«Так что, может быть, я хотел дать тебе нечто большее, чем список неопределенных поступков, нечто другое, нежели отчаяние. Дорогой Такой-то Такой-то, мне жаль, что я не смог прийти на твою вечеринку. Дорогой Такой-то Такой-то, мне жаль, что я пришел на твою вечеринку, соблазнил тебя и оставил, несчастного, поврежденным и уничтоженным. Ты хочешь историю получше? Ну, а кто не хочет?» Ричард Сайкен, «Литания, в которой определенные вещи вычеркнуты»
Где-то там, за спиной, остаются две недели отчаянного выживания в Редгрейве. Город в этой части разрушен практически до основания, несмотря на то что Клипот достаточно далеко, и укрыться тут негде. Они выжили в этом месте, успешно продержались почти две недели, и накануне решающего дня Нико умудрилась в очередной раз попасться в лапы демону, подставившись совершенно бессмысленно. Если бы она просто держалась от поля боя подальше, этого не произошло бы, но кто и когда слушал Неро? Этим двоим на него просто насрать. Где-то там, позади, остаются бесконечно серые дни в пыли и крови, омраченные редкими разговорами по телефону с Кириэ, и Неро не понимает, в какой момент его жизни все пошло по пизде, в какой момент ее голос прекратил дарить ему надежду, когда он стал только тяжело оседать на сердце. Неро не понимает, почему все решило навалиться одновременно, почему все полетело коту под хвост именно сейчас. Он оглядывается почему-то на эти беседы каждый раз, когда ему плохо — видимо, в привычной попытке найти утешение в ее родных интонациях, но не получает его. И сейчас, когда он тащит Нико, стремительно теряющую кровь и сознание, через подворотни, прикрываемый Ви, он мысленно возвращается к последнему их разговору. Тело двигается бездумно, уже изучившее каждый закоулок мертвого города, на рефлексах отстреливаясь от демонической мелочи. «Ты же знаешь, что ты всегда будешь мне дорог? Что бы ни случилось. Ты всегда будешь для меня родным человеком». Почему именно сейчас? — Аккуратнее, не кусок мяса тащишь! — возмущается Нико, перекинутая через плечо, и Неро готов зарычать. Потому что он пиздец как за нее испугался, потому что он тут пытается сражаться, вообще-то, потому что лучше бы ей не пиздеть ему под руку, потому что мир издевается над ним, и Неро так чертовски устал. — Подставилась — терпи, — говорит он сквозь раздраженную ухмылку, встряхивая ее слегка, чтобы поудобнее перехватить. Откуда-то слева атакует пиромант, и одними бичами, да еще и с грузом на плече, справиться нелегко, потому он просто уклоняется от атак, молясь о том, чтобы успеть добежать до фургона до того, как Нико подпалит зад. Где-то там, за спиной, остается Ви, задерживающий очередную «крупную рыбу» для того, чтобы Неро сумел увести подругу в безопасное место. Вообще-то, Неро об этом не просил. Вообще-то, он сам хотел разобраться с этой тварью, а Ви должен был помочь Нико добраться до запасов зеленых сфер, но как-то так вышло, что Неро просто оказался к девушке ближе. Ему не нравилось быть тем, кого прикрывают, и ему надоело переживать за раненых товарищей — и за жопу Нико в частности, которую почему-то демоны постоянно пытались утащить — и видит бог, как он от этого устал. — Как ты… — сипит Нико с шутливой претензией. — С ранеными обращаешься? — Поэкономь силы, не трать их на разговоры, — грубо советует ей парень, едва сдерживая злость. Он не привык чувствовать себя беспомощным, он не привык так бояться за кого-то. Почему они постоянно его заставляют? Пиромант за спиной вспыхивает от мощного разряда и падает на землю — значит, Ви закончил с громадиной. От сердца отлегает. С той битвы с тремя колдуньями беспокойство за жизнь мужчины практически не покидало охотника. Ви, постоянно тратя магическую энергию, плохел с каждым днем. Они не говорили об этом, но Неро знал, что Ви еле вытягивает, что он постоянно ходит по краю, что защищать себя ему сложнее сейчас, чем когда-либо, и с каждым днем все труднее. Неро не сомневался в Ви — он был сильным и умелым, и Неро уважал это, но еще он видел, что происходит, и он видел, как разрастается Клипот, сколько бы они ни пилили его корни. Наконец, охотник добирается до фургона, частично помятого похитителем Нико, но все еще рабочего, практически забрасывает девушку на кровать и дает по газам. Ви он подхватывает пару минут спустя, отмечая, как углубились темные круги под глазами мага. Парень отгоняет машину на другой конец города, в относительно спокойный район, и, пока Неро ведет, маг под руководством Николетты накладывает на ее предплечье шину и обрабатывает зияющую рану на бедре. — Почему ты еще в сознании? — спрашивает Ви в какой-то момент. Нико молча качает в руке фляжкой. В ответ на вопросительный взгляд она протягивает флягу ему под нос, и Ви, поморщившись, отшатывается. — Спирт? Николетта