***
С того момента прошло уже несколько недель, но я до сих пор надеюсь найти тех тварей из цирка. Правда пока мне это не слишком удаётся. Вместе с цирком сгорели все зацепки для их поисков. Правда я знал их имена, но с моими связями (люди в городе меня почему-то не очень любили) это мне совсем не помогало. Зато теперь у нас появились два новых друга. Их звали Лен и Рин. После несчастья в цирке им было некуда идти и мы (Гуми) разумеется предложили им остаться с нами. И всё бы хорошо, только есть теперь вообще нечего. После того случая я долго не мог выходить на улицу: сильные ожоги трудно заживали и отнимали много сил. Гуми ухаживала за мной как могла, но ничего не помогало. Оливер потерял глаз, но за исключением этого выглядел вполне здоровым, каждый раз глядя на его повязки я чувствовал ужасную ненависть. Я обещал себе, что ни за что не допущу такого снова, больше никто не посмеет тронуть Оливера и остальных! Когда я говорил что-нибудь такое вслух, Гуми высмеевала меня. — И это говорит полуобваренная тушка, которая уже неделю не встаёт с постели? Кого ты можешь защитить, лежи лучше молча! Жди пока Лен и Рин принесут тебе еды. Лен и Рин не умели воровать, по крайней мере пока, зато они могли выпрашивать еду и деньги. В обмен они танцевали и пели весёлые песни под окнами богатых горожан. Только богатые давали им деньги, бедные нас не любили, мы казались им чужими и опасными, поэтому неудивительно, что они не хотят делиться с нами своим последним хлебом. Мне не нравилось, что дети, которых я так хотел спасти, были для этих богатеев вместо цирковых обезьянок, но я ничего не мог с этим поделать. Как бы мне было не обидно это признавать, я был бесполезен, может быть я даже умирал, не знаю. С каждым днём я всё реже приходил в себя, Гуми беспокоилась, я знал это, хотя она пыталась это скрывать. Мне было очень плохо, голова гудела как свинцовая, видимо, у меня был жар, кожа в местах ожогов невыносимо болела. От каждого неловкого движения хотелось выть. Я уже начал думать, что никогда не поправлюсь, но однажды проснулся и понял — стало легче. — Очнулся наконец, — сказала Гуми, присаживаясь рядом со мной на подстилку. Я приподнялся на локтях и оглянулся по сторонам. — Лежи, не дёргайся, — обеспокоенно проговорила Гуми, — ты ещё не совсем выздоровел. Нам пришлось сильно поволноваться за последние четыре дня! — Четыре дня? Я был без сознания четыре дня?! — Мы боялись, ты не выживешь! — откуда-то из-за спины Гуми послышался голос Рин. — Не правда, мы знали, что такие как ты не мрут! — возразил Лен. — А где Оливер? — мне было даже немного обидно, что его нигде нет. Неужели он совсем не волновался обо мне? Гуми хотела что-то ответить, но в этот момент на лестнице, ведущей из нашего убежища, послышались чьи-то шаги. Слишком громкие для Оливера. Я напрягся, на лестнице послышался глухой удар. Оливер точно не мог удариться о балку! Он просто не достал бы до нее. На пороге нашего жилища с тихим шипением стал долговязый парень с прозрачно-белыми волосами до плеч. — Это ещё кто?! — спросил я. Парень на пороге остановился и, кажется, даже испугался. Неужели меня? — Не кричи! — одёрнула меня Гуми, — Это Пико, ученик известного лекаря из соседнего городка, и ты обязан ему жизнью! Так что будь любезен, поблагодари его! Я смерил ученика взглядом и недовольно пробурчал какие-то слова вежливости. Не исключено, что я поздравил его со свадьбой или пожелал приятного аппетита, потому что Лен и Рин дружно стали разглядывать противоположную стену, а Гуми потёрла лоб ладонью. И где же всё-таки Оливер?Глава 2
7 декабря 2019 г. в 15:44
Я очнулся, когда небо уже начало светлеть, а на площади стали шастать первые люди. Это были в основном торговцы или попрошайки, только они были достаточно безрассудный для этого. После недавнего разгрома жители избегали этого места, чтобы ненароком не попасться на глаза солдатам, которые уже давно держали в страхе весь город постоянными поборами и погромами. Ведь во время войны действовали другие законы: армия имеет право делать все, что необходимо для успешных военных действий. Всё это я узнал потом, а тогда только оглядывался по сторонам, беспомощно сидя посреди пустой площади. Рядом лежал «живой мальчик», он кажется спал. Я потряс его за плечи, интуиция подсказывала мне, что пора убираться отсюда. В итоге кое-как растормошив его, я поднялся на ноги и мы молча побрели прочь. Он ничего не спрашивал, только время от времени поднимал на меня вопросительный взгляд, я ничего ему не отвечал. Что я мог ему сказать? Да и не знал, получиться ли… Мышци повиновались с трудом, еле-еле мы доползли до края площади, люди сторонились нас. Ещё бы! Наверное, мы выглядели дико для этих унылых, серых улиц. В нелепых кукольных одёжках, с яркими взлохмаченными волосами, неповоротливые, будто деревянные.
