером Waffen-SS, чтобы составить расчёты с идеальной точностью. Да и у каждого офицера были разные потребности при выполнении подобного рода заданий.       В остальном практически все пункты совпадали. Шелленберг вчитывался в каждую строку, будто проверял текст на наличие ошибок, но, в конце концов, сверил, убрал его и улыбнулся.       — Что же, оберштурмбаннфюрер, список закончен. Вечером я доставлю его рейхсфюреру и буду ждать дальнейших указаний для вас. До этого момента будете находиться в Берлине, желательно безвыездно.       — Спасибо бригадефюрер.       — Можете быть свободны.       Ягер по-партийному попрощался и покинул кабинет начальника политической разведки.       Всё до мелочей в этом проекте было, наконец, улажено и оговорено. Осталось дождаться санкции рейхсфюрера для его начала.       Шелленберг быстро добрался до места жительства Гиммлера — Далема, небольшого пригорода Берлина. Машин было мало, проходившие вдоль дорог люди встречались редко.       Рейхсфюрер уже ждал бригадефюрера, они назначили встречу на 19:00, и начальник политической разведки должен был прибыть ровно через 10 минут. Дочь Гиммлера, 15-летняя Гудрун, также не уставала спрашивать, когда приедет дядя Вальтер. Рейхсфюрер забрал её к себе на несколько дней, пока его супруга Маргарет, которая оставалась в этом статусе лишь формально, отлучилась.       Гиммлер давно начал замечать, что Шелленберга любят все его дети: и от брака, и от связи с любовницей Хедвиг Поттхаст. Однако именно Гудрун привязалась к нему сильнее всех.       Когда однажды он спросил у дочери, — ей тогда было около 6 лет, — за кого она хочет выйти замуж, она без раздумий ответила: за дядю Вальтера. Гиммлер тогда поперхнулся чаем, но после добродушно улыбнулся, видя улыбку Гудрун, а после укоризненно и несколько боязливо покосился на бригадефюрера. Шелленберг уже тогда был женат.       В этот день в доме рейхсфюрера не происходило ничего необычного: шеф разведки хорошо привык к спокойной атмосфере — другие офицеры бывали здесь лишь на знатных вечерах и серьёзных докладах. Он помнил времена, когда в этой резиденции Гиммлер жил вместе с супругой Маргарет и дочерью.       Дворецкий скоро открыл ему дверь, и навстречу ему вышла 15-летняя Гудрун. Она уже не бежала к нему со всех ног, громко крича, как это было около 7-8 лет назад. Повзрослела, выросла.             — Дядя Вальтер! — независимо от возраста она всегда была рада ему.       — Здравствуй, Гудрун, — мягко улыбнулся Шелленберг. — Как твои дела?       Однако она не успела ничего ответить, ведь почуявший запах бригадефюрера пёс Töhle бросился на него и чуть не сшиб с ног. Он был уже староват, но всегда резво выбегал навстречу своему хозяину, хозяйке или начальнику политической разведки.       Рейхсфюрер, услышав лай пса, был и без сообщения дворецкого осведомлён о приходе бригадефюрера. Обычно Töhle спокойно реагировал на гостей, строго подчиняясь команде, как и положено овчарке, но только не в случае с Вальтером Шелленбергом.       Гиммлер сидел в кабинете, держа на руках спящего кота, которого, казалось, разбудил лай пса. Дочь подобрала котёнка на улице и принесла домой, слезными глазами упрашивая у отца разрешение его оставить. Гиммлер навряд ли когда-либо смог ей отказать. Когда Маргарет и Гудрун жили в другой резиденции — в Гмунде, котёнок так и остался у рейхсфюрера. Он был очень боязливым и недоверчивым, чем очень помог хозяину.       Кот стал радаром Гиммлера. Он тщательно обнюхивал людей, мог осторожно тереться о ноги, но никогда не давал брать себя на руки или гладить. В таком случае он начинал шипеть и царапаться. Брать себя на руки — а также и сам охотно устраивался — он позволял только хозяевам, притом в своё время Гейдриху и до сих пор Шелленбергу.       Бригадефюрер поднялся на 2-й этаж, где располагался кабинет рейхсфюрера. Он постучал в дверь и вошёл внутрь после разрешения.       — Добрый вечер, рейхсфюрер.       — Здравствуйте, Вальтер.       Гиммлер сидел на стуле, откинувшись на спинку, и поглаживал кота, кто лежал у него на коленях. Перед ним лежали отчёты из концлагерей, списки убитых, прошения разрешений на новые медицинские эксперименты от Менгеле, Вернета и Рашера. Он сложил эти бумаги в ровную стопу и поставил слева от себя.       — Как продвигается дело? — рейхсфюрер спросил это спокойно, без начальственного тона. — Сами видите, помимо него у меня есть сотня других.       Бригадефюрер понимающе кивнул и извлёк из папки список, который требовал от Ягера.       — Всё уже готово, рейхсфюрер, и ожидает только вашего подтверждения, — он протянул ему список, личное дело Штирлица и несколько справок.       — Хорошо, — Гиммлер сказал это чересчур сухо и неестественно, потому что старался скрыть настоящие эмоции. Он ожидал увидеть готовый результат, который ждал лишь его подтверждения, не раньше, чем через 3 дня.       «Какой же Вальтер умница, боже мой» — подумал про себя рейхсфюрер. Однако уже через несколько секунд он был сосредоточен на операции.       — Я займусь документами и скажу оповестить коменданта Бухенвальда об этих учениях. Завтра агенты Totenkopf проверят сам Бухенвальд и ордруфские полигоны. Я сообщу вам о результатах этой проверки. Тогда уже туда сможет ехать Ягер.       — Я понял вас, рейхсфюрер, — ответил бригадефюрер кратко, поняв, что беседа на этом закончилась.       — А теперь поезжайте, Вальтер, вам нужно работать дальше.       Однако не успел Гиммлер договорить, как в коридоре послышался непонятный скрип. Гудрун приоткрыла дверь и, взглянув сначала на отца, а после на Шелленберга сказала:       — Vater, пусть дядя Вальтер останется хотя бы ненадолго. Он и так постоянно работает по твоим приказам.       Гиммлер от такого неожиданного заявления искренне рассмеялся, смотря на дочку, а после переведя взгляд на улыбающегося Шелленберга.       — Хорошо, — вздохнув после смеха, ответил рейхсфюрер. — Так и быть, Puppe, ты можешь напоить его чаем, — он ещё раз недовольно, однако с улыбкой на лице взглянул на начальника политической разведки.