Fight for your life

"Не грех, коль нас волнуют страсти, Но худо быть у них во власти." Уильям Блейк, "Прорицания невинности".

По приезде домой их уже ожидает Кириэ. Нико отвлекает ее, рассказывает о произошедшем и долгий час уговаривает уехать к своей маме, далеко на север, потому что демоны уже на подступах к Фортуне. Они расползаются по стране, и никто не знает, скольких ребята упустили, с какой стороны придет беда. Пока Кириэ и Нико спорят и обсуждают разные варианты, Ви заново проводит ритуал создания магического барьера и помещает существо внутрь, уже не связанное. Он отзывает клинки, давая возможность демонице оправиться. Она должна почувствовать, что может быть легче. А может быть намного хуже. Чуть позже она ему понадобится здоровая и полнокровная. Адскую ограду, качественно установленную в центре подвала, ей все равно не пробить, даже если она снова отрастит свой юркий хвост. Ви смотрит на круги на полу с умилением: над этими он старался особенно. Он усилил тот несложный барьер, что на скорую руку создал в фургоне, и вокруг основного круга начертил еще по четыре малых, по одному на каждое направление. Эти малышки прослужат ему долго, они пригодятся не только для этой конкретной представительницы подземной фауны: впереди, Ви знает, работа не с одним демоном. Скоро и Фортуну эвакуируют, возможно, перекроют мост, но когда это мешало адским тварям? У него будет много материала. Может, они выловят что-то ценное. Сидя в ванной, Витале разглядывает свои татуировки. Днем, когда он отходил от ранения, возился с барьерами и был потрясен новостью о новоприобретенном родственнике, у него не было времени задуматься над этим, но сейчас, наедине с собой, он наконец смог прислушаться к изменениям, произошедшим в его теле и сознании. Он мягко ментально ощупывает свои кошмары: Грифон на плечах и груди, привычным щекочущим ощущением едкого смеха; Тень – низкое утробное урчание демонических инстинктов, потаенная жажда крови, тепло греющая грудь, легкое покалывание на руках; и... Был третий, теперь Ви точно знал это. Само собой, если узоры на его теле – вместилища страхов, то почему бы какой-то части быть чисто декоративной? Неужели он сразу его не ощутил? Первое, самое первое свое создание, самое мощное, спасшее его тогда от панической атаки. Ви так и не нарек его. Ви не сразу осознал, что голод битвы, возникший тогда чуть раньше Грифона, не последствия воплощения птицы. Имена для демонических созданий были более, чем набором звуков, которым можно было окликать и выделять из толпы. Это было воплощение сути, перенесенное на письмо, воссозданное в буквах, и потому имевшее свою силу. Демон, не имеющий имени… Пусть даже фамильярам не так важен этот аспект, как обычным адским существам, но, тем не менее, все, что было магическим и обладало хоть какой-то индивидуальностью, должно было быть названо. Потому именем Высших можно было сковывать и подчинять, а у адских насекомых было лишь название вида, потому у низших демонов, которых в таком количестве они с Неро вырубали, не было имен – лишь клички, которые давали им охотники, чтобы как-то различать и обозначать при записи. Не иметь имени означало не иметь своей воли. Должно быть, первое его дитя злится на него. Должно быть, оно страдает. «Произнеси меня», – ловит он гудение на краю сознания. «Воплоти меня, воплоти меня, воплоти». – Кошмар, – одними губами, не представляя себе никаких сфер, не проводя никаких ритуалов. Его связь с Кошмаром, самая глубокая, самая обнаженная, работает напрямую. Ви не мог почувствовать его раньше, потому что не создавал осознанно, не сформировал, как было это с Тенью, самым совершенным его творением. "Кошмар", – вторит что-то внутри него довольно. Его питомцы все ощущаются по-разному, как звуки разной частоты. На Кошмара настроиться сложнее всего и сложнее всего