утвердительно качает головой. — Ну, немного разбавленный. За последний месяц Ви узнал много нового о людях, и они не прекращали его удивлять. Они были такими слабыми и хрупкими, их могло убить буквально что угодно, и в то же время он постоянно сталкивался с… вот с этим. С людьми вроде Нико или Мэри. Они были уязвимыми, даже Ви был сильнее них, но, кажется, им было просто все равно. — Водка — уже слишком просто для тебя? — фыркает с водительского сидения Неро. — Это антисептик. — Конечно. — Ты не будешь смотреть на меня как на алкашку в моем собственном фургоне, — пресекает Нико командным тоном, сталкиваясь с уставшим взглядом парня в зеркале заднего вида. — Я потерпевшая, ясно? Потом добавляет, оглядываясь: — Мы где-то просрали аптечку. Неро хочется засмеяться. Не потому, что Нико забавная и у нее получилось разрядить атмосферу. И не потому, что Ви поражен стальными яйцами их механика, и в любой другой ситуации Неро не упустил бы шанса его подколоть. Просто вот… хочется ему. От усталости. От того, что он уже не вывозит такой темп, и ему хочется — просто от веселости ситуации, чтобы крышей не поехать, — плеваться ядом и огнем, как тому пироманту, но легче от этого, конечно же, никому не станет. Так что он молчит. Они останавливаются на окраине, и Неро, наконец, оглядывается. Их фургон похож на помойку сейчас: все перевернуто и на стенах следы от когтей, стекла в одном окне нет, но это не страшно — поставят новое. Охотник встает с кресла и подходит к койке, на которой лежит с закрытыми глазами, постепенно проваливаясь в сон, его боевая подруга, и кидает вопросительный взгляд на Ви, сидящего на диване, мол, ну как она? Тот только ведет плечом — он не силен в человеческой физиологии. Неро вздыхает и прикладывает ладонь к ее лбу — холодный. Она такая непривычно бледная и дышит так часто, что, кажется, вот-вот начнет задыхаться. — Эй, — тормошит он Нико осторожно. — Эй. Нико. Ну же, черт бы тебя… Да блять. — Отстань, — вяло отвечает она. — Я восстанавливаюсь. — Это нормально, что ты пиздец какая холодная? — спрашивает он, понятия не имея, как у обычных людей в таких ситуациях проходит реабилитация. Он приходил в себя немного иначе, и обстоятельства разные. — Остываю. Может, за чертой смерти ты дашь мне отоспаться. — Нико, нихера не смешно! — вспыхивает парень, и слышит тихий хмык с дивана. А этот веселится! — Разбуди через два часа и дай зеленые сферы, — отмахивается она и поворачивается на здоровый бок. — Не буду просыпаться — ставь внутривенно. Это первый раз за год их совместной работы, когда Нико серьезно задета, и Неро просто еще не научился справляться с таким. Просто не очень представляет, что делать. Он беспомощно приземляется на диван рядом с Ви и некоторое время сидит, сложив руки на груди и хмурясь, а затем чертыхается и решает, что надо бы раздобыть где-то шприцы и заменить потерянную аптечку. Да и еды набрать бы не помешало. Так что он оставляет Ви сидеть с их «потерпевшей», а сам уходит в город, а сам не появляется до заката. И когда он, с полным рюкзаком провианта, стоит у телефона и смотрит на заходящее солнце, он не знает, на что рассчитывает. — Ты не виноват, — мягко говорит Кириэ, выслушав его рассказ о сегодняшнем дне. Она всегда слушала его так внимательно и видела самую его суть, всегда понимала, что он чувствует, лучше, чем он сам. Это иногда даже немного пугает — то, что он не может порой осознать, что испытывает, пока она это не назовет. Да, конечно, он не корит себя. Он не испытывает вину за то, что подпустил монстра близко к фургону — дело обычное, работа у них такая, всякое может случиться. Он просто… Может, ему не стоило ее втягивать вообще? — Ты уже делаешь все, что в твоих силах. Уверена, Нико будет очень благодарна тебе за ужин. Она совсем скоро поправится. — Конечно, — выдыхает Неро, необъяснимо разочарованный. Все это правда, но почему-то не успокаивает. Он не знает, что он хотел услышать, но ощущение, что это — явно не то, что ему было нужно. Дело в словах? Или в той, что их произносит? Почему это в нем больше ничего не вызывает? Собственное равнодушие пугает. У него ощущение, что он постоянно лжет ей, когда говорит, что скучает. Не откровенная ложь, но не до конца правда — он действительно беспокоится за ее безопасность, но что-то заставляет его стопориться, что-то перебивает на секунду, будто заставляя, произнося это, переступать через себя. У него ощущение, что она знает. Что она тоже закрывается. Что она что-то не договаривает. И что ему делать с этими чувствами?***