Медленно, шаг за шагом мы продвигались по тёмной, наугад выбранной, улице. Я с трудом соображал. Новая жизнь обрушилась на меня так неожиданно, что не будь рядом моего маленького друга, я бы наверное так и остался бы сидеть там, на площади. Я чувствовал ответственность за этого светловолосого ребёнка (в новом теле он оказался маленьким, хрупким, почти на голову ниже меня), интуиция, видимо, пожалела меня и подсказала, что сейчас лучше всего найти тёмный уголок, отсидеться там, понять что к чему. Такой уголок отыскался в ближайшем переулке за горой всякого мусора, вроде бочек и ящиков. Укрывшись от чужих взглядов, я сел на землю, чтобы хорошенько подумать и немного прийти в себя. Мальчик сел рядом, он видимо думать не собирался.
— Что… Те…п…перь? — с трудом спросил он.
Я удивился, услышав его голос. Не думал, что мы сможем говорить. Интересно, это досталось нам от жизни, погребённой под воспоминаниями марионеток? И была ли у нас жизнь до того, как мы стали пленниками бесконечной сказки?
«К счастью, не такой уж и бесконечной» — подумал я и только теперь вспомнил, что так и не ответил мальчику.
— Эм… От…отдохнём… пока…
Мальчик заулыбался.
«С меня угорает?!»
Я не успел как следует рассердиться: мальчик приткнулся поближе и обнял мою руку. Я сидел ни жив, ни мёртв, досадовал, что теперь мне нужно дышать.
«Он что, спит?!»
О чём там я собирался думать? Вот и я не вспомнил.
Прошло много времени, прежде чем мы научились не путаться под ногами у хмурых горожан. В первое время на голову нам часто сыпались ругательства. Позже я не раз благодарил судьбу, что в свои первые дни мы не встретили солдат…
Было тепло. Мы спали в своём тёмном углу, ели… Ну положим есть мы начали не сразу. Точнее мы не сразу поняли, что нам это нужно. А когда поняли, судьба послала нам Гуми.
Гуми встретила нас на улице во время очередной прогулки в поисках смысла жизни. Она была невысокая, худая и чумазая. Ах да! Ещё очень болтливая. Какое-то время она повсюду таскалась с нами, как с родными. Выслушав наш рассказ, только рассмеялась. Кажется, не поверила… Удивилась, что у нас нет имён и тут же вознамерилась нам их дать. В общем, Гуми взяла на себя ответственность объяснить нам, что «без людей книга не разговаривает».
Она жила в подвале. Там было темно и довольно сыро, но это все равно было лучше, чем коробка кукольного театра. Теперь мы жили втроём: я, Гуми и Оливер, так теперь звали «живого мальчика». Нам здорово жилось. Гуми научила меня добывать еду, для этого нужно было быть осторожным, ловким, а иногда даже быстрым. Оливеру не нравилось, что мы воруем и, когда он ходил с нами, то то и дело наровил «спросить разрешения» у торговцев. Из-за него нам не раз здорово доставалось, правда иногда его способ работал и добросердечные тётки давали ему ломоть хлеба, или пару яблок, но это случалось редко. Город, в котором мы жили, голодал, по улицам ходили солдаты, а в подвалах некоторых улиц заводились болезни, названия которых мы тогда не знали.
Но всё это казалось пустяком, пока в нас с Оливером жили отголоски того иступлённого ужаса, что был нашим братом в плену у кукольника.
Однако, больше наивности Оливера меня раздражала его нежная любовь к Джеймсу, так он звал своего облезлого воробья (щегла!), которого подобрал на улице.
От ласковых слов, которые он ему «щебетал» мне хотелось блевать. Как можно говорить такие глупости?! Да ещё и птице! Которая все равно ничего не понимает.
Тем не менее, Джеймс считался членом нашей… семьи. Спал в кепке (фуражке!) Оливера и ел с его руки. Бесит.
Ну да ладно, Джеймс-Джеймсом, но были в моей жизни «явления», что не просто раздражали, а выводили из себя!