его контролировать, практически нереально выносить этот звук долго. Ви на ощупь тянет их связь, и она отдается пробирающим не то что под кожу – вглубь мяса гудящим ужасом. "Кош-ш-ш-мар-р-р", – рычит в глуби него, и Ви едва удерживается от того, чтобы коснуться этой струны. Все-таки Кошмар был наделен чудовищной мощью. Но магу еще нужен этот дом, да и к тому же Витале слишком обессилен сейчас. Он ощущает себя более-менее завершённо, настолько, насколько это возможно при его половинчатой природе, как будто ты признал какое-то свое темное желание, от которого поначалу бегал и отрицал его присутствие в себе. Кошмар гудит внутри, желая схватки. Ви отодвигает желание уничтожать в дальний угол и сосредотачивается на ощущении горячей влаги, обволакивающей кожу. Ему все больше нравится человеческое существование. Верджил так редко мог позволить себе что-то вроде ванны, что он и не помнит, когда в последний раз просто расслабленно лежал в теплой воде. Сколько лет назад это было?.. В любом случае сейчас у Ви есть время наверстать упущенное, так что он, не задумываясь, берет с полки чей-то гель и опрокидывает бутылку. Гель оседает в воде, и Ви растирает его по уставшему телу, наслаждаясь пеной, что появляется между пальцев. Ни Неро, ни Кириэ не обидятся на него за то, что он в таких количествах расходует их средства, тем более он всего лишь разок. К тому же Неро сам позволил ему пользоваться всем, что Ви найдет в их доме, пока у него нет своих вещей. Средств для ухода за собой в этом доме так немного, что Ви был сначала удивлен, обнаружив почти пустой (не считая геля для душа и бытовой химии) ящик под раковиной возле ванной, и удивлен еще больше, когда в шкафчике, что висел над краном, оказалось лишь два шампуня и пена для бритья. Что за аскетичное существование вели эти двое? Наверное, церковные порядки не давали уделить чуть больше внимания таким неважным (на фоне спасения мира и помощи убогим) вещам, как комфорт своего тела. Может, Кириэ кажется, что одного мыла и шампуня будет вполне достаточно, но парень считал, что такого мнения придерживаются только люди, не умеющие наслаждаться моментом. У Верджила не было времени на подобные мелочи, но иногда… Иногда хотелось. Ви не собирался отказывать себе в маленьких земных удовольствиях. Может, стоит купить себе свои банные принадлежности, когда он в следующий раз выберется в город. Ви глубоко вдохнул теплый воздух, закрыл глаза и погрузился под воду. Темные пряди клубами дыма колыхнулись в воде, защекотали лицо, уши тут же неприятно заложило, а из-за того, что Ви был слишком длинным и не помещался в ванную – господи, да она для кого угодно будет недостаточно большой – колени его торчали над водой, и воздух холодил их. Но все это обилие сенсорных ощущений не отталкивало и не напрягало. Бегущая из крана вода, падая в наполненную ванную, здесь, под поверхностью мыльной жидкости, успокаивающе и мерно гудела водопадом. Ви обнял самого себя, с нажимом провел пальцами по плечам, царапнул кожу. Так здорово ощущать что-то, кроме дискомфорта, холода и боли. Он надавил ногтями еще раз, но не сильно, провел по шее и ключицам, слегка задевая неровными краешками чувствительную кожу, спустился на грудь. Это тело было слабее прежнего, хилым и тощим по сравнению с прошлым или с Неро, или с Данте, но все еще довольно крепким и привлекательным, как для обычного человека. Довольно-таки… Воздуха начинает не хватать. Мужчина выныривает из-под толщи воды и расслабленно откидывается на бортики ванной. Разница температур тут же пускает легкую дрожь по телу, и Ви прохладными костяшками ласкает кожу под ребрами и спускается чуть ниже, на крепкий пресс. Он довольно-таки хорош. Привлекло бы такое тело его прошлого? Понравилось бы оно Верджилу? Что ж, во всех своих формах он был красив и прекрасно осознавал этот