Хмурый и поникший, Неро вернулся к фургону. В молчании он приготовил на троих простой ужин, скинув на одну большую сковороду несколько упаковок замороженных овощей. Молча же помог Нико приподняться на тесной койке и принять зеленые сферы. — Не смотри на меня так, будто я почти мертва, — произнесла она, не глядя на товарища. Неро промолчал, хмуро принимая кружку с водой в руки. Нико окинула его смешливо-презрительным взглядом и фыркнула. — Ну еще разнойся тут. Всего-то ляжку поцарапала, подумаешь. Перелом уже почти зажил. — Всегда пожалуйста, Нико, — сказал он нарочито-громко, разворачиваясь к их переездной мини-кухне и громыхая кружкой о поверхность столешницы. — Обращайся, если нужно. — Эй, постой, — позвала его она с какой-то легкой паникой в голосе, видя, что парень уже готов выйти из фургона. Тот развернулся и посмотрел на нее волком, и Гольдштейн вздохнула и слабо вытянула руки в воздух. — Ну, иди сюда. Неро помедлил, но вернулся все же и аккуратно приобнял подругу. Минуту спустя выдохнул устало, слегка расслабился, и в этом выдохе столько всего невысказанного было, что Нико, услышав, не выдержала и хмыкнула. — Ну чего заскулил, щеночек? — поддразнила она парня отвратительно-ласковым тоном. — Испугался? Бедняжка. — Да иди ты, — беззлобно ответил он.***
Мясо медленно поджаривалось над разведенным близ фургона костром. Сгорбившись и уперев локти в колени, парень устало потер ладонями лицо, неотрывно — но без особого энтузиазма — глядя на их ужин. Ви всегда знал, что этот момент настанет; что Неро уязвим из-за своей привязанности к его человеческим друзьям. Он знал, что когда-то произойдет что-нибудь похожее, что однажды Неро будет уничтожен его собственной любовью к людям — всегда так происходило; и он знал, что он будет разочарован этим; и он знал, что они просто откладывают неизбежное. Но Ви так устал от этого разговора. Он на самом деле устал. Сейчас он произнесет это: «Ты не совсем человек, Неро, и ты должен помнить это, тебе не место в человеческом обществе, где смертные всегда будут тянуть тебя ко дну, а привязанность к ним принесет лишь боль потери», а Неро не согласится, и они поссорятся, а может, и подерутся, Неро точно ударит его за такие слова, потому что он любит своих близких больше всего на земле, и ничто не заставит его отказаться от этой любви, уж тем более не странный знакомый. Их пути разойдутся, и, даже если они еще увидятся после Клипота, ничего не будет как прежде. Может, если они и будут порой пересекаться, то всегда все будет возвращаться к одному и тому же разговору, и видит небо, как Ви устал так жить. Он все еще не понимал этого; он все еще не позволял своим эмоциям зайти слишком далеко, зная, что с его жизнью привязанности не принесут ничего, кроме страха и слабости, и лучше так, чем быть уязвимым. И он не понимал, почему Неро отказывается видеть то же — может, потому что он больше человек, чем Ви; может, потому что у него всегда был кто-то, кроме него самого. Да, «любовь мотивирует», да, «я буду сражаться за своих близких», но вот Николетта ранена в бедро, а Неро — в саму его суть, и он сидит здесь, убитый страхом потери, выглядящий как никогда жалко, и Ви… Он не знает, что сказать. Он просто… Он не может. Неро умный малый, он понимает, он наверняка мог бы понять точку зрения Ви — но он сознательно откажется принимать ее. Они всегда… Они всегда все понимают. Ви не знал, что ему делать. Чужая слабость всегда вызывала в нем лишь отвращение, но сейчас он почему-то чувствовал себя неловко, будучи неспособным сделать что-то, чтобы Неро расслабился. Мерзкое ощущение, что он ответственен за чужие эмоции в этот момент, заставило его застыть в желании слиться с темнотой вокруг. Он не знал, должен ли он уйти и позволить Неро побыть наедине с собой, чтобы собраться, или же стоит как-то его подбодрить или, возможно, сделать вид, что ничего не видит в окружающей их темноте. Неро редко оставлял Ви наедине с его болью — у него всегда находились слова, если он видел, что Ви в них нуждается. Иногда Ви и сам не знал, что нуждается в них. Иногда был уверен, что ему просто необходимо побыть в одиночестве, а потом Неро делал что-то, и Ви словно вспоминал, как дышать. Но люди разные, так ведь? Он думал, что Неро даст ему подсказку, что он сделает что-то, чтобы Ви мог понять, необходимо ли тут его присутствие или нет. Но он просто застыл, закрыв глаза руками, не плакал, не издавал никаких звуков, не дрожал, не пытался поговорить, и когда он отнял ладони и молча уставился в огонь, лицо его было настолько отстраненным и хмурым, настолько… измученным… что Ви предпочел бы не находиться здесь сейчас. Он предпочел бы не видеть Неро… Таким. Значит ли это, что ему стоит просто не смотреть? Неро сделал бы это для него? Ви осторожно пересел поближе. Он оперся на трость и смотрел, как и охотник, в пламя некоторое время; они молчали, и Ви не мог понять, напряженное это молчание, ожидающее или спокойное. Он собирался с мыслями, перебирал в голове варианты: как сказать, что путь Неро не принесет