***
Микаса пялилась на капитана уже минут десять, но он всё не замечал её рвения и только лениво плыл на своей любимой лошади среди собравшихся. Толпа расступалась в немом почтении, что для девушки не было удивительно: капитан всегда производил хорошее впечатление на публику. Тут же вспомнилось его пренебрежительное избиение Эрена в зале суда. Микаса тогда ненавидела капитана всей душой. Ну как можно так равнодушно смотреть?! Но на время вылазок она забывала об этом. Уважительно относилась к нему, исполняла его приказы, защищала Эрена и его — такого безрассудного, бросающегося в самое пекло при любой, даже самой незначительной возможности. А ещё возмущается, что это она не думает о собственной безопасности. Задумавшись, Микаса не замечает, как капитан смотрит в ответ немного устало, мрачно, но не сдерживаясь, показывая настоящие, неподдельные эмоции ей одной. И это чертовски приятно осознавать. Но лошадь под ней, взбесившись, брыкается, Микаса резко западает вперед, а взгляд капитана становится полностью осмысленным. Мужчина, пришпорив животное, настигает девушку, и Микаса, насилу справившись с первым испугом, одним неловким движением пересаживается на его лошадь. Капитан, помогая ей пересесть, не удерживается от того, чтобы чуть её приобнять, оправдывая свое наглое действие необходимой поддержкой. Микаса закатывает глаза. Желание капитана властвовать и руководить даже в такой ситуации налицо: он посадил её перед собой, и Микаса чувствовала, как его губы целуют её короткие, развевающиеся на холодном ветру волосы. — Сиди смирно, — скомандовал он и пришпорил лошадь.***
Топот приученных к бою лошадей, гул толпы, обступившей войска Разведкорпуса, стойкое, непрекращающееся желание покинуть это шумное место заставляют Хакайну заткнуть в бессилии уши. Она не одна — вместе с ней навстречу свободе и смерти скачут разведчики, но всё равно в воздухе ощущается неприятный привкус крови. Она слышит громкий голос командора Смита и вместе со всеми кричит, вонзая шпоры в бока лошади, заставляя её нестись напролом, не ощущая нависшей опасности. Хакайна бросает взгляд на впереди идущих всадников. Жан Кирштайн пребывает в глубокой задумчивости и даже не смотрит, куда его несет лошадь. Саша Блаус наспех доедает остатки завтрака (у нее всегда на такие случаи припасено что-нибудь вкусненькое), отчего Хакайна привычно, искренне улыбается. Сиэль замечает её улыбку. Смотрит искоса, приглядывается. А может, и приглядывает: все-таки он до сих пор считает её глупой наивной дурой. Внезапный дым слева, пущенная вверх сигнальная ракета, и капитан Леви уже скачет во весь опор на своей бешеной, как восхищенно думает Хакайна, лошади. Она успевает увидеть, как он четким, молниеносным движением по шее уничтожает четырехметрового титана, но внезапный удар смышленого врага с флангов разрушает идеальный момент. Сколько бы Хакайна ни утверждала, что убивать — это плохо, кощунственно и вообще аморально, всё же капитан Леви был прекрасен в своем полете. — Берегись! — оглушительный крик Сиэля уплывает куда-то, а она падает и падает вниз, в раскрытую, словно в изумлении от такой аппетитной добычи, пасть прожорливого титана. Ей всё думается, что этот последний полет бесконечно долог, будто и не она через несколько мгновений будет вынуждена расстаться с жизнью. Такой короткой, но насыщенной прекрасными воспоминаниями. Она открывает глаза уже в каком-то темном помещении. Воспоминания не возвращаются, и она даже не может произнести свое имя. — Черт! — зато ругаться она всё еще в состоянии. Что ж, видимо, её судьба — навеки скрепить свою жизнь (что за ирония!) с дьяволом.***
Сиэль бросился наперерез, но не успел, – Хакайну уже поглотила тьма. Её правая рука беспомощно свисала из окровавленной пасти того чудовища, что посмело таким бесчестным, невозможным образом убить только-только расцветшую девушку. Граф Фантомхайв был в абсолютном бешенстве. — Оставайтесь на месте! — мимо пронесся разъяренный Леви Аккерман, но Сиэль, разумеется, не послушал бывалого капитана. Себастьяна рядом не было — наверное, впервые за многие годы. И впервые Сиэлю вдруг захотелось самому что-то сделать, а не полагаться на удобного демона, готового исполнить любую прихоть. Не заботясь о себе и разорванном строе (Микаса Аккерман что-то кричала ему вслед, вроде: «Не надо!»), он рванул к месту ненужной гибели такой, как оказалось, нужной ему Хакайны Бритч. Титан, налакомившись, сплюнул на землю несъедобные части. Вот здесь — её блузка. Там, подальше — любимые часы. Он ненавидит весь мир. Такое же чувство он испытывал, когда в пожаре погибли его родители. Его?. как бы не так.***
Как в плохом фильме, Себастьян молча наблюдал за происходящим, не в силах почему-то рвануть следом за непутевым мальчишкой. «Он вырос», — почему-то подумалось, но демон отогнал прочь мешающиеся мысли. Она умерла. И Сиэль Фантомхайв, которого он поклялся защищать до смерти, тоже. Но убивает другое: что ему теперь делать с возникшими так давно чувствами? «У демонов есть сердце?» — совершенно искренне удивляется он, а потом понимает: ОН ВПРАВЕ СПАСТИ ЛИШЬ ОДНОГО. Лишь одного, — но как же выбрать? Что же, тут нечего выбирать. Ответ слишком — чересчур — очевиден.