факт. Но ранее Верджила могло привлечь лишь что-либо смертоносное. Сейчас он не назвал бы себя смертоносным. Ви не выглядел как существо, способное уничтожать демонов и отбирать жизни, хоть и был таковым. Может, тяга к опасности была влиянием его демонического начала, потому что без него… Поглаживающим движением от себя он ведет по талии, вырисовывает восьмерки на боку, и от прохладных кончиков пальцев по бедрам расползаются мурашки. Ви царапает тазобедренные косточки, тонкая кожа которых особенно чувствительна с внутренней стороны, где проходит крупная темная вена, просвечивающаяся сквозь блеклую кожу. Пальцы левой руки, наоборот, скользят выше, ласкают сначала грудь, а потом оглаживают шею, открытую и напряженную из-за запрокинутой головы. Ви будто со стороны представляет, как выглядит он сейчас, как изящные пальцы поглаживают напряженные мышцы вверх-вниз, царапают за ухом, проводят вдоль полос-татуировок. Красивый, безусловно, красивый. Он слышит эти слова, но слышит не своим голосом. Пальцы в его сознании сменяются на чьи-то иные, не такие тонкие, чуть более крепкие, и ладонь, которой он слегка сдавливает себя под челюстью, в его представлении сильнее и шире. Жаркая. Ви слегка изгибается, упирается затылком в стык ванной и покрытого плиткой бетонного возвышения, в которое ванна вмурована. Задирает подбородок выше, поглаживает под ним и снова дает себе ощутить хватку на шее, вдавливая всей поверхностью ладони, отчего потолок перед его взором плывет и темнеет, а внутренности томно стягивает. Кожа на внутренней стороне бедер будто становится чувствительнее, и Ви, который сегодня решил не отказывать себе в маленьких земных радостях, не может не огладить ее. Ласково, лишь кончиками пальцев. Юноша слабо и рвано выдыхает, прикрывая глаза, сосредотачиваясь на ощущениях от касаний. Это тело слишком чувствительно, слишком остро реагирует на них. Может, дело в долгом воздержании – хотя это странно было бы – а может, в его, Ви, жадности до физического контакта и нежности, которой не хватало человеческой части. Разрядка всегда была формальностью. Но сейчас у него нет срочных дел и есть эти чуткие, тонкие руки и это безусловно привлекательное тело, такое отзывчивое и гибкое. Жар резко приливает к щекам, к шее, Ви чувствует своей же кожей живота, которая соприкасается с ладонями, что руки чуть теплеют, и прохладные капли щекочуще катятся с прилипающих к распаренному лицу волос. От горячей воды поднимается пар, еще больше расслабляющий, и дышать становится чуть сложнее, чем парой минут ранее. Ви пытается вспомнить все те вещи, что помогали завестись ему раньше, но сейчас они не вызывают никаких особенных ощущений, и потому он снова представляет абстрактные крепкие, обязательно чуть шершавые ладони, оглаживающие внутреннюю сторону его бедер, и неосознанно разводит ноги чуть шире. Ви не спешит касаться себя более интимно, изучая другие чувствительные зоны этого нового тела, и находит, что от касаний к прессу низ живота поджимается, а чувствительная кожа над соском простреливает смешанным с щекоткой возбуждением. Он давит ногтями под ключицами на напряженные мышцы груди, те слегка расслабляются, и Ви хочется, чтобы так давил кто-то другой, кто-то, кому хватило бы силы и терпения мягко и осторожно размять это вечно сведенное напряженным ожиданием атаки тело. Он думает о том, какими горячими могли бы быть чужие руки на его боках и как приятно было бы ощутить чье-то жаркое дыхание во впадинке между ключицами, а потом – теплый и влажный язык там и выше, и на мочке уха и поцелуй на стыке уха с щекой, смешанный с легким укусом, и потом этот же укус в щеку, смешанный с мягкими поцелуями, горячие губы на своих и сильные пальцы, давящие на подбородок, сжимающие его челюсть, приказывающие открыть рот шире для еще более глубокого поцелуя, и язык, что