ему счастья, так, чтобы не оттолкнуть его сейчас? Это был первый раз, когда он настолько тщательно подбирал слова; но раньше Ви был сам по себе и никогда не волновался из-за чьего-либо мнения, знал, куда идет, что отстаивает и за что сражается — или хотя бы думал, что знает — но сейчас ведь речь не о нем. Сейчас был Неро, и Ви уже знал, как это — быть бок о бок с ним, иметь его на своей стороне, всю его силу, всю его… Его всего. Иметь настолько ценного союзника, заинтересованного в тебе по-настоящему, принимать его заботу, и он больше… Он не хотел снова оказаться по другую сторону баррикад. Как бы Ви хотел просто коснуться этой спины, забрать хотя бы часть напряжения, сковавшего мышцы. Да позволено ли? Неро иногда хлопал его по плечу или пытался еще как-либо коснуться, но это всегда были мимолетные, ничего не значащие прикосновения, дружеские и мягкие; иногда они соприкасались пальцами или локтями; иногда тащили друг друга до ближайшего спокойного места, где можно зализать раны; иногда Неро держал его за талию и под спину, вжимаясь ладонями в кожу так сильно, но так бережно, словно боясь уронить, пока Ви цеплялся за эти сильные плечи и языком размазывал его кровь по его шее — но это был всего один раз, и это была вынужденная мера — а сейчас ты сидишь в каких-то сраных десяти сантиметрах и боишься, не покажется ли гомоэротичным, если ваши бедра соприкоснутся, ты серьезно? Он дал тебе сожрать себя, естественно, он позволит тебе дружеские обнимашки, возьми себя уже в руки, птенец, не позорь меня! — Николетта знала, на что идет, — начал Ви, и по тому, как Неро нахмурился, но даже не взглянул на него, мужчина понял, что начало было не очень удачным. Ладно, ладно. Попробуем еще раз. — Она слаба по сравнению с демонами, но она прекрасно в них разбирается, поэтому осознавала риски, знала, что такое может произойти. Но все равно выбрала стать твоей спутницей, так что нет смысла испытывать вину… — Ты нихера не помогаешь, — рявкнул парень, скрещивая руки на груди и снова сутулясь. Ви сжал губы в полоску, задетый тем, что его попытку поддержать не оценили. Ну и поддержка, конечно. Хороша, ничего не скажешь. Ви глубоко вздохнул. Неро вздохнул тоже, еще более колючий, чем всего секунду назад. — Это не твоя вина, — снова попытался Ви. — Она сильная девушка, и зеленые сферы восстанавливают и более серьезные повреждения. Неро и ухом не повел, все так же исподлобья сверля взглядом трещащие в огне ветки, но будто немного расслабился. Маг осторожно коснулся пальцами его плеча, не зная, можно ли ему прикасаться так — без оправдания в виде экстренной ситуации. Неро на секунду кинул удивленный взгляд на место, где их тела соприкаснулись, будто шокированный тем, что Ви сам потянулся к нему, но не отстранился и перевел взгляд на лицо Ви. Это замешательство по крайней мере на секунду отвлекло парня от тяжелых мыслей. Довольный тем, что наконец завладел вниманием охотника, мужчина мягко продолжил: — Николетта выбрала ваше сотрудничество, зная, что такое может произойти. Этот выбор заслуживает уважения. Тебе не стоит винить себя во всем. Ты всегда рядом, чтобы помочь ей. У вас есть запас зеленых и золотых сфер. Уже завтра даже шрамы пройдут. Она не сдастся так просто и не позволит этому ослабить ее. Неро отвел взгляд и стушевался, но напряжение словно вышло из него с тихим долгим выдохом, оставив лишь усталость. Он упер цепкий тревожный взгляд в землю, и губы его сжались в тонкую линию, как всегда, когда он что-то хочет сказать, но не уверен, что стоит озвучивать это, что стоит обнажать эти чувства. — Да, я знаю, просто… С рассеянным лицом он запустил пятерню в короткую челку, сжимая пальцы, чуть дернул пряди, и Ви мягко и медленно опустил ладонь с плеча на лопатки, ощущая, как постепенно под его рукой расслабляются мышцы спины. — Просто они с Кириэ — моя единственная семья, и я… — он выдохнул, потирая ладонями лоб, не глядя на мужчину. — Я не могу еще и их потерять. Ви перевел взгляд на костер, не убирая руку, и думая, как это — быть кем-то, за кого так переживают, кого так берегут, кого боятся потерять; как это — быть кем-то, кем Неро так дорожит. Кого он называет семьей. Нико не знает, как ей повезло, что она занимает место в сердце этого человека. Ви действительно думает, что она не осознает. Он бы многое отдал за то, чтобы за него держались так же. — Когда я еще лежал в больнице и Моррисон позвонил мне, — вдруг произнес парень, аккуратно покрутив тонкий шампур, чтобы перевернуть мясо к огню непрожаренной стороной. — Он передал трубку Данте, а тот дал мне понять, что не хочет, чтобы я приезжал. Что мне не стоит в это ввязываться. Но Моррисон сказал, что большая заварушка, и что у него есть информация — от тебя — о демоне, который… Который забрал Ямато. — Я думал, вы