Однажды, прогуливаясь без дела по грязным серым улицам «нашего города» мы повстречали офицеров Армии Объединенной Республики (АОР), точнее они чуть не задавили нас своими лошадьми. Я едва успел отскочить и выдернуть Оливера из-под копыт. Мы повалились в грязь, а синеволосая девушка, что возглавляла колонну, даже не повернулась. Я уже собирался высказать ей вслед всё что о ней думаю, но Гуми меня остановила, точнее она просто закрыла мне рот и зашептала на ухо, что я сумасшедший и чтобы я не вздумал и слова сказать в сторону солдат, иначе отправлюсь к своим «кукольным предкам» раньше, чем успею ужаснуться своей глупости. Я ответил ей, что мне нечему ужасаться, но горячиться всё же не стал, только проводил процессию ненавидящим взглядом.
После этого случая я часто стал задумываться о том, как избавить город от власти АОР.
За ужином мы сидели молча, я думал о «придурках-солдатах», Гуми подозрительно косилась на меня, а Оливер подозрительно косился на еду.
— Я хочу в цирк, — неожиданно выдал он.
— Куда? — не понял я.
— Вас там уж давно ждут, — фыркнула Гуми.
— В цирк, — спокойно повторил Оливер и развернул на столе помятую листовку.
Я был готов заявить, что он сошел с ума и это будет стоить нам всех накопленных денег, но глядя в его полные ожидания глаза, сказал только:
— Хорошо.
Гуми покосилась на меня, но ничего не сказала.
Мы пошли в цирк.
Несмотря на все мои доводы, Оливер не захотел тайком пробираться в зал, потому мы купили билеты. На эти деньги можно было жить припеваючи целый месяц!
Представление началось. На сцену по очереди выходили клоуны, фокусники, укротители животных… Оливер смеялся и восторженно хлопал в ладоши, даже Гуми выглядела счастливой, я улыбался, глядя на них. Но вот на сцену вышли акробаты, мне стало не по себе. Это были мальчик и девочка приблизительно нашего возраста, с желтыми волосами. Они выделывали потрясающие вещи и постоянно улыбались, люди хлопали, но мне было не до смеха. Их улыбки напомнили мне кукольный театр.
«Мы должны им помочь!»
До конца представления я сидел, как на иголках и всё ждал когда можно будет сорваться с места и пробраться за кулисы.
Наконец, все закончилось.
— Ждите меня возле выхода! — крикнул я и пробираясь через толпу отправился наружу.
Если бы я не был так нетерпелив, ничего этого не произошло бы!
Пока я метался снаружи пытаясь найти гримёрку акробатов, в цирке раздались крики. Я обернулся.
«О, Боже!»
Цирк полыхал. В прямом смысле: деревянные балки падали с оглушительным треском, ткань купола горела, люди кричали.
Пробираясь против движения я увидел знакомые зелёные волосы в толпе.
— Гуми! Где Оливер?! — закричал я, хватая ее за плечи.
— Он остался там, — всхлипывая промямлила она.
Я не стал дальше слушать кинулся ко входу в цирк, он был завален. Продираясь сквозь огонь я почти не чувствовал боли, было очень жарко, пахло палёной плотью. Не замечая ужасных ожогов я наконец выбрался на круглую арену. На нее падал свет из уже прожжёного купала.
Посередине стоял мальчик, в руке он держал жалобно пищащего Джеймса, перед ним на коленях сидел Оливер и слёзно умолял вернуть ему птицу. Рядом стояла девочка и со смесью удовольствия и отвращения слушала мольбы Оливера.
Я кинулся к ним, но тут с потолка обрушилась новая балка, раздался хруст, в глазах потемнело от боли. Я не мог шевельнуться, но по прежнему видел Оливера и жуткие улыбки на лицах тех детей.
Девочка рассмеялась.
— Ладно, Руби, верни ему птичку.
Мальчик хмыкнул.
— Держи!
Он сжал кулак, Джеймс пискнул и затих, мальчик бросил мертвое тельцо к ногам Оливера и засмеялся.
Оливер закричал, заливаясь слезами. Девочка присела возле него на корточки и с деланым сочувствием сказала:
— Бедняжка, тебе наверно невыносимо больно видеть такое! Ну полно! Не смотри…
С этими словами она взяла Оливера за подбородок и протянула руку.
Оглушительный крик разнесся под сводами горящего цирка. По щеке Оливера потекла кровь в перемешку со слезами и внутриглазной жидкостью. Девочка невозмутимо потянулась ко второму глазу, но тут кто-то окликнул их:
— Шарлотта! Хватит, — у края арены стоял ещё один мальчик, но он не был похож на этих психов. Он хмурился и слегка дёргал уголком рта от напряжения.
— Гааби, не мешаай! — протянула девочка.
— Хватит! — повысил голос тот, кого назвали Габи, — Леко сказал уходим!
Руби и Шарлотта недовольно бормоча что-то поднялись на ноги и направились в темноту за кулисами. Мальчик-Габи бросил на нас нечитаемый взгляд и отправился за ними следом.
Этот мир полон тех, кого я ненавижу.
Эх