скользит по пухлым губам и внутри, и по его языку, и снова сминаемые чужим напором губы, и… И в тот момент, когда он, наконец, накрывает себя ладонью, приоткрывая на выдохе рот, и чувствует фантомную тяжесть чужого тела над своим, он понимает, очертания кого вырисовывает его больной разум. Не хватало только о мальчишке думать в такие моменты. Ви чуть качает головой, пытаясь прогнать образ, но Неро из его головы аккуратен и настойчив, и мягкие губы не дают отвлечься на кого-то другого, а в мокрые светлые волосы хочется запустить пальцы и сжать, направляя укусы с губ ниже, на шею. Неро из его головы целует глубоко, так, что дух выбивает, так, что забываешь про дыхание, и кладет теплую живую ладонь на поясницу; и держит бережно, так бережно, что в груди что-то сдавливает от нежности. Черт, думает Ви, но решает, что сегодня не станет отказывать себе и в этой человеческой слабости, а в будущем это никак не помешает их взаимодействию. Неро добр к нему, по-своему деликатен в своих попытках общения, так осторожен и так внимателен, пока пытается подобраться к нему, что это дает надежду на то, что интерес – более, чем праздный, более, чем дружеский. Ви не будет думать об этом сейчас. Неро из его головы так же осторожен и мягок, так же искренен, внимателен и заботлив: он гладит бережно и благоговейно и смотрит восхищенно – Ви нравится думать, что Неро им восхищается – и упирается механической рукой в бортик ванной рядом с головой Ви, и вдавливается своими бедрами в его, притискивает к себе, стремясь дать ощутить тепло чужой кожи, пытаясь оказаться максимально близко, и целует в висок, а потом в щеку, чуть кусает тонкую кожу на границе челюсти с подбородком. Ви почти жалко всхлипывает, сжимая себя и представляя на месте ладони чужую, горячую и сильную. Ви думает о том, что Неро нравилось бы доводить его до такого состояния, нравилось бы, когда он под ним, беззащитный и искренний, открытый, эмоциональный, такой, каким Неро никогда его не видел; и Ви нравится представлять, как Неро хочет сломать последние барьеры между ними, чтобы стать ближе. Стать ближе. Ви помнит, как Неро произнес это. Желает ли он стать настолько ближе? Прямо сейчас Ви хочется, чтобы да, желал, и это звучит сумбурно и странно, но внутри все сводит, когда Ви думает о том, что Неро может смотреть на его тело и думать о том, каково это тело под его ладонями; смотреть на его лицо и думать о том, какие эти губы под его языком; смотреть на него и хотеть, хотеть ощутить так же, как этого хочет Ви сейчас. Он думает о том, сколько было моментов, когда Ви мог сократить между ними расстояние; он думает о жарких схватках, после которых кровь кипит, адреналин бьет в голову, и представляет, как Неро хочет его, хочет, увидев, как прекрасен Ви в своей смертоносности, как Неро представляет их секс: быстрый и несдержанный, в пыли, в каком-то покинутом и почти уничтоженном доме, или медленный, нежный, долгий и чувственный тут, а может, не тут, может, где-то еще, может, на диване в фургоне или даже на шелковых простынях, подобных тем, что были в родном доме Витале. Ви горит внутри от мысли, что Неро может заводиться от того, какое сбивчивое дыхание у Ви сейчас, от того, как жалобно вскидывает он брови, когда Неро проводит языком по ушной раковине и ласкает его рукой, когда не дает застонать, зажимая ладонью рот. У Неро из его головы такие восхитительные губы. Они у него и так очень даже ничего – их семейное проклятие, быть дьявольски прекрасными – но в реальности Ви не знает, как они ощущаются. Неро из его головы пробегается этими губами по совсем недавно обнаруженным эрогенным зонам, по его, Ви, слабым местам, проводит ими по члену и затем смотрит на него своими льдистыми глазами, слегка хитро прищуренными, отчего дыхание брюнета становится громче, и хочется разомкнуть эти губы