с Данте работаете вместе, — сказал Ви отстраненно, просто чтобы что-то произнести. — Иногда. Я сначала думал, что он просто не хочет делиться заказом и считает меня неспособным справиться, — признался Неро, глядя куда-то в сторону, в тьму за деревьями. — Но когда я приехал, мы… мы повздорили, и он… он сказал, что это его семейное дело, и… Он посмотрел на сцепленные в замок руки. — Я ведь не совсем тупой, он сам говорил мне, что оставил мне Ямато, потому что Ямато признал меня, что он должен оставаться в семье, и я знаю, что мы как-то связаны, и… — он ухмыльнулся устало. — Я думал некоторое время, что он мой отец, но… Не знаю. Не уверен почему-то в этом. Он, конечно, распиздяй, но мы же общались после. Разве он не рассказал бы мне? Я не много о нем знаю, но я знаю его, он бы… Катастрофа. Ви вообще не нравилось, к чему все идет. Тебе жопа. Нам. Тебе. Это не мой сын. Умолкни. Не хочу даже думать об этом. Ну, теперь-то точно не отвертишься. Неро тем временем тяжело выдохнул и снова потер глаза пальцами. — Но сейчас я нихрена уже не понимаю. И если это «семейное дело», почему он пытался не подпустить меня? И я просто думаю… может… это как-то связано с моей родной семьей, — выдавил он, а затем в голосе появилось возмущение. — И если так, то я хочу знать, я имею право знать, в конце концов! Да, ты имеешь. И узнаешь. Наверное. Лучше бы, конечно, не узнал. На самом деле, Ви надеялся не допустить Неро к их с Данте разборкам. Он понимал Данте. Неро лучше бы не быть частью этой истории. Лучше бы ему не знать их. Как он будет жить с пониманием того, кто заставил его так страдать? Как он будет жить со знанием, что его дядя убил его отца — кто бы из них ни оказался его отцом — когда он так держится за тех, кого назвал семьей? Когда он так стремится найти тех, кто связан с ним кровью? — Может, некоторым вещам лучше оставаться в тайне, — задумчиво произносит Ви, и Неро смотрит на него с болью и непониманием, словно Ви в миг предал его доверие. — Думаю, Данте не стремился бы тебя так оградить от этого, не будь у него причин. — Бред! — рычит Неро. — Если я как-то с ним связан, я имею право знать, как. Я всю жизнь искал кого-то… Он тихо выругался и покачал головой, и в его нахмуренных бровях, в их изломе было столько обиды, столько наивности и столько одиночества, что Ви просто не знал, что делать. — Черт, кого-то, как я, — выплевывает он и отворачивается. Потом добавляет, взяв себя в руки, уже более решительный и собранный: — Если мы родственники, то это нихрена не его семейное дело, это наше семейное дело. И теперь, когда у меня есть шанс найти живую семью, я должен просто… оставить все вот так? Позволить Данте там убиться и унести его секреты — касательно меня, блять! — в могилу? Да нихрена. Ви долго молчит, думая о том, что должен сказать. Что должен сделать. Он слушает все это, но слышит только «Не оставляйте меня тут одного». Лучше бы им с Данте действительно никогда не появляться в его жизни, лучше бы мальчик жил один, смирился со временем с тем, что он такой особенный, уникальный, что он никогда не найдет тех, с кем связан и от кого произошел. Он уже нашел себе другую семью, он обрел ее без их странных связей, и это та ситуация, где кровь только все усложняет. Во всех смыслах. И он не знает, что он должен сделать, он действительно не знает. Он… Он уничтожит Неро, он понимает это. Неро так цепляется за Данте, он так цепляется за того, с кем особо и не общался, но кто может быть его родней, он так легко принял в их компанию Ви, он так держится за всех, кто ему дорог, кто хоть немного близок ему. Как он может… Как Ви может отнять у него хоть кого-то? Как ему объяснить суть их с Данте противостояния? Как ему объяснить, что кровь не гарантирует тебе любви и принятия, что «семья» не всегда равно «близкие», что лучше бы Неро действительно не быть частью этого? Как показать ему, почему это для них с Данте так важно, почему они сражаются? Как затем объяснить ему, за что он сражается? Как не потерять его? Он не простит себе, если ранит Неро, а он ранит, при любом исходе ранит, и ему придется с этим жить, и Неро никогда не простит его. Но он не может отступить. Он шел к этому так долго. Их с Данте битва неизбежна, если только они до нее доживут. Они встретятся на вершине Клипота, и Ви не будет понят снова, снова этот разговор, а после всего, что он сделал, что он сделает, Неро возненавидит его. Как объяснить ему, что это только их с Данте дело? Что они правда им дорожат и хотели бы, чтобы все вышло иначе? Пути назад уже нет. Что он может сделать сейчас, накануне решающего дня, когда на кон поставлено все, который принесет им всем боль и разрушение? И Ви не знает. У него нет ответов. — Если ты и правда родственник Данте, — говорит Ви, и тянется к карману. Он достает