непрочитанные письма

Джемин просыпается, когда сквозь окно залетает свежий ветер, а щеки и веки гладят еще совсем не жаркие солнечные лучи. Он подрывается резко с кровати, в голове чуточку шумит. Джемин пытается с мыслями собраться, но не получается ничего: они словно бы стерты, размыты и безлики. Он встает и почему-то сердце ноет очень сильно, оно стонет и страдает. За него схватиться хочется, упасть и расплакаться, будто его разбили, раскрошили в мелкую пыль. В ванной в отражении зеркала видит свою разбитую губу. Джемин смотрит на эту рану, прикасается и шипит. «Наверное, упал», — думает он, пытаясь припомнить произошедшее, но память, как отшибло. Джемин на зеркале видит приклеенную бумажку, на которой выведены непонятные слова: «У тебя антероградная амнезия. Ты не помнишь, что было вчера. Ты застрял во времени». Ему сначала это все какой-то шуткой кажется, пока подобные листочку он не находит на двери, у кровати, на столе, на стенах и всюду, куда может только упасть взгляд. На некоторых из них почерк аккуратный, на других — смазанный и поспешный. И сердце колет все так же, но на это ответов бумажки не дают. — Милый, пора завтракать, — звучит голос матери из-за двери, которая затем в проеме появляется и смотрит заботливо. — Ах, ты уже прочитал… Джемин кивает и узнает в матери только лицо, которое чуть большим количеством морщин покрыто, чем в воспоминаниях, и улыбку такую родную, а волосы, одежда другое — все это неузнаваемо. — Спускайся, я тебе все расскажу, — и у Джемина эти слова отголосками из прошлого звучат смутно-смутно. Джемин совсем не слушает материнские рассказы о том, что произошло и как, что ему делать и кто он вообще такой. Он мимо себя их пропускает, пытаясь сосредоточиться на том, почему же так непонятно тоскливо. — Вчера ты поздно вернулся домой, —произносит женщина серьезно. — Я долго тебя ждала и волновалась. Пожалуйста, не теряйся больше. Он кивает. — Тебя встретит Йерим, наша соседка, которая проводит до школы, — дает указания женщина. Джемин берет рюкзак, и из него вываливается пачка сигарет и пара незнакомых книг, в которых нет закладок. Он отмечает про себя, что не помнит, чтобы курил, но, похоже, что начал. С Йерим он только «Привет» обменивается, и до школы они идут в тишине. По всей видимости, и самой девушке не очень удобно задавать вопросы или в принципе говорить, а у Джемина и желания этого делать нет. В школе чего-то не хватает, будто бы чьего-то присутствия: почему-то с задней парты не сверлит взглядом никто, а Джемину кажется, что должны; никто не зовет его по имени и не бросает бумажки с сообщениями; не рассказывает что-то веселое и не дает слушать музыку через свои наушники. Он кончик карандаша грызет и смотрит в окно, где солнце яркое сияет сквозь листву деревьев. Оно жаркое, обжигающее и сочное такое, как никогда прежде. Кажется, что все именно так, как и должно быть, но нет — все не так. Абсолютно все неправильно, противоречиво и непонятно. Одиноко очень. У Джемина все не так, как у других. Ну, например, он не помнит совсем ничего из вчерашнего дня и из позавчерашнего, и позапозавчерашнего. Он застрял во времени. Застыл в моменте три года назад и двигаться дальше не может. Во-вторых, друзей у него нет, потому что не помнит никого почти. А те, кого помнит, уже давно разъехались и забыли про него. А Джемин ведь помнит их, будто вчера и удивляется изо дня в день, когда не обнаруживает их ни в школе, ни в контактах телефона. Да и у Джемина весь день — новое событие, будто дежавю, давно забытый сон, который припомнить сложно. Только вот в сегодняшнем сне чего-то навязчиво не хватает. Это чувство вяжется узлом и сдавливает шею. После школы Джемин спутницу не находит и решает идти домой сам наедине с мыслями, которые он надеется исчезнут завтра или даже раньше вместо с саднящей раной на губе. Джемин в какой-то момент ловит на себе чей-то прожигающий взгляд, но не обращает внимания, поглощенный своими раздумьями и попытками вспомнить хотя бы что-то из вчерашнего дня. — Ну и где твой друг-ублюдок? — в спину вонзаются ледяные слова, от которых по телу сразу разливается неуверенность и паника. Джемин игнорирует незнакомца и идет дальше, но его тут же хватают и тянут за угол, где безлюдно и тихо. Даже лучи солнца совсем скромно пробиваются между стенами домов, мусорными баками и другим барахлом. Он на себе замечает уже не один, а два взгляда. Пятится назад, чувствуя за собой влажную кирпичную стену. Не найдя другого более глупого варианта, Джемин замахивается и ударяет одного из парней, но тут же в живот кулак чужой прилетает и заставляет согнуться пополам, упасть на колени. А следующий удар и вовсе валит на холодный грубый асфальт, которого касается он теперь лицом и всем телом. И не может он понять: душат его то ли удары, то ли давящее чувство в груди. Джемин какие-то остатки сил собирает и встает на ноги, как младенец, пошатываясь и совсем неуверенно. Чуть не падает, цепляясь пальцам за неровную, шероховатую стену и тяжело выдыхает, чувствуя ноющую боль. Он кое-как домой доходит, когда солнце закатное переливается яркими оттенками костра. Внимания на волнующуюся мать не обращает, почти бежит, захлопывает дверь в комнату и валится на кровать, надеясь поскорее заснуть, чтобы забыть. Она встречает его с привычным уютом и теплом, тело млеет и совсем слабеет. Сил нет. Джемин под телом чувствует, что-то колющее и немного шелестящее. Он тянется и достает небольшой кусок бумаги, на которой выведено немного неаккуратно и спешно: «Не забывай меня, хорошо?». «Кого не забывать?». Джемину почему-то сразу жутко печально становится от мыслей о ныне незнакомце, который так сильно хотел, чтобы Джемин его не забыл. Может быть, он сказал что-то важно или даже стал чем-то важным для него, отчего теперь жить спокойно не может. Ему хотелось бы абсолютно точно узнать, от кого это небольшое послание из далекого «вчера» или «позавчера», или еще страшнее — «сна». — Я постараюсь не забыть, — мямлит в подушку он и вновь погружается в сон, возвращаясь на три года назад в свои четырнадцать.