собой, вторгнуться, заставить исчезнуть это лукавое выражение, сменить на подернутый пеленой похоти взгляд. Неро из реальности вряд ли когда-нибудь так сделает, и у него наверняка нет подобной уверенности в постели, нет опыта с мужчинами. Но Неро из головы Ви знает, как заставить дыхание сбиваться, как посмотреть так, чтобы в животе сводило, куда надавить, чтобы хотелось прогнуться и ластиться руке навстречу, и до Ви доходит: черт, он фантазирует о племяннике! Но легче от этого не становится. Это осознание как-то неправильно-пьяняще бьет по нервным окончаниям, заставляет стиснуть руку на себе крепче, ускорить темп, откинуть голову на стоне назад и облизать пересохшие губы, и, когда в глазах прекращает плыть, Ви опускает взгляд вниз, представляя, как его племянник выглядел бы с его членом на языке. Ви думает о волосах Неро и будто чувствует костяшками, как стискивает пряди челки в пальцах, какие они короткие, как от этого хочется вцепиться еще крепче и направить голову ближе, проталкиваясь глубже, не давая отстраниться, и Ви пробирает, он чувствует, как снова пламенеет лицо. Вот рот Неро уже исчезает, а губы оказываются совсем рядом, целуют мягко и невесомо эти самые алеющие щеки, и, задевая кожу, шепчут в самое ухо: «Ви…» – на выдохе, так чувственно, что хочется вжаться в тело сверху крепче, спрятать лицо на плече и обнять всеми конечностями, притереться, преодолеть барьер из кожи, стать ближе, чем двое любовников. «Ви», – снова жарко выдыхает Неро у него из головы, покачивает бедрами, зубами впивается в шею, но тут же зацеловывает с нежностью оставленные на тонкой коже следы, шепчет что-то жарко, а затем начинает растягивать его, и мысль об этом заставляет задвигать рукой быстрее, и на глаза наворачивается влага – так постыдно и так хорошо; громкость дыхания едва получается контролировать, а ноги сладко-сладко сводит. Юноша помнит, как Неро выдыхает эту чертову букву, это его новое имя, такое короткое, а потому так странно-интимно звучащее. «Ви», – обычно окликает он, заставляя оторваться от книги. «Ви!», – выкрикивает он, одним взглядом прося прикрыть ему спину. Ви легко представить, как этот же голос произносит имя иначе. «Ви», – почти пораженно шепчет Неро, пока вытаскивает пальцы и входит в него. Ви нравится думать, что Неро сложно сдерживаться, что парень хочет его сразу и сильно, что то, как Ви сжимается вокруг него, заставляет мир Неро плыть перед глазами, а кровь бешено грохотать. Заставляет Неро сходить с ума от него. «Ви» – томно выдыхает он в губы, пока Ви скрещивает лодыжки у него за спиной и отчаянно вжимает в себя. В реальности Ви давит чуть ниже основания плоти, не проникая, но ощущая глухие отзвуки удовольствия. Это дразнит, этого недостаточно, и вместе с тем – слишком много для него одного. «Витале», – тянет Неро на грани с оргазмом, стискивая магу горло, и от крышесносного удовольствия не контролирует силу нажатия. Витале представляет себе секундную панику, когда хватка не ослабевает слишком долго, и как темнеет в глазах и грохочет пульс, как звенит он, как глухо доносятся вздохи Неро, когда тот делает последние толчки в него. Витале всхлипывает и с силой закрывает себе рот ладонью, чтобы не застонать в голос, и часто и жарко дышит носом, пока изливается себе в руку. Думая о своем племяннике. Класс. Может, надо списать все на слишком насыщенный день, необходимость разрядки, неудачно подвернувшегося под руку со своей заботой Неро и адреналин. Адреналин, точно. Отличное оправдание грязным фантазиям, прекрасно объясняющее, почему Ви думает о своем родственнике, сыне Данте, в конце концов, сидя в его доме, в его ванной, моясь гелем, который использует его девушка. Витале закрывает кран и лежит в тишине долгих нескольких минут, собираясь с мыслями. Ну, что было, то было, и оно не повторится. И никак на него не