материнский кулон, все такой же красивый и сверкающий, как и тридцать лет назад, как и месяц назад, лишь с небольшой царапиной на крышке, пересекающей стебель выгравированной розы — след их непростого пути, свидетельство всех приключений и битв, что ему удалось пережить. Ви не знает, каким чудом тот еще сохранился, и, хотя он редко брал его с собой в сражения, чаще всего оставляя в походной сумке в машине, но шанс потерять эту драгоценность где-то по пути был невероятно высок. И он… Он не чувствует больше, что это его единственное наследство. Он не чувствует, что заслуживает его. Потому что теперь есть Неро. Потому что этот кулон — напоминание о семье, которая когда-то у них была, память о матери, которую они с Данте предали, впервые скрестив отцовские мечи. Ви хотел бы никогда не находить его. Ви хотел бы, чтобы все было по-другому. Он протирает кулон ладонью и наклоняется к Неро, и Неро склоняется над украшением, пытаясь понять, что Ви ему показывает, и их головы почти соприкасаются, но Ви не хочет держать дистанцию сейчас. Кажется правильным делать это так — плечо к плечу, почти сталкиваясь носами, шепотом. Он нажимает на кнопку сбоку, и крышка открывается. Неро задерживает дыхание. Ви чувствует его молчаливое потрясение: глаза парня судорожно бегают по миниатюрным портретам, узнавая знакомые черты. — Это кулон ма… матери Данте, Евы, — тихо говорит Ви своим самым мягким и низким тоном, стараясь совладать с дрожью в голосе. Непросто кому-то рассказывать об этом. Выдавливать слова намного сложнее, чем он мог предположить. — И жены Спарды. Это… их со Спардой портреты. — Откуда это у тебя? — Выкупил у одного коллекционера. — Это… маленький Данте? Неро поднимает на него пораженный взгляд. Ви, не в силах сказать что-либо, просто молчаливо кивает. Затем набирает воздуха в грудь. — И… его брат, — он указывает на свой портрет. Они с Данте тут в похожих костюмах и с практически одинаковыми прическами, так что вряд ли Неро сходу различил, кто из них кто. — Не знал, что у Данте был брат, — тихо произносит охотник, и его взгляд мечется по кулону. — Он никогда не говорил. — Конечно, — выдавливает Ви бесцветно. Он не знает, почему ему от этого так горько. — Они похожи на Еву, — говорит зачем-то Неро, и Ви не думал, что у него еще есть, чему разбиваться внутри, но он расколот вдребезги, и ему кажется, что эти трещины — те самые, что проступают на его коже. Что этот раскол можно увидеть невооруженным глазом. Что Неро видит. — Мне кажется, она была бы рада знать, что этот кулон попал в руки ее потомка, — он берет ладонь Неро в свою и аккуратно вкладывает медальон в его руку. Он делает это не для себя. Он делает это для матери, для Неро, потому что Неро заслуживает знать, Неро заслуживает семью, пусть даже и только на портретах, пусть даже если возненавидит Ви потом. Потому что Неро понравился бы ей. Потому что… может, потому что наконец-то пришло время сделать что-то правильно. — Ты думаешь, я…? — он указывает взглядом на портреты близнецов. — Данте знает о том, что этот кулон сохранился? Ви отрицательно качает головой. Но он не думает, что Данте был бы против. — Он согласился бы со мной, что этот кулон должен быть у тебя, — произносит маг, и видит небо, скольких усилий ему стоит заставить свой голос звучать ровно. Может, это вообще единственное, в чем Данте с ним наконец-то согласился бы. Ви кажется, что он еле сипит, и горло сдавливает невысказанным, и он не отрывает взгляда от своих ладоней, все еще накрывающих пальцы Неро, а тот сжимает кулон так, что костяшки побелели, и Ви не может заставить себя разъединить их рук. — Они оба согласились бы, что он твой по праву. Ну вот, он сказал это. Ви просто замирает, не зная, стоит ли ему теперь отстраниться, но ему откровенно не хочется. И он ждет, когда Неро выйдет из оцепенения, а тот все разглядывает то ли кулон, то ли их пальцы завороженно, и Ви ничего не делает, потому что хочет украсть еще пару мгновений этого тепла. Так неправильно, учитывая происходящее, но он просто… не может. А Неро все смотрит на их руки, и мгновения текут тягуче медленно до невероятного. Расстояние минимально, и он думает… Он думает, что Ви никогда не был так открыт с ним, как сейчас. Неро очень на это надеется, очень хочет верить, что это не очередной мираж. Он видит, что что-то мешает Ви говорить, что боль воспоминаний замораживает его взгляд и плещется на дне радужки, что пальцы слегка подрагивают, что он подавляет эмоции, не давая им влиять на его голос, но от того он звучит непривычно сухо и ровно, что он почти контролирует свою мимику, старается держать фасад, но Неро поднимает взгляд и видит, что полные губы слегка подрагивают. Едва уловимо. Достаточно, чтобы Неро хотелось стереть след печали с этого лица. Что бы ни связывало