повлияет. Он человек, а людям свойственны минуты слабости. Вымотанный, Ви выходит из ванной. В спальне он долго возится с полотенцем, вытирая себя насухо, затем, натянув те штаны, что одолжил ему Неро, садится на край кровати и берет с тумбочки одну из взятых из дома книг. Ему нравится, как холодит оголенную кожу груди вечерний ветер, пробирающийся сквозь открытую форточку, и как тихо тут, практически за чертой города, и слышен только стрекот сверчков и редкий шум проезжающих мимо автомобилей. Ночь тиха, свет в комнате тусклый и блеклый; и так спокойно, что не верится, будто всего в каких-то милях отсюда демоны разворачивают эту ночную тишь визгами и мерзким гоготом, взрезают ее криками жертв и звуками покореженного металла, разрушенных домов, машин и жизней. Витале полной грудью вдыхает свежий воздух, пока еще полный покоя, и решает отложить чтение на завтра. Ему хочется насладиться тишиной и пустотой в мыслях, так что он выключает свет и в темноте, рассекаемой лишь блеклым лунным светом и сиянием слабых и далеких уличных фонарей, подходит к окну. Небо, высокое и темное, такое невообразимо глубокое летнее небо, полное мелких звезд, вызывает в нем умиротворение и легкую, светлую печаль. Ви жалеет, что у него нет сейчас проигрывателя. Когда-то, когда Верджил еще сотрудничал с Аркхэмом, ему доводилось пользоваться настоящим граммофоном, раритетным, похожим на тот, что стоял в доме его детства. У Аркхэма была широкая коллекция произведений начала двадцатого века, особенно российских композиторов, в то время как отец предпочитал классику типа Баха и Бетховена. Ви смотрит на эти звезды, на практически не движимые ветром ветви деревьев, на кружево падающего на траву сквозь листья бледного света, и мысленно воспроизводит в голове один из легких вальсов Шопена, легкий, спокойный, незамысловатый и умиротворяющий. Ви не помнит, чтобы у него было броское название, а все эти «би минор», номера сонетов или симфоний и прочее он никогда не утруждался закреплять в памяти. Все, что Ви может припомнить, – ласкающие слух переливы фортепиано, и он тихо начинает напевать себе под нос мотив мелодии. Хочется танцевать, и вместе с тем – лечь на кровать, и чтобы небо было над ним вместо потолка. Раздается тихий стук в дверь. – Витале? – зовет Кириэ. – Ты еще не спишь? Я могу войти? – Да, конечно, – не показывая удивления, отвечает он и разворачивается к окну спиной. Кириэ проходит в комнату мягко и плавно, практически бесшумно для человеческого слуха. Она оглядывается, бросает немного сконфуженный взгляд на полуголого парня, но совсем скоро ее стеснение исчезает. Ви не любит стеснительных. Ему нравится Кириэ тем, что у нее всегда такой вид, будто все происходящие вокруг нее странности – нечто естественное, а все проблемы решаемы и преодолимы. – Я принесла чистое постельное белье, – говорит она и протягивает ему стопку с чистой простыней, пододеяльником и наволочкой. – Было много дел днем, и я не успела поменять его в твоей комнате, пока вас не было, так что… – Спасибо, – сдержанно кивает ей Ви и принимает вещи из ее рук. Он замечает, что в ладонях у нее еще небольшой футляр. Кириэ кладет его поверх стопки. – Это… Маникюрные принадлежности, – говорит она, убирает руки за спину и отводит взгляд в сторону почти смущенно. Ви знает, что глаза у него темные, а взор тяжелый и пристальный. Такая хрупкая и открытая девушка, как Кириэ, вряд ли сможет долго выдерживать его. Ви совсем каплю приподнимает бровь, скользит взглядом сначала по прямоугольному пеналу, а потом по Кириэ. Она все еще не смотрит на него. – Я подумала, что это может тебе пригодится. У Кириэ волосы собраны в хвост, такой обычный до жути, но вместе с тем очаровательный и почти трогательный, и тело скрыто под одеждой, пусть легкой, но всегда закрытой: джинсы, кофты, юбки в пол, платья ниже