Ви с этой семьей, этот кулон много значит для него. Они оба уже стольким пожертвовали друг ради друга. И когда Неро сжимает в ладони массивный золотой медальон, ему кажется, что он сжимает не украшение — сердце Ви, и что он может даже почувствовать его пульсацию, стоит только сдавить чуть сильнее. Ладони Ви, накрывающие его руку, такие успокаивающе-теплые, а взгляд полон решимости, и Неро думает, что должен как-то отблагодарить, но он не знает, чем ответить на такой подарок. Отдариваться нечем, но он так полон благоговения, так благодарен, что удается выдавить из себя только тихое «спасибо». Ви поджимает коротко губы — Неро не знает, почему постоянно замечает их движения, но, серьезно, как вообще можно не смотреть на них, если Ви с Неро сидят лицом к лицу, почти соприкасаясь лбами? — едва заметно решительно кивая, и уже отворачивается и собирается отнять ладони, но Неро вдруг паникует и сжимает его руки, не отпуская: — Нет! И тут же мешкается под вопросительным взглядом. Маг медленно разворачивает корпус обратно, расслабляясь, и взгляд прикован к лицу Неро, пока тот, стремительно покрываясь от неловкости пунцовыми пятнами, пытается мысленно подобрать слова и объяснить — хотя бы себе — причины своего поведения. Его руки все еще сжимают запястья Ви, держат мягко и осторожно, но уверенно, и Ви пододвигается чуть ближе, елозя в хватке. Они молча застывают лицом к лицу, и стараются не сталкиваться глазами, а взгляды бегают по чертам напротив. Ви не торопит с объяснениями, а Неро просто не может заставить себя отпустить его, позволить ему просто уйти спать. Его мысли судорожно скачут по вариантам развитий событий завтра: они добираются до Уризена и погибают в бою, Неро погибает по пути, Ви погибает по пути, они побеждают и никогда больше не видятся, а Неро возвращается в Фортуну, и… Ни один из них его не устраивает. Он хочет видеть Ви здесь, рядом с собой, плечом к плечу в бою, бок о бок в веселых пьянках у костра или в тихих разговорах о личном, сонно осматривающего фургон, сидя на разложенном диване, пока полуденное солнце бьет в окно и отражается от бледной кожи, читающего за столом, делающего им кофе, подначивающего его в своей высокопарно-выебистой манере, позволяющего накладывать бинты, залечивать раны, касаться себя, держать, пока он будет утыкаться носом ему в шею, и неважно, будет он пить его кровь или устало сопеть, засыпая, и нет, он не хочет отпускать его запястья, он не хочет его отпускать. Не сейчас. Может, вообще никогда. И завтра они выдвигаются, их пути разойдутся, и кто знает, пересекутся ли снова. Неро все для этого сделает, он вылезет из своей шкуры, но доберется до Уризена, но если нет? Если Ви не доберется? Он легко может представить, как это будет: Неро взбирается на вершину и ждет Ви, а тот все не появляется, и они отправляются на его поиски и находят лишь тело, и хорошо, если тело найдут: Неро слишком отчетливо помнит, как осыпался мужчина мягкой пылью в его руках. Может, Неро его никогда не найдет. Может, его развеет по ветру. Будет ли у него время сказать об этом? Будет ли у него еще возможность показать, что тот не один? Что Ви важен ему? Что ему есть, куда и ради чего идти? И если Ви не чувствует этого — ну, Неро продолжит жить дальше, немного разбитый, немного эмоционально уничтоженный, но если чувствует? — Значит, уже завтра? — говорит он, не очень уверенный в том, что вообще несет. — Завтра что? — Ви выглядит немного сбитым с толку, немного завороженным, и Неро ловит себя на том, что хочет его поцеловать. Он должен чувствовать себя ужасно, он должен испытывать вину за то, что предает Кириэ, но ничего нет. Может, позже появится. Но Неро очень, очень долго учился быть честным с собой, и теперь он умеет, теперь у него есть мужество признать свои желания. — Решающий день, — поясняет Неро. — Нельзя налажать. — Нельзя, — соглашается Ви эхом, и черт бы побрал Неро, если он неправильно понимает этот взгляд. Он замолкает ненадолго, тяжело выдыхая, и этот выдох щекочет Ви щеку, а Ви дышит тихо-тихо, будто и не дышит вовсе, будто замер в ожидании, как и он. Неро на мгновение прикрывает веки, старается не глядеть в чужие глаза, такие пронзительные и завораживающие, и смотрит куда-то в район подбородка, пытаясь не думать о том, какие эти губы, должно быть, мягкие. Отвлекает. Он сглатывает тяжело, разжимает запястья Ви, но не отпускает — оставляет ладони и мягко проводит ими по тыльной стороне рук. К черту. Он разберется со всем потом, если они выживут. Он не будет сожалеть. — Если завтра что-то пойдет не так… — начинает он тихо, а Ви перебивает его, покачивая слабо головой, и их носы почти соприкасаются: — Нам нельзя проиграть, Неро. — И все же. У Неро от пальцев по телу мурашки разбегаются, он и не знал, что простое поглаживание