колен с длинным рукавом. Сейчас на ней как раз такое вот платье, кофейно-бежевое, легкое, с утепленным высоким воротником, и Ви вспоминает, что видел одно похожее в магазине модной одежды, который разворотили демоны в городке, что встретился им по пути в Фортуну. Поверх этого скромного, но стильного платья на груди девушки лежит длинный кулон – наверняка подарок Неро или какая-нибудь семейная реликвия. Сейчас, в светлой летней ночи, скромная Кириэ кажется ему одним из самых красивых людей, что он видел. Она не вызывает желания, к ней не тянет, но… Возможно, Витале в эту минуту немного понимает Неро. Возможно, эту неброскую, скрытую не особо выразительной оболочкой красоту Неро и полюбил. Что-то снова тоскливо тянет внутри. Ви не заслуживает всей этой доброты. – Спасибо, – говорит мужчина еще раз и, сложив белье на постель, тут же зачем-то открывает пенал. Он долгую минуту смотрит на все эти щипцы, пилки, странного вида кусачки, и Кириэ, кажется, видит его слегка сбитый с толку взгляд. – Тебе помочь? – Не стоит, – Ви качает головой. – Думаю, я справлюсь. Кириэ улыбается понимающе, выходит, пожелав доброго вечера, и Ви снова смотрит на раскрытый в руках футляр. И он не справляется. Вообще-то, это даже смешно. Он убивал демонов и побеждал, он бросил вызов Мундусу, он был одним из сильнейших в легионах Ада, он столько раз сражался с Данте, и даже сейчас, будучи практически лишенным демонической силы, он все еще способен на многое. А вот на то, чтобы левой рукой подстричь кутикулу на правой – нет. Когда он выходит на кухню, уже поздняя ночь, Неро спит в их с Кириэ спальне, а девушка отчего-то сидит за столом и пьет чай. Ви знает, что один из висящих шкафчиков на кухне забит медикаментами на все случаи жизни, но ему неловко при хозяйке шариться по чужим ящикам, да и в принципе при хозяйке неловко – почему она еще не спит? – но Кириэ, конечно же, сразу замечает кровящие пальцы. Скоро затянется, думает Ви, но его регенерация без подпитки невероятно медленная, даже медленнее, чем у Неро, в котором, по идее, демонической магии еще меньше, чем в Ви. Так что пальцы саднят неприятно, но терпимо. Но неприятно. – Можно, пожалуйста, перекись? – говорит он как будто невзначай. Кириэ прячет улыбку, что теплится в уголках губ, и тянется к аптечке. Когда мелкие ранки продезинфицированы, Кириэ еще раз вежливо предлагает помощь, и Витале очень неохотно, очень отстраненно, очень неуверенно, но соглашается. Они сидят на ночной кухне, у каждого по кружке чая под рукой, практически не разговаривают; и Ви смотрит, как осторожно и быстро управляется всеми этими инструментами девушка. Она держит его тонкие пальцы на своей теплой, аккуратной ладошке, и Ви настолько это непривычно, что почти смущает. Но он смущения не показывает. Почему фантазировать о племяннике его не смущает, позволять девушке этого самого племянника после всего произошедшего заботиться о нем не смущающе, а когда кто-то касается ладоней не с целью их сломать и вывернуть – странно и волнующе? – Тебе не страшно отпускать Неро на вылазки? – звучит в ночной тишине его вопрос. Свет на кухне слишком яркий на его вкус, но от этого ночная пустота этого тесного помещения кажется Ви еще более очаровательной и особенной. Кириэ пожимает плечами, не отрывая внимательных глаз от своей работы. Она чуть хмурит брови, пытаясь подцепить неподдающийся уголок чужого ногтя пилочкой. – Он сильный, – выдыхает девушка просто. – Сильнее всех, кого я знаю. Он спас меня и целый город от демонов, сражался в одиночку с огромной статуей, так что мне кажется, что ему практически любой противник по зубам. Ви знает, что это не так. У Неро много слабых мест, и Ви лично знает минимум два: Кириэ и Данте. Он видит ошибки в защите, видит, как несовершенен стиль боя племянника, видит целую кучу промахов и лишних движений. Ви знает, как Неро может быть больно, Ви видел, на что способны адские существа. У каждого есть свой предел. Даже у него с Данте. Такие, как Неро, умирают в бою. Им не светит спокойная старость, пенсия, заслуженный отдых в окружении потомков в каком-нибудь спокойном городишке, типа этого. Они с Кириэ могут сколько угодно отрицать это и играть в героя и ждущую его принцессу, но когда-нибудь Неро дойдет до своего предела, и тогда он больше не вернется из очередного своего приключения. Но Ви, конечно, не говорит этого девушке. Та кажется наивной и искренне верящей в своего рыцаря. Все верно, есть рыцарь – должна быть и дама, особенная и достойная такого героя, и именно ради таких, как Кириэ, на войнах складывали головы лучшие из мужей. Таких выбирали самые мудрые и достойные мужчины. Глупо, совершенно глупо тянуться к кому-то, похожему на Витале, кому-то роковому, кому-то, с кем не может быть будущего, кому-то, кто сгубит тебя в итоге. Смог бы Неро умереть за него? Вряд ли. Его дома ждет Кириэ. – Хотя, вообще-то, страшно, – вдруг признается она тихим голосом. – Такие, как Неро, сражаются до последних секунд своей жизни. Все-таки Неро воспитывался моим братом, а Кредо был доблестным воином. Неро… Может уйти с войны. Но война не уйдет из него. Его всегда будет тянуть обратно. Неро претит скука мирной жизни. Ему нужно что-то… Она едва заметно кусает губу и слегка проводит подушечкой по ногтю Ви, стирая пыль. Кожа соприкасается с чужими прохладными пальцами, и Ви одновременно и щекотно, и тепло от этой незамысловатой, случайной ласки. Взгляд девушки грустнеет, и выглядит это так, будто из теплых глаз постепенно исчезает насыщенность, сам их цвет. – Ему нужно что-то другое. – Так ты скорее боишься, что он найдет кого-то еще, пока?.. – Нет, – не отрывая взгляда от чужих пальцев, качает головой Кириэ, которая оказалась проницательнее, чем Ви ожидал. Что ж, девчонка не глупышка, и это здорово. Что еще Ви ожидал от выбора Неро? Таких, как Кириэ, так мало, и достаются они лишь таким, как Неро. И они видят сердцем, всегда сердцем, и выбирают тоже им. – Я не боюсь. Ви сидит в замешательстве, не зная, как расценивать этот ответ, но Кириэ, кажется, не настроена на дальнейший разговор. Она складывает все щипчики и ножницы, все эти пилочки, странные миниатюрные приборы, похожие на скальпели и лопаточки, в свою коричневую сумку на молнии. – Я верю ему, – произносит она, снова берет левую руку Витале в свою ладонь и осторожно обматывает пальцы того тонкими полосками пластырей. Это очень кстати. Ви умудрился даже порезать чувствительные подушечки ножницами, а как, он сам до сих пор не понимает. – Во всех планах. Я беспокоюсь, что однажды он не вернется, но… Не так. Я просто хочу, чтобы с ним все было в порядке. Если вдруг он выберет кого-то другого, думаю, я переживу, но… Лишь бы с ним все было хорошо. Я переживаю за него, это действительно так. – Но? – Но еще я в него верю. Эта их привязанность друг к другу, стремление защищать и оберегать, эта слабость – то, что делает их уязвимыми. Ви видел, как Неро сражался, чтобы вернуться к ней. Он уверен, что кто-нибудь из недругов Неро рано или поздно воспользуется этим, если уже не пытался. Грех таким слабым местом не пользоваться. Но Ви не смог бы, никогда бы он не причинил зла этим двоим. Разве не заслуживает столь крепкая связь, которая, как Витале думал, может существовать лишь в романтических повестях, лишь в лучших из произведений литературы, хорошего конца? Эта любовь не должна быть осквернена. И Ви хотелось, чтобы у этих двоих все было хорошо, потому что они, несомненно, лучшие из людей. Он не должен проиграть в битве с самим собой. Он не должен позволить Уризену, не должен позволить себе самому, уничтожить их хрупкий мир. И с тем, что творилось у Ви в голове, это обещало быть непростой задачей.