по руке может так волновать. Он проводит большими пальцами по венам на запястье Ви, мягко и осторожно, нежно, почти невесомо, и Ви не отворачивается и не отнимает рук, кончиком носа почти касаясь щеки Неро, и это ведь хороший знак? Он мог уже отстранить его, он мог уже закрыться снова, но этого еще не произошло. — Мы не умрем, — говорит он тихо, и это обещание, а Неро выдыхает секундой позже, раздавленный этим голосом: — Можно я тебя поцелую? Ви смотрит на него долго и внимательно, и удивление всего лишь на мгновение мелькает в его глазах. И молчит — целую секунду. И мужчина знает, что он должен сказать. Он знает, что он должен сделать. Он знает, чем это все обернется, если он позволит Неро, он знает, что это их уничтожит. Выживут они или нет, при любом исходе это сделает все только сложнее и больнее; и он малодушно просит небо, чтобы Данте его победил и Неро никогда не узнал, куда делся таинственный незнакомец, которому он так неосторожно доверяет свои чувства сейчас, и кем они друг другу были. И Ви пытается покачать головой, он пытается заставить себя сказать это: «Нет, мы не должны, это неправильно, ты пожалеешь об этом». Он несет ответственность за них сейчас, и он знает, он-то знает, а вот Неро — нет, но, когда он узнает, он возненавидит Ви. Он мог бы сколько угодно держать это в себе, Неро бы никогда не догадался. Ви столько сил потратил, чтобы ни словом, ни взглядом не выдать себя, чтобы не усложнять им жизнь, и все, чего он хотел — быть Неро важным. Чтобы это потрясающее сердце пылало и для него тоже, чтобы в его душе и для него нашлось место. Неро не тот человек, что разбрасывается поцелуями. Не тот человек, который стал бы целовать кого-то за спиной у любимой девушки просто так. Он хороший парень, он отступит, если Ви откажет, и они наверняка никогда больше об этом не заговорят; и Ви мог бы сражаться со своими чувствами хоть всю жизнь, зная, что они Неро не нужны, но когда Неро сам приходит и бросает сердце к его ногам, и так бережно держит руки, и заглядывает ему в лицо так отчаянно, не боясь быть уязвимым, не боясь показать — «я так боюсь тебя потерять, я так боюсь, что ты никогда не узнаешь, я так боюсь, что после завтрашнего я уже никогда не смогу быть к тебе ближе, чем сейчас, я не знаю, будет ли у нас что-либо еще, пожалуйста, пусть будет хотя бы это» — разве может Ви его не принять? Неро возненавидит его, когда узнает. Но это будет потом. Сейчас он выдыхает едва слышно ему губы: — Да. Ви думает — будет искра, и вспышка, и ураган, думает, что его раздавят эмоции, он прикрывает глаза, ожидая поцелуя под стать Неро, порывистого и пламенного. Но Неро не торопится бросаться в омут с головой. Осязание обостряется, и сквозь темноту Ви чувствует руку Неро, осторожно ложащуюся на его бок, и пальцы Неро, убирающие темные волосы с его лица за ухо, и тепло ладони Неро, когда она ложится на его щеку, и каждое его мелкое движение, и тихий выдох, щекочущий лицо. Мужчине хочется податься вперед, и его кожа покалывает желанием прикосновений, но он почему-то замирает в предвкушении, сам себя раздразнивая. И когда их губы наконец соприкасаются, так невозможно мягко, нет ничего: ни молний, прожигающих насквозь, ни того огня, что пожирал Ви весь этот месяц. Его не сшибает с ног. Ничего. Только неторопливый поцелуй, такой неуместный в их ситуации — разве не должны они пытаться урвать как можно больше перед тем, как что-то произойдет? Но Ви не хочется большего прямо сейчас. Того, что он может наслаждаться ощущением кожи Неро под своими ладонями, тем, как Неро мягко прижимается к его рту — так, как будто у них есть все время вселенной, так, как будто они могут просто исследовать друг друга часами, просто наслаждаться легкими касаниями, так, будто ни с кем из них никогда ничего не случится — уже достаточно. Они молча снимают мясо с огня и раскладывают плед, приносят одеяло, и затем долго, неспешно целуются, наслаждаясь каждым прикосновением, тем, как их тела ощущаются рядом, тем, как приятно держать друг друга в объятиях. Неро обнимает Ви так правильно, будто делал это всегда, будто всегда знал, где и как должны находиться его руки, будто Ви был перерожден в этой тщедушной, унизительно-беспомощной оболочке, только чтобы в итоге оказаться здесь, и это единственное, за что Ви этому телу благодарен — за то, что он может чувствовать им Неро. Едва слышно потрескивает костер, отбрасывая неровный свет на их лица. На высоком небе беззвучно мерцают, то загораясь, то вдруг срываясь с высоты, звезды, и ветер иногда мягко трогает ветви над головами парней. И нет ни цунами, ни разверзшейся земли, ни взорвавшей звезды внутри, и сердце не обрывается и не кровоточит, пока они целуются. И мыслей нет, и страха нет, и горечи нет тоже. Ви